Это был не взрыв — а будто чёрная молния ударила снизу. Не из люка, а у Буравчика из-под ног. Его стремительно выпрямило — будто вогнало снизу лом — и какую-то долю секунды бешено колотило. Руки его взлетели, и с растопыренных пальцев в небо били такие же чёрные молнии. Потом на нём вспыхнула одежда, и всё заволокло чёрным с рыжими прожилками дымом. Дым с шипением бил во все стороны клубящимися струями, как пар из забытого на плите чайника. Потом что-то глухо взорвалось там, внутри, — и то, что несколько секунд назад было телом человека, разлетелось горящими и дымящимися углями и головнями…
И тут что-то случилось с Юриными глазами. Изображение не то чтобы раздвоилось, нет: а будто бы он каждым глазом видел разное. Одним: только что на его глазах случившуюся страшную и непонятную мгновенную смерть человека, а другим — нечто вроде огромной голубоватой промокашки, лежащей на земле, на которой в центре стоял жирный красный крест, а на некотором отдалении от него — три призрачные размытые фигурки непонятно кого, каких-то абстрактных существ; промокашка же вокруг креста пропиталась чем-то тёмным, и это тёмное быстро ползло в разные стороны, как будто огромная амёба распускала свои жадные щупальца-ложноручки. И Юра видел, как эти щупальца подкрадываются к застывшим фигуркам…
Сделав над собой усилие, он сакцентировал внимание на другом изображении.
— Всем стоять! — крикнул он. — Настя, два шага назад! Назаренко, налево, теперь пошёл… стой! Хват, брось ящик, направо, шаг вперёд, теперь налево — и бегом, бегом! Настя, в машину! Саша, в машину! Дядя Петя, стой — и стой, где стоишь, сейчас подъедем! Настя, задний ход — двадцать метров… нет, ещё пять. Круто направо, подъезжай к дяде Пете… давай, давай… теперь на дорогу…
Похоже было, что «амёба» не любила сухие участки. Она вытянулась по впадинке, но за пределы её не совалась. И тем более на дорогу.
— Притормози, — сказал Юра.
Машина стала.
Юра развернул турель и, сжав зубы, всадил в низинку десяток гранат из «пламени»; взлетела комьями земля, и несколько осколков опасно колупнули бронестекло, оставив оспинки. Юра высунулся снова: оседала пыль, отплывал дым, «амёба» подбирала щупальца, скручивая их в тугие спирали. Внимательно оглядевшись по сторонам, Юра спустился в салон.
И наткнулся на взгляды. Даже сквозь непроницаемые очки он чувствовал… что-то. Вопрос? Упрёк? Конечно, упрёк. Командир теряет людей, не кто другой. И все претензии к нему, и вся ответственность его…
— Ребята, — сказал Юра. — Поминки — когда вернёмся. Продолжаем маршрут. Саша, сходи воткни красную вешку.
Назаренко кивнул и стал неловко выбираться из машины. Ему жутко не хотелось выбираться.
— Я тебя прикрою, — сказал Юра.
Тот махнул рукой: мол, я и не сомневался, командир…
Когда поехали дальше, когда миновали и десятый обследованный лючок, и одиннадцатый необследованный (но это уже не имело значения, потому что понятно было, где обрыв, хотя и непонятно, что теперь с этим делать), Юра не выдержал и спросил:
— Настя, ты что-нибудь слышала о таких вещах?
— Нет, — сказала Настя. — Мучительно пытаюсь сообразить, что оно мне напомнило. И не могу.
— Но что-то напомнило?
— Наверное. Точно не скажу.
— Ладно. Езжай аккуратно.
— Стараюсь, командир.
— Стоп, — сказал Назаренко.
— Что?
— Массовое движение слева.
— Не вижу… Вижу. Ой, бля… Настя! — закричал Юра. — Гони! Выжми всё.
Если бы слева была степь, то можно было бы сказать: шла степь. Но слева была болотистая пустошь, причём не сказать чтобы обширная: с полкилометра до леса. Однако же — пустошь шла. Невозможно было рассмотреть каждую движущуюся тварь в этом потоке…
Юра как мог быстро сменил барабан в гранатомёте: вместо обычных осколочных гранат зарядил ленту химических, с перцовой вытяжкой. И, целясь вперёд и немного влево, стал бить короткими — по два-три выстрела — очередями, создавая как бы барьер между дорогой и лавиной каких-то мелких и, может быть, совершенно безопасных существ.
И да, там, где легли и лопнули гранаты, и всё заволокло чуть более жёлтым, чем всё окружающее, дымом, — там образовалась этакая волна, давка мелких зверьков, когда передние тормозят и пятятся, а задние забираются на них сверху и тоже тормозят, нюхнув табачку, а на них громоздятся уже третьи и четвёртые, которых подпихивают сзади… Юре они показались похожими на ящериц с ненормально огромными головами — вроде бы голые, вроде бы с выпирающими хребтами… и кривые игольчатые зубы, как у глубоководных рыб…
Местами они всё-таки прорывались на дорогу, и тогда по ним проходились тяжёлые ребристые колёса «Тигра». Слышен был хруст и множественный вопль.
Но среди этой волны мелких — впрочем, таких ли мелких? со среднюю дворнягу размером, — ящериц попадались и твари покрупнее: сущие крокодилы и носороги, хотя и другого облика. Саблезубые кабаны, но почему-то в чешуе (новая, блин, мутация? только этого не хватало для полноты всеобщего счастья), собаки, похожие на огромных приплюснутых бультерьеров с удлинёнными мордами и не закрывающимися из-за обилия зубов пастями, какие-то безголовые многоножки размером с телёнка… Их тоже давила химия, они тормозили юзом и из-за дикой перечной рези схватывались между собой, Юра даже через наушники слышал рёв и вопль…
Наконец и это осталось позади, и с минуту было тихо. Потом Назаренко сказал загробным голосом:
— Справа на час…
Юра посмотрел и ничего не увидел.
— Что там?
— У-эф…
— Сколько?
— Плотная группа… и дальше в том же направлении — ещё одна…
— На тепловизоре?
— Фон.
— Понятно…
Две группы зомби. По непонятным причинам (а что в Зоне понятное?) зомби интенсивно поглощают ультрафиолет, поэтому УФ-сенсорами засекаются как чёрные кляксы даже тогда, когда одеты в камуфляж и сливаются с пейзажем, или когда их скрывают неплотные кусты или высокая трава (тем более что и трава, и листва в Зоне ультрафиолет поглощают едва-едва в отличие от нормальной травы и листвы), или…
Ага, вот теперь Юра их увидел просто в бинокль.
— Настя, притормози, но будь готова по газам…
— Есть, командир.
Метров триста до них… нет, чуть поменьше. Семь или восемь человек, отличный бундесовский камуфляж, вооружены. Блин, откуда здесь бундес? Реальные, псевдо? Можно их, конечно, запросто выкосить из «Корда», но нет ни малейшего желания палить по людям, хоть и бывшим, — и даже по ходячим манекенам как-то ломает… Но уж слишком близко они от дороги, из подствольника вполне достают. А что у них на уме, не знает никто.
— Проявляются на тепловизоре… — начал Саша. — Лазер! — заорал он истошно.
— Настя, вперёд! Выжми всё!
Зомби, долго стоящие неподвижно, довольно быстро остывают и на тепловизоре не видны; но как только они начинают двигаться, температура тел быстро повышается и может доходить до сорока трёх — сорока пяти градусов. Лазерное же излучение означало одно: кто-то из них врубил прицел или дальномер — скорее всего целится из «панцерфауста»…
На ходу развернув турель, Юра дал первую очередь почти наугад, поскольку на таком разгоне прицелиться невозможно.
— Выстрел! — крикнул Саша.
— Вижу… — голос Насти.
Машина вильнула.
— Мимо, — подвёл итог Юра.
Граната разминулась с машиной на несколько метров; если бы стояли, то получили бы точно в лобешник. Ну, нет…
Тяжёлый «Тигр», набрав скорость, нёсся почти ровно. Юра поймал в прицел группу, дал очередь патронов на двадцать. Там всё полетело в разные стороны. Для верности он ещё раз провёл стволом, чуть ниже.
— Выстрел! — сказал Саша.
Это уже подключалась вторая группа.
— Хрен, — сказал Юра.
Граната, пущенная сквозь кустарник, взорвалась, не долетев. Но и сам он сейчас стрелявших не видел.
— Дай направление!
— Два часа… без четверти…
Юра полоснул наугад, добивая первую половину ленты. Нет чтобы ИК-прицел сделать… или хотя бы второй экран тепловизора сюда вывести…
— Лазер… с двух точек…
— Блин… Настя, стоп. Саша, точную дистанцию!
— Двести тридцать метров… двести шестьдесят…
Юра дождался, когда машина, клюнув носом, остановится — и широким веером провёл по кустам — так примерно на уровне груди, — туда и обратно, пока не кончилась лента. Молоденькие деревца повалились — надо полагать, что те, кто прятался за ними, тоже.
— Ага…
Юра взялся за гранатомёт. Двести тридцать… ну, ладно.
Пять выстрелов.
Двести сорок…
Пять выстрелов.
— Корректируй, Саша! Азимут?
— Продолжай, командир! Прямо в цель!
Двести шестьдесят… Пять выстрелов.
— Остался там кто?
— Сейчас… Непонятно…
— Тогда поехали. Настя, жми!
— Остался там кто?
— Сейчас… Непонятно…
— Тогда поехали. Настя, жми!
И всё же, когда они уже удалились на полкилометра, кто-то вслед пощупал их лазерным дальномером. Но выстрела не последовало.
Так же их щупали лазерами с разных точек при подъезде к КПП. Саша высунулся из люка по пояс и поднял вверх руки — ну, не то чтобы сдаёмся, но люди мы мирные и здравомыслящие. Видно было, что на проволоке заграждения висят где-то собаки и вроде бы обезьяны, а где-то и кучи тряпья… Множество воронок, всё в пыли.
— Кто такие? — рявкнули с вышки через такой мегафон, что машина подпрыгнула.
— Настя, — спросил Юра, — у нас есть чем ответить?
— Есть, — сказала Настя, — сейчас врублю… Говори, командир.
— ЧОП «Волкодав», лагерь «Ромашка», — сказал Юра в микрофон, и звук из-под капота вырвался что надо — вау, какие басы…
— Сколько вас?
— Трое.
— Что у вас там случилось?
— Ничего, все живы. Связи нет. Приехали доложиться и получить инструкции.
— Давайте медленно и без фокусов…
Створка ворот, подёргиваясь, отъехала. Только сейчас Саша рассмотрел, насколько она с этой стороны побита и помята.
20
«…действием неустановленной аномалии. Свидетели происшествия: курсант Ю. Шихметов, курсант А. Малая, курсант А. Назаренко, гражданский специалист П. Хват. Составлено 2 декабря…»
— Как второго? — спросил Юра.
— А какого? — не понял Светличный; он выглядел так, будто не спал уже неделю и не брился четыре дня.
Юра для проверки посмотрел на свои часы. В окошечках календаря была ожидаемая дата: 30 и «ноя». Он показал часы Светличному.
— Ёш, — сказал Светличный. — Тогда понятно, почему вся электроника слилась. Дядя Петя, слышишь?
— Что? — как бы проснулся дядя Петя.
— Помнишь семнадцатый год?
— А что там помнить надо?
— Когда часы разошлись.
— Помню. Долго возиться пришлось.
— Вот. Но тогда — на два часа, а сейчас — на двое суток.
— Возиться всё одно столько же.
— Ну, как знаешь… Ладно, Юра. Хорошо, что хоть вы целыми добрались. Значит, говоришь, немцы? — вернулся он к началу разговора, отложив не подписанный ещё акт.
— Камуфляж определённо немецкий, у меня комплект точно такой есть — для рыбалки. И стреляли, думаю, из «панцерфауста-3» — потому что перед выстрелом мы работу дальномера засекли. А больше я РПГ с лазерным дальномером не знаю. И, главное, точно пальнули метров с трёхсот — вон, спасибо Насте, вывернулись…
— Ясно, ясно… Но пока никакой информации о пропавших немцах не поступало, мы запрос отправили. Да и нет тут немцев уже давно — года три или четыре, точно не помню.
— После скандала с «Сименсом», — сказал дядя Петя. — Не сразу, но очень скоро.
— Угу, угу, угу, — как игрушечная сова, закивал головой Светличный. — Точно.
— А через год вообще всех иностранцев попёрли, — сказал дядя Петя. — Чтобы воровать не мешали.
— Ну да, — сказал Светличный. — А то будто только наши воровали.
— Не сравнить, — сказал дядя Петя.
— Ладно тебе. Ты слухами питаешься, а я в реале это видел. Они тут себя как в колонии вели. Или на оккупированной территории. Потому и огребли.
— Ой, да ладно, — дядя Петя махнул рукой. — Много я этих сказок слышал…
— В свободное время поговорим, — сказал Светличный. — Сейчас не до завалинки с семечками. В общем, получается, ребята, что? Нужно вам в лагерь новое оборудование забросить. И, может быть, не только в ваш лагерь. Юра, ещё в два места завернёте?
— По пути?
— Нет, не совсем. Одно недалеко, крюк километров в десять по чистой дороге, а второе, к сожалению, — только через Киров…
— Это плохо? — спросил Юра.
На него все посмотрели как на идиота.
— Да, — сказал он. — Ничего не знаю. Первый раз слышу. Мама, я урод? Или что?
— Ничего, — сказал Светличный. — Всё бывает. Видишь ли, из Кирова часть жителей отказалась эвакуироваться.
— И?..
— И они там живут вот уже пятнадцать лет.
— Ни хера ж… прошу прощения у дам и начальников… Мутанты, что ли, какие? Зомби?
— Нет. Просто люди. Партизанская республика Киров. Про неё как-то не принято распространяться… хотя вроде бы все всё знают…
— Так, начинаю понимать. И на чём поднимаются эти партизаны? Кого крышуют?
— Вот учитесь, — сказал Светличный. — Сразу виден профи. А то: за свободу! против произвола! Крышуют они огуречные фермы, но мы думаем, что не только их.
