– Игорь, давай договоримся сразу, что ты не будешь ждать от меня преждевременных выводов… – ответила я. – Ты же до конца мне факты еще не изложил, из чего же я мотивы преступника должна извлекать? Придумывать, что ли? Или тебе интересно послушать мои теоретические рассуждения о паранойе?
Игорь смутился.
– Нет, Ольга, я не то имел в виду… Я же не рассказал до конца, ты права… Так вот с этим Мартыненко… Он тоже соблазнился… Ему прислали бандероль от имени директора Московского института общественных проблем академика, известного российского правозащитника Ивана Федосеева с сопроводительным письмом, подписанным академиком. Наш Мартыненко человек был хоть и талантливый, но провинциальный. Внимание столь известного человека ему было, конечно, лестно… Тем более что Мартыненко больше талантливый педагог, чем собственно ученый…
– Что было в письме? – спросила я.
– Несколько строчек всего… Оно, кстати, сохранилось. У Грэга есть ксерокопия… Написано, что Мартыненко – выдающийся ученый, выдающийся педагог, что от таких, как он, зависит будущее науки и, самое главное, как сказано в письме, – чтобы это будущее не было похоже на то, которое автор изображает в своей книге…
– А что за книга?
– В письме не указано… От самой посылки остались лишь клочья упаковочной бумаги, на которых, кстати, вновь обнаружена надпись «СБО»…
– Федосеевым много книг написано?
Игорь посмотрел на меня удивленно. Я прикусила язык. Да, свою некомпетентность мне лучше не демонстрировать, Игорек хоть и друг, но соревнуется со мной постоянно, любой мой промах он обратит в свою пользу… Я знаю, конечно, что он не сплетник и не будет распускать про меня всякие там мнения, что я человек необразованный, многого не знаю, вот, например, об академике Федосееве… Тем более что это не соответствует действительности… Нет, Игорь не интриган… Но для самого себя он это обязательно скажет! И окажется не прав. Это мелочь, и значение она приобретает только для самого Игорька, тем самым демаскируя его глубинные интенции… ну, желания, что ли, стремления, связанные со мной. Ему нужно обязательно одержать надо мной верх… По сути своей эти желания, конечно, сексуальные и агрессивные… Правильно я все же сделала, что в свое время не заинтересовалась им как мужчиной, когда он так активно меня обхаживал… Пришлось бы заниматься его воспитанием. Намучилась бы…
Хорошо, про Федосеева спрашивать не буду… Самой узнать нетрудно… Хотя мысль у меня мелькнула довольно интересная, хотя и не оформленная до конца… Что-то о том, что та самая руководящая террористом идея, о которой меня допрашивал Игорь, связана как-то с содержанием книги… Почему я так решила? Не смогу толком ответить. Может быть, содержание письма меня подтолкнуло к этой мысли?..
– Что еще по Мартыненко? – спросила я просто для того, чтобы прервать паузу, поскольку была уверена, что ничего интересного больше нет…
И оказалась не права.
– Один только факт. В день получения посылки у профессора Мартыненко был юбилей – тридцать лет преподавательской деятельности… Вечером его должны были поздравлять, банкет и тому подобное… А утром его взорвал какой-то маньяк.
– Игорь, тебе не кажется, что нужно ему придумать какое-то имя? – предложила я. – Пока он безымянный, мне, например, трудно представить его внутреннее состояние, а без этого я не смогу понять его мотивы. Мне нужно фактически себя представить им, стать им на какое-то мгновение.
– Ты сама-то не свихнешься от такой работы? – опасливо покосился на меня Игорек.
– Нет конечно, – улыбнулась я. – У меня очень сильная психологическая защита. Все будет отлично. Я справлюсь.
И чмокнула Игорька в щеку. Потому что он все же мой друг. Иначе он не почувствовал бы, что при погружении в чужую психику самая главная опасность – не вернуться обратно…
Игорь перестал дуться и улыбнулся мне в ответ. Вот и отлично. Дел у нас еще по горло, не время выяснять отношения…
– Я рассказал практически все… Григорий Абрамович, оказывается, уже делал запрос в главный банк информации МЧС и получил ответ. Ему удалось накопать еще несколько эпизодов с похожим почерком…
– Стоп, Игореша, – прервала его я. – Сначала сформулируй мне его это… самый почерк…
– Запросто! Во-первых, бомбы у него самодельные. Делает явно сам – из примитивных деталей, значит, особым металлообрабатывающим оборудованием не располагает. Человек явно небогатый. Богатый просто купил бы гранату в магазине…
«А вот и нет, – подумала я, – совсем не обязательно. В этом есть какой-то особый смысл – сделать ее самому. Самодельная бомба – это не оттого, что нельзя заводскую купить, и даже не для конспирации… Это что-то вроде личного присутствия. Убить своими руками…»
– Во-вторых, он почти всегда пользуется услугами почты. Если рассуждать с его точки зрения – очень удобно… Достигается чужими руками точность попадания по выбранной цели. Тот, кому адресовано почтовое отправление, чаще всего сам его вскрывает. Посылки и бандероли у нас ежедневно сдают тысячи людей. Вычислить человека, который ее отослал, нет практически никакой возможности. Особенно, если человек не хочет, чтобы его выследили… Всегда можно воспользоваться гримом, переодеться, изменить внешность, воспользоваться вымышленным именем… Третье – этот псих-террорист явно озабочен какими-то идеями, хочет то ли подпись свою оставить, то ли… То ли просто дурак! Я имею в виду эти три буквы, которые он пишет на своих бомбах. Написаны они явно не случайно – по металлу случайно ничего писать не будешь…
«Ну почему же? – опять возразила я про себя. – Если женщины пишут на стеклах… Как там было-то? "…Задумавшись, душа моя, писала на отуманенном стекле заветный вензель "О" да "Е"…" Почему бы мужчинам не писать на металле? Тоже – задумавшись? Какой-нибудь вензель? Может быть, и вправду, эти три буквы – инициалы? Но чьи? Любимой женщины? Чушь собачья! Писать имя любимой на бомбе! Если только ненавидеть ее до смерти… Нет, это могла бы сделать женщина, мужчина имя женщины писать не станет. Любовь – женщинам, а мужчинам… что? Политика? Но он же не взорвал ни одного из политиков… Нет, тут пока ничего не ясно…»
– В четвертых, – продолжал тем временем Игорек. – У него прослеживается определенное пристрастие к людям, связанным с наукой…
– Ты забыл про роддом и поликлинику, – перебила я. – Какое отношение имеет к науке роддом?
– Никакого, – вздохнул Игорь. – Это пока загадка.
– В этом деле пока сплошные загадки, как я понимаю, – сказала я. – Свалилось оно на наши головы…
– Ну, в этом мы сами виноваты, – возразил Игорек.
Я видела, что он в отличие от меня горит энтузиазмом, ему хочется принять самое активное участие в расследовании. Продемонстрировать свои дедуктивные способности, доказать самому себе, что он талантливый сыщик. Иногда я просто недоумеваю – почему он оказался спасателем, а не следователем в уголовке? Кстати, в этом есть тоже какая-то загадка, то, что называют – тайна личности… А у меня, интересно, есть какая-нибудь тайна? Кроме Сергея?..
Углубиться в эту тему мне не дал звонок в дверь.
– Врач! – воскликнула я. – Тот, которого Литвинов обещал. Как раз час прошел…
Игорь пошел открывать дверь, а я стала обдумывать, как нам лучше договориться с врачом о связи… Наверное, я дам ему номер мобильного телефона Грэга. А при необходимости буду звонить к Игорьку сама…
Игорь о чем-то говорил с врачом, причем почему-то уже на повышенных тонах… Вечно он сцепится с кем-нибудь по пустяку… Вот Кавээн – тот из-за ерунды никогда не связывается. А если уж связывается… Кулаки у него – пудовые.
– Да ты на кухню проходи, – послышался голос Игорька, и вслед за этим он пропустил вперед мужчину. Тот шел, глядя под ноги и слегка наклонив голову… Знакомая, кстати, манера… Короткие волосы слегка топорщились на затылке… Я почувствовала, как мое спокойствие куда-то исчезло и я сижу на своей табуретке словно на круглом вертящемся рояльном стуле, ножка которого выдвинута метров так на пятьдесят. Стоит мне пошевелиться – я полечу вниз и непременно разобьюсь, я в этом уверена…
– Сергей… – пробормотала я. – Как ты здесь…
– Ольга? – он резко остановился и посмотрел удивленно на меня, потом на Игорька. – Вы договорились с Литвиновым… Вы его попросили, чтобы он меня сюда…
Он резко замолчал и потер правой ладонью левую щеку. Еще один знакомый жест… По груди у меня разливалось что-то жгучее. Было больно и одновременно как-то… сладко.
– Впрочем, вы, конечно, ни при чем… Я сам напросился, лишь бы из больницы вырваться… Но при чем здесь ты?
Сергей посмотрел на меня.
– Я спасла эту женщину в роддоме, – ответила я. – У нее психическая травма, а ей рожать. Она себя школьницей представляет, девственницей…
Мне казалось, Сергей меня поймет. Он все же долго был со мной вместе, неужели он не знает, что я за человек. Почему он всегда задает такие вопросы?..
– Впрочем, вы, конечно, ни при чем… Я сам напросился, лишь бы из больницы вырваться… Но при чем здесь ты?
Сергей посмотрел на меня.
– Я спасла эту женщину в роддоме, – ответила я. – У нее психическая травма, а ей рожать. Она себя школьницей представляет, девственницей…
Мне казалось, Сергей меня поймет. Он все же долго был со мной вместе, неужели он не знает, что я за человек. Почему он всегда задает такие вопросы?..
– Тебе-то что до этого? – Сергей смотрел мне в глаза, и я не могла определить – с насмешкой он смотрит или с вызовом.
Волна какого-то тяжелого жара захлестнула ноги, поясницу, начала подниматься к груди. Я его уже совершенно искренне ненавидела. Какое ему дело – зачем это мне нужно! Нужно! И все! Это мое! В этом моя суть! Ему не нравится? Ну и пожалуйста… Я вдруг почувствовала, что у меня сейчас слезы сами потекут из глаз и я не смогу их удержать.
– Объясни ему, Игорек, как со мной связаться, если девушке потребуется помощь. Моя помощь! – я сказала это Игорьку, уже отвернувшись от Сергея, чтобы тот не видел моих покрасневших глаз, и вышла в коридор.
Я даже к Ларисе заходить не стала. Она перенервничала и сейчас, наверное, спала. Мне нужно было уйти. Я не могла находиться в одной квартире с Сергеем. Не дожидаясь Игорька, я вышла, спустилась по лестнице, вышла из подъезда и направилась к машине…
Ждать Игоря долго не пришлось… Он молча открыл машину, подождал, пока я усядусь, и включил зажигание.
– Григорий нервничает уже, наверное, – сказал Игорек самому себе и больше за всю дорогу не произнес ни слова.
Игорек все же хороший друг. Понял, что не хочу я сейчас говорить ни о чем… Хотя о моих отношениях с Сергеем не знал абсолютно ничего. И видел его второй раз в жизни. Первый раз – сегодня утром, в роддоме, когда Сережка ему по физиономии кулаком заехал…
Глава третья
Григорий Абрамович встретил нас мрачнее мрачного. Махнул рукой – садитесь, мол, и вновь уткнулся в бумажку, которая лежала перед ним на столе. Молчал.
Я вопросительно посмотрела на Кавээна. Тот пожал плечами. Потом подсел поближе и прошептал:
– Полчаса назад факс из Москвы получил. С тех пор так и сидит…
Григорий Абрамович уловил, наверное, что мы шепчемся, поднял на нас глаза и вздохнул.
– От нас требуют активных действий, – сказал он наконец. – И правильно требуют… А мы сидим, не знаем, с какого конца приступиться…
Мы помалкивали. Командир сам знает, что и когда сказать. С расспросами приставать не стоит. Сам скажет все, что нам нужно знать.
– На, Игорек, прочитай, что мне из Москвы прислали…
Грэг передал Игорю бумагу. Тот посмотрел, сделал круглые глаза и начал читать…
– «По делу о серийном террористе сообщаю, что сегодня в 0.34 утра совершено убийство директора Московского института общественных проблем академика Федосеева. Он погиб в результате взрыва бомбы, присланной ему под видом бандероли по почте. На месте взрыва обнаружены детали взрывного механизма, аналогичные проходящим по порученному вам делу. Приказываю немедленно приступить к активным оперативно-разыскным мероприятиям. Доложить об успешном завершении работы не позднее седьмого сентября мне…»
Игорек повертел листок в руке и добавил:
– Без подписи… Прямо чертовщина какая-то… Мы же сегодня только про этого самого Федосеева с Ольгой говорили…
– Чертыхаться будешь, когда тебя уволят из спасателей к лысому лешему…
Григорий Абрамович сам был абсолютно лыс, и последние слова прозвучали в его устах довольно забавно… Но никто из нас даже не подумал улыбнуться… Если Грэг начал ругаться, значит, наши дела действительно плохи…
– У вас есть хоть одно дельное предложение?
Григорий Абрамович гневно смотрел на нас сквозь свои очки. Точно как учитель истории на невыучивших домашнее задание школьников.
Игорек скромно помалкивал. Кавээн неожиданно встал и заявил:
– У меня предложение. Такое. Меня отправить в аэропорт. Через полчаса туда прибывает борт с гуманитарной помощью. Из Москвы.
Мы с Игорьком не возражали, а Григорий Абрамович только кивнул, согласен, мол. Все равно на таких совещаниях от Кавээна толку никакого. Пусть лучше гуманитаркой займется. Это его конек… Никто в Тарасове не умеет лучше Кавээна распределять гуманитарную помощь. И он всегда по-своему ее распределяет, чего бы там ему ни говорили сопровождающие или встречающие. У Кавээна все наперед расписано. Я знаю некоторых из спасателей, наших тарасовских, причем далеко не рядовых, которые как только увидят Кавээна в аэропорту, поджидающим борт с гуманитаркой, так все сразу бросают и бегут подальше от греха… Его место, конечно, сейчас там, это он прав…
– Ты что предлагаешь, Николаева?
Вопрос Грэга вернул меня к действительности, которая заключалась в том, что Игорек сидел красный как рак, а Грэг смотрел на меня в упор и ждал ответа. Судя по всему, Игорек ему уже ответил…
Отвечать мне, собственно говоря, было нечего, ни одной идеи у меня в запасе не было, кроме Ларисы Чайкиной, которую я ему и под расстрелом не сдала бы…
«Будь что будет…» – подумала я.
– Я предлагаю дать нашему террористу имя, – сказала я и уже приготовилась к какому-нибудь ядовитому замечанию, ставящему под сомнение мою профессиональную пригодность как психолога.
К моему удивлению, Григорий Абрамович отнесся к моему предложению заинтересованно.
– Хм, предложение Николаевой только на вид глупое, – заявил он. – По-моему, в нем есть смысл. Ты как считаешь, Игорь?
Игорек, по-видимому, получил только что на полную катушку и готов был сейчас с чем угодно согласиться, даже с приказом неделю читать устав спасательской службы вместо детективных романов.
– Я поддерживаю Николаеву, – сказал он. – А то что мы все – «он», «террорист», «преступник», «псих»… Мы скоро друг друга понимать перестанем…
– Ну, вот этого, я думаю, никогда не произойдет, – возразил Грэг. – Но смысл в ее предложении, без сомнения, есть…
Он посмотрел на нас с Игорьком, приглашая высказываться.
– Ну, и как же мы его окрестим?
Игорек рванулся вперед. Опять меня опередить хочет. Его желания часто бегут впереди его разума. Ну, что ж, послушаем…
– Как бы мы его ни окрестили, – заявил он, – это будет кличка, не больше не меньше. В ней будет содержаться только информация о нашем к нему отношении. От этого предлагаю и отталкиваться… «Псих», по-моему, достаточно точно его характеризует…
– А какие у тебя основания считать его психически ненормальным? – возразил Грэг. – Освидетельствование его никто не производил… Ты тем самым навязываешь нам версию, ничем пока не подкрепленную.
– Да на такое способен только откровенный псих! – стал горячиться Игорек.
– Это только твое мнение, но не факт… – перебил Грэг. – Эх ты, мистер Марпл!
Игорек опять покраснел. Вот если бы его назвали именем его любимой английской старой леди просто, без всяких там «эх ты», он был бы, наверное, очень доволен… Посчитал бы это комплиментом…
– А ты что скажешь? – повернулся Григорий Абрамович ко мне.
– Игорь, наверное, не прав только в одном, – сказала я. – В имени этого человека должно выражаться не наше к нему отношение, а наше о нем представление… Кое-что о нем мы все же знаем. Он ненавидит людей науки, пишет на своих бомбах странные буквы «СБО», бомбы свои изготавливает сам… Что еще?
– Роддом зачем-то взорвал и поликлинику… – добавил Игорек. – Еще – живет он, скорее всего, в Тарасове, здесь взрывов было больше всего, но посылки любит посылать по почте. И не только по тарасовским адресам… А что? Давайте его «Почтальоном» назовем!
– Нет, Игорь, он же сам посылки своим жертвам не доставляет, – опять возразил Грэг, – значит – уже не «Почтальон».
– Ну, не знаю тогда… – буркнул Игорь, обиделся, наверное, – два его предложения не прошли…
– А еще он иногда пишет своим жертвам письма, – напомнила я. – Григорий Абрамович, у вас есть копия одного письма, того, которое сохранилось… Давайте еще раз посмотрим…
Грэг полез в свой стол и вытащил из ящика лист бумаги с ксерокопией письма. Оно было отпечатано на машинке. Я сразу же посмотрела на Григория Абрамовича, но он покачал головой. Дело в том, что, судя по шрифту и скачущим вверх и вниз буквам, машинка была старая. Достаточно старая, чтобы служить еще в советское время в каком-нибудь учреждении. А тогда каждая пишущая машинка стояла на учете и была занесена в картотеку…
– Машинка списана в девяностом году и сдана в утиль завхозом института прикладной математики Тарасовского госуниверситета. Завхоз умер год спустя от рака легких в возрасте семидесяти пяти лет… С этой стороны – чисто… Ты лучше прочитай, что там написано, стиль оцени… Кто-то говорил, не помню, кто именно, что стиль – это человек. Иногда многое можно понять о человеке по тому, как он пишет, какие слова употребляет…