– Да, – ответила я.
Помолчали несколько секунд. Я понимала, что сейчас он решает трудный для себя вопрос – верить мне или нет, неизвестно откуда и зачем появившейся в лагере, несерьезной на вид…
– Чей приказ? – спросил Гиря.
Я секунд пять подумала – говорить или не говорить?.. И решила, что эта информация не составляет государственной тайны.
– Федеральной службы безопасности…
Гиря усмехнулся недоверчиво.
– Зачем им это?
– Выслужиться хотят, – пояснила я. – Вас перестреляют, а в рапорте напишут, что вы массовый побег организовали… А они всех вас при задержании постреляют… Потому, что вы оказали сопротивление… Кузин с пулеметами за воротами вас ждет.
– Вот сука, Жирный! – выругался Гиря. – Ему два раза уже напильник в брюхо втыкали – живучий, падла! По лагерю последнее время только с двумя автоматчиками ходил, берегся, сука!..
Он сплюнул.
– Всех, значит, положить хочет… – не то спросил, не то подтвердил Гиря.
– А потом от свидетелей избавится, – подтвердила я. – Охранников своих постреляет… В рапорте напишет, что вы их убили…
– Туда им и дорога! – буркнул Гиря. – Суки – еще те! Им зэка шлепнуть – что комара…
Он, видно, на что-то решился. Встал с подоконника, и оказалось, что я ему где-то по плечо, не выше… Гиря рывком выдернул автомат из рук Дохляка и неожиданно сунул мне в руки.
– Держи! – сказал он. – Обращаться с этим, надеюсь, умеешь?
Я даже оторопела слегка от такой наглости. Это он меня спрашивает, офицера МЧС, которая раз в неделю полдня проводит в тире, совершенствуясь в стрельбе из самых различных видов оружия, включая огнемет… Впрочем, откуда же ему это знать? На лбу у меня не написано – хорошо ли я умею стрелять.
Но спросила я его совершенно о другом:
– А почему ты не хочешь оставить его себе?
Гиря усмехнулся.
– Если на тебя пятнадцать человек нападут, ты языком от них отбиваться будешь?
– Хорошо, – согласилась я. – Возьму автомат – уговорил.
– А мне одолжи вот это, – сказал гиря и ткнул пальцем в наручники, болтающиеся у меня на поясе. – У Дохляка, что ли, отобрала…
Я машинально кивнула и сунула ему браслеты, которые он тут же спрятал в карман и при этом мрачно усмехнулся.
Гиря еще раз выглянул в окно, посмотрел – далеко ли еще пламя… И понял, что медлить нельзя… Снопы искр летели по ветру от соседнего, горящего уже здания в нашу сторону.
– Ладно, Ольга, объясняй, что ты придумала.
Я вздохнула и подумала:
«Ну, наконец-то, – теперь быстро, очень быстро… Если всех собрать быстро – мы сумеем прорваться в лес…»
– Уходить нужно через огонь! – сказала я. – Это единственный путь, где стрелять не будут – некому! Туда и пойдем… Я не знаю – что там, дальше… Но главное – там можно пройти живыми. Больше – нигде нельзя… И еще – Кузина там нет.
– Сгорим! – засомневался Гиря. – Не пройдем!
– Надевайте телогрейки, берите в руки что-нибудь вроде щитов – закрываться от искр и горящих веток… Под этим прикрытием мы растаскиваем колючую проволоку со стороны леса.
– Там нет уже колючки, – перебил меня Гиря. – Сам Кузин приказал забор убрать – нас на работу гонял, – траншею в лесу заставлял копать… Пожар хотел остановить. Не вышло…
– У него не вышло, а у нас выйдет, – заявила я уверенно.
– Дай бог, – отозвался Гиря…
С этими словами он пошел к выходу, легко раздвигая людей своей фигурой. Я поспешила за ним, держа автомат таким образом, чтобы он сразу бросался в глаза всем, кто попытается на меня напасть… Охранник, больной туберкулезом, не отставал от меня ни на шаг.
Мы выбрались на улицу.
– Передай там, – сказал Гиря пожилому заключенному, что стоял рядом с ним, – всем на прогулку… Да побыстрее, мать вашу!
Тот исчез за спинами остальных. Я только теперь обратила внимание, что почти все заключенные были пожилого возраста, молодых не было вообще. Лет сорока – тридцати пяти я увидела всего нескольких человек… Остальным – явно за пятьдесят.
«Странно, – подумала я. – Вот уж не предполагала, что лагеря у нас теперь специализируются по возрастам… А где же, кстати, обитатели остальных бараков? Заключенных здесь должно быть гораздо больше…»
Жаркая мгновенная мысль пронеслась у меня в голове и обожгла сознание:
«Неужели – сгорели? Не может быть!..»
– Гиря, – спросила я, – почему народу так мало? Где остальные?
– Все здесь, – ответил он. – Этот лагерь закрывать должны были, нас переводить по другим зонам. Они уже два года к консервации готовятся.
– Сколько же вас? – спросила я.
– Пятьдесят четыре человека, – ответил Гиря. – Все на месте…
Между тем на улице образовалась небольшая толпа в телогрейках и шапках-ушанках. Гирю все слушались беспрекословно.
Я поняла, что совершенно точно выделила из множества этих людей неформального лидера. И сумела с ним договориться. Впрочем, сама ситуация мне помогала. Лидер – всегда человек умный. И Гиря, как умный человек, и без меня прекрасно понял, что выхода у них нет. А тут я – невесть откуда свалившийся на него союзник… Стоит ли разбираться – откуда и зачем свалившийся? Будет время – разберемся! Если живы останемся… Люди, попавшие в критическую ситуацию, любому союзнику рады…
Мы стояли в небольшом дворике, укрываясь от огня и от наблюдателей-охранников, расположившихся вдоль колючей проволоки… Гиря влез на кучу ржавых радиаторов парового отопления и стал очень высоким. Он возвышался над толпой заключенных, словно памятник Маяковскому на площади перед концертным залом имени Чайковского…
– Мужики! – крикнул Гиря, перекрывая говор толпы. – Жить хотите?
– Нет, умник! – крикнул в ответ пожилой зэк с густой бородой и в толстых роговых очках. – Мы сгореть хотим заживо, как Жанна д’Арк!
Я удивилась. Тот, кто кричал, производил впечатление интеллигентного человека. Внешне, по крайней мере, он вовсе не был похож на преступника…
– Вот! – Гиря ткнул пальцем в меня, не обращая внимания на выкрик человека с бородой, которого я сразу же окрестила Профессором, до того он был похож на одного из моих преподавателей. – Вот девчонка! Она моложе многих из вас раза в два, однако панике не поддалась. Наверное, она смотрит на вас, как на сброд всякий… Да вы сброд и есть… Тьфу! Смотреть на вас противно… Так вот она, в отличие от всех вас, не только хочет отсюда ноги сделать, она еще и думает!
– Откуда она взялась? – крикнул кто-то. – Утка подсадная.
– Я сама под статьей! – заорала я, пытаясь кричать погромче, чтобы меня слышали все. – Меня Кузин сегодня в карцер посадил… Решайте! Здесь сидеть – сгорим! В ворота ломиться – постреляют на колючке! Одна дорога – в лес! Там можно пройти…
– В лес – это уголовное правонарушение, которое будет квалифицировано как побег, – возразил Профессор. – Мне, например, всего два года осталось, зачем мне еще пятерик на себя вешать…
Гул голосов после его реплики прозвучал очень одобрительно…
– Кто это? – спросила я Гирю, спрыгнувшего с радиаторов. – Он не похож на уголовника…
– Политический, – буркнул тот. – Он к власти рвался… Повесили на него в свое время ограбление сберкассы, вот и попал к нам в зону… Теперь здесь права качать пробует…
– Нужно послать к Кузину кого-нибудь, – продолжал Профессор. – Пообещать, что ни один из нас шага в сторону не сделает, когда из ворот выйдет… Пусть везут в другую зону… Кто пойдет? Может, ты, Гиря?