— Что? Какие фермы?
— Кхм. Вас на занятиях что, в вакууме держали? Про «кировские огурчики» ничего не слышал?
— Зачем ты тогда в Отрыв ездил? — спросил Назаренко.
— Не понимаю, — сказал Юра.
— «Кировские огурчики». Средство для поднятия… ну, скажем так: тонуса. Круче всякой там «виагры». Вот такая двухсотграммовая баночка стоит семьсот новыми.
— Нехило, — сказал Юра.
— Причём при анализе — просто огурчики. Ничем не отличаются от нежинских, разве что те вкуснее.
— Забавно. Не слышал. Наверное, ещё рано интересоваться, поэтому.
— Ну так что?
— Не знаю. А какие у них отношения с нами? В смысле, у партизан. Не у огурчиков.
— Сложные. Но у них со всеми — сложные. Они во всех видят врагов.
— Могут и пальнуть?
— Ну, если им что-то не понравится…
— А куда ехать?
— А вот здесь, — Светличный ткнул пальцем в карту, — это километров семь восточнее Кирова, застряла научная экспедиция. То есть мы предполагаем, что они там, потому что это была последняя точка, откуда они вышли на связь.
— Они могли пережить выброс?
— Да, там как раз есть оборудованное партизанское убежище. Эти ребята понарыли очень много нор в окрестностях городка. Для себя и друзей. Или сдают за деньги. В смысле, не за деньги…
— Я понимаю. А объехать эту республику по кривой никак?
— Там могут возникнуть куда большие сложности.
— Ясно. Ребята, как?
— Ну, раз надо… — неуверенно сказал Назаренко.
— Сам решай, командир, — и Настя откинулась на спинку стула, скрестив на груди руки.
Светличный с непонятным интересом на неё посмотрел. Покачал головой.
— Я опять чего-то не знаю? — спросил Юра.
— Муж у неё там. Скорее всего там. — Светличный поднялся, с хрустом потянулся. — Командир такие вещи должен знать, могла сказать и сама.
— Да, Игорь Иванович, — смиренно отозвалась Настя. — Могла.
— Но не сказала.
— Не хотела влиять на принятие решения командиром.
— Вас, барышни, не поймёшь, — сказал Юра. — Так вам не так и этак не этак. Внимания много, внимания мало… Сложная конструкция.
— Эр-тэ-эф-эм, — сказала Настя. — Рид зе факинг мануал.
— Это Стендаля, что ли? На книжки времени нет. Руки тренируем, ноги… Ладно, хорош трепаться. Игорь Иванович, давайте задание, постараемся всё сделать. Какую валюту принимают эти партизаны?
— Да всякую. Жидкую, патроны, лекарства… Придумаем что-нибудь. Ах да, чёрт… за всеми этими перебродами запамятовал… Юра, тебе тут звонили из Киева несколько раз, я сказал, что передам и что ты…
— Связи же нет.
— Это проводная.
— А где аппарат?
— В соседней комнате, там Валечка, скажешь, что я разрешил.
Негнущимися пальцами он набрал номер Эллы. Элла ответила сразу.
Алёнка пропала. Сказала, что поедет куда-то на один день — за подарком для него, для Юры. И не вернулась. И не отвечает. И никто из знакомых ничего сказать не может. И в полиции тоже ничего сказать не могут. Объявили в розыск. Но пока — никаких следов.
Когда отъехали от ворот на километр, Настя остановила машину.
— Дядя Петя, — сказала она, — ты там под сиденьем пошарь — должна быть такая сумочка брезентовая, как бы от противогаза.
— Есть такая, — сказал дядя Петя.
— Ты её открой и кружки достань. И бутылочку возьми из ящика.
— Да, — сказал дядя Петя. — Командир, слезай.
Юра сполз вниз. Он был как деревянный. Всё, что происходило, происходило не с ним.
— Держи ровно. — Дядя Петя сунул ему небольшую кружечку из нержавейки, другие раздал экипажу. Отвинтил колпачок «Трёх танкистов». Разлил. — Скажи слово, командир.
— Земля пухом, — сказал Юра. — Не знаю, во что ты верил, брат Буравчик, но пусть тебе там будет хорошо.
Выпили, закусили кусочками ржаного сухаря.
— А теперь, — сказала Настя, — дядя Петя за руль, я наверх, а ты, командир, — на заднее, и спать.
— Ну нет, — сказал Юра.
— Ну да. Тебе сейчас дыхание вернуть надо. А без этого от тебя одни траблы будут — и никакого толку. Допей пузырь и не возникай.
— Так заметно? — спросил Юра.
— Угу, — сказал Назаренко. — Даже я, толстокожий…
— …и ни фига не женственный, — закончила Настя. — Поехали.