А комсомолки-проститутки, которых сходно — баржей — топили на Баренцовом море, пели, наверное, «Интернационал».
Когда в Мурманск пошли конвои союзников, нужно было обеспечить всестороннее обслуживание американских и британских морячков. Были подобраны соответствующие, медицински и идеологически проверенные, кадры. Потом, когда конвои закончились, «кадры» на барже вытянули из залива и…
Что-то буддистские пели те несколько десятков (или сотен?) тысяч кореянок, китаянок, малаек и тайванек, которых отловили и загнали в «станции утешения» для обслуживания японской армии.
Тихо очень пели, сил у них не было — обычно они умирали от истощения: «Неважно, утро было или день, — один солдат выходил, другой тут же входил…».
Без песен умирали в гитлеровских «газвагенах» туземные «официантки» на временно оккупированный территории.
Вермахт, учитывал успехи Красной Армии, заблаговременно избавлялся от носителей потенциально вредной информации. Выживших — уже наши гнали эшелонами в разные «лаги». По той же причине, только «вредная информация» — чуть другая.
Не находили музыкальных альбомов или сборников нот в групповых (по 20–30 тел) захоронениях питерских «девочек», которых питерские «мальчики» вывозили автобусами из «элитных бань» и «массажных салонов» за административную границу Ленинградской области и укладывали в придорожных лесках с дырками в затылках.
Нет, я не прав: аналогия неверна, здесь не «подчистка неоднозначного прошедшего», а «стремление к светлому будущему». Здесь уместен царь персидский Ксеркс. Стоя перед Фермопилами он приказал своим «бессмертным»:
– Перебейте всех солдатских шлюх. Тогда воины будут сильнее стремиться к победе. Будут рваться в Грецию, чтобы найти себе новых.
* * *Мы — не в Греции, у нас, на берегу озера Неро, воины становятся на колени и дружно, всё более перекрывая другие звуки, всё слаженнее, подпевают грешницам:
«…и светлыя двери райския отверзет на-а-ам».
Православное воинство душевно сливается с убиваемыми у него на глазах его же женщинами, и от этого наполняется верой христианской, умилением и просветлением. Ритуальное убийство для того и оснащается ритуалом, для того и проводится, чтобы зрелище чужой смерти, ощущение собственной сопричастности к ней, изменило души оставшихся в живых.
* * *Очень не ново: свидетельства об умерщвлениях людей с целью умилостивить высшие силы встречаются в письменных источниках древних германцев, арабов, тюрков, африканцев, китайцев, японцев…
Человеческие жертвоприношения заставляют людей рассматривать существующую власть как легитимную, а значит, стабилизируют текущую социальную систему.
Проводят ритуалы служители культов или вожди племен, которые, по представлению народов, являются наместниками божества на земле.
Связь между социальным неравенством и «убийством во славу божью» — прямая. Для 93 народностей австронезийской группы религиозные жертвоприношения практиковались в 5 из 20 эгалитарных обществ (25 %), в 17 из 46 умеренно стратифицированных обществ (37 %) и в 18 из 27 обществ с высокой степенью иерархии (67 %).
У славян… никто не считал.
Людей убивали за нарушение табу, подчеркивая высокий статус одних членов общества и низкий статус других. Общения с высшими силами, которая закреплялась только за вождями или жрецами, позволяла устанавливать социальный контроль над соплеменниками.
Это — у австронезийцев. У славян… а мы, что — не люди?
* * *То-то улыбается епископ Федя. Ему этот «австронезийский механизм» — понятен. Его власть над этими людьми — усиливается.
Пройдёт время, и случайно, по совсем иному делу встретившийся человек, падёт ниц перед Федей, и облобызает край одежды, и наполнится радостью от возложения длани архипастырьской на главу его. И прослезится он, и умилится. От воспоминаний о себе самом, стоящем на коленях на озёрном пляже, о чувствах своих тогдашних — очищении и воспарении, вызванных красивыми одеждами, и молитвами, и иконами. От своих собственных ужаса и восторга при виде убиения и раскаивания грешниц. И с радостью исполнит он всякое дело по слову Фединому.
Какое? — А какое может приказать этот Федя? — Очередную гадость и мерзость.
Забавно: отними что-нибудь у человека, соверши на глазах у него групповое убийство, поставь на колени и заставь попеть псалмов. И он — твой. Это не примитивное утопление баржой или транспортировка газвагеном. Здесь не только «отсекается член», но и создаётся новый. Наполненный священным умилением и восторгом.
Убивают одних, чтобы сильнее привязать души других, оставшихся, пока — живущих.
Интересный метод. Эффективный. Надо запомнить.
