И последние годы жизни у него были экстремальные. Это было связано и с Мариной. Ведь их жизнь не была упорядочена, он — здесь, она — во Франции… Бывало, что Володя ее очень ревновал. При мне он звонил во Францию, в Париже ее не было, он нашел ее где-то в горах… Говорил ей: «Если завтра не прилетишь, я покончу с собой». При мне были эти тяжелые разговоры.
А с другой стороны… Марина однажды прилетела на один из московских кинофестивалей. Тогда они жили у Нины Максимовны на улице Телевидения. А Володя был в тяжелом состоянии, «сорвался в пике»… И он попросил меня сопровождать Марину на один из просмотров. Мы поехали вдвоем — это было в концертном зале гостиницы «Россия», и Марина мне жаловалась: «Я так хотела, чтобы появились вместе, а он…»
А адская его работа, вечером — спектакль, ночью обычно писал… В последние годы у него не было ни месяца спокойной, нормальной жизни. Не выдержало сердце. Слишком оно было заполнено, переполнено всем. Я не был на похоронах Володи Высоцкого. Мы жили тогда в деревне у родителей жены. Там было радио, был телевизор, но ведь о смерти Высоцкого ничего не сообщали. Газеты тоже молчали: что для них был Высоцкий? Я узнал о Володиной смерти только через три дня после его похорон. Я бы немедленно вылетел, если б знал… Потом мне показали видеозапись, сделанную 28 июля, и обо всем рассказали друзья, которые в это время были в Москве…
— Анатолий Борисович, ваше имя широко известно коллекционерам, да и не только коллекционерам, по рассказам Высоцкого о Большом Каретном. Вот и на концерте в Торонто он говорит: «И Толя Утевский, которого вы знаете». А кто вас мог знать в Канаде?
— История тут такая… У меня были приятели — Ирина и Виктор Бушуевы. У Ирины в Канаде жили родственники, и Бушуевы уехали жить в Торонто. Ирина и Виктор знали Володю по Москве, встречались с ним у меня дома. И Высоцкий бывал в этой семье. И когда он выступал в Канаде и были концерты в Торонто, Бушуевы его там нашли. Они встретились, много разговаривали, вспоминали Москву, друзей… Они так растрогались, что даже всплакнули. Бушуевы говорили Володе, как они тоскуют по Москве. И конечно, Володя пригласил их на концерт. И когда он говорил о Большом Каретном, о нашей компании, то назвал Леву Кочаряна, Васю Шукшина, Андрея Тарковского, Артура Макарова… Вспомнил меня. «Толя Утевский, которого вы знаете…» — сказал он, обращаясь к Бушуевым.
— Анатолий Борисович, вы меня извините за такой вопрос, но почему почти восемь лет вы смолчали»? Ничего никому не говорили о Высоцком?
— У меня были свои причины, были и обиды на очень близких Володе людей… Но время прошло, и я подумал, что все это мелочи. Я близко дружил с Володей, хорошо его знал, а теперь люди хотят знать о Высоцком все. И они должны знать правду. Поэтому я и решил встретиться с вами.
Декабрь 1987 г.
ИННА АЛЕКСАНДРОВНА КОЧАРЯН
— Инна Александровна, с какого времени вы помните Высоцкого?
— С 1949 года, Володе было одиннадцать лет. Жили они в квартире номер четыре.
— А кто еще жил в этой квартире?
— Вы знаете, я не всех помню. Вот Северина Викторовна, она жила через стенку. Причем когда Высоцкие уже переехали отсюда, до конца дней Северины Викторовны Евгения Степановна ездила к ней, помогала, ухаживала. Северина Викторовна была портниха. Еще одна соседка — Нина Борисовна, я даже не знаю, где она работала. Была такая тихая, спокойная квартира. У Семена Владимировича и Евгении Степановны всегда было очень много народу. Очень хлебосольный, гостеприимный дом.
А людей там жило очень много: бабушка, Лида с мужем, потом родился ребенок… Но вот для всех хватало места. И Леша приезжал — брат Семена Владимировича, и фронтовые друзья Высоцких, и для всех всегда был «и стол и дом».
— Вы помните маленького Володю Высоцкого?
— Конечно.
— А как он тогда выглядел?
— Он выглядел очень симпатично, всегда был такой аккуратненький. У меня была собака, большая овчарка Фрина. И когда мы выходили во двор, Володя это в окно видел и выскакивал в любую погоду, если не был в школе. Они с Фриной садились друг против друга и впивались взглядом друг в друга, и играли, и обнимались… Он ее очень любил. Окна-то у них во двор выходили, и Володя видел, когда я вывожу Фри-ну гулять.
