Последний барьер - Роман Глушков 10 стр.


— Не стрелять! — прокричал я, прежде чем дерзнул на подобное безумство. Арабеска и Черный Джордж сразу же прекратили огонь, видимо, недоумевая, почему я отдал им столь несвоевременный приказ. Но объяснять им мой план было некогда. Едва их пули перестали лупить по броне многоножки, как я без колебаний бросился ей навстречу. Прямиком на вращающийся фрезерный диск — единственное оружие нашего нынешнего противника…

…Так, наверное, показалось не посвященным в мою стратегию товарищам. Но я, естественно, и не помышлял о героическом самопожертвовании. Оттолкнувшись от края айсберга, я перелетел через нацеленную мне в грудь фрезу и приземлился аккурат на плоскую спину сколопендры. После чего лихо пробежал по ней, словно по дорожке бегового тренажера, и снова прыгнул. Только уже на менее устойчивую опору — одну из множества окружающих нашу переправу льдин. А перед тем как соскочить с гидромеха, пальнул из дробовика ему по лапам. И вроде бы даже отстрелил две или три из них — сосчитать я уже не успел.

Ерундовый результат, учитывая, сколько еще конечностей осталось у многоножки. Да и фиг с ней! Я хотел всего-навсего обратить на себя ее внимание, и мне это удалось. Интеллект низших механоидов примитивен. «Укушенная» мной тварь вмиг позабыла о не угрожающих ей пока людях и, развернувшись, пустилась вдогонку за мной. Врагом, представлявшим для нее первостепенную угрозу.

Беготней по льдинам в сезон ледохода мне доселе заниматься не доводилось. Ни в Зоне, ни за ее пределами. Все как-то не выпадало случая, знаете ли. Занятие это оказалось на поверку нелегким даже для такого шустрика, как я, Алмазный Мангуст. И без игры в салки со сколопендрой оно согнало бы с меня семь потов, а на пару с ней я, пожалуй, сжег не меньше калорий, чем наш метаморф. Вот только поддерживать меня при этом было некому. Разве что товарищи делали это морально, за что им, естественно, следовало сказать спасибо. Но, сами понимаете, крылья от такой поддержки у меня не выросли и сил не прибавилось. Так что бороться с гидромехом мне все равно пришлось в одиночку.

Безостановочно сигая с тороса на торос, я не мог оглянуться даже на миг. Все мое внимание сосредоточилось на поиске крупных льдин, хотя в такой мешанине и они не всегда отличались устойчивостью. Редко какая из них не начинала тонуть или крениться, когда я наступал на нее. Поэтому и я редко задерживался на одном месте больше, чем на пару секунд. Прыгнул, приземлился, обрел точку опоры, по-быстрому присмотрел место для следующего прыжка, после чего — все заново. И так до тех пор, пока…

Пока — что? В данную минуту у меня была лишь одна цель: увести гидромеха подальше от нашей компании. И я это сделал. Но как теперь самому отделаться от него? Тварь увязалась за мной, и если не настигала меня, то по крайней мере не отставала. И вряд ли на берегу, к которому я стремился, ситуация изменится. Как и всякая уважающая себя сколопендра, эта также наверняка умеет лазать по стенам. Причем гораздо быстрее меня. Вдобавок я устаю, а она — нет. И кто из нас двоих победит, если наши салочки затянутся, совершенно очевидно.

Скрежет металла о лед и визг фрезы за моей спиной вдруг сменились громким всплеском, за которым последовала тишина… А вот это плохо! Гидромех-резчик туп, но не окончательно. И сообразил, мерзавец, что плывя под водой, на турбинной тяге, догнать меня намного проще. Тем более что мне, в отличие от него, при всем желании не сменить тактику бегства.

До берега оставалось еще далеко, но я уже мог его рассмотреть. И это тоже плохо. Улучшающаяся видимость являлась признаком того, что снегопад прекращается. А чем это нам грозило, вы отлично помните.

