Вопреки прогнозам Азарини, в субботу 23 января состояние больного значительно ухудшилось, задержание мочи сопровождалось сильными болями. Часть урины удалось извлечь при помощи зонда, и 26 января царь почувствовал улучшение. Утром попросил есть, но, едва проглотив немного овсяной каши, подвергся сильному припадку и лихорадке, «от которых он не мог говорить, и оставался в бесчувственном состоянии до полудня». Придя в сознание, он велел освободить 400 заключенных[33]. Скончался Петр, как уже сказано, в ночь на 28 января, в страшных мучениях. Современник записал: от боли он несколько дней непрерывно кричал, и тот крик далеко был слышен; затем, ослабев, глухо стонал. Екатерина во время болезни Петра ни на шаг не отходила от его постели.
Какая из перечисленных выше версий смертельной болезни царя является наиболее вероятной? Историк на этот вопрос ответить не может, ибо не располагает необходимыми данными. Остается обратиться за помощью к специалистам-медикам. Хотя пациент умер более двух с половиной веков назад, течение болезни и ее симптомы описаны довольно обстоятельно.
В 1970 году автор этого сочинения, сняв копии из известных в настоящее время источников о болезни и смерти царя, отправил их от имени Института истории на экспертизу в Центральный кожно-венерологический институт Академии медицинских наук. Авторитетная комиссия в составе профессора А. А. Студницкого, Н. С. Семенова, доктора медицинских наук Васильева пришла к следующему заключению: «Петр I, по-видимому, страдал злокачественным заболеванием предстательной железы или мочевого пузыря или мочекаменной болезнью». Это заключение, хранящееся в личном архиве автора, впервые было опубликовано в 1990 году в монографии «Петр Великий».
В том же 1990 году специалисты Военно-медицинской академии имени Кирова в Ленинграде тоже пришли к заключению, что причиной смерти царя являлись либо аденома простаты, приводящая в своей заключительной стадии к задержанию мочеиспускания и развитию уремии, либо развившееся вследствие воспалительного процесса в уритрее нарушение ее структуры[34].
Существуют и другие версии причин смерти Петра. Но на них нет смысла останавливаться особо ввиду их полной несостоятельности. Так, известный писатель и киносценарист Юлиан Семенов попытался изобразить виновниками смерти царя англичан, якобы отравивших его. Среди обывателей имеет хождение версия, столь же далекая от истины, как и версия Семенова, о том, что Петра будто бы отравили Екатерина и Меншиков.
Еще одна, не менее романтическая легенда связана со смертью Петра. Речь идет о написании им предсмертной записки со словами: «Отдайте все…» Эти загадочные слова будоражат воображение — заманчиво завершить ими царствование Петра Великого или представить их в качестве своего рода эпиграфа к новому царствованию или даже целой эпохе, получившей название эпохи дворцовых переворотов.
Первым, кто придал особое значение этим словам, был Вольтер. От него они попали на страницы тридцатитомных «Деяний императора Петра Великого…» историка-самоучки XVIII века Ивана Ивановича Голикова. Увековечил же их С. М. Соловьев.
Упомянутую фразу запечатлел в своих мемуарах граф Г. Ф. Бассевич — министр герцога Голштинского, жениха, а затем супруга дочери Петра Великого Анны. Бассевич владел бойким пером и еще более бойким характером; он провел в России пять лет и оставил сочинение под обычным для XVIII столетия витиеватым названием: «Пояснение многих событий, относящихся к царствованию Петра Великого, извлеченных в 1761 году по желанию одного ученого из бумаг покойного графа Генина Фредерика Бассевича, тайного советника их императорских величеств Римского и Российского, Андреевского кавалера». Источник был передан издателю секретарем прусского посольства в Петербурге Фоккеродтом.
Кончина Петра в записках Бассевича описана так: «Очень скоро после праздника Св. Крещения 1725 года император почувствовал припадки болезни, окончившейся его смертью. Все были далеки от мысли считать ее смертельною, но заблуждались; это не продолжалось и восьми дней. Тогда он приобщился Св. Тайн по обряду, предписываемому для больных греческой церковью. Вскоре от жгучей боли крики и стоны его раздались по всему дворцу, и он не был уже в состоянии думать с полным сознанием о распоряжениях, которых требовала его близкая кончина.
Никитин Иван Никитич. Петр I на смертном ложе
1725 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
Страшный жар держал его почти в постоянном бреду, наконец в одну из тех минут, когда смерть перед окончательным ударом дает обыкновенно вздохнуть несколько своей жертве, император пришел в себя и выразил желание писать, но его отяжелевшая рука чертила буквы, которые невозможно было разобрать, и после смерти из написанного им удалось прочесть только первые слова: „Отдайте все…“
Он сам заметил, что пишет неясно, и потому закричал, чтоб позвали к нему принцессу Анну, которой хотел диктовать. За ней бегут, она спешит идти, но когда является к его постели, он лишился уже языка и сознания, которые более к нему не возвращались. В этом состоянии он прожил еще 36 часов»[35].
«Записки» Басевича — единственный источник, содержащий сведения о вызове дочери Анны и о написанных императором словах. Вольтер воспользовался этим текстом, существенно изменив его. Автор «Записок» многословен и склонен к нагнетанию драматизма, Вольтер лаконичен и строг. Однако насколько вообще можно доверять этому известию?
Голландский резидент Де Вилде решительно отвергает существование какого-нибудь предсмертного распоряжения Петра: «При жизни царь не сделал никакого завещания ни устного, ни письменного; в течение же своей последней болезни он был слаб и слишком страдал, чтобы царица осмелилась заговорить с ним об этом». Французский дипломат Кампредон подтвердил показания Де Вилде: «О завещании ему не напоминали, отчасти, может быть, из боязни обескуражить его этим как предвещанием близкой кончины, а может быть, потому, что царица и ее друзья, зная и без того желание умирающего монарха, опасались, как бы слабость духа, подавленного бременем страшных страданий, не побудила его изменить как-нибудь свои прежние намерения». Все прочие современники смерти Петра — камер-юнкер Берхгольц, Феофан Прокопович, А. К. Нартов — также не запечатлели ни слов «отдайте все», ни вызова Анны Петровны. Лишь саксонский дипломат Лефорт написал в депеше 30 января 1725 года: ночью 28 января царь находился в бреду. «Он встал из своей постели, прошел три комнаты, жалуясь, что окно было не хорошо пригнано. После такого волнения силы его начали упадать. Ночью ему захотелось что-нибудь написать. Он взял перо, написал несколько слов, но их нельзя было разобрать».
Итак, никто из современников, кроме Бассевича, не заметил вызова царем Анны. О написании Петром каких-то слов упоминают Бассевич и Лефорт, но удивительное дело — только Бассевичу удалось разобрать два из них. Это нетрудно объяснить, если прочитать разобранные Бассевичем слова в контексте его «Записок». Под пером Бассевича Анна Петровна предстает неким идеалом; вместе с женихом она пользуется любовью и благосклонностью царя, ибо обладает всеми существующими на свете добродетелями — от привлекательной внешности до душевных качеств: у нее проницательный ум, неподдельные простота и добродушие, снисходительность, отличная образованность, превосходное знание языков; кроме отечественного, она знает французский, немецкий, итальянский и шведский. Хвалебные слова в ее адрес Бассевич завершил фразой: «В руки этой-то принцессы желал Петр Великий передать скипетр после себя и своей супруги».
В другом месте «Записок» Бассевич уточняет намерение царя, сомневавшегося в возможности Екатерины занять престол и поэтому приобщавшего к управлению страной дочь Анну и герцога Голштинского: «Чувствуя упадок сил и не вполне уверенный, что после его смерти воля его и коронование будут настолько уважены, что скипетр перейдет в руки иностранки, стоявшей посреди стольких особ царской крови, он начал посвящать принцессу Анну и герцога тотчас после их обручения во все подробности управления государством и системы, которой держался во все свое царствование».
Ход рассуждений Бассевича предельно ясен: не прочитанная им до конца фраза должна завершаться словом «Анна». Именно прочтение: «Отдайте все Анне» должно было быть приведено автором «Записок». Но благоразумие одолело авантюристический склад его характера, и он не рискнул дописать фразу и тем самым довести фальсификацию до конца. Удержали руку Бассевича веские причины. Его позиция была не до конца определенной. С одной стороны, известно, что он примыкал к «партии», поддерживающей вступление на престол Екатерины; с другой — иметь жену герцога на троне было для него предпочтительнее, чем тещу; с третьей — поддержать кандидатуру Анны означало поссориться с Екатериной, что могло разрушить все матримониальные планы сторон. Такова, на наш взгляд, подоплека не доведенной до конца фальсификации Бассевича.
Глава третья
Восшествие на престол
После Петра Великого осталась целая толпа наследников: две дочери от брака с Екатериной: Анна и Елизавета; три племянницы, дочери его брата Иоанна: Екатерина, Анна и Прасковья; его внук, сын погибшего в 1718 году царевича Алексея, 10-летний Петр Алексеевич; наконец, вдова Екатерина Алексеевна. Кто из претендентов располагал наибольшими шансами занять престол? Если руководствоваться обычаем, которого придерживались предшественники Петра Великого, то наследовать деду должен был его внук, Петр Алексеевич. Суть обычая состояла в наследовании трона по прямой нисходящей мужской линии: от отца к старшему сыну, от того — к внуку и т. д.
Луи (Людовик) Каравак. Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны
1717. Холст, масло. Государственный русский музей, Санкт-Петербург.
Рационалисту Петру такой порядок представлялся неприемлемым — прежде всего потому, что судьба трона определялась случаем: на престоле мог оказаться недостойный представитель династии только потому, что он был старшим. На этот счет царь руководствовался соображениями, подсказанными собственным опытом: в 1682 году после смерти царя Федора Алексеевича владельцем царской короны должен был стать старший брат покойного — Иван Алексеевич — подслеповатый, косноязычный, отсталый в умственном развитии молодой человек. Благодаря усилиям патриарха Иоакима на троне оказалось сразу два царя — Иван и Петр, вследствие несовершеннолетия правившие страной под опекой старшей сестры Софьи.
На решение Петра, несомненно, повлияла и судьба его собственного сына царевича Алексея, не разделявшего стремлений отца европеизировать Россию и намеревавшегося повернуть ее историю вспять. Если бы Алексей пришел к власти, то все усилия царя пошли бы прахом и колоссальные жертвы, понесенные подданными в десятилетия затяжной и кровопролитной войны, оказались бы впустую; страна вернулась бы на задворки Европы.
Два прискорбных эпизода дали основание царю опубликовать в феврале 1722 года Устав о наследии престола, устанавливавший новый критерий, по которому определялось право занять трон: при наследовании трона надлежало руководствоваться не принципом старшинства в династии, а способностью претендента управлять страной, причем эти способности определял ныне царствующий государь — «кому оной хочет, тому и определит наследство». Более того, Устав о наследии престола предоставлял право царствующему государю, «видя какое непотребство» наследника, изменить свое решение, передав трон «достойному».
Принцип, которого придерживался законодатель, был не нов — как уже говорилось, он заимствован из Указа о единонаследии 1714 года. Устав о наследии престола придал норме семейного права значение акта государственного масштаба. Эти два установления сближает одна общая черта — стремление держать сыновей в послушании родителя: сына помещика, чтобы он не «расточил наследства», а сына государя, чтобы «собранное и утвержденное наше отечество паки в расточение не упустил».
Петр, однако, не воспользовался им же установленным правом назначить наследника. Завещания он не оставил. О причинах, по которым это произошло, историку приходится лишь догадываться. Возможно, Петр не сознавал опасных последствий своей болезни и рассчитывал, что ему удастся благополучно из нее выкарабкаться, как это бывало в предшествующие годы. На этот раз болезнь оказалась смертельной, но не отходившая от постели умиравшего супруга из опасения вызвать его гнев не решалась напомнить об указе о наследнике.
Не меньшего внимания заслуживает и другая версия: императорская коронация Екатерины в мае 1724 года имела не декоративное значение, а преследовала практическую цель — убедить подданных в том, что супруга царя, иноземка по происхождению, не имеющая никакого родства с правящей династией, претендует на такие заслуги перед страной, которые дают ей право занять трон. На наш взгляд, прижимистый царь не стал бы бросать на ветер огромные средства ради удовлетворения честолюбия любимой супруги, поэтому версия, согласно которой коронация одновременно представляла собой объявление ее наследницей престола, кажется наиболее вероятной.
Царю, конечно же, были известны недостатки «Катеринушки». Они не были секретом даже для постороннего человека — дипломата Мардефельда, считавшего, что после смерти Петра «нельзя питать те же упования на управление женщиной, которые вызывались умом и твердостью героя монарха»[36]. В деловом плане царь полагался не на Екатерину, а на своих соратников: его окружение было одновременно и окружением супруги, и он полагал, что «птенцы гнезда Петрова» будут вести страну по курсу, им намеченному. Правда, М. М. Щербатов еще во второй половине XVIII века категорически утверждал, что «Петр Великий не с тем ее [Екатерину I] венчал царским венцом, чтоб ее наследницею своею учинить, ниже когда того желал»[37]. Щербатов, однако, никак не мотивировал свое мнение и не назвал каких-либо других целей коронации.
Среди сторонников восшествия на престол Екатерины были виднейшие соратники Петра: Меншиков, Толстой, Ягужинский, Макаров, Апраксин и др. В противовес им существовала и другая «партия», которая активно поддерживала вступление на престол законного наследника — внука Петра Великого. В ее состав входили представители двух родовитейших кланов страны — Долгорукие и Голицыны, а также князь Репнин и старший брат адмирала Ф. М. Апраксина Петр Матвеевич Апраксин. Десятилетний великий князь Петр Алексеевич как личность и тем более как государственный деятель в то время, естественно, ничего из себя не представлял. Но он являлся как бы знаменем явных и тайных противников преобразований.
В ночь на 28 января во дворце, где агонизировал царь, собрались вельможи, чтобы решить вопрос, кому наследовать престол. Д. М. Голицын, самый опытный и умный представитель «партии» великого князя, здраво оценив соотношение сил своих сторонников и сторонников Екатерины, пришел к выводу, что перевес у противной «партии», и предложил хитроумный план, крайне опасный для новой знати: возвести на престол великого князя, а регентство до его совершеннолетия поручить Екатерине. П. А. Толстой сразу же разгадал коварность замысла Голицына, грозившего новой знати суровой расправой, и произнес против него пространный монолог:
«Это распоряжение именно произведет междоусобную войну, которой вы хотите избежать, потому что в России нет закона, который бы определял время совершеннолетия государей; как только великий князь будет объявлен императором, то часть шляхетства и большая часть подлого народа станут на его стороне, не обращая внимания на регентство». Далее Толстой произнес лукавые слова, которые должны были убедить слушателей, что только воцарение Екатерины могло принести стране счастье и покой: «При настоящих обстоятельствах Российская империя нуждается в государе мужественном, твердом в делах государственных, который бы умел поддержать значение и славу, приобретенные продолжительными трудами императора, и который бы в то же время отличался милосердием для содержания народа счастливым и преданным правительству; все требуемые качества соединены в императрице: она приобрела искусство царствовать от своего супруга, который поверял ей самые важные тайны; она неоспоримо доказала свое героическое мужество, свое великодушие и свою любовь к народу, которому доставила бесконечные блага, и в частности не сделавши никому зла»[38].
В этом панегирике соответствует истине лишь один факт: наличие в натуре Екатерины Алексеевны чисто человеческих привлекательных качеств — милосердия и доброты. Их притягательную силу отметил прусский посол Мардефельд: Екатерина, полагал он, получила возмездие за свое хорошее обращение со всеми при жизни царя, так как она «часто своею кротостью отклоняла гнев его и из всех сил помогала утесненным, и в особенности за личную любовь, приобретенную ею у солдат в походах, в которых она сама участвовала»[39]. Что касается прочих добродетелей, приписанных Екатерине, то они являются чистым вымыслом. Никаким мужеством и твердостью в государственных делах императрица не владела, равным образом как и искусством царствовать.
За высокопарными словами Толстого скрывалась не забота о благоденствии государства, а простое желание сохранить свою жизнь, материальное благополучие и, в конце концов, выйти невредимым из ожидавшихся политических потрясений. Короче говоря, Меншиков, Головкин, Мусин-Пушкин и многие другие, подписавшиеся в числе 123 судей, приговоривших царевича Алексея к смерти, опасались, что его сын Петр, вступив на престол и достигнув совершеннолетия, станет им мстить за гибель своего отца. Среди подписей судей первой стояла фамилия Меншикова, за ней Апраксина, Головкина, тайных советников, сенаторов, генералов, полковников и множества мелких военных и гражданских чиновников. Подпись П. А. Толстого в этом списке стояла на девяностом месте, но несомненно, что именно на него падала главная вина в том, что царевич оказался в застенках Тайной канцелярии, трижды подвергался пыткам и, не выдержав их, погиб. И Толстой, и Меншиков не сомневались, что станут первыми жертвами мести сына за смерть отца. Именно эти опасения вынуждали их всеми мерами не допустить к трону великого князя.