И ещё надо запомнить накрепко: Федю, ежели случай придёт… не дожидаясь летописных судов… просто для очищения окружающей меня атмосферы…
– Тама, вроде, Новожея была. «Пожалейте!» — её, вроде, голос.
Рядом со мной поднимается с колен здоровяк Афоня. Слезу утирает: добрая молитва случилась, аж от самого сердца. Такая прямо до самого господа дойдёт. Теперь всё будет хорошо. Славно помолебствовали, молодец епископ. Видать, и вправду — святой человек. Видать, истинно почиёт на нём благодать господа.
Немедленно отзывается наш штатный хоругвенный остряк Басконя:
– Ну, её вой никому и не опознать. Она ж завсегда помалкивала да причмокивала. Разве что только бояричу нашему…
Лазарь немедленно вспыхивает краской по лицу. Резко разворачивается. Сейчас ударит… Резан, нахлобучивая шапку, посматривает в сторону лагеря и мрачно командует:
– Закрой хайло. Пошли. Как бы там и майно не попятили.
И мы, постепенно отходя от этого… действа, покряхтывая от долгого стояния на коленях и отряхивая песок, надеваем шапки и валим гурьбой в лагерь наших ратей у славного города Ростова Великого. Тут недалеко, с версту.
Глава 312
Две недели назад, подгоняемые разными, но очень сильными эмоциями, мы выскочили из Твери в лодейный поход.
Наш начальник, боярич Лазарь, был полон восторженных ожиданий:
– В поход! Ура! За славой! Ура! За шапкой и честью! Ура!
Парень, оставшийся после недавней смерти отца старшим мужчиной в роду, мечтал покрыть себя славой и заслужить боярскую шапку, не доставшуюся ему пока по возрасту.
Я тоже стремился убраться из этого милого городка — присутствие в Твери команды «княжих потьмушников» из Смоленска меня… нервировало.
Подхлёстываемые столь сильными энтузиазмами, мы и «побежали вниз по Волге лодочкой». В составе княжеского каравана.
Войско Тверского князя Володши несколько… разнородное. Не по родам войск: мы тут все — вариации морпехов. А вот в деталях…
В голове каравана идут княжеские лодьи. Князь взял с собой большую часть своей дружины — тридцать гридней. Всего — больше сотни человек.
Понимаю: неподготовленному человеку это непросто понять. Поэтому детализирую.
Три десятка здоровенных, под два метра, белесых, патлатых, наглых, с лошадиными мордами… норвежцев.
Здесь их называют нурманами. По-русски… балакают. Потом переходят на свою гадячую мову и похабно ржут. Очень хорошо вооружены: кольчуги есть у всех, у некоторых ещё и чешуи и такие… не знаю как называются — кожаные безрукавки с железными наклёпанными пластинами по плечам и фасаду. Ещё у всех — длинные мечи, боевые топоры и клевцы, кинжалы, железные шлемы яйцом.
На шлемах расширяющиеся книзу наносники, делающие морду этого… нурмана ещё более… неприличной. А вот бармиц они не носят — у всех торчат наружу паклей их длинные волосы.
Откуда нам такой подарок? — Так оттуда же, из Норвегии. Там уже лет 30 идёт война. И ещё долго — лет 80, идти будет. Там-то народу — с гулькин… мда… нос. Но все хотят стать гражданами. Поэтому война — гражданская.
* * *В 1127 году человек по имени Харальд Гилли прибыл в Норвегию из Ирландии, называя себя сыном Магнуса Голоногого, отца правящего в тот момент короля Сигурда. Голоногий — потому, что носил короткие французские штаны. Остальные в то время были санкюлотами. Воевал он как-то в Ирландии, делал там, естественно, детей, и Харальд мог быть братом короля Сигурда.
Харальд подтвердил свое право пройдя испытание огнём, обычное доказательство того времени. Сигурд признал его своим братом, а Харальд дал клятву, что не будет претендовать на титул короля пока живы Сигурд и его сын. Через три года Сигурд помер, Харальд передумал, поймал племянника, ослепил, кастрировал, искалечил и бросил в монастырь. Дальше пострадавшего парня называли уже Магнус Слепой.
Через шесть лет приехал, уже из Шотландии, другой парень, и сообщил что он — тоже. В смысле: сын Магнуса Голоногого и уже проходил испытание огнём. Возникла коллизия, Харальда убили, началась свистопляска.
Имя получило такую окраску, что следующий король с именем «Харальд» появился в Норвегии только в конце 20 века.
Имя получило такую окраску, что следующий король с именем «Харальд» появился в Норвегии только в конце 20 века.
Год назад Эрлинг Скакке захватил и убил в Бергене Сигурда Маркусфостре, ставшего новым претендентом на власть и вступившего в борьбу с Магнусом Эрлингссоном. В общем-то, ничего интересного: обычные династические игры диких северных европейцев. Я в этом Бергене бывал, в эту эпоху там ничего интересного, кроме дождя 330 дней в году, трески и фьордов, нет.
