— Хейли, — запинаясь, произносит он, — умерла.
— Да, пап. Она умерла.
Отец кивает.
— Когда?
— Больше года назад.
— Я знал?
— Папа.
Он качает головой.
— Я знал?
— Иногда ты об этом знаешь. Но в основном не помнишь.
Отец качает головой, его глаза наполняются слезами.
— Сколько же тебе пришлось пережить.
— Все в порядке, пап.
— И я тебе ничем не помог.
— В этом нет твоей вины.
— Дуг, мне так жаль.
Я закрываю глаза, а когда открываю, отец протягивает ко мне руки. Из-под моих мокрых ресниц, как пули, вылетают слезы; я судорожно всхлипываю и падаю к нему на грудь. Он обнимает меня и нежно укачивает, обняв теплой сухой ладонью за шею; макушкой я чувствую его подбородок. Думаю, впервые со смерти Хейли я плачу у кого-то на груди — странное, сложное чувство. Я реву как последний дурак, пока у меня не остается больше слез, словно все предыдущие рыдания были лишь генеральной репетицией безысходного плача на доброй, крепкой отцовской груди.
— В детстве ты никогда не плакал, — когда я успокаиваюсь, говорит отец. Он отходит на шаг и кладет мне руки на плечи. — Мы даже думали, что с тобой что-то не так.
— Так и было.
Он качает головой.
— Дуг, давай вернемся.
— Я скоро приду. Через минуту.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.
Я киваю и слабо улыбаюсь.
— А у меня есть выбор?
— Вот и молодец, — тепло улыбается отец и уходит.
Спустя несколько минут я все еще стою и таращусь в иссиня-черное небо, икая от недавней вспышки чувств. Вдруг из полумрака стоянки появляется силуэт. У меня немного кружится голова и туманится в глазах от рыданий, поэтому я не сразу узнаю в нем Дейва Поттера. На нем брюки от костюма и рубашка, волосы выглядят так, будто из душа он попал прямиком в аэродинамическую трубу.
— Дуг, — цедит он.
— Ты опоздал, — отвечаю я.
И тут я замечаю у него в руке пистолет.
Глава 37
Пистолет Дейва — шестизарядный «магнум» или «спешиал» 38-го калибра, точно не могу определить, — один из тех револьверов, в которые сначала вставляют патроны, потом демонстративно вращают барабан, как колесо, и резким движением ставят со щелчком на место. Я представляю, как Дейв Поттер стоит в кабинете у дорогого стола красного дерева и заряжает револьвер. Черт подери, как можно держать в пригороде такие пистолеты? У Дейва же дети. Он что, статистики не знает?
Дейв не целится, рука с пистолетом опущена. На секунду меня осеняет надежда, что он не станет наводить на меня револьвер, что Дейв долго раздумывал, стоит ли меня пристрелить, и передумал. Интересно, слушал ли он по дороге сюда радио в машине, подпевал ли музыке, включал ли поворотники? Но тут Дейв издает тихий сдавленный звук и прицеливается мне прямо в грудь.
В меня никогда раньше не целились, но, как и многие, я себе это неоднократно представлял. Я воображал, под каким углом в меня будут целиться, как именно я отберу у противника оружие — то ли выбью пистолет молниеносным ударом ноги в духе Чака Норриса, то ли просто выкручу нападающему руку приемом джиу-джитсу, попутно выбросив пушку, и швырну его на пол. Дейв старше меня, и реакция у него медленнее, так что мне, пожалуй, удастся его побороть. Вот только что-то странное творится с силой тяжести: внезапно мне кажется, будто я вешу полтонны, ботинки словно прибиты гвоздями к полу, а задница так сжалась, что я задаюсь вопросом, не придется ли ее разжимать хирургическим путем. Мне остается только таращиться на темный ствол револьвера Дейва, в животе у меня кромешный ад, внутренности переворачиваются, и меня так и подмывает броситься сломя голову за стойку, опрокинуть столы, прижаться к стене.