Тот усмехнулся.
– Нет уж, спасибо! Я под пули лезть вовсе не хочу…
Гиря пошарил глазами по толпе вокруг себя…
– Вот! – воскликнул он. – Дохляк пойдет… Его они не тронут – свой все-таки…
Толпа вновь прогудела одобрительно.
Охранник, который все время стоял возле меня, понял, что сопротивляться воле большинства бессмысленно. Он только глянул на автомат и сказал с надеждой в голосе:
– Я без оружия не пойду. Меня сразу – под трибунал, за потерю личного оружия. Меня Кузин своими руками расстреляет.
– Ладно, – сказал Гиря. – Пойдешь с оружием…
Он отобрал у меня автомат, отстегнул магазин, сунул в карман телогрейки и только после этого протянул разряженный автомат охраннику.
– На свое оружие, – сказал он при этом. – Объяснишь Кузину, что мы требуем… Нет, скажи – просим нас эвакуировать отсюда куда угодно. Обещаем не разбегаться и вести себя как примерные мальчики – тихо и скромно… Если в нас не станут стрелять…
– Это бесполезно, – перебила я его. – Я же говорила тебе – Кузин расстреляет каждого, кто попытается выйти из лагеря. Он нам братскую могилу здесь устроил… Осталось закопать только…
– Ты же видишь, – не верят тебе, – ответил мне Гиря. – Пусть убедятся…
Я не поняла его фразы. Он, видимо, очень хорошо знал этого подлеца Кузина, знал, чего от того можно ждать… Знал лучше меня…
Я хлопнула туберкулезного охранника по плечу и уверенным тоном сказала:
– Раз решил – иди! Помни только, о чем я тебя предупредила… Держись поближе к лесу. И если начнется пальба – ныряй в елки…
– Давай, Дохляк, двигай! – крикнул Профессор. – Мы тут поджаримся скоро…
– Ну, прощай, – сказал мне охранник. – Спасибо тебе…
– За что? – не поняла я.
– Так… Просто – спасибо, – вздохнул он. – Не знаю, как и зовут тебя…
– Ольгой меня зовут, – ответила я. – Может быть, встретимся еще!
– Вряд ли. – Он снова вздохнул и сказал: – Пора мне…
Потом помолчал секунду и добавил:
– Если вспоминать будешь про меня… Петром меня зовут.
Он закинул автомат за спину и выбрался на открытое пространство. Пятьдесят пять пар глаз напряженно смотрели ему в спину.
Петр не бежал к воротам, он шел медленно, словно нехотя…
– Не торопится, сучонок! – сказал кто-то над самым моим ухом.
Я оглянулась. Профессор стоял у меня за спиной и смотрел прямо мне в глаза сквозь свои толстые очки. Взгляд у него был очень умный и очень настороженный. Как у лидера меньшинства в Госдуме…
– Что? – спросила я. – Ты мне дыру в затылке протрешь.
– Если тебя Кузин послал, чтобы в ловушку нас заманить, – сказал Профессор тихо и угрожающе, – я тебя своими руками разорву на части…
Я невольно посмотрела на его руки. Он заметил мой взгляд и усмехнулся. Кулаки у него были, конечно, не такие огромные, как у Гири, но мне показалось, что ему не составит труда осуществить свою угрозу… Пожалуй, без оружия я с ним не справлюсь. Никакие спецприемы мне против него не помогут, да и владею я ими не столь виртуозно, как звезды Голливуда…
– Вы сами рветесь в ловушку, – ответила я и отвернулась…
– Крыша горит! – раздался истошный крик кого-то из зэков.