Фокус в том, что эти мелкие династические разборки подзатянулись, и в стране сформировались довольно устойчивые партии.
Как вы понимаете — «партии гражданского действия» и им же — противодействия.
Одна из них получила, за нищету обмундирования, прозвище «лапотники» (биркебейнеры — березовоногие). Позже они разгромят слиттунгов («оборванцы») и риббунгов («разбойники»). А пока ковыряются до крови с баглерами («посошниками»).
Мне это всё… малоинтересно. Но три года назад команда сторонников Инге Горбатого, убитого в битве при Осло, побежала куда глаза глядят. Как я понимаю, глядеть им надо было далеко: остатки партии Инге попали в руки крутому местному лендерманну Эрлингу Скакке. Который и врагов победил, и своих больно построил.
* * *Наши нурманы, а это, фактически, родственники из одного клана, добежали аж до Твери. Где и нанялись на службу к уже удельному, но ещё бездружинному Володше. Тому-то это подарок: своих «янычар» у него нет, местным он не верит. А вот такие дальние… пока платишь — не предадут.
Глава команды попал даже на должность княжьего конюшего. То есть — главнокомандующего войсками княжества.
Дядя… звать Сигурд. Среди всей этой длинномерной братии — карлик. В смысле: чуть ниже нормального среднего для Руси роста. Немолод, худощав, сутуловат. Прозвище — «сука белесая», губами плямкает, говорит мало и тихо. Постоянно зол и очень конкретен. Типа:
– Десять плетей. У шатра перед отбоем.
– За что?!
– На поясе шов разошёлся. Не зашьёшь к вечеру — 20.
Это — не мне. Но я же — не просто умный, а чуток уже и мудрый! Я уже и на чужих ошибках способен учиться!
И не я один: вся хоругвь враз «помудрела» — всю амуницию через пальцы пропустила.
Резан, он у нас типа прапора или сержанта, уточнил одну деталь:
– Дурака-то перед княжьим шатром выпорют. А вот боярину его суке этой белесой — подношение нести. Так что, дурню ещё и свой господин на спине отыграется.
У тридцати княжьих гридней — тридцать княжьих отроков-оруженосцев. Остальное — свита из вятших и слуги. Часть — пассажиры. Лекаря княжеского на вёсла не посадишь — староват. Княжеского кузнеца — можно. Но он даёт в морду. А на веслах трудится его подмастерье. Сам князь, сударушка его, еёная служанка, писарь, походный спальник, поп, повар… — есть кому задарма прокатиться.
Три княжеских ладьи с гриднями и четвёртая со слугами идут впереди. По науке, в воинском походе положено иметь два комплекта гребунов. Потому на лодии должно быть 25–30 человек. Вот и получается в княжеской части каравана — за сотню голов. Лодочки битком набиты — поход дальний, припасу прилично взято, барахло горками лежит, да пассажиры сидят.
Нурманы — лбы здоровые, мы бы за ними и не угнались, но они тянут дощаники с лошадьми. Гридни в бой пойдут на добрых конях, сеунчеи (вестовые) — на резвых. На дощаниках ещё и сено везут. Крестьяне своё-то всё поели, трава ещё не выросла, а кормить одним зерном лошадь нельзя.
Хорошую вещь новогородцы придумали. Это я про дощаники — лет пятьдесят как в Новгороде появились. Раньше-то — всё корыты долблёные. Как у византийцев о Руси было сказано: «Спускают к Киеву по весне колоды во множестве. И ладят из них лодии». «Ладят» — в смысле — долбят.
Вторым сортом у нас в войске — боярские дружины. Их ещё хоругвями называют.
У каждой боярской хоругви есть свой стяг. Когда бить будут — нужно к нему бежать. А пока мы его над лодкой поднимаем. Когда становимся на берегу — тоже ставим, чтобы все видели. Княжеские стяги бывают ну очень большие. Их пока установишь, да закрепишь…
В летописях есть выражение: «не поднявши стяга». В смысле: «внезапная атака», «с марша в бой». У нас — флаг нормальный. Эту палку с тряпкой наш знаменосец, молодой парень — в одиночку таскает.
Стяги на «Святой Руси» — треугольные. Прежде были хвостатые, типа бунчуков, теперь просто сильно вытянутый от древка полотняный равнобедренный треугольник преимущественно красного цвета. Хотя встречаются желтые, зеленые, белые, черные. Иногда бывает специальное навершие (полумесяц или иное) — «челка стяговая», и рисунок на стяге.
В отличие от более поздних времён, в рисунках нет Спаса. В отличие от печатей — нет Богоматери и надписей. Много коней, птиц.