— Дуг, — снова произносит Дейв.
— Дейв, — отвечаю я, — как дела?
— Так себе. — Его лицо озаряет ухмылка маньяка, которая пугает меня почище пистолета. — Если честно, хреново.
Я киваю, разглядывая его потное красное лицо. Надо его разговорить, впихнуть как можно больше слов между моей грудью и дулом пистолета. Трудно убить человека на середине фразы. Так Джеймс Бонд тянет время до появления коммандос: ведет непринужденную беседу.
— Ты что, хочешь меня застрелить, Дейв? — спрашиваю я. Может, звук этих слов приведет его в чувство.
— Ты ее трахал, Дуг! — орет он на меня так, что я вздрагиваю. — Ты трахал мою жену!
На секунду я задумываюсь, стоит ли все отрицать. «Что? — переспрошу я, сделав круглые глаза. — Я трахал? Послушай, не знаю, что у вас там с Лейни случилось, но я к ней пальцем не прикоснулся, Дейв. Ни разу!» Я выскажу это предельно искренне и громко, чтобы он задумался над моими словами, и все будет нормально. Ведь не станешь же стрелять в того, кто, может, спал с твоей женой, а может, и нет? Мне кажется, прежде чем решиться на такое, нужно быть абсолютно уверенным.
Но я вижу, что он все знает: что бы ни наговорила ему Лейни, он поверил всему, и если я буду все отрицать, его это только разозлит и подтолкнет нажать на курок.
— Дейв, — говорю я, — не хочешь же ты меня пристрелить?
— Ну, твою-то жену никто не трахал, так откуда тебе знать, чего я хочу?
— Ты прав. Извини.
— Будь ты проклят, Дуг.
Он подходит на два шага ближе, так, что мне видно, как у него дрожит от гнева подбородок, как яростно набухли вены на шее, и прицеливается мне прямо в лицо. Дейв стоит метрах в трех от меня. Он не промахнется.
— Ты ее трахал, Дуг. Как будто она — просто баба с улицы. Ты обошелся с матерью моих детей как со шлюхой!
— Дейв, я запутался. Прости меня. Мне было так плохо, у меня до сих пор голова кругом идет…
— Ты еще поплачь, Дуг, поплачь! — выкрикивает он истерически, тыча в меня пистолетом. — Новая стадия скорби? Отрицание, гнев, препирательства и секс с женой приятеля?
— Дейв, пожалуйста, успокойся.
— Заткнись!
— У тебя ведь дети.
— Не смей говорить мне о детях.
— Прости.
— Заткнись! — орет он, чуть не плача.
Я затыкаюсь. Дейв сверлит меня взглядом, пот на его лице блестит в свете фонарей, а я таращусь на ствол револьвера. Палец Дейва лежит на спусковом крючке, и я с ужасом понимаю, что меня вот-вот пристрелят. Я закрываю глаза и пытаюсь вызвать в памяти образ Хейли. Будь что будет, но если мне суждено умереть, то я умру, шепча ее имя, представляя себе ее лицо. «Хейли», — бормочу я, точно молитву, и вижу ее под закрытыми веками: она улыбается, она меня любит, и, кажется, я готов.
— Что здесь, черт подери, происходит?
Услышав голос отца, я вздрагиваю и открываю глаза. Клэр верещит. Они стоят в проеме двери, открыв от изумления рты.
— Все в порядке, — поясняю я.
— В порядке? — переспрашивает Клэр. — Ты шутишь?
— Опусти пистолет, сынок, — приказывает отец, медленно приближаясь к Дейву.
— Не подходите! — Дейв переводит револьвер на отца. Тот поднимает руки, но не двигается с места.
— Все в порядке, сынок, — говорит отец.
— Он трахал мою жену! — произносит Дейв срывающимся голосом.
