– О нет! – закричала она, как трагическая гречанка. – Не смейте!
Никто ее, конечно, не послушался.
Потом приехала «Скорая». Доктор Матвеев – сколько раз они у покойников встречались! – констатировал кровоизлияние и сказал:
– Крепкий он у тебя. Другой бы окочурился.
– Другой бы окочурился, – повторила Лукерья, глядя на воскресающего мужа.
И показалось ей, что он ей подмигивает, что было невероятно.
7
Той же ночью Ромочка напал на Лукерью. Как зверь, истосковавшийся по самке в джунглях. Лукерья трепетала и повторяла:
– Ты не очень, я же отвыкшая!
А он отвечал ей:
– Голову не задевай, голову! У него же сквозная рана до мозга.
Потом спохватывался и поправлялся:
– То есть у меня эта рана. Так сказать, если раны – то мгновенной, если смерти – небольшой.
Лукерья не поправляла оправдывающегося супруга, потому что понимала, что он инопланетянин, прибывший насаждать культуру.
Утром она накормила его блинами. Бывший Ромочка любил блины, а новый, оказывается, их тоже любил. И даже пояснил Луше:
– Ведь тело-то у меня прошлое, а запросы у него прежние, тебе понятно, ласточка?
Так они и жили. Ночи были бурные, днем Лукерья буквально засыпала на ходу, иглу старикам не туда совала.
И надо сказать, что тот, кто из кустов вечером давал указание помочь несчастной женщине, правильно сообразил, что более полезного друга в Великом Гусляре им не отыскать. Лукерья точно указывала им адреса и симптомы безнадежных больных, чтобы можно было погибшего человека сразу спасти, то есть заменить в его мертвом теле жизнь на инопланетную, которая вольет в него силы.
Как-то недели через две после наступления в жизни Лукерьи простого женского счастья, когда оказывается, что муж – это Муж, а не растение в горошек, она готовила на кухне большую яичницу с колбасой из двадцати яиц. И неспроста, потому что в гости к Ромочке пришли Матвей, Тимур и еще один из их начальства.
Они уже привыкли к Лукерье.
И она смирилась с ними – пускай помогают людям, улучшают.
Говорили они по-русски, порой переходили на телепатию, но Лукерья и телепатию теперь понимала.
Занимались они бухгалтерией.
– По Тотемскому району как у нас дела? – спрашивал Матвей.
Ромочка рапортовал:
– Внедрено шестьдесят два, на подходе еще шесть.
Говорил он четко, по-военному, и Лукерье приятно было слушать, какой у нее бравый муж.
Но Матвей был недоволен. Ему было трудно угодить.
– На тридцать процентов плететесь позади графика. Мне страшно в штаб такие цифры посылать. Что они со мной сделают, а?
– Ну, тебя не тронут, – сказал Ромочка. – Ты заслуженный штаб-офицер, шесть походов прошел, две аннигиляции, весь в шрамах и медалях.
– Ну ладно, ладно, – подобрел Матвей.
Лукерья принесла им большую сковородку, они стали есть ложками, нахваливали, а Лукерья спросила:
– А ты, Ромочка, тоже весь в медалях, да?
– Он у нас еще молодой, – засмеялся Тимур.
У него морщины разгладились, волосы потемнели, приходилось красить себя в седой цвет и рисовать морщины фломастером, чтобы люди не подозревали колдовства.
– А аннигиляции проходил?
– Шла бы ты, женщина, отдыхала, чай нам завари, – рассердился почему-то Ромочка.
А Тимур сказал:
– Аннигилируем мы планету только в случае неудачи мирных способов. Или если очень сильное сопротивление. А так обычно обходимся мирным путем.
– Вот и правильно, – согласилась Лукерья и пошла ставить самовар.
Вслед ей послышался тихий смех гостей.
Пускай смеются, подумала Лукерья, с мужиков чего спросишь? Ведь эта порода человечества далеко уступает женщинам по способностям.
А из комнаты слышалось:
– По Пьяному Бору картина положительная. Шестнадцать и три.
– Не скажи, в штабе могут не одобрить. Энергичнее надо работать.
– Как, прости, энергичнее? Куда уж? Ведь люди чаще помирать не стали.
– Надо им помогать, – твердо сказал Тимур.
– Нет! – возразил Матвей. – Только в крайнем случае. И с санкции вышестоящих органов. Так мы можем все дело завалить.
– Ты нелогичен, – сказал Тимур. – Здесь присутствует наш товарищ, который получил тело, потому что мы помогли его предшественнику кирпичом по темечку...
– Ш-ш-ш! – вскинулся Ромочка. – Зачем ты так громко?
