Завершив посадку, Семен закрыл напоследок телекинезом двери шахты и, тоже усевшись на лед, вновь погрузил в него руку.
Роль движителя нашего лифта, как я уже говорил, играла земная гравитация. За торможение отвечал все тот же Пожарский. Сам спуск выглядел до элементарного просто. Когда края льдины подтаяли — а случилось это довольно скоро, — они отлипли от стенок шахты. И намороженная Семеном глыба заскользила по ней, словно пуля по ружейному стволу. Именно заскользила, а не рухнула, потому что из-за плавного таяния между ней и границей магистрали сохранялось достаточное трение.
Однако его уже не хватало, чтобы предотвратить разгон тяжелой, лишенной сдерживающих упоров площадки. И едва ее скорость приближалась к критической, в процесс тут же вмешивался «лифтер». Чтобы остановить льдину, он всего лишь пропускал по ней очередной криоимпульс. Который вмиг наращивал ей стаявшие и стертые края, после чего она более-менее плавно тормозила и останавливалась. Потом следовала пауза, пока не возобновлялось таяние, и все повторялось сначала.
По мере того как мы углублялись под землю, Динара проверяла, где находится корень Городища: в соседней шахте или уже нет. Проморгать уровень, на котором завершится его спуск — и, вероятно, рост, — было никак нельзя. Лишь по этому критерию мы могли вычислить нужный нам ярус. Проскочить его означало бы допустить серьезный промах. Не исключено, что даже фатальный.
Наше экстравагантное продвижение по шахте шло неровным, но уверенным темпом. Мы постоянно поглядывали наверх, опасаясь, что двери, мимо которых мы проезжали, вдруг откроются и по нам будет открыт огонь. Но этого не происходило. Кажется, устроенное Мерлином побоище дезориентировало хозяев, заставив их поверить, что мы все еще скрываемся на жилом ярусе. Либо что нас разнесло вторым взрывом при пересечении «демаркационного» рубежа. Так или иначе, никаких признаков нашего активного поиска за стенами колодца не ощущалось.
Хотелось, чтобы так продолжалось и дальше. Вот только все мы знали, что этому не бывать. Добраться бы без происшествий хотя бы до нужного уровня, и на том спасибо. Увы, спокойного спуска тоже не получилось. Менделеев подсчитал, что риск прорыва к цели окольными путями втрое ниже, чем простыми и кратчайшими. Вероятно, это и впрямь было так. Но при соотношении трех удачных шансов к одному неудачному нам — вот ведь досада! — выпал именно последний.
Мы проделали примерно две трети пути и готовились скатиться с седьмого яруса на восьмой, как вдруг Мерлин встрепенулся, вырвал руку изо льда и, указав на стенной желоб, в который были встроены кронштейны для ботов, крикнул:
— На лестницу! Живо! Внизу — угроза!
Мы знали, что лестница — наше единственное спасение, если с ледовым лифтом что-нибудь случится или Пожарский потеряет над ним контроль. И не успел он еще договорить, а Динара, подпрыгнув и ухватившись за перекладины, уже карабкалась вверх, дабы освободить место для Жорика. Ему также предстояло поторапливаться, освобождая место остальным. Лишь недавно примороженная к стенам, льдина в этот момент не двигалась. Поэтому мы не могли просто цепляться по очереди за кронштейны, в то время как наш «лифт» уезжал бы у нас из-под ног.
Взбираться на лестницу последними выпадал черед Тиберию и мне. Дабы ускорить эвакуацию, я отобрал у Свистунова бласторезку, а ему наказал:
— Не стой, подсади Мерлина!
Сам я не мог помочь нашему благодетелю — не хватало еще, чтобы мои проклятые руки повредили ему протезы. Пусть уж лучше они выведут из строя Жориков трофей, а доктор поможет вместо меня Семену — так будет гораздо правильнее.
Зеленый Шприц обхватил Пожарского за колени и взялся его поднимать. Что не особо дюжему Свистунову вряд ли удалось бы, не подтягивайся Мерлин на руках, цепляясь за лестничные перекладины. Жорик и Динара также не прекращали перебирать руками и ногами, ведь им предстояло взобраться вверх еще как минимум на два человеческих роста.
Подсадив товарища, Тиберий ухватился за кронштейн, на который только что опирался ботинок Семена, но пока стоял на месте, давая тому подняться еще на несколько перекладин. Протезы Пожарского их почти не касались, поскольку сейчас он карабкался фактически на одних руках. И довольно-таки лихо — не припомню, чтобы прежде он так умел. Очевидно, лишившись ног, наш друг-калека компенсировал их потерю, укрепив себе руки дополнительными имплантами-усилителями. Как раз для подобного верхолазания, чтобы не становиться для товарищей нерасторопной обузой.
У оторванной от бота бласторезки не было ремня, чтобы я мог повесить ее за спину. Жаль, придется с ней расстаться — невозможно лезть по узенькой лестнице, держа в руках такую бандуру… Но не успел я швырнуть ее на льдину, как ту прямо посередине вспорола пулеметная очередь. И ударила она не сверху, а снизу — оттуда, откуда Мерлин и почуял угрозу.
Льдина была толстой, и это меня спасло. Пули вражеского ИПК не раскололи ее, а лишь проделали в ней перфорацию. Она прошла аккурат между мной и взбирающимися по лестнице товарищами, вынудив меня шарахнуться назад. Но гораздо больший страх я испытал, когда площадка подо мной треснула пополам — точно по линии пробоин — и, надломленная, прогнулась посередине. От быстрого обрушения ее удержали края, не успевшие подтаять и полностью отлепиться от стен.
Что за дьявольская напасть: дважды за минувшие сутки оказаться беззащитным на ломающемся льду! Но если в прошлый раз подо мной плескалась вода, нырять в которую было пусть холодно, но терпимо, то теперь вместо купания меня ожидало падение в сорокаметровую пропасть. Что было уже не рядовой неприятностью, а настоящей трагедией. Плавать в ледяной воде я худо-бедно умел, а вот летать по воздуху мог даже не пытаться — при всем желании не выйдет.
Тиберий все еще не сдвинулся с места, а конструкция утопленной в желобе лестницы не позволяла двум людям держаться одновременно за одни перекладины. Повиснуть же на плечах самого доктора — значит, гарантированно сорваться в шахту на пару с ним. Вдобавок, чтобы достичь лестницы, мне придется перепрыгнуть через разделяющую меня и ее трещину. Неширокую, но проблема не в ней: не факт, что разломленная и готовая обрушиться льдина выдержит мой прыжок.
Безвыходная ситуация? Не совсем. Позади меня, на высоте полутора метров от ледяной площадки, располагался выход в холл седьмого яруса. Ведущие туда двери были закрыты, но перед ними имелся небольшой — шириной всего в один шаг — карниз. Чтобы достичь его, мне нужно отбросить бласторезку, а потом запрыгнуть на этот выступ. Ну а дальше будь что будет. Главное, поскорее убраться с предательского льда и встать обеими ногами на что-то более устойчивое.
Плевое дело! Вопрос одной секунды! Но надо ж было так случиться, что едва я повернулся лицом к карнизу, как опора подо мной оглушительно треснула и, окончательно развалившись пополам, с грохотом обрушилась в колодец…
Глава 9
…Чего притихли? Небось подумали, что эта глава моей истории начнется с душераздирающего вопля, который я издал, падая на дно лифтовой шахты? А вот и не угадали! Не было никакого вопля. И падения тоже не было. Вернее было, но без меня. В колодец упал только лед, а он, как известно, предмет неодушевленный и вопить не умеет.
Впрочем, тот факт, что мы с вами до сих пор говорим, еще не означает, что свершилось чудо и я внезапно научился летать. Да, я выжил, но благодаря не чуду, а бласторезке, от какой уже дважды за последние полминуты порывался избавиться. Однако сделать это так и не успел, чему можно было только порадоваться.
Карниз, на который я нацелился, находился от меня на расстоянии вытянутой руки. Но я не успел оттолкнуться от льдины, чтобы запрыгнуть на него. Она ухнула вниз так стремительно, что фактически опередила мою спасительную мысль. Мои ноги согнулись для прыжка, но опора под ними исчезла, и отталкиваться мне предстояло разве что от воздуха. Вот только кто бы превратил его подо мной в камень? Из нас пятерых на это был способен лишь Мерлин, но он, как назло, смотрел сейчас в другую сторону. Да если бы и обернулся, все равно уже ничем бы мне не помог…
Это сделал мой инстинкт самосохранения, который отродясь не нуждался в дополнительных мысленных приказах. Я еще не осознал, что подо мной разверзлась пропасть, как мои руки с зажатой в них бласторезкой рванулись вперед и зацепили ее за край карниза обломком консоли; этот приваренный к гидропушке кривой кусок металла Жорик не срезал лишь потому что использовал его в качестве вспомогательной рукоятки. Получилось нечто вроде короткого багра, на котором я и повис, суча ногами в поисках утраченной точки опоры.
Ничего подобного я не нащупал, но это уже не имело значения. Бласторезка зацепилась за карниз, а я — за нее. Мне стоило лишь подтянуться, перехватиться за край карниза, затем подтянуться еще и выбраться на эту площадку, счесть которую безопасной мог разве что Человек-Паук. На ней не было ни поручней, ни выступов, за какие можно было бы держаться. Прямо передо мной разверзся глубокий колодец, а мой ранец упирался в закрытые стальные двери. И пусть я фактически очутился в дверном проеме холла, попасть непосредственно в него у меня отсутствовала всякая возможность. Даже с помощью такой универсальной отмычки, как бласторезка.
Ничего подобного я не нащупал, но это уже не имело значения. Бласторезка зацепилась за карниз, а я — за нее. Мне стоило лишь подтянуться, перехватиться за край карниза, затем подтянуться еще и выбраться на эту площадку, счесть которую безопасной мог разве что Человек-Паук. На ней не было ни поручней, ни выступов, за какие можно было бы держаться. Прямо передо мной разверзся глубокий колодец, а мой ранец упирался в закрытые стальные двери. И пусть я фактически очутился в дверном проеме холла, попасть непосредственно в него у меня отсутствовала всякая возможность. Даже с помощью такой универсальной отмычки, как бласторезка.
Стены шахты содрогались от ударов летящих вниз ледяных глыб. Обе половины разрезанной из пулемета площадки были слишком велики, чтобы просто свалиться на дно колодца. Падая, они постоянно задевали одна за другую, переворачивались, крошились, бились о металл и скрежетали, издавая столько шума, что надумай я сейчас окликнуть товарищей, они бы, скорее всего, меня не расслышали. Да и о чем нам было говорить? Сидя на лестнице и озираясь через плечо, они, подобно мне, провожали взглядами остатки нашего лифта. И заодно пытались высмотреть внизу тех негодяев, что его разрушили.
Обнаружить их в данный момент не представлялось возможным. Все они, дабы не угодить под обвал, выбежали из колодца. Было видно лишь, откуда по нам велся огонь: из потолочного люка стоящей на нижнем — десятом — ярусе лифтовой кабины. Больше неоткуда. Двери, ведущие на восьмой и девятый уровни, закрыты, а люк на лифте, наоборот, распахнут.
Красноречивый указатель. Очевидно, туда — на самое дно шахты — нам и надо. Правда, его следует сначала благополучно достичь, что превратилось для нас в весьма нетривиальную задачу.