— Ну и что, черт подери? — кричит Клэр.
— Дуг, это правда? — интересуется отец, не сводя глаз с Дейва.
— Да, — признаюсь я.
— Ладно, — отвечает отец и делает шаг к Дейву, который снова целится мне в голову. — Тебя оскорбили. Тебе больно. Ты хочешь отомстить. И это понятно. Но это не выход.
— Я его убью.
— Не убьешь, — мягко настаивает отец. — Ты хочешь его убить, и никто тебя за это не осудит, но ты же не думаешь, что это выход из положения. Надо просто перетерпеть, сынок, вот и все. Тебе больно, сердце кровью обливается, все перевернулось с ног на голову. Всех нас бьет жизнь. Но мы оправляемся и меняемся. Мы же мужчины — мы привыкаем. А привыкнув, лучше держим удар. И живем дальше.
— Он не заслуживает того, чтобы жить, — выдыхает Дейв со слезами на глазах, и пистолет дрожит в его руке.
— Это не тебе решать, — возражает отец. — Тебе и так есть, чем заняться. У тебя есть семья? Дети?
— Да, — кивает Дейв, дрожа всем телом от напряжения, но не отводя пистолета от моего лица.
— Тогда ты в первую очередь должен подумать о них, — твердо говорит отец. — А потом о себе, о том, какие тебе предстоят перемены, как ты со всем этим справишься. Потому что ты справишься. Но если ты спустишь курок, у тебя не останется выбора — только засунуть дуло себе в рот. Ты к этому готов?
Дейв таращится на меня, дрожа и потея, и мне уже хочется, чтобы он нажал на спусковой крючок — лишь бы не видеть, как его лицо исказила боль, которую причинил я, потому что слишком был занят собой, чтобы подумать о других.
— Дуг, — говорит, точнее, почти стонет он.
— Все в порядке, Дейв, — отвечаю я, глядя ему в глаза. — Я все понимаю. Я готов.
— Дуг, заткнись, черт тебя подери! Нет! — сквозь слезы орет на меня Клэр. — Это неправда!
Дейв смотрит на меня долгим взглядом и — о чудо — печально улыбается.
— Не думал я, проснувшись сегодня, что все так получится.
— Как и я, — соглашаюсь я.
Дейв опускает пистолет, и тут из темноты стоянки внезапно появляется Расс. Он бросается на Дейва, перехватывает пистолет, и, прежде чем они оба, увлекаемые инерцией Рассова рывка, падают с ног, раздается оглушительный грохот, перекрывающий все остальные звуки. Я вижу, как из дула вырывается вспышка, и вот уже Дейв с Рассом, сцепившись, катаются по земле. Я вижу, как с грохотом падает пистолет на булыжник, вижу, как верещит Клэр, как кричит отец, показывая на меня пальцем, но не слышу ни звука. Вокруг гробовая тишина, и я недоумеваю, куда же попала пуля. Расс лежит на земле без движения, Клэр вопит, отец оглядывается в растерянности, ошеломленный Дейв поднимается на ноги, а Расс так и лежит. О господи, он не встает. Я чувствую, как горло мне разрывает крик. Пусть он шевельнется, не может быть, чтобы его застрелили, он не должен умереть. Кирпичи стены через пиджак впиваются мне в спину. Расс, пожалуйста, шевельнись, встань, дай понять, что ты жив, я куплю тебе машину, я куплю тебе «феррари», если ты просто пошевелишься. И тут Расс переворачивается на живот и, опираясь на руки, встает. Расс смотрит на меня круглыми от ужаса глазами, а я так счастлив, у меня просто камень с души свалился, и мне на все наплевать — ведь Расс жив. Но Расс растет, парит надо мной, и Клэр с отцом тоже взлетают, как воздушные шары, поднимаются выше и выше. Какой странный фокус: моя семья, как по волшебству, взлетает и парит высоко надо мной. Тут ко мне возвращается слух, и меня заливает какофония звуков. Я чувствую, что мой бок влажный и горячий. В груди и животе разливается тепло; я понимаю, что лежу на дорожке, таращась на металлический каркас навеса.