Высмотрев среди льдин такую, какая точно не перевернется подо мной и не потонет, я доскакал до нее и остановился, чтобы перевести дух и получше оглядеться. Заодно, клацнув помповым механизмом «Ультимара», перезарядил оружие, так как не успел сделать это, когда стрелял из него в последний раз. Большинство живущих в здешних мутных реках гидромехов слепо, но зато у них превосходный слух. Нырнув, этот преследователь потеряет меня лишь в том случае, если я замру на месте без движения. Но останавливаться надолго мне противопоказано. Не найдя меня, многоножка поплывет к другому источнику шума. Тому, который ее сюда привлек — переправе Мерлина. Это значит, что тогда все мои старания пойдут насмарку, и потому надо кровь из носу и дальше отвлекать врага усердным топаньем.

Снегопад и впрямь почти закончился. Теперь мне был виден не только западный берег, но и оставленный нами далеко позади восточный. И не только он. Именно в этот момент, стоя на дрейфующей льдине, я наконец-то узрел воочию Химкинское Городище…

Оно действительно было намного меньше всех известных мне Городищ и смотрелось бы на их фоне так же, как выглядит одномоторный спортивный самолетик рядом с аэробусом. Но, поскольку иных баз техноса поблизости не наблюдалось, местный «муравейник» не показался мне слишком уж мелким. По высоте и занимаемой площади он мог соперничать со зданием МГУ — таким, каким оно было до Катастрофы. Плюс ко всему нетипичный черный цвет вымахавшей над «Альтитудой» стальной аномалии придавал ей более зловещий вид, чем у остальных Городищ, похожих на циклопические свалки ржавого металлолома.

На что походило Химкинское Городище, сказать трудно. Хитросплетения черных, как антрацит автонов располагались в нем не хаотично, как в обычных «муравейниках», а упорядоченно. В то время как само оно не обладало симметричной формой, но это могло объясняться тем, что оно еще не достроено. Представьте себе сначала скомканную, а потом спрессованную вороненую кольчугу: бесформенный предмет с правильной текстурой. Вот примерно на такую странную груду металла, только очень огромную, я сейчас и таращился.

Таращился недолго — считаные секунды, — после чего планировал продолжить бегство. Но было уже поздно. Сколопендре хватило моего мимолетного замешательства, чтобы перехватить инициативу в нашем с ней подводно-надводном турнире.

Последнее, что я успел заметить на Городище, это пробегающие по его поверхности молнии и перемещающиеся в свете их сполохов какие-то бесформенные объекты. А затем льдина, на которой я стоял, вдруг пришла в движение, причем двигалась она не по горизонтали, а вверх! Правда, недолго. Едва я ощутил, что некая сила выталкивает ее из воды, как в шаге от меня взметнулся фонтан ледяного крошева. А вместе с ним изо льда с визгом вырвался бешено крутящийся тонкий диск. Зубцов на нем при такой скорости вращения я рассмотреть не мог, но тем не менее мгновенно опознал фрезу охотящегося за мной гидромеха.

Вернее, опознал я ее тогда, когда льдина уже раскололась пополам, а сам я падал в холодную воду. До которой, к счастью, все-таки не долетел. Изловчившись, я в последний момент оттолкнулся ногами от кренящейся опоры и нырком бросился вперед, на соседнюю льдину. Она оказалась раза в три меньше той, на какой я только что стоял, но выбор у меня был невелик: или нырять в пучину, или схватиться за соломинку и сначала побарахтаться.

Перекувырнувшись в полете и не выпуская из рук «Ультимар», я упал на спину и посредством инерции вновь очутился на ногах. После чего не мешкая метнулся на центр спасительного островка, пока тот чуть не перевернулся под моим весом.