Льдины, чей общий вес был не меньше пары тонн, похоронили под собой кабину лифта, смяв ее одним трескучим ударом, словно яичную скорлупу. Вряд ли кто-либо из пулеметчиков при этом погиб, а значит, они вот-вот вернутся в шахту и тогда нам несдобровать. Наша позиция в плане защиты совершенно никуда не годилась. Попробуйте-ка отстреливаться, балансируя на узенькой лестнице на высоте сорока метров от пола! Вот вам и минимальный риск! Похоже, у Менделеева мозги вконец отсырели, и он попросту перепутал в своих стратегических расчетах соотношение наших удачных и неудачных шансов…
Прежде всего, не нужно суетиться. Мы засели достаточно высоко, и, чтобы стрелять по нам с нижнего яруса, противникам хочешь не хочешь придется сунуться в шахту. Им еще неизвестно, где мы сошли с дистанции и что до нас проще дотянуться из холлов седьмого и восьмого уровней. Первым делом «гаранты» проверят, нет ли наших трупов среди перемешанных со льдом обломков лифта. Удачный для нас момент, чтобы нанести превентивный удар, пока враг не задрал голову вверх.
Я торчал в дверном проеме тремя ярусами выше входа, откуда приспешникам Умника предстояло вторгнуться в колодец. Иными словами, это должно было произойти аккурат подо мной. Товарищи уже прицепили себя к лестнице и взяли оружие на изготовку, когда я подал им знак, чтобы они не стреляли сразу, как только увидят противника. Почему — они поняли без лишних объяснений. Отцепив от карниза бласторезку, я нацелил ее в образовавшийся внизу завал и выпустил по нему полдюжины коротких струй.
Стрелять из бласторезки в нашем положении было все равно, что разжигать камин бензином, сидя в дымовой трубе. Мне пришлось ограничить убойную силу моей бомбы, дабы она не выбросила нас сконцентрированной в колодце взрывной волной аж к самому Городищу. Вернее, уже не нас, а наши растерзанные мертвые тела. Но использовать взрывчатый гель в «медикаментозных» дозах мы все-таки могли. Тем более что он упал не на голый пол, а в груду обломков. Отчего, говоря научным языком, увеличил свой поражающий эффект без увеличения мощности взрыва.
Иной страховки, кроме упора плечом в угол между стеной и дверью, у меня не было. Не бог весть какая мера предосторожности. Но, памятуя, что могло быть и хуже, стоило поблагодарить судьбу и за это одолжение.
Я не мог заметить со своей позиции вбежавших «гарантов». Зато Мерлину они были хорошо видны. О чем он предупредил меня посредством телепатии, транслировав мне в голову то, что видели сейчас его глаза. Наткнувшись на завал, оперативники остановились в дверях и оттуда принялись заглядывать в шахту. Явно чуяли, мерзавцы, что мы могли уцелеть, и потому осторожничали.
Успели они нас засечь или нет, этого мы уже не узнали. Медлить со взрывом было нельзя — враги, похоже, не намеревались продвигаться дальше — и Пожарский дал мне команду активировать детонатор.
За то время, что бласторезка находилась в моих руках, с ней, к счастью, ничего не случилось. Ультразвуковой взрыватель сработал как положено. Все мы — и я, и те, кто сидел на лестнице, — вжались в стену, дабы не подставляться под шальные обломки, и потому не смогли полюбоваться фейерверком. Сила взрыва оказалась меньше, чем я предполагал, и подброшенный им хлам до нас не долетел. Упругая и горячая воздушная волна промчалась по колодцу, словно мягкий поршень, задев нас своими краями, но мы сумели это пережить. Чего нельзя сказать о встречающих нас «гарантах» и о лежащей рядом с ними груде мусора. Им после нашего громкого «приветствия» уцелеть уже не довелось.
Помимо осколков пластика взрыв разметал по дну тучу ледяной шрапнели, часть которой и вовсе превратилась в пар. Он моментально заволок весь низ шахты вплоть до девятого яруса, лишив нас возможности выяснить, что стало с противником. Но самое главное — он по нам не стрелял. А значит, типы, нас обнаружившие, свое получили сполна…
…И это радует! Стало быть, теперь самое время проваливать с верхотуры, если, конечно, эти двое были единственными охранниками на десятом ярусе.
