Положение становилось критическим, четвертый день бестолкового топтания под стенами подходил к концу, а изменений не предвиделось. Если осажденным придут на помощь войска из Реймса и Шалона, то битыми могут оказаться сами осаждающие. Оставалось решить – штурмовать город или все же вернуться в Жьен, пока не стало хуже.
Жанна металась, не понимая промедления дофина и Тремуйля. Ну чего они ждут, ясно же, что надо штурмовать! Каждый день, каждый час проволочки отнимали у осаждавших силы и, главное, веру в победу. Пока еще воины рвутся на штурм, готовы брать Труа голыми руками, а что будет через несколько дней? Сомневающихся становится все больше. Чего тянут эти военачальники?! Она не знала, что военачальники собрались для обсуждения этого вопроса. Только Деву почему-то «забыли» позвать. Но внутренний голос девушки вдруг позвал ее в палатку к дофину.
Совет был немалым, здесь отсутствовали только они с Жилем и Ла Гир, зато сидел герцог Алансонский… В другое время Жанна съязвила бы на тему своего отсутствия и их забывчивости, но сейчас не до того. Без объяснений понятно, что решался вопрос о штурме или отступлении. И по опущенным глазам девушка поняла, что не в пользу штурма. Какие же они все-таки! Отступить, даже не попытавшись штурмовать!
Неожиданно Жанна преклонила колено перед Карлом:
– Милый дофин, не поддавайтесь сомнениям, вы вступите в город через три дня!
Единодушный вздох отнюдь не означал облегчения, напротив, все словно говорили: ну что с нее взять, глупышка!
Епископ де Шартр, сдерживая улыбку, попытался объяснить девушке:
– Можно и через неделю, да только едва ли это случится…
Жанна с вызовом вскинула голову:
– Вы будете там завтра!
Когда за ней закрылась дверь, епископ только развел руками, словно говоря: ну вы же видите, с кем приходится иметь дело. Капитаны не были столь категоричны, в отличие от епископа они видели Деву в деле и прекрасно знали ей цену. И все же никто не верил, что штурм укрепленного Труа может закончиться в один день.
А девушка времени зря терять не стала, начались серьезные приготовления к штурму. Барон предложил:
– Нужно объехать вокруг и посмотреть, где самые слабые места.
С этой минуты для осажденных начались тревожные часы. Заметив приготовления к штурму, комендант города Легюзье не поверил своим глазам, а увидев Жанну, в сопровождении советников объезжающую крепостные стены и что-то показывающую рукой именно на те места, которые и он сам считал в обороне слабыми, еще вчера столь уверенный, он вдруг почувствовал неприятную тяжесть в левом боку. Может, и правда Карлу помогает Господь в виде вот этой девчонки в белых латах?
Если засомневался даже глава гарнизона, то что говорить об остальных. Простые горожане не сомневались, они давно поверили в Деву и спасение Франции и вовсе не собирались поддерживать свой гарнизон. Легюзье понял, что, как только начнется штурм, изнутри Деву поддержат горожане, и тогда никакой гарнизон выстоять не сможет. Оставалось одно – последовать примеру Оксерера. Но на сей раз договариваться с осаждающими было поздно, оставалось только сдаваться на милость победителей.
Штурма Труа не было, единственным условием сдачи города осажденные назвали свободный выход гарнизона и неразграбление.
Как и обещала девушка, дофин вошел в город. Такого не ожидал никто, получалось, что одна только угроза с ее стороны взять город на щит ставила на колени самых строптивых?! Армия воспрянула духом, воевать рядом с Девой казалось таким легким занятием! А вот дофин все больше переживал, чувствуя приближение решающего момента. Таковым не была коронация, скорее то, что ожидалось после нее. Ей хорошо, перед ней распахивают ворота даже сильные города, а каково будет ему? Что ж теперь, вот так походом идти через всю Нормандию до самого Кале? Спать в пусть и удобной, но походной палатке? Забыть о соколиной охоте и развлечениях? Все чаще душила досада: сама не живет и другим не дает! Если бы кто подслушал мысли дофина, то был поражен: Дева билась, чтобы он стал королем, а Карл мучился из-за слишком большой ответственности и нежелания взваливать на себя дело освобождения страны даже с помощью непобедимой помощницы! Но таков был дофин.
Со временем он изменился, своему наследнику Людовику Карл оставил неизмеримо более сильное государство, чем то, что получил после Столетней войны, он провел разумные реформы во многих областях жизни, и, хотя сонное выражение лица не покинуло Карла до конца его дней, этого короля называли Реформатором. Все же Жанна разбудила Карла хотя бы внутренне.