Успел. Льдина качнулась, но снова улеглась на воду. Вот только сохранять былую плавучесть она не пожелала. Расставив ноги, я контролировал ее равновесие. А вот помешать ее погружению не мог при всем желании, поскольку погружался в воду вместе с ней.

Залив льдину, вода вмиг дошла мне до щиколоток и начала подниматься выше. Скрыть меня с головой она не могла. Закон Архимеда в Зоне никто не отменял, и глубже, чем по колено, мне с таким балластом не утонуть. Однако перескочить на более крупную льдину я тоже не мог. У меня под ногами отсутствовала жесткая опора, да и какой длины ноги надо иметь, чтобы высоко выпрыгнуть из полуметрового слоя воды? Мои для таких выкрутасов точно не годились, пусть я и скакал по суше не в пример большинству сталкеров резвее.

От невозможности ни подпрыгнуть, ни даже шагнуть, внутри у меня все похолодело. И вода, в которую я погрузился, была здесь ни при чем. За годы жизни в Пятизонье я избежал тысячи аномальных и сталкерских ловушек, но удосужился попасться в обычную природную западню. Такую, какая может подстеречь вас не только в Зоне, но и за ее пределами…

Поскольку я был прикован к месту, сколопендра могла быстро и легко разрезать меня пополам. Сбросив меня с прежней опоры, она опять ушла под воду и вряд ли собиралась пробыть там долго. Так и случилось. Не успел я толком осознать свое бедственное положение, как все повторилось: моя льдина опять начала всплывать. И опять явно не сама, а с посторонней помощью.

Мысль о том, что на сей раз фреза угодит мне аккурат в промежность, встряхнула меня не хуже разряда электротока. Тут уж волей-неволей пришлось шарахаться в сторону. Неважно куда — на лед или под лед, — лишь бы только сохранить в целости то святое, на что намеревалась посягнуть безжалостная тварь. Насколько сохранить — другой вопрос. Как повезет. Но пусть лучше мое достоинство отмерзнет в холодной воде, чем будет напрочь оттяпано биомеханическим фрезеровщиком.

Поскольку я был прикован к месту, сколопендра могла быстро и легко разрезать меня пополам. Сбросив меня с прежней опоры, она опять ушла под воду и вряд ли собиралась пробыть там долго. Так и случилось. Не успел я толком осознать свое бедственное положение, как все повторилось: моя льдина опять начала всплывать. И опять явно не сама, а с посторонней помощью.

Мысль о том, что на сей раз фреза угодит мне аккурат в промежность, встряхнула меня не хуже разряда электротока. Тут уж волей-неволей пришлось шарахаться в сторону. Неважно куда — на лед или под лед, — лишь бы только сохранить в целости то святое, на что намеревалась посягнуть безжалостная тварь. Насколько сохранить — другой вопрос. Как повезет. Но пусть лучше мое достоинство отмерзнет в холодной воде, чем будет напрочь оттяпано биомеханическим фрезеровщиком.

Когда я отшатнулся, льдина уже почти всплыла. И прежде чем она подо мной накренилась, мне удалось сделать не шаг, а два. Не бог весть какое достижение, но этого вполне хватило, чтобы не нырнуть под соседнюю льдину, а упасть на нее животом. Рванувшись затем изо всех сил по скользкой поверхности вперед, я прокатился еще немного и не провалился в разверзшуюся подо мной полынью. Благо моя новая опора оказалась достаточно грузоподъемной, чтобы выдержать мой вес и не сбросить меня обратно в воду.

Дабы не упустить врага из виду, я сразу же перевернулся с живота на спину. А в следующий миг всего в полуметре от моих пяток вынырнул и сам гидромех. Расшвыривая брызги, визжащая фреза вновь разрезала воздух, а не меня, хотя теперь враг допустил совсем небольшую промашку. Его турбина набрала такие обороты, что, пробив лед, он вылетел из воды аж на три метра. И застыл на короткое время в стойке подобно дрессированному дельфину…

Если скажу, что я спустил курок, потому что нарочно выгадывал момент для контратаки, это будет бесстыжей ложью. На самом деле все обстояло иначе. Ни о какой стрельбе я не помышлял. А думал лишь о том, как бы поскорее подняться и возобновить бегство, раз уж подо мной неожиданно оказалась твердая опора. Но вода, которой окатила меня вынырнувшая многоножка, нарушила мой план. Нервы мои были на взводе, и для того, чтобы они сорвались, пролившегося мне на голову ледяного душа вполне хватило.

Ужаленный холодом, я даже не осознал, как нажал на спусковой крючок. И испугался еще больше, когда грянул выстрел. В тот миг мне и в голову не пришло, что это стреляю я, хотя ударившая меня по рукам ружейная отдача являлась прямым тому доказательством.

Но еще большей неожиданностью стало последствие моей спонтанной выходки.

Когда мы обстреливали гидромеха втроем, нам не удалось найти у него уязвимые места, поскольку у идущей в лобовую атаку бронированной твари их не было. Но едва она невольно подставила мне брюхо, как одна такая ахиллесова пята у нее отыскалась. Фреза! Попасть в нее из ружья или автомата, когда нацелена на тебя, практически нереально — ее зубчатая грань для этого слишком узка. Но у вынырнувшего и нависшего надо мной монстра фреза была направлена не ко мне, а в небо. И я запросто влепил в нее заряд картечи, даже не целясь.

Окажись «жвала» сколопендры чуть толще и крепче, и весь мой свинец вернулся бы ко мне рикошетом. Но, видимо, ее оружие было слишком изношенным и не рассчитанным на такую деформацию. Картечь расколола вращающийся диск, что при его бешеных оборотах превратилось уже не в обычную поломку, а в натуральную катастрофу.

Торчащая из отсека, который у животного мы назвали бы пастью, фреза разлетелась вдребезги. А вместе с ней разлетелась на куски и вся стальная морда механоида. Так, словно внутри у него разорвалась граната. Множество обломков с грохотом и лязгом устремилось вверх, а «надкушенное» тело гидромеха содрогнулось и повалилось… прямо на меня!

Не желая быть придавленным, я торопливыми перекатами с боку на бок устремился на другой конец льдины. И очень, надо сказать, вовремя. Упади напоминающий танковую гусеницу, тяжелый механоид мне на ноги, он вмиг аннулировал бы результат моей победы, ибо вряд ли я радовался бы ей с переломанными костями.

Впрочем, и с уцелевшими ногами мне не пришлось праздновать триумф. От мощного удара по краю льдины другой ее край, на котором я искал спасение, взмыл вверх. И выстрелил мной будто катапульта — камнем! Подброшенный в воздух, я перелетел через ухнувшего в воду гидромеха, пронесся над несколькими льдинами и только тогда пошел на посадку.

И надо ж было так случиться, что именно сейчас удача от меня отвернулась! Чудом избежав доселе погружения в ледяную купель, теперь я окунулся в нее с головой, когда мой полет завершился не на льду, а в так некстати подвернувшейся полынье.

Водонепроницаемая одежда спасла меня от резкого переохлаждения, но приятного в таком купании все равно было мало. Первое, что я сделал, когда вынырнул, — повесил на шею «Ультимар», дабы его не утопить. И лишь потом начал суматошно грести к краю полыньи, надеясь, что успею выбраться из нее до того, как мои руки-ноги сведет судорогой.

Полынья была не слишком широкая, и уже через полминуты я барахтался у кромки льда. А вот вылезти на него у меня не получалось, хоть ты тресни! Или, вернее, это лед в моих руках трещал и ломался, не позволяя мне на него опереться. Но я не сдавался и, откалывая кусок за куском, мало-помалу продирался к толстым и не таким хрупким льдинам.