– А я думаю, что она отлично знает или хотя бы догадывается, – сказал незнакомый пришелец. – Она сама просила.
Лукерья так и замерла у самовара. Хотела его взять и в комнату нести, но руки онемели.
Одно дело нутром чуять или даже что-то подозревать. Но ведь она на самом-то деле не желала смерти настоящему Ромочке, а получается, что она соучаствовала?.. А может, шутят они? Мужики, бывает, соберутся и травят всякие байки. Надо бы пойти и прямо вопрос поставить: убили Ромочку или случайность с кирпичом вышла?
Но никуда она, конечно, не шла. Как ты пойдешь к бандитам, хоть и с культурными целями, а они тебе скажут: да, убили, по твоей просьбе, и ты молчала, потому что твой Ромочка тебе наслаждение доставлял.
– Интересно, – услышала она голос Тимура, – как там у наших в Москве дела? Там ведь две или три дивизии работают...
– Там трупиков хватает! – ответил Ромочка. Слышно было, как он отодвинул стул и пошел на кухню.
Как увидел Лукерью, сразу понял, что она все слышала.
– Это была шутка, – сказал он. – Мы пошутили. Я сам погиб.
Но Лукерья ему уже не верила.
В глазах у нее стояли слезы.
И смотрела она на Ромочку с любовью.
Как ее понять? Да, она знала уже, не сомневалась, что смерть ее мужа – дело рук пришельцев. И неизвестно еще, сделали ли они это из сочувствия к ней или потому что выполняли план по трупам с непонятной для Лукерьи целью.
На кухню вошел Тимур.
– Я думаю, что тебе не стоит строить иллюзии, – сказал он. – Никакие мы не культуртрегеры и не филантропы. В политике таких не бывает. Нам нужно жизненное пространство, и мы с этой целью вторгаемся на удобные для нас планеты, внедряемся в жителей, а потом, когда нас уже много и мы получаем доступ к важным объектам, то оставшихся в живых аборигенов мы уничтожаем или в лучшем случае порабощаем. Третьего не дано.
– А я? – пискнула Лукерья.
– В каждой войне есть предатели, – сказал Тимур. – Одни предают за деньги, а другие – за идею.
– А я? – Лукерья как-то сразу смирилась со своей предательской сущностью.
– Ты, будем считать, идейная, – сказал Тимур.
– Спасибо. Вы меня убьете?
– Мы тебя уже поработили, – засмеялся Матвей. – Со временем я тоже на тебе женюсь.
Все они захохотали. Но Лукерье показалось, что Ромочка смеется не так нагло, как Матвей.
8
Днем Лукерья на службу не пошла. Пускай сами помирают, все равно человечеству жить осталось немного.
Она пошла на почту.
Попросила там лист бумаги и конверт.
Написала сверху листа:
«Президенту Российской Федерации в собственные руки».
– Должен же кто-то мне поверить, – прошептала она. В милицию она не пошла, не доверяла. Может, там уже пять пришельцев с погонами ходят. А вот президент вроде свой, высказывается против террора.
Она сидела и думала, как начать письмо, чтобы президент поверил.
Но додумать не успела.
Тонкая юношеская рука протянулась через ее голову. Василий взял листок и скомкал его.
– Не надо, Лукерья Маратовна, – сказал он. – Никуда вам не деться.
Лукерья вскочила, сначала испугалась, но потом взяла себя в руки и зашипела, как змея, источая яд:
– А ну мчись отсюда, физик недоделанный! Сейчас такой крик подниму, что народ вас на вилы возьмет! А ну!
– Не надо, Лукерья, – прошептал юноша. – Ну зачем так! Вы же наша союзница, вы же одна из нас!
– Неужели не убьете?
– Да что вы! Как можно!
Лукерья с размаху шлепнула ладонью Василия по щеке и пошла на улицу.
Василий трусил сзади, но подойти боялся.
Тут Лукерье встретился Михаил Стендаль, редактор газеты «Гуслярское знамя», человек неподкупный и старожил. Шел он рука об руку с Корнелием Удаловым.
– Миша! – воскликнула Лукерья. – Ты знаешь, что нас не сегодня-завтра инопланетяне покорят и истребят, как крыс.
– Не исключено, – сказал Стендаль.
– И что вы будете делать? – спросила Лукерья.
– Уйдем в партизаны, – сказал Удалов. И почему-то подмигнул.
– Вот именно, – согласился Стендаль.
А к Лукерье уже спешили Ромочка с Матвеем. Видно, Василий поднял тревогу.