А тогда у дофина начинали ныть зубы даже при голосе Девы. Так и в этот раз, она почти ворвалась к нему в комнату. Девушка пылала от возмущения, ноздри хорошенького носика раздувались, черные глаза горели, волосы растрепались… Карл поневоле заметил, что она весьма недурна, не портит даже мужской костюм (наоборот, прекрасно вырисовывается стройная фигурка, чего не скажешь о многих других дамах) и коротко стриженные волосы. Но сейчас дофину было не до стройности и прелести Девы, та огорошила заявлением:
– Годоны собираются увести с собой пленных французов!
Карл удивленно пожал плечами:
– Да, это условие их сдачи – свое имущество забрать с собой.
– Какое имущество?! Разве попавшие в плен французы могут называться имуществом?! Я распорядилась закрыть ворота и не выпускать годонов, пока они не освободят пленных!
– Ты не имеешь права командовать! Это дело Тремуйля и мое! Я дал слово рыцаря, что гарнизон сможет забрать с собой все, что ему принадлежит. Пленных можно только выкупить!
– Так выкупите, если не желаете просто освободить!
Карлу вдруг показалось, что еще мгновение, и Дева вытащит из ножен меч и приставит к его горлу. Ощущение клинка на своей шее было столь сильным, что Карл даже сглотнул, словно проверяя, не перерезано ли оно уже. Черные глаза впились в невыразительные глаза дофина, не отпуская его взгляд. Голос Карла чуть захрипел:
– Рагье…
Распоряжение казначею было недвусмысленным: заплатить выкуп за пленников. Потрясены оказались все – годоны, никак не ожидавшие пополнения своих карманов за счет дофина, пленники, уже отчаявшиеся обрести свободу, и те, кто видел поединок взглядов дофина и Девы.
Жиль хохотал:
– Как тебе удалось заставить раскошелиться этого скрягу?
Девушка пожимала плечами:
– Я просто сказала ему выкупить пленных, если не хочет отобрать. Дурацкие какие-то договоренности, как могут быть люди чьей-то собственностью, даже если они пленные?
Барон ухмыльнулся:
– Пленный всегда собственность, пока за него не получат выкуп, с ним можно делать все, что угодно. Таков закон войны.
– Дурацкий закон! – снова возмутилась девушка.
– А зачем же тогда брать в плен, если не ради выкупа? Тогда проще убивать всех подряд.
Во взгляде, который Жанна метнула на Жиля де Ре, было бешенство.
Дальнейшее шествие армии было просто триумфальным, казалось, Труа – последний оплот сопротивления сторонников годонов. Жанна уверена, что так и есть, ведь она вела законного короля, как же можно сопротивляться Божьей воле? Сказывалось то, что на стороне Девы сами жители городов, они тоже верили в божественное предназначение Девы и согласны выполнить волю Господа. Не учитывать их настроения старшины городов попросту не могли, никакой гарнизон не устоял бы, окажись между двух огней – осаждающей уже достаточно большой армии Жанны и собственных недовольных горожан. Следом за Труа открыл свои ворота Шалон. Теперь оставался лишь сам Реймс.
Реймс тоже сопротивляться не стал, выслав навстречу Карлу делегацию с ключами от города и приглашением войти в него.
Жанна показывала барону де Ре и герцогу Алансонскому вокруг себя и твердила:
– Посмотрите, как красиво! Так может быть только в Шампани! Правда, самые красивые места во всей Франции?
Герцог отрицательно качал головой:
– Вы не видели Анжу. Красивей Анжу не может быть ничего.
Ему вторил Жиль де Ре:
– Жанна, а Бретань?
– Там камни! – фыркал герцог.
– Даже камни Бретани красивей анжуйских красот!
Жиль прекрасно понимал, что дразнит герцога зря, для каждого его родные места всегда краше, даже если это пустыня по сравнению с цветущим садом. Но Жиль недолюбливал зазнайку герцога, все достоинство которого, как казалось барону, заключается в его родстве с дофином, что было достоинством весьма сомнительным.
Но Жанна не слушала ни того, ни другого, для нее Шампань – самое лучшее место в мире, правда, лучше та часть Шампани, что ближе к Лотарингии на берегу Мааса. Вполне понятно, ведь там родная деревня Девы Домреми и все места знакомы. Вот с этим не соглашался уже Жан из Меца, твердивший, что лучше Лотарингии не найти. А стоило зайти разговору о знаменитом соборе Реймса, как Жан начинал просто кипятиться, советуя съездить и посмотреть на Мецкий собор:
– Куда Реймсскому до нашего! Собор Святого Стефана в Меце – чудо, он огромен и словно невесом!
– А ты сам-то Реймсский собор видел? – поинтересовался Жиль.
– Нет, но все равно знаю, что наш лучше!
Ответом был смех.
Увидев на горизонте шпили красавца собора, Жанна расплакалась. Неужели получилось? Неужели ее миссия почти завершена, и она, простая деревенская девчонка из Домреми, сделала то, о чем твердили Голоса? Завтра дофин будет коронован…
Жиль с легкой улыбкой смотрел на свою подопечную. За время похода она сильно изменилась, бои и трудности не прошли даром, теперь это не просто уверенная в своем предназначении девчонка. Она стала закаленным бойцом и довольно опытным полководцем, чье имя заставляло сдавать города без боя. Барон мог гордиться своей воспитанницей, не зря он тогда в убогой гостинице решил помогать этой деревенской недотепе. Не зря столько гонял ее, приучая к коню и оружию. Пусть убивать Жанна так и не научилась, но хотя бы не боялась отражать удары сама. А вот ревой так и осталась, чуть что, слезы на глазах. От восторга, от страха, от отчаяния – от всего плачет! Но, пожалуй, это единственный ее недостаток.
– Счастлива?
– Почти, – улыбнулась сквозь слезы радости девушка.
Жилю так хотелось стиснуть эти худенькие плечики, нет, он не жаждал ее как женщину, почему-то даже мысли не было о таком, она сестренка, младшая сестренка, которую нужно оберегать. Но у этой сестренки ого-го какой норов! Чуть всплакнув от радости, тут же принялась распоряжаться. Барон рассмеялся, наблюдая растерянность главы похода Тремуйля, который в делах полагался на советы своих помощников, а девчонка быстро во всем разбиралась сама.
РЕЙМС
Ночь и весь следующий день были не просто суматошными, у епископа и дофина не выдалось ни единой свободной минутки. Зато это позволило Жанне рассмотреть Реймс. Если бы не толпы горожан, сопровождавшие каждый ее шаг, то это удалось лучше, но девушка все равно была потрясена. Реймс огромен, Жанна никогда не видела столько большущих домов, церквей, таких улиц… Шинон, Пуатье и тем более Вокулёр казались деревеньками по сравнению с этой громадой.
Но особенно потряс Деву Реймсский собор. Это чудо выглядело кружевным, несмотря на свои размеры. Словно завороженная, девушка застыла перед огромным сооружением из камня, которому его создатели смогли придать невыразимую легкость. От избытка чувств горло сжал спазм, а на глаза выступили слезы восторга. Каменное кружево само стремилось ввысь и уносило тех, кто на него смотрел. Такого Жанна не испытывала никогда! От восхищения хотелось кричать, вознеся руки к небу. Мелькнула мысль, что только ради одного собора стоило проделать такой трудный и долгий путь.
Глядя на кружево собора, притих и Жан из Меца, перед этим чудом он готов был признать, что Мецкий «несколько меньше, но ничуть не менее красив!». Но что-то для себя прикинув, все же заявил:
– А наш все равно выше! И витражи в нем лучше!
О витражах еще можно было поспорить, а про высоту Жан не ошибся, действительно, неф собора Святого Стефана в Меце был третьим по высоте, только столь ли это важно? Главное, в Реймсском соборе вот-вот будет коронован дофин Карл, за это Дева была готова простить Реймсу, даже если бы собор оказался крошечной церквушкой, а ведь он действительно великолепен!
Короновать дофина оказалось не так просто, но вовсе не потому, что встретилось еще какое-то сопротивление. Нет, теперь жители Реймса готовы были помогать Карлу во всем, однако нашлось немало проблем. Епископ Реймсский Реньо де Шартр был налицо, ковчежец с миром, которым должны помазать нового короля, тоже, но остального – короны, каролингского меча и скипетра – не было, они хранились у годонов в сокровищнице Сен-Дени. Хорошо, что об этом не ведала Жанна, не то срочно отправилась бы брать и Сен-Дени тоже! Не было и многих, обязанных присутствовать при коронации, например, пэров Франции.
И теперь епископ изощрялся, придумывая, чем бы заменить отсутствующее и отсутствующих. Почему-то раньше де Шартр не задумывался над этими вопросами, видно, не до конца верил в саму возможность коронации. Но такие мелочи не остановили ни его, ни дофина. Нашел венец, похожий на корону, приличный меч, заменивший каролингский, нашлись и люди, с удовольствием исполнившие роль пэров.