Толпа заволновалась, но все продолжали смотреть, как охранник идет к воротам. Ему осталось буквально несколько метров…
– У нас остались минуты, – сказала я Гире. – Больше ждать нельзя. Если здание загорится, мы отсюда уже не выберемся…
– Подожди! – крикнул в ответ Гиря.
Он по-прежнему не сводил своих глаз с сутулой спины Петра.
Петр подошел к лагерным воротам. Створки их были прикрыты и замотаны с наружной стороны проволокой, а не заперты на замок.
Петр что-то крикнул другим охранникам, стоящим метрах в двадцати от ворот. Те не ответили и не шелохнулись. Они так же, как и заключенные, смотрели на фигуру одинокого человека, торчащую возле ворот… Петр крикнул еще раз и вновь не получил ответа…
Он просунул руки сквозь колючку и начал разматывать проволоку.
– Что он возится, урод! – прошипел за моей спиной Профессор.
Наконец Петр отмотал проволоку от створок ворот и отбросил ее в сторону. Он взялся за одну створку, слегка приподнял ее, чтобы нижний край не задевал за землю, и отвел в сторону.
В ту же секунду прозвучала автоматная очередь. Петр зашатался, отпустил ворота и повернулся лицом к бараку, к нам… Я не видела его лица, но и без того знала, что на нем написаны недоумение и обида. И еще, пожалуй, – покорность судьбе…
Петр сделал шаг назад, споткнулся обо что-то и упал спиной на воротную створку. По ей он сполз вниз не до конца, а, зацепившись за острые концы колючей проволоки, повис на ней, слегка склонившись вперед и уронив голову на грудь…
– Кто хочет еще попробовать? – крикнул Гиря. – Может, ты? Или ты?
Никто ему не ответил.
– Может, ты? – уже тише спросил он Профессора. – Не желаешь?
– Нет! – твердо ответил тот. – Это решение было ошибочным. У нас остается всего один путь – прорываться через лес.
– Эй! – крикнул Гиря. – Кто жить хочет – надевай телогрейки и бегом через лес… Если быстро бежать – сгореть не успеешь. Главное – не останавливаться… Как на гарь выскочишь, так считай – спасся… Там уже – решай как знаешь…
Несколько человек побежали, не дожидаясь конца его речи… Бежать предстояло мимо двух горящих зданий, буквально – между двух огромных костров. К ним даже подходить было трудно, не то чтобы стоять между ними – волосы на голове вспыхивали, и лицо обжигал нестерпимый жар… Пятеро заключенных бросились между горящими бараками по узкому проходу, уже перегороженному кое-где свалившимися с крыш горящими бревнами…
Оставшиеся напряженно следили на ними, понимая, что от того, удастся ли их попытка, зависит слишком многое. Фактически – останутся ли в живых все обитатели лагеря… В том числе – и я. Поэтому я следила за ними столь же напряженно.
Один за другим они ныряли в пекло и скрывались из вида в клубах дыма, от которого уже и нам становилось трудно дышать.
Тот, кто бежал пятым, последним, слегка прихрамывал на бегу и неуклюже подскакивал, когда нужно было перепрыгнуть горящее бревно. Он был коротко острижен, шапку он потерял, когда только выбежал из нашего барака, и то и дело хватался руками за голову. Очевидно, жар от горящих зданий был нестерпимый. Ожоги головы ему уже обеспечены… Если, конечно…
Я не успела додумать «…если, конечно, добежит», как хромой споткнулся, нога его зацепилась за кусок проволоки, и он налетел на того, кто бежал впереди. Толкнув его в спину, хромой упал, падая, ухватился за телогрейку бегущего перед ним, и оба они покатились по горящей земле… Дым спрятал их обоих, и никто из нас так и не понял, чем падение закончилось.
Толпа вокруг меня затаила дыхание…
– Угробил Ваську, падла хромая! – пробормотал Профессор за моей спиной.