«Перепрыгивай на лестницу! — велел мне мысленно Семен. И, предвидя мои закономерные опасения, добавил: — Не бойся, я тебя поддержу! Спустишься первым и прикроешь нас внизу! Давай!»
Ну что ж, раз благодетель уверен в нас обоих, значит, дерзнем. Тем более что иного способа слезть с этого карниза все равно нет и не предвидится.
В более спокойной обстановке я бы мог перемахнуть через подобную пропасть и без помощи Мерлина, благо мои «аномальные» силенки это позволяли. Однако сейчас, когда мне предстояло совершить высотный прицельный прыжок на узкую лестницу, я был не вправе ошибиться. И отвергать дружескую помощь — тоже.
Бросив бласторезку в расползшееся внизу облако парового тумана — вот теперь точно прощай, оружие! — я отринул сомнения, сосредоточился на цели и, оттолкнувшись от карниза, взмыл над колодцем. Ничего особенного: привычное для меня ощущение короткого свободного полета на головокружительной высоте. Цель — лестничная перекладина, расположенная ниже той, на которой стоит Свистунов. Надо лишь крепко ухватиться за нее руками, остановить полет, а ноги потом сами отыщут точку опоры. Получится ли? Поглядим. Но до сей поры мне обычно удавались подобные выкрутасы…
В миг, когда траектория моего прыжка достигла верхней мертвой точки, Пожарский, как и обещал, пришел мне на помощь. Нет, он не протянул мне руку, да и как он это сделает, находясь выше Зеленого Шприца? Мерлин всего-навсего направляет на меня телекинетический импульс, только не отталкивающий, а, наоборот, притягивающий. Он не требует от Семена больших ментальных усилий, но этого вполне достаточно. Благодаря ему я не врезаюсь в лестницу, а плавно подплываю к ней, как будто меня тащит по воздуху за шиворот незримая могучая длань.
Да, лишь в такие моменты по-настоящему понимаешь, что, называя Мерлина своим богом, вольные сталкеры нисколько не грешат против истины…
Оказавшись на лестнице, я тут же начал спускаться вниз так быстро, как только могу. Верхолазание — моя стихия. В этой дисциплине я дам сто очков форы второму по ловкости члену нашей компании — Арабеске. Какие только препятствия мне не доводилось преодолевать в Пятизонье — да вы и сами это знаете по моим прошлым рассказам — поэтому даже такая неудобная лесенка была для меня что проторенная, ровная дорога. Я не слазил — я практически бежал по ней вниз, едва касаясь руками и ногами перекладин. Но как бы то ни было, меня все равно не покидала мысль, что я двигаюсь слишком медленно. И что мне при всем желании не успеть прикрыть спуск моих не столь быстрых соратников.
Не прошло и минуты, как я окунулся в пар, облако которого поднялось до девятого яруса и дальше не распространилось. Я мог бы ускорить нисхождение, спрыгнув с лестницы и пролетев последние метры по воздуху, но это — ненужный риск. В туманной белой пелене скрывались обломки лифта, на которые можно запросто напороться. Она не слишком плотная и, по идее, должна скоро развеяться, но пока приходилось мириться с такой отвратительной видимостью.
Впрочем, обломки — не самое опасное, что поджидало меня во мгле. Когда мои ботинки наконец-то коснулись усеянного битым пластиком мокрого пола, выяснилось, что я опоздал. Занять оборону в дверях и продержаться до подхода товарищей у меня не выйдет. Там, где я рассчитывал закрепиться, маячили в тумане два силуэта: вооруженные фигуры в доспехах. Они не топтались на месте, а целеустремленно перебирались через хлам, целую груду которого взрыв выбросил прямо в проход. Отчего в нем образовалась невысокая, по колено, баррикада. Она-то и вынуждала наших противников тратить время и силы на то, чтобы ее преодолеть.