Двор был большой, зеленый, с голубятней. Играли в волейбол… В общем, хороший был двор. Очень дружный двор. Летом, правда, Женя иногда увозила Володю на дачу. Тогда Семен Владимирович служил в Киеве, и они под Киевом снимали дачу, чтобы Володя был на воздухе. А когда он приезжал, все равно оставались сентябрь, октябрь, май, половина июня, и все это время проходило во дворе.
— А дворовые блатные компании?
— Во дворах, конечно, тогда было много шпаны. Особенно на Малюшенке и в Лиховом переулке. А вот в нашем дворе блатных почти не было.
В то время в московских дворах все-таки была особая атмосфера. Например, в нашем доме все знали друг друга, и не просто знали — дружили. Был даже красный уголок, в котором занимались с детьми, когда родители уходили на работу. До войны летними вечерами во двор выносили патефон и танцевали…
— Вы жили тогда и сейчас живете на четвертом этаже и, конечно, встречались на лестнице…
— Естественно, он же часто бегал, у нас не было лифта, а наверху жил его друг — Толя Утевский, и Володя без конца туда ходил. Они с Толяном дружили, а Евгения Степановна дружила с Толиной мамой.
— Лида, Лидия Николаевна — племянница Евгении Степановны, она много сделала для Володи Высоцкого…
— Очень, очень много! Володя ее обожал. Я помню, как он переживал, когда Лида вышла замуж! Женя ходила его успокаивала, Володя просто плакал в ванной: «Лидик выходит замуж, Лидик от нас уйдет!»
— Лидия Николаевна много рассказывала про детство Высоцкого?
— Конечно, она очень много знает. Потому что я его видела, так сказать, от раза к разу, а Лида все время там была. Она и занималась с ним, и в школу ходила, и Володя очень ее любил.
— Семен Владимирович был суровым отцом, не помните?
— Ну, Семен Владимирович вообще очень суровым быть не может. Суров, но справедлив. Он человек военный, занятый, много работающий… Естественно, все ложилось на плечи Евгении Степановны. В школу ходила именно она, если Володя что-то там натворит…
— Конечно, более тесное и близкое общение с Высоцким у вас было, когда он подрос. А когда это началось?
— В качестве очень близкого человека Володя стал бывать у нас с 1958 года. Потому что до этого у нас с ним не было непосредственного общения — просто соседские отношения. А бывать он у нас стал часто, когда я вышла замуж за Леву. Тогда уже все начали здесь бывать.
— Высоцкий очень тепло вспоминал об этом времени.
— Во-первых, для всех нас это было время становления. Один что-то написал, второй — напечатал, третий — получил постановку, четвертый — закончил фильм… Володя Акимов сказал мне: «Мы все, оставшиеся в живых, тоскуем по Большому Каретному», Потому что никогда больше не было такой дружбы и такого единения.
— «Кочарян учил Высоцкого жить», — так говорят многие друзья Владимира Семеновича. Все-таки Левон Суренович был старше, и жизненного опыта у него было, конечно, больше.
— А вы знаете, что Лева и Толя Утевский настояли, чтобы Володя пошел в театральное училище?
— Нет. А как это было?
— Это было без меня, но Володя мне рассказывал: «Если бы не Лева и Толян, я бы остался в строительном».
Вы знаете, тут не было ни у кого никаких особых отношений — тут были общие дружеские отношения. Никто не дружил с кем-то персонально. Здесь встречались все: Вася Шукшин, Андрей Тарковский, Артур Макаров, Володя Акимов, Эдик Кеосян, Леша Сахаров, Олег Стриженов, Инга Окуневская, Витя Сухо-древ, Гриша Поженян, Толя Гарагуля, Аркаша Бочкарев и Зина Попова — все были очень близкие люди. Пожалуй, больше других Володя любил тогда Олега Стриженова. Олег к тому времени стал кинозвездой. Вообще, он не был демократичным никогда, но с Володей никогда не задавался — у них были очень добрые отношения. Володина песня «Серебряные струны» была любимой песней Олега.
Из своих одноклассников Володя привел к нам только Гарика Кохановского. А Володя Акимов попал к нам совершенно без помощи Высоцкого. Просто на одном из фильмов они работали вместе с Левой, и он стал у нас бывать. Я даже не знала, что Акимов учился вместе с Высоцким, — это выяснилось потом, когда Володя стал у нас бывать. Естественно, я была старше и его одноклассников не знала.
Бывал здесь и Олег Халимонов, которого Володя очень любил. Олег работал тогда на судах дальнего длавания и иногда звонил из разных морей и океанов. Однажды телефонистка говорит: «Сейчас с вами будет разговаривать Морис Торез…» Как так? Торез совсем недавно умер… А просто Олег плавал тогда на танкере «Морис Торез».
Бывал здесь и Олег Халимонов, которого Володя очень любил. Олег работал тогда на судах дальнего длавания и иногда звонил из разных морей и океанов. Однажды телефонистка говорит: «Сейчас с вами будет разговаривать Морис Торез…» Как так? Торез совсем недавно умер… А просто Олег плавал тогда на танкере «Морис Торез».
А вот из Школы-студии Высоцкий привел и Севу Абдулова, и Жору Епифанцева…
— Получается, что в этой компании Высоцкий был одним из самых младших?
— Конечно, но в этом доме Володю любили, и здесь все были на равных. В этой компании все были личностями, причем личностями самостоятельными, незаурядными Ну, может быть, в магазин бегали чаще Володя Акимов и Володя Высоцкий. Все-таки действительно они были помоложе…
— Но, мне об этом многие говорили, у Кочаряна было очень развито чувство справедливости.
— Да, это точно. Лева вообще не терпел, когда при нем кого-то унижали.
— Расскажите историю, когда Стриженов вернулся из Японии…
— Мы пошли в ресторан «Узбекистан». И Володя говорит: «Олег, я сейчас тебя опозорю». — «Да ты с ума сошел. Как это ты меня опозоришь? Я — Стриженов, меня все знают…» И вдруг Володя бросается к нему в ноги, а это было часов в двенадцать… Ну все смотрят, естественно, на Стриженова — он очень аккуратно одет, только из Японии… Так вот, Володя бросается в ноги — и на всю улицу: «Горе горькое по свету шлялося!»
— Ваша квартира была основным местом сбора. А в других местах вы бывали?
— Да, периодически. Но, в общем-то, штаб-квартира была здесь. Во-первых, каждый мог прийти сюда — к Леве или просто в дом. Ведь бывали моменты, когда Лева уезжал в экспедиции. Именно здесь праздновали все дни рождения. А потом, квартир толком ни у кого не было, а у нас была довольно большая. Это сейчас у всех квартиры, кооперативы, а тогда с жильем было трудно. И любили, любили ребята Большой Каретный.
— В какой-то период этот дом был вторым домом для Высоцкого. То есть он мог просто остаться ночевать или даже жить некоторое время…
— Да, конечно. Он жил тут и работал, и уезжал отсюда, и сюда приезжал.
Как-то Лева уезжал в Ленинград, делать какие-то пробы. А Толя Утевский и Володя поехали его провожать. Предупредили меня, что приедут ночевать сюда, потому что Толян жил уже довольно далеко. Сказали: «Иннуля, не волнуйся, проводим и приедем ночевать. Дверь не запирай». Я и не запираю. Поезд ушел где-то около двенадцати ночи… Час — их нет, два — их нет, и никто не звонит. Вдруг утром звонок из Ленинграда: оказывается, они в Ленинграде — Володя, Лева и Толян.
— Почему и как?
— Пришли провожать, сели в поезд. Поговорили. «А почему бы нам не съездить в Ленинград?» — «Ну давайте съездим». Вот и поехали. Все было очень просто.
— Вы рассказывали мне очень интересный случай, когда в квартире осталось ночевать столько народу, что Высоцкому не хватило места…
— Володя пришел поздно, все уже спали — и не только лечь, прислониться негде было. Буквально все было занято. А Лева был ужасно изобретательный человек: он положил Володю в ванну, а так как стелить уже было нечего, налил теплой воды, а под подбородок положил досочку, чтобы он во сне не захлебнулся. Лева всю ночь бегал, подливал ему горячую воду. Я говорю: «Ты чего?» — «Володька простудится, надо ему теплой водички подлить». А Володя утром встал — так здорово! И спать было удобно, и чистый… Прибегает ко мне: «Я самый чистый, мне первому завтракать».
Было такое…
Жили шумно, весело. Однажды поздно вечером после съемок решили поужинать. Но в рестораны уже не пускают. Володя говорит: «Пойдем в «Арагви», пустят, сегодня моя смена…» Приходим — дверь закрыта. Володя стучал, стучал, рвался, рвался… Не открывают. Он снова. Дверь наконец приоткрывается, высовывается рука — и Володя получает в челюсть. Дверь мгновенно захлопывается. Володя потрогал челюсть и говорит: «Нет, ребята, сегодня не моя смена».
— А какие песни пели в вашем доме?