Гиря снова залез на кучу радиаторов и закричал:
– Бежать по одному, через десять метров. Быстро бежать! Метров через триста асфальтированный плац, где Кузин охранников гонял. Там можно передохнуть. Но недолго. Пару секунд. И – в лес. Так же быстро… И еще – увижу, что какая– нибудь сука свалит кого, как эта тварь хромая, – лучше сразу в огонь прыгайте. В землю вобью…
Гиря спрыгнул вниз и сказал нам с Профессором:
– Мы с вами последними побежим, втроем…
Я кивнула, это было логично и понятно. Мы как бы приняли на себя ответственность за этих людей, когда убеждали их бежать в горящий лес. Значит, нам последними и бежать… Еще неизвестно, кто в выигрыше – тот, кто бежит в неизвестность, рискуя сгореть заживо, либо тот, кто остается в загорающемся бараке, рискуя дождаться горящего бревна с крыши себе на голову или оказаться под рухнувшей пылающей стеной…
Неизвестно еще, как поведет себя Кузин в этой ситуации. Ведь его план срывается. Выждав, когда загорится барак, и не дождавшись ни одного из заключенных в воротах, он поймет, что мы нашли другой путь, и пустится нас преследовать… Не горящего бревна, так пули охранника можешь дождаться…
– А почему, собственно, последними? – запротестовал Профессор. – Я не понимаю, почему я должен ждать до самого конца…
– А мы будем ждать! – заорал вдруг Гиря. – Это мы с тобой Дохляка под пули послали! А он тоже живой человек был!
Он взял Профессора за отвороты телогрейки и с силой швырнул в стену барака. Тот стукнулся о стену спиной, отлетел от нее и, мрачно уставившись на Гирю, стал сжимать и разжимать кулаки.
– Я же тебя зарою, пидор! – процедил он сквозь зубы… – Дай только выбраться отсюда…
– За пидора ответишь… – сказал ему Гиря и отвернулся от Профессора.
Заключенные один за другим исчезали в дыму. Мы были последними, и нам пришлось ждать минут десять, пока живая цепочка зэков звено за звеном ныряла в дым и сполохи вырывающегося из него пламени…
Наконец мы остались втроем у горящего уже здания барака. Огонь подталкивал нас, заставлял торопиться. В телогрейке было ужасно жарко, но без нее – еще хуже, пламя горящего впереди здания обжигало кожу на лице даже с тридцати метров. Бежать нужно было обязательно в телогрейке, для нас это была единственная возможность хоть как-то защититься от жара и пламени…
– Беги! – подтолкнул меня в спину Гиря. – И осторожней! Этот гад за тобой побежит.
Я поглубже натянула на голову шапку-ушанку, еще раз проверила, быстро ли развязывается веревка, которой я затянула телогрейку. Застегиваться на пуговицы нельзя было ни в коем случае. Если телогрейка загорится, мне придется сбрасывать ее очень быстро. Это только кажется, что человек может бежать в горящей одежде долго… На самом деле одежда, в том числе и телогрейка, прогорает очень быстро, у меня останется меньше минуты. Огонь проберется сквозь вату, которой она набита, и гореть начнет уже мой спецкомбинезон… А он очень тонкий по сравнению с ватником… Поэтому, если у меня возникнут какие-то проблемы с пуговицами, я рискую получить обширные ожоги от горящей одежды. В таких случаях одежда должна сбрасываться одним-двумя движениями, не больше… Иначе – сгоришь вместе с ней.
Признаюсь, бежать в дым, за которым не видно, куда ты бежишь, и знать, что там можно запросто встретить свою смерть, было страшно. Но еще страшнее стало, когда я вынырнула из полосы дыма и оказалась фактически перед одним пылающим костром, перегородившим мне дорогу. Бараки прогорели уже так, что видны были каркасы двухэтажных зданий… С трудом угадывался путь, по которому мне нужно промчаться с максимальной скоростью.