— Дуг! — кричит Клэр, падая рядом со мной на колени. Сестра кладет руки мне на плечи, и мне хочется ее успокоить, объяснить, что со мной все в порядке. Я чувствую приятное оцепенение, как будто запил две таблетки «вил» целой бутылкой вина, как будто сделал три затяжки травы за раз. Мне хочется рассказать Клэр, что я вижу волосяные мешочки у нее на голове, могу разглядеть, как в отцовских порах набухают капельки пота, когда он встает на колени и наклоняется надо мной, вижу, как у Расса на виске бьется жилка в ритм с ударами сердца, — объяснить, что все в порядке.
Я смутно осознаю, что вокруг нас на дорожке собралась толпа.
— Звони девять-один-один, — приказывает отец Рассу, а тот застыл на месте и таращится на меня.
— Расс! — окликает его отец.
Расс моргает и достает из кармана сотовый.
— Все хорошо, — уверяю я, но меня, похоже, никто не слышит, и я не могу понять, действительно ли я это сказал или только подумал.
Клэр плачет. Отец отрывает ее руки от моих плеч, стягивает мой пиджак и расстегивает на мне рубашку.
— Посмотрим, — спокойно говорит он.
Его рука касается моей кожи, причиняя мне жгучую боль; я дергаюсь и ударяюсь затылком о булыжники. Другой рукой — теперь она в крови — отец ощупывает мне грудь.
— Держись, Дуг, — произносит отец, крепко прижимая меня к земле. Он отрывает кусок моей рубашки и вытирает текущую из живота кровь. — Ты меня слышишь?
— Ага, — отвечаю я, и голос глухо отдается в ушах.
— Замечательно. Послушай меня. Все будет хорошо. Мне нужно тебя чуть-чуть повернуть. Клэр, положи ему руки под голову, чтобы он опять не ударился. Клэр! Возьми себя в руки и делай, что я говорю!
Я чувствую, как отец просовывает руки мне под спину и поворачивает меня. От резкой боли у меня перед глазами плывут радужные круги. Отец поворачивает меня обратно на спину. Надо мной нависает залитое слезами лицо Клэр, она положила руки мне под голову. Отец аккуратно прижимает к моему правому боку какую-то тряпку.
— Чистая сквозная рана, — кивает он. — Пуля прошла насквозь.
Расс падает на землю рядом со мной и заливается слезами. Я хочу сказать ему, что не стоит волноваться, я в порядке, но у меня пропал голос. Клэр плачет не переставая, я слышу истерический визг матери. Появляются врачи скорой помощи. Отец на медицинском жаргоне авторитетно объясняет им, что делать, и я горжусь им. Вращается мигалка скорой, заливая все красным мерцанием. Я никого не вижу, но знаю, что все стоят вокруг меня. Дебби плачет, а Майк ее обнимает. Здесь и его придурок-братец, и все мои родственники — все, кого я знаю. Похоже, самое время умереть. Я снова вижу вспышку красного света, цепляюсь за нее взглядом и, словно на гребне волны, плыву в забытье.
Глава 38
Я прихожу в себя, когда два санитара везут меня на каталке в приемный покой. Отец шагает рядом с каталкой, крепко держа меня за руку. Как только мы проходим раздвижные двери, к нам присоединяется молодая женщина-доктор в голубых перчатках и белом халате.
— Что случилось? — спрашивает она у санитара, который идет возле моей головы.
— Огнестрельное ранение в левую нижнюю часть живота, входное отверстие хорошо просматривается, рана сквозная, — отвечает отец. — Жизненно важные органы не задеты, внутреннего кровотечения нет. Введите ему внутривенно пятьсот кубов физраствора и сделайте компьютерную томографию области живота и таза, чтобы исключить повреждение внутренних органов.
