Несмех рассказал о том, как плыли они вверх по Проклятой…
– Зеленой! Называй ее Зеленой! – вмешался седовласый, и это был единственный раз, когда он перебил юношу.
Рассказ получился короче, чем ожидал Несмех. Теплая ладонь незнакомца оторвалась от лