И я растерялась, Кит. Я тоже растерялась. Нет, что касается работы, тут все было понятно. Нас хорошо учили в институте, многое дали. Не все, конечно, но и потом хорошие учителя нашлись.
Как-нибудь, я расскажу тебе, Кит, как я карабкалась по служебной лестнице, как набиралась производственного опыта. А рядом с производственной жизнью шла другая, личная, о которой, как я быстро поняла, совершенно ничего не знаю… Мне приходилось принимать какие-то жизненные решения, но я не уверена, что принимала правильные решения. Я вообще ни в чем не уверена. Я такая же, как ты - сомневающаяся, если не сказать… Нет, не буду говорить. Короче говоря, я - плохой советчик.
И все-таки я попытаюсь, Кит…
Не буду много говорить о семье. Прости, что вообще заикнулась.
Это не мое дело. Каждый живет так, как ему нравится. Тебе нравилось быть одному, ты так и жил. Разонравилось - заведешь семью. Для мужчины твоего возраста это не поздно. Еще все успеешь. Женишься на молодой, она тебе ребенка родит. Ты успеешь сделать кого-то счастливым. Если захочешь…
А вот любовь…
Я долго, я очень долго, Кит, думала над вопросом - существует ли любовь? Но не после того, как ты решил его задать мне. Я давно уже задала этот вопрос сама себе. И пока не знаю ответа.
Все-таки, думаю, любовь существует. Иначе… Разве можно не верить Бунину, Чехову, Толстому, Тургеневу? Они писали о ней.
Они так красиво и так правдиво о ней писали. Хотелось верить, это было не похоже на выдумку. И, наверное, они любили сами.
Если бы не любили, не смогли бы так писать о любви. Не было бы тогда многих их произведений. А может, мы бы даже не знали этих имен…
Просто ни ты, ни я не встретились с любовью.
Вот, написала, и как в омут с головой бросилась. Призналась, что в моей жизни не было любви.
Спросишь, почему я тогда замужем? По расчету? Нет, Кит, по глупости. Так получилось…
Ты мне написал о своей неудачной попытке завести семью, а я расскажу тебе, как я вышла замуж.
Я была молодой и совершенно неопытной. Я жила в поселке, где и выбора-то никакого не было. Мне было трудно одной среди полупьяных, а порою просто пьяных мужиков. Все хотели добраться до "комиссарского тела". Был один парень. Красивый. Ко мне относился с симпатией. И мне он нравился. Нравился, но не больше… Егор… Он позвал меня замуж. И я согласилась.
Мы стали мужем и женой. А потом у нас родился Павлик, и семья стала полноценной. Только… Знаешь, Кит, я не разу не слышала от Егора слов любви. Он их стеснялся, что ли… Иногда…, редко, я задавала ему такой ненавистный для всех мужчин вопрос: ты меня любишь?
Ответ: любишь. Это все, что я слышала. Любишь… Как бы нехотя.
Как бы: ну, люблю, люблю. Отвяжись…
Любила ли сама? Сначала была симпатия, потом ждала, что любовь придет. Не пришла.
Так и прожила с нелюбовью всю свою жизнь. Теперь могу сказать
- всю жизнь. Знаю, ничего уже не будет впереди. Никто не ждет, никто не желает подарить мне любовь. Поздно.
Но, знаешь, Кит, так тоже можно жить. А что? Так многие живут. Вот и ты… Прожил же, не страдал. Наверное, где-то что-то у нас с тобой не так в душе и в организме. Не дано. Ни любить, ни быть любимым. Природа кое-что забыла, когда нас создавала.
Но у меня есть Пашка. А у Пашки есть невеста. Они скоро поженятся. Возможно, у меня появится внук. Или внучка. Буду жить. Просто жить, и не задавать себе больше этого вопроса.
Есть любовь, нет любви. Какая разница? Есть жизнь, а счастье можно и по-другому получать. Столько, сколько захочешь.
Я не знаю, Кит, ответила тебе или нет.
Наверное, нет.
Но это все, что я могу тебе сказать.
Касатка"
Кит долго не выключал компьютер. Сидел, забирался на какие-то сайты, забитые в командной строке. Бездумно бегал мышкой по полю, кликал. Какие-то картинки, слова, всплывающие банеры - все проходило мимо его сознания.
"Природа кое-что забыла, когда нас создавала", - вспоминал он слова из письма Касатки.
Природа? Или судьба? Или они объединились и сделали нас такими?
Слепыми и глухими. Мы не увидели Любви. Может, она была где-то рядом, а мы просто ее не заметили? Мы не услышали ее легких шагов…
Мы? Мы - я и Касатка? Мы вместе?..
16.
Утром, вернувшись с берега океана, Касатка проверила почту.
Кит ей не ответил.
"Разоткровенничалась…, зачем я так разоткровенничалась! - ругала себя Касатка. - Разве ему была нужна моя откровенность? Ему совет нужен был, а я… Кит не может в своей жизни разобраться, а я его своей душевной неустроенностью загрузила. Стала рассказывать о том, что живу в нелюбви… Фу, стыдно-то как! Зачем?.. А может, Кит обиделся и вообще перестанет писать? - вдруг подумала она. - А ведь он мог обидеться. Слишком жестко я написала: разонравилось - заведешь семью… если захочешь… жил же, не страдал… И потом: это все, что я могу тебе сказать… Жестко. Не хорошо…"
Касатка вновь перечитала отправленное ночью письмо. Натолкнувшись на свою фразу: "Природа кое-что забыла, когда нас создавала", задумалась:
"Природа. Или судьба? Или они сговорились, чтобы мы с Китом прожили жизнь без любви? Или мы сами хотели быть глухими и слепыми?
Мы?.. Почему - мы? Кит сам по себе. Я… У нас просто похожие судьбы. Разные, но похожие. Мы жили вдали друг от друга…
Вспоминали друг о друге… Я вспоминала. А Кит?.. Пишет, что я приходила к нему во сне. Мерещилась. Врет. Хочет… Чего хочет?.. А может, и правда? Может, он вспоминал обо мне?.. Нет. Неправда.
Врет… Но зачем ему врать? Это его письмо, как крик. Касатка, помоги мне! Нет, не врет Кит. Так не врут. Так жестоко не врут"
Касатка встала из-за стола, вышла из своего "кабинета", закурила.
Дома никого не было. Егор на работе, они будут работать даже завтра. Анюта на новой квартире. Сегодня должны привезти и собрать кухню. А вечером она уезжает в Артем. Дай бог, чтобы Анна помирилась с мамой, подумала Светлана.
Приближающийся Новый год не радовал совершенно. Будут сидеть вдвоем с мужем. Молча, у включенного телевизора. В двенадцать под бой курантов выпьют - она бокал шампанского, Егор бокал минералки.
Потом лягут спать. О, господи…, лягут спать! Наверняка не удастся отвертеться. Придется опять терпеть и мысленно повторять, как заклинание: лежать-то я могу, лежать-то я могу, лежать-то…
"Уж лучше, чтобы он снова запил что ли?", - мелькнула дикая и жестокая мысль. И она тут же стала себя ругать:
- Ты жестокая, Светлана. Ты очень жестокая. Ты ненавидишь Егора.
А за что? За то, что он тебя не любит? Или любит, но не так, как тебе хочется? Нельзя за это ненавидеть. Не любит и не любит. Не умеет, не хочет. И что с того? Ведь тебе самой не нужна эта любовь!
Да и сама ты Егора не любишь. Чем ты лучше его? Не лучше. Даже хуже.
Ты живешь с ним, а не любишь. Ты спишь с ним и ненавидишь его.
Ты…, я даже слова не найду, чтобы обозвать тебя. Ты - дрянь,
Светлана. Ты самая настоящая дрянь. Ведь выгоняла его! Не хотела жить с Егором и выгнала. Но он пришел…, вернулся, а ты что? Ты приняла его… Ты живешь с мужем, а сама все время думаешь о другом мужчине. Это гадко…
И тут же Касатка опять вспомнила Кита. Отчаянно подумала:
"Ну почему ты меня тогда не заметил, Кит? Почему ты не помнишь, как целовал меня? Никто никогда меня так не целовал…"
Чтобы отвлечься от грустных мыслей и чем-то занять себя, она решила убраться дома. Огляделась в поисках работы - делать было, в общем-то, совершенно нечего. Она полила домашние растения, потом собрала пылесос и принялась чистить и без того чистый палас. Но методичные монотонные движения наоборот - настраивали ее на размышления, возвращали в прошлое.
Светлана вспомнила, как еще, будучи абитуриенткой, подавала заявление на гидротехнический факультет. Шла подавать на архитектурный, но у самого порога деканата, остановилась. Вспомнила день открытых дверей в ПИСИ, когда абитура гурьбой ходила по кафедрам. Преподаватели рассказывали о профессиях, которые можно было приобрести, окончив именно этот факультет, красочно расписывали прелести будущей работы. Были организованы встречи с выпускниками. И со многими студентами и студентками она тогда познакомилась. И они подливали масла в огонь. Голова шла кругом.
У двери деканата архитектурного факультета она остановилась.
Подумала вдруг:
"Куда я иду? Зачем мне эта архитектура? Я уже сейчас не чувствую никакого призвания к этой профессии. Да я и рисовать-то толком не умею. Так, перерисовывать только…"
И пошла подавать документы и писать заявление на гидротехнический. А деканат оказался закрытым на ремонт. Света не заметила листка бумаги, приколотого кнопками к двери, на котором было написано: "Уважаемые товарищи абитуриенты! Деканат закрыт на ремонт. Прием заявлений производится в аудитории 306". И стрелка внизу листка, указывающая, что идти надо направо по коридору. Не заметила, потому что все время думала, правильно ли она решила, отказавшись от карьеры архитектора. Дернула ручку и увидела, что помещение пустое и пол застелен листками ватмана со старыми проектами. На подоконнике сидел парень и курил, пуская дым колечками. На голове у парня был гусарский кивер, сконструированный из газеты, а лицо перепачкано известью. Маляр, наверное, подумала
Света. Маляр взглянул на нее, ей показалось как-то насмешливо.
- Абитура?
Света кивнула.
- Документы подавать?
Она опять кивнула.
- Там на двери объявление висит. Не заметила?
Она покачала головой.
- Ты что, немая?
- Кха… Нет, - кашлянула, потом ответила Светлана; почему-то слова застревали в горле.
- Понятно…
- Что?
- Что ты не немая. Это хорошо. А документы в 306 аудитории принимают. Это туда… - Парень показал рукой направление и вдруг спросил: - Как звать-то, студенточка потенциальная?
Света не задумываясь, хотела честно назвать свое имя, но не успела - дверь слева открылась и из нее высунулась кудрявая голова, припорошенная известковой пылью. Усы у второго маляра были как у песняра Владимира Мулявина. И тоже все в известке. "Маляр-песняр" только мельком взглянул на Светлану и сказал напарнику:
- Хорош курить, Никитос! Пошли козла передвинем.
- Иду, Шурик. Вот только с девушкой познакомлюсь и…
Шурик снова взглянул на Светлану и поторопил Никитоса: - Пошли, пошли. Познакомишься еще, успеешь…
Света, пятясь, вышла и осторожно прикрыла за собой дверь.
Почувствовала, что уши у нее горят.
А потом, уже став студенткой, она к своему удивлению увидала среди одногрупников тех самых маляров. Никакими они малярами не были. Просто экзамены Никита Латышев (так звали того, что был в газетном кивере) и Шурик Савко (второй, усатый) сдали уже давно, окончив рабфак, а до начала занятий всех рабфаковцев обязали потрудиться на благо выбранного факультета. Света очень удивилась, что ни тот ни другой не обрадовались ей как старой знакомой. Просто познакомились, как и со всеми. Наверное, не узнали. Правда, Никита, представившись ей и повернувшись к ее новой подружке Наташке
Зиминой, вдруг оглянулся и весело подмигнул. Света так и не поняла - узнал ее Латышев все-таки или нет. Может, просто так подмигнул?
Наверное, просто так…
"А судьба ведь сталкивала нас, - думала Касатка механически двигая штангу пылесоса, - сводила… Кит писал, что изначально у него было желание поступать на архитектуру. Но ведь и я вначале планировала стать архитектором. Потом передумала. И Латышев передумал. И он, и я поступили на гидротехнический. Даже в одну группу попали… И та случайная встреча, когда я приняла его за маляра… А потом два года учились вместе. Но Никита не замечал меня. И только на полигоне. Всего один вечер. Один лишь вечер… И все. Словно не было ничего. Начался новый учебный год, а Никиту я больше никогда не видела. Никогда, если не считать того случая…"
Это было в восьмидесятом…
Первое мая. Все предприятия, организации, учебные заведения и просто все желающие вышли на демонстрацию. Праздничные колонны, яркие флаги, воздушные шарики. Шум, гам, смех. Музыка… "Холодок бежит за ворот…"
Колонна ПИСИ из боковой улицы вливалась в общую, идущую по проспекту Пестеля. Касатка увидела парня, стоящего на тротуаре и о чем-то разговаривающего с двумя другими молодыми людьми. Это был
Кит, она сразу узнала его. Кит смотрел на колонну, но не видел ее.
Касатка хотела закричать: "Кит! Я здесь!", но у нее как тогда у порога деканата гидрофака слова застряли в горле. Еще одна колонна, обгоняя колонну института, закрыла ее от Латышева. Все смешалось.
Касатка попыталась пробраться к месту, где стоял Кит, но люди шли, колонны двигались. Все двигалось и перемешивалось. Вливались в русло широкой людской реки мелкие людские ручейки со всех сторон.
Праздничное шествие показалось ей стихийным бедствием. И шум, и смех и музыка - все тоже смешалось и превратилось в ее сознании в какой-то дикий рев.
Все-таки ей удалось пробраться к правому краю колонны, и она увидела его. Издали. Кит, оставив своих товарищей, медленно шел по тротуару в том же направлении, что и колонны. Он вытянул шею и крутил головой, явно отыскивая кого-то в толпе. Может, ее?.. Взгляд у Кита был каким-то… растерянным. Или ей это только показалось?..
А потом к Касатке протиснулись подружки. Светка! Ты куда пропала?.. Они потащили ее вглубь колонны. Касатка вяло сопротивлялась. Кит… Там же Кит… Вы что, не видите? Мне надо туда… Я хочу…
Ей казалось, что она говорит эти слова вслух, но поняла - молчит, губы плотно сжаты, а в горле как был комок, так и остался. Она разговаривает мысленно. Ее никто не слышит. И… не понимает.
Касатка посмотрела в сторону, где видела Кита еще раз, но его уже не было. Может, он был где-то там? По тротуару тоже шла толпа; перед глазами мелькали флаги и шары. Наверное, она его просто не разглядела в этой толчее. Но он где-то там, это точно… А подружки тянули Светку к своим. Касаткина! Пошли, ну, ты что? Скоро на площадь входить будем. Слышишь, уже институт связи приветствуют!
Это была последняя встреча Касатки и Кита…
Светлана закончила пылесосить, убрала пылесос и вернулась к компьютеру.
Письмо.
От Кита.
Короткое.
"Здравствуй, Касатка!
Спасибо, что ответила, а не послала меня подальше со всеми моими сомнениями, вопросами.
Я сейчас не готов писать тебе длинное письмо. Хочу, чтобы ты ответила на один вопрос.
Тогда в восьмидесятом, первого мая, это ты была в колонне
Полыноградского инженерно-строительного института? Нет, глупый вопрос. Конечно, ты была там. Все тогда ходили на демонстрацию. По другому спрошу. Ты видела меня? Ты звала меня? Ты кричала: "Кит! Я здесь!"
Касатка облизала пересохшие губы.
"Значит, Кит услышал мой немой призыв, почувствовал. Значит, это меня он искал глазами в толпе"
Она ответила коротко и просто:
"Да"
17.
Весь день Латышев провалялся на диване. Пробовал смотреть телевизор, но постоянно ловил себя на мысли, что не понимает того, что происходит на экране. Дважды звонил Олежка. Докладывал о том, как идет реализация продукции, и сетовал на малый поток покупателей.
А оптовики, сказал, и вовсе сдулись. По поводу оптовиков все понятно, ответил Латышев - затоварились перед праздниками по полной программе. Да и с населением неожиданностей нет. Кто хотел, уже давно купил все, что нужно, чтобы спокойно и без лишней суеты провести праздничные дни. Заранее, не дожидаясь новогоднего скачка цен. Олег предложил закруглить торговлю завтра к обеду. Но Латышев подумал и сказал, что завтра вообще не видит никакого смысла выводить на работу всех розничников. Оставить до обеда только тех, кто сидит на деликатесах, а остальные пусть дома сидят и к Новому году готовятся. Рыба на холодном складе не протухнет. А уж в морозильных камерах и подавно.
Женька тоже позвонил. Вернее, он самый первый в этот день позвонил. Со сранья, так сказать. Поинтересовался, как Никита вчера до дома добрался. Сказал, что Наталья уж больно волновалась. Латышев успокоил, ответив, что добрался нормально. Про то, как чуть не подрался с двумя сосунками, ночными искателями приключений, рассказывать не стал. Потом Женька спросил о здоровье и пригласил
Никиту на Новый год к себе. Латышев ответил, что здоров как бык, а по поводу приглашения еще подумает. Женька принялся его уговаривать.
Сказал, что Наташка наготовила всего как на Маланьину свадьбу, а дети вчера вечером сообщили, что идут к друзьям.
- Так что, давай, Никита, не валяй дурака, приходи. Что, один будешь Новый год встречать? Сам на сам? В одиночку с бутылкой у телевизора?
(О том, что он расстался с Вероникой и пока совершенно один,
Латышев зачем-то рассказал Женьке вчера на корпоративе).
- Давай, Никита, - твердил Женька, - приходи. Посидим втроем.
Наташка гуся зажарит в духовке, ей из деревни привезли. Здоровый, зараза! Нам его с Наташкой вдвоем неделю есть, еще и на рождество останется. И салат твой любимый будет - селедка под шубой.
- Да, селедку под шубой твоя Наташка классно готовит, - вкусно причмокнул языком Никита, и Женька тут же решил, что он его уговорил. За селедку под шубой Латышев был готов продать родину. И еще за домашние беляши. Женька знал все о его кулинарных пристрастиях своего друга.
- Ну, вот и ладненько! - обрадовался он и добавил: - И беляшей скажу, чтобы Наташка нажарила. Беляши не совсем праздничное угощение, но ты же любишь… Стало быть, договорились. Рано садиться не будем, часиков в десять подскакивай.
Не дав Никите возразить, Женька повесил трубку. Получилось, что
Латышев принял предложение и не пойти теперь, значит обмануть. А идти ему никуда не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось. Он и валялся на диване и ничего не хотел. Иногда вставал, подходил к бару, наливал себе чего-нибудь крепкого, без разбора. Потом блуждал с бокалом в руке по пустым комнатам и тихо ненавидел тишину. Впервые тишина казалось ему гнетущей, а не желанной и умиротворяющей как обычно. Но и уходить в шум и чужое веселье Латышев не хотел.
Сейчас-то уж точно.
Мыслями Кит все время возвращался к Касатке. Прочитав ее "Да", надолго задумался, погрузился в воспоминания.