— Что он сказал? — выпучив от удивления глаза, переспрашивает санитар у доктора.
— Извините, — смущенно интересуется девушка, — вы кто?
— Доктор Стэнли Паркер. Я его отец.
— Видите ли, доктор Паркер, мне нужно проконсультироваться с хирургом.
— Как вас зовут, барышня?
— Доктор Холден. Стефани Холден.
— Видите ли, доктор Холден, вы только что проконсультировались с хирургом. Кто сегодня дежурит?
— Доктор Моррис.
— Сэнфорд Моррис?
— Да.
— Разбудите его и скажите, что сын Стэнли Паркера истекает кровью у него в приемном отделении.
Во время томографии шевелиться нельзя, но рана саднит и нарывает, и я верчусь, как на сковородке. После томографии доктор Моррис сообщил: рентгенолог подтвердил, что жизненно важные органы не затронуты, однако не может исключить повреждения брюшины, так как я вертелся. Они оставят меня в больнице на ночь, а с утра повторно сделают томографию.
— Вот номер моего пейджера, — говорит доктор Моррис, протягивая отцу визитку. — Я останусь здесь на ночь. Напиши, если что-нибудь понадобится, хорошо?
— Спасибо тебе большое, Сэнди.
— Не за что, Стэн. Я так рад тебя видеть. Нам тебя не хватает.
— И мне вас тоже.
Отец везет меня в палату. Мать стоит у окна, Клэр и Дебби лежат на кровати, Майк и Расс — в углу на откидном кресле. Расс все еще бледен и напуган; его страх трогает меня, и я испытываю острое чувство вины за то, что втянул его в это.
— Ну? — спрашивает мама, подбегая ко мне. Она наклоняется, целует меня и заливается слезами.
— Все хорошо, мам.
— Я так перепугалась!
— Эви, он в порядке, — подтверждает отец, мягко отрывая от меня мать.
— Его чуть не убили!
Отец отводит мать к окну, и она падает ему на грудь, а он крепко обнимает ее и что-то тихо шепчет ей на ухо.
Дебби и Клэр слезают с койки, чтобы уступить мне место, а потом ложатся рядом со мной.
— Все и всегда должны заниматься только тобой, правда? — произносит Дебби, целуя меня в щеку.
— Прости, Пух. Я испортил тебе ужин.
— Я рада, что ты в порядке, — отвечает она. — Надо же, на все готов, лишь бы на свадьбу не ходить.
— Там внизу полиция, — объявляет Майк. — Тебе нужен адвокат?
— Скажи им, что это был несчастный случай. Дейв показывал мне пистолет, и тот случайно выстрелил.
— Ты уверен?
— Это избавит его от неприятностей?
— Если у него есть лицензия на оружие, то все в порядке.
— Я спущусь через минуту, — говорит Дебби Майку, который выходит из палаты.
— Видели бы вы папу, — шепчу я сестрам. — Он до сих пор знает, что делает.
— Отец был очень убедителен, когда спасал тебе жизнь в клубе, — отвечает Клэр.
— Думаю, сегодня один из его лучших дней.
— Самый лучший.
— Так здорово, что он все еще в себе, — произносит Дебби.
— Он в полном порядке, — уверяю ее я.
— У меня ужасно болит живот, — признается Клэр.
— Из-за ребенка? — тревожится Дебби.
Клэр качает головой.
— Телепатия близнецов.
— Правда? — переспрашивает Расс. — Вы чувствуете боль друг друга и всякое такое?
— Да нет у нас никакой телепатии близнецов, — морщусь я.
— Не слушай его, — заявляет Клэр. — Ему просто плохо.
— Да уж, денек вы дался, — соглашаюсь я, чувствуя, что у меня слипаются глаза. — Сколько времени?