— Песни были разные: пели русские народные песни, романсы, военные песни, и очень модно было тогда петь так называемые блатные песни. У нас главными певцами были тогда Олег Стриженов, Саша Шворин, даже не Володя. И все сами аккомпанировали себе на гитаре. Гитара всегда была у нас, она и сохранилась— вот та первая Володина гитара. На ней сохранились автографы Высоцкого, Утевского, Стриженова… Именно на этой гитаре Володя аккомпанирует себе на единственной оставшейся записи 1965 года. Она была записана летом, перед отъездом Игоря Кохановского в Магадан. Тогда они решили заново переписать все песни, потому что первые пленки были очень плохого качества. Да еще нажмут не на ту кнопку, сотрут кусок и переписывают снова.
— Вы в числе очень и очень немногих людей помните, как записывались первые песни Высоцкого.
— Во-первых, я просто помню, как была написана самая первая песня. Это было в 1961 году. Я хорошо это помню, потому что Лева работал тогда на «Увольнении на берег», а Володя там снимался. Да, тут Акимов проследил — действительно Володя снимался во всех фильмах, где работал Лева. И вот тогда Володя написал эту песню «Татуировка». Причем он подошел ко мне и говорит: «Иннуль, ребята не верят, что это я написал, — ты уж подтверди». И когда появились первые Володины песни, мы их не очень-то и выделяли. А я почувствовала силу его песен так… Мы были в Одессе, и Володя пел на квартире у Толи Гарагули. И когда Володя запел военные вещи, я видела слезы на глазах старых моряков. Понимаете, они — плакали! Тогда меня это потрясло.
— А вы никогда не видели, как он писал свои песни, то есть карандашом на бумаге?
— Может быть, он когда-то в блокноте и писал… Но в принципе у меня было впечатление, как будто песни из него лились. Он этими песнями разговаривал с друзьями. Это был способ общения с друзьями.
И тут же, на ходу, он их перерабатывал. Были песни, которые он только что записал, а потом приходит и говорит: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз». Потому что он уже что-то переосмыслил.
— А как происходила сама запись?
— И днем и ночью они очень серьезно работали, записывали песню, потом слушали. Если что-то заскрипело, значит, надо еще раз переписать. А еще у нас на магнитофоне «Днепр-11» все клавиши были одинаковые, не на ту нажмешь — сотрешь запись. Поэтому все пленки были «ущербные», потому что их переписывали по многу раз. Но и Лева и Володя получали колоссальное удовольствие от этих своих сеансов звукозаписи.
— А какие-то конкретные случаи вы узнаете в его песнях?
— Например, строка «Недавно головой быка убил» связана вот с таким случаем. Всей компанией мы выходили из ВТО, и привязались какие-то пьяные парни. Драка! И Лева кого-то головой ударил в живот… Я даже помню, как они ночью записывали эту песню и дико хохотали.
— А в какой мере связаны первые песни Высоцкого с его собственным детством?
— Каждая песня была чем-то вызвана — какой-то ассоциацией, каким-то знакомством, каким-то случаем. А что касается дворовых песен — ничего такого в его юности не было. У них очень интеллигентный и порядочный дом. И Володе негде было встретиться со своими песенными персонажами, и с гражданином Токаревым негде было встретиться. Единственное общение такого рода у него было с Гераскиным — с нашим участковым. Гераскин прекрасно знал всех нас.
— Нет, все-таки соприкосновения были, например, когда Утевский был на практике в соседнем отделении милиции. Помните, тот самый «черный пистолет»…
— Почему на практике? Толян тогда уже в МУРе работал, и у него был свой законный пистолет. Тогда он часто приходил к нам и, конечно, самые интересные моменты, самые интересные случаи из своей работы рассказывал.
— Так это его вполне реальный пистолет упоминается в песне?
— Пистолет у него, конечно, был, но был пистолет и у Семена Владимировича. Ствол был залит баббитом, и Володя с ним играл. Это Женя мне потом рас-сказала. Хотя пистолетов было гораздо больше — и у Гладкова был, и у Скорина, все они тогда работали в милиции. Но в принципе эта песня была посвящена Утевскому. И только ему! Он тогда уже здесь не жил. «Нет, нет да по Каретному пройдешь…» Володя просто подарил ему эту песню. Песен тогда еще было очень мало, поэтому каждая запоминалась. Вот почему запомнилась «Татуировка»? Да потому, что именно «Татуировку» он написал первой. А потом какое-то время песен не было. И вдруг сразу появилось несколько, и среди них — «Где твои семнадцать лет?..». А какую же вторую песню он написал? «Желтое, зеленое…», что ли? Ее записывали в Севастополе, в гостинице, у нас в номере.
— А какой это год?
— Все это было в 1961 году. Володя там снимался в «Увольнении на берег».