За драгоценным миром были отправлены четверо «Заложников сосуда» – трое маршалов Франции и адмирал. Среди этих четверых был и Жиль де Ре барон де Лаваль, которого дофин сделал маршалом в его неполные двадцать пять лет. Карлу очень хотелось показать, что он умеет помнить заслуги, тем более это почти ничего не стоило… Рано утром четверка «заложников» торжественно прибыла в аббатство Сен-Реми, где настоятель вручил им ковчежец в виде голубки с драгоценной ампулой, в нем находилась та самая жидкость, которой был миропомазан сам святой король Хлодвиг. Именно такого – миропомазания из священного сосуда рукой епископа Реймсского в Реймсском соборе – было вполне достаточно, чтобы стать законным королем Франции. За драгоценный сосуд четверо рыцарей отвечали своими жизнями и действительно готовы были их отдать, если бы понадобилось.
Не понадобилось, все прошло благополучно. И вот началось торжественное действо. Город украшен, как в великий праздник, улицы вымыты, стены домов вычищены и завешаны гирляндами цветов. Горожане, высыпавшие из домов, разряжены, везде улыбки, радостные крики… Франция короновала своего короля, и было совсем неважно, достоин этот король или нет, главное, он король волей Божьей, не англичанин, не чужак, а свой…
Торжественная процессия пробиралась к собору довольно долго. Впереди ехал Карл, все, видевшие дофина ежедневно, невольно поразились переменам в его внешности. Карла словно покинула его сонная одурь, на коне сидел прямой, уверенный в себе без пяти минут король, никакой согбенной спины, никакой пелены в глазах, взгляд живой и твердый. За ним на сером в яблоках коне героиня нынешнего события Дева, в честь которой раздавались приветственные крики:
– Дева!
– Дева!
– Орлеанская Дева!
Карл старался не замечать этих криков, он был благодарен Жанне за выполненное обещание, но принимал ее героизм как должное. Ради кого она так старалась? Ради него, дофина Карла, чтобы он стал королем Франции! Потому и все внимание горожан должно отдаваться ему, а не девчонке в латах! Карл едва сдержал вздох сожаления: глупый народ не понимал, что его волей и изволением Дева вела вперед армию Франции, мог бы просто отправить ее тогда из Шинона обратно в Домреми к отцу, и закончился бы весь ее героизм, не начавшись. Дофин чувствовал раздражение из-за популярности Девы, а чтобы скрыть его, старался выглядеть еще значительней и уверенней в себе. Удавалось, даже шамбеллан Тремуйль удивленно шепнул своему сводному брату Шарлю д’Альбрэ:
– Наш дофин и впрямь похож на короля…
Шарль, сам преисполненный важности, как же, ему поручено вместо отсутствующего коннетабля (главнокомандующего) держать королевский меч, только кивнул, стараясь не растерять собственного почти величия. И ничего, что меч вовсе не тот, что должен быть, настоящий хранился в Сен-Дени, а там англичане, и что из двенадцати пэров присутствовали всего трое, главное – Реймсский собор и Священный сосуд с миром.
Из открытых дверей собора неслись торжественные звуки органа, от которых у многих горло перехватило от волнения и на глазах выступили слезы. Ехавший рядом с Жанной насмешник Жиль де Ре и тот притих, не отпуская ехидных шуточек по поводу Карла. Недотепа дофин стараниями прежде всего этой девчонки сейчас станет королем Франции… Это стоило того, чтобы немного помолчать. Чувствуя торжественность момента, Ла Гир, и тот лишь крутил головой, держа своих «тысячу чертей» при себе. Что уж говорить о самой Жанне!
Чтобы церемонию было хорошо видно, в соборе соорудили высокий помост. Поднявшись на него вслед за дофином, Жанна оглядела многотысячную толпу, замершую внизу. Внутрь набилось втрое больше людей, чем обычно, но тишина стояла такая, что слышно любое слово, любой вздох. Они с Жилем де Ре так и остались позади будущего короля, причем Дева держала свое знамя. Когда ее позже спросят почему, ответит, мол, это знамя заслужило, чтобы его так уважали, и будет права.
Карл четко и громко произнес слова присяги, клянясь охранять привилегии Церкви, быть хорошим правителем, защищая свой народ. Куда делся его вечно тихий и неуверенный голос? Каждое слово без пяти минут короля слышали все в соборе. Тремуйль был неприятно удивлен таким открытием, не хватало еще, чтобы Карл, поверив в себя, стал диктовать окружающим свою волю! Куда проще было с должником-дофином…
Жанне хотелось сказать Жилю де Ре, что зря он возражал из-за коронации, теперь очнувшийся от спячки Карл точно возьмет дело освобождения Франции в свои руки.