– Луша, – пропел Ромочка, – ну куда ты с такой высокой температурой на улицу выбегаешь?
– Нет у меня температуры, пришелец проклятый.
И видно, этот возглас звучал забавно, все мужчины стали смеяться, а Ромочка повел домой рыдающую жену.
– Грипп наступает, – заметил Удалов. – Как дела в Европе?
– В Европу вирус уже проник, – сказал Стендаль.
– Выздоравливай, Лукерья! – крикнул Удалов.
9
Ночью Лукерья лежала рядом с Ромочкой. Тело у него было горячее, страстное. Но он сдерживался.
– В Европу вирус уже проник, – сказал Стендаль.
– Выздоравливай, Лукерья! – крикнул Удалов.
9
Ночью Лукерья лежала рядом с Ромочкой. Тело у него было горячее, страстное. Но он сдерживался.
– Пойми, – говорил Ромочка. – Так устроена Вселенная. Кто сильнее, тот и скушал. Завтра придет новый сатана и всех нас сожрет. Так вы, люди, истребили тасманийцев, птицу додо и морскую корову Стеллера, которые не были виноваты в том, что живут на одной с вами планете. Мы – санитары леса. Ваша цивилизация зашла в тупик и не сегодня-завтра сама себя задушит. А мы ей помогаем.
– А дальше что? – Лукерья сглотнула слезы.
– Если нас не раскусят и сопротивления не будет, то через два-три года ты будешь жить в новом, упорядоченном и счастливом мире.
– Меня кирпичом по затылку, да?
– Ты моя жена! – рассердился Ромочка. – Можно сказать, любимая туземка, наше доверенное лицо. Ты что думаешь, нам запрещают с туземками жить? Да я имею право себе хоть десяток таких, как ты, взять!
– И намерен?
Ромочка спохватился.
– На деле я не намерен, потому что люблю тебя как настоящую жену.
– А если я поеду в Вологду?
– А там что?
– А там в милицию или армейскую часть – не знаю куда! Может, к Жириновскому в партию?
– Только не в партию, – сказал Ромочка. – Там уже все наши.
– А если я все же найду...
– Будет война, – вздохнул Ромочка. – Многие погибнут. Может, мы даже потерпим поражение и нам придется аннигилировать твою планету. А жаль. Столько усилий мы положили.
Он положил руку ей на плечо, провел пальцами по шее.
– В конце концов, – прошептал он, – какая тебе, простой женщине, разница, кто правит Россией, если у тебя есть здоровый любимый мужик? Ты чего добьешься? И мужика лишишься, и, возможно, жизни. А уж счастья тебе не видать.
– Ах, – вздохнула женщина. – Какая мне разница! Пришельцы-мришельцы, оккупанты, шпионы, завоеватели, поработители... а ты, Ромочка, меня не оставишь?
– Если не будет приказа...
– Обними меня, любимый!
10
Профессор Минц с Корнелием Удаловым подкрались поближе к погасшему окну на втором этаже. Они затаились за кустом орешника. Минц направил на окно невидимый обыкновенным глазом лучик зомбификсатора.
На махоньком дисплее задрожала алая искорка.
Рядом, впритык к ней, горела искорка изумрудная.
– Как славно, – сказал Удалов. – На таком расстоянии различает. Ты гений, Лев Христофорович.
Минц наклонил талантливую голову. Он привык к похвалам.
– Не будем себя тешить. Это лишь начало пути. Создать зомбификсатор могли бы по крайней мере три лаборатории на земном шаре. А вот внедрить его, заставить руководителей различных государств поверить в страшную опасность, которой подвергается Земля, – это куда труднее.
Алая искорка слилась с изумрудной.
Удалов вздохнул.
– А ведь хорошая была женщина... А теперь? Немецкая овчарка!
– Не клейми ты Лукерью, – ответил Минц. – Я почти убежден, что она и не подозревает, что находится в объятиях инопланетянина. Она верна своему мужу.
А там, на втором этаже, Лукерья воскликнула:
– Любовь ведет меня к подвигам! Ради нее я готова на многое.
– Не торопись, – ответил пришелец. – Будут тебе задания, будет тебе работка...
Минц спросил:
– Когда последний автобус на Вологду?
– Через двадцать минут.
– Тогда пошли.
– Лев, побойся бога! Мне домой надо забежать. Ксению предупредить.
– Мы позвоним ей из Вологды.
– Что за спешка?
– У нас нет ни минуты, – сказал Минц, спрятал зомбификсатор в карман и быстро пошел по улице.
Удалов махнул рукой и припустил за другом.
Их путешествие будет непростым, и результаты его еще неясны.
А Лукерью жалко...