Где сейчас находятся Мерлин и прочие, я разглядеть не мог. Зато мне был виден мост, вдоль которого пролегала наша переправа. И судя по тому, что он был от меня далеко — примерно на том же расстоянии, что западный берег, — вряд ли товарищи смогут прийти мне на помощь. А если смогут, то не скоро.

Что ж, значит, буду выкарабкиваться сам. Если, конечно, не повторю судьбу главного героя старого фильма «Титаник», не дожившего до финальных титров по той же причине, по какой я мог не пережить это купание.

Однако по-настоящему мне стало страшно чуть позже. Тогда, когда льдины, на пути к которым я разломал столько ледовой корки, оказались хоть и крепкими, но как на подбор мелкими. Сколько ни цеплялся я за них руками, пытаясь выскочить из воды, лишь понапрасну растратил уйму сил. В итоге их осталось у меня ровно столько, чтобы держаться на плаву да еле-еле шевелить конечностями, дабы те вконец не окоченели. Но с каждой минутой и эта энергия во мне таяла, поскольку сохранить ее в таком холоде было попросту нереально.

Где-то за этими предательскими льдинами плавали другие, крупные и устойчивые. Но чтобы добраться до них, мне следовало растолкать разделяющие нас обломки. А это занятие было потруднее, чем разбивание ледяной коросты. Как же быть? Может, попробовать под них поднырнуть? Но где гарантия, что нырнув под лед, я потом отыщу просвет между льдинами, подходящий для того, чтобы вынырнуть? Ведь если я его не найду, мне придется опять-таки раздвигать их руками. На что у меня и сейчас-то нет сил, а без воздуха, из-под воды я с этим подавно не справлюсь. Да и как вообще проделать руками щель во льдах, которые скучены так плотно, что кое-где даже выпирают торосами?

Как ни хотелось мне, сохранив достоинство, выпутаться из этой передряги самостоятельно, похоже, ничего у меня не выйдет. Придется звать Мерлина. Пусть поспешит мне на подмогу сразу, как только доведет нашу компанию до берега. Вот только останутся ли у него самого к тому моменту силы? Последний раз, когда я видел Семена, то уже сомневался, удастся ли ему завершить начатое. Дай бог, чтобы товарищи сами не утонули, если вдруг Пожарский выдохнется раньше, чем они окажутся на суше…

Да уж, вляпался так вляпался! В буквальном смысле по самые уши. Но так или иначе, а орать все равно придется. Хотя бы ради того, чтобы соратники знали, какой смертью я погиб, и могли поставить в моей истории жирную точку.

Кричать, когда вы продрогли до костей и едва дышите, тоже занятие не из легких, а тем паче приятных. Для этого надо сначала набрать полную грудь воздуха. А как это сделать, если она, скованная тисками холода, не способна на полноценный вдох?

Я прокашлялся, прочищая горло, после чего кое-как втянул через рот холодный воздух и не столько прокричал, сколько просипел:

— Э-э-э-эй!

М-да, не впечатляет. До берега так явно не докричишься. Опять же сил на это ушло порядком — будто я испустил не короткий вопль, а как минимум битый час пытался переорать бурю.

— Э-э-э-эй!.. Кхе-кхе!

Пропади все пропадом! Осталось только поперхнуться, захлебнуться и пойти на дно тогда, когда я еще могу барахтаться, пусть и вяло! Нет, рановато я разорался. Мерлин еще вовсю лепит свои айсберги, и за треском льда товарищи меня попросту не услышат. Да и сойдя на берег — тоже. Потому что к тому времени я буду не способен даже на такие слабые крики.

Ну вот, кажется, пришла пора впадать в отчаяние. И вместо того чтобы разбазаривать последние минуты жизни на смешные потуги спастись, не лучше ли напоследок подумать о чем-нибудь хорошем? Например, о моей оставшейся на Мадейре семье, которая теперь точно больше никогда меня не увидит.

Назад Дальше