У нас, например, на красном поле чёрный петух вышит.
Лазарь целую лекцию прочитал. О глубоко сакральном смысле фона и рисунка. Типа: мы такие петухи, что, как прокукарекаем — так для ворогов чёрный день наступит, а к нам «радость красная» придёт. «Критические дни», что ли?
Петух вышит с таким… стелющимся хвостом как у степного жеребца. В этот хвост его дружинники и целовали. Ну, когда присягу принимали.
Воинов у нас, как положено — 15 человек, «большой десяток». А ещё — я и Сухан. Мы не дружинники, а товарищи. Путешествуем совместно по собственной надобности. И, в рамках этой надобности, подчиняемся командиру — бояричу Лазарю. Он, как и я, боярской шапки не получал ещё, поэтому не боярин, а боярич.
Над воинами главный — старший десятник Резан. Отличается резано-рубленной мордой, склонностью к мордобою и мрачным характером. И, почему-то, нехорошо на меня косится.
Остальные бойцы… не бойцы. Молодые крестьянские парни из вотчины. Есть пара бобылей постарше.
Кроме не-бойцов, ещё десяток совсем не-воинов: слуги разной степени непригодности. Кашевара, к примеру, нам боярыня Рада такого всунула… лучше я водицы речной похлебаю.
У нас хорошая «рязаночка» — плоскодонка на 6 пар весел. По головам считать — две смены гребцов. Но это когда все гребут.
Я сразу за весло сел. Лазарь начал, смущаясь, толковать, что, де, дорогому гостю невместно со смердами в общий ряд…
– Вот князь же… И бояре, и ближники… Они ж думу думают, ворогов извести помышляют…
– Лазарь, у меня с каждого гребка — сил прибавляется. Покуда до места дойдём — я во какой в ширину стану. А на носу сидючи, да в чистое небо глядючи — от тоски с ума сойду. Тебе нужен псих бешеный в лодии?
Понял, отстал. Подумал и сам на весло сел. Типа: за меня вступился, чтобы другие не насмехались. Спасибо друг!
Тут этот чудак, остряк наш Басконя, вздумал шутки шутить. Со мной как с ровней. Воды речной за шиворот плесканул.
Ну я и вышиб дурня за борт. Рефлекторно.
Я — даже и подумать не успел, он — и не чирикнул. Только матюкнулся. На лету. И завизжал. Когда долетел.
Еле успели назад втащить — вода-то ледяная.
Помогло? — Нет. С одного раза народ не понимает. Туземные «эскалаторы» прорезались. В смысле: пошла эскалация конфликта.
Вечерком отошёл в лесочек отлить. Подваливает компашка:
– Чегой-то ты, паря, наших ребят забижаешь. Добрых молодцов в Волгу-матушку помётываешь. Ты вот это видел?
Здоровущий лось. Типа этих мутантов-нурманов. Кулак мне под нос суёт.
Кулачище такой… гранитно-монументальный. Как в парке скульптур Вигеланда в Осло. Да видел я такие! Нашёл чем удивить.
– Я тебе не паря, а смоленский боярич. Звать Иван Рябина. А ты кто?
– А я… это… Афоней кличут.
Про свой ассоциативный кретинизм я уже рассказывал? Реакция… даже подумать не успел:
– А батяню Никитой зовут?
– А… Ну… Ага… А ты откуда знаешь?!
– Да так… Ну, здрав будь, тверской купец Афанасий, Никитин сын. При случае — бате привет передавай.
– Ага. Ну. Передам. Только мы — не купцы. Мы тама, в вотчине, ремесленничаем малость.
– Тю. Какие твои годы. Подойди после, за жизнь потолкуем.
Про наследование имён в средневековых семьях я уже… Хотя, конечно, случайность. А вот что следом Лазарь прибежал меня выручать — закономерность. Спасибо, друг!
Что меня надо не выручать, а держать… а лучше — держаться подальше — соратникам стало ясно прямо с утра.
Так, опять надо объяснять.
Я — «мышь генномодифицированная». Уже много раз сказано было. Да ещё и сплю по-волчьи. Поэтому мне хватает 4–5 часов сна.
Это я ещё пока росту. А что будет, когда вырасту? Совсем спать перестану? При том, что само это занятие я очень люблю. Но «сон — не водка, организм лишнего не примет» — русская народная мудрость.
У меня дома хорошо. Я это уже говорил? — Так это правда.
У меня дома, в Пердуновке, всё устроено и обустроено под меня. И под мой короткий сон — тоже.
С вечера можно девушку чистенькую позвать, поиграться. Утомил красавицу — книжку какую почитать, своих мыслей по-записывать, на станочке пожужжать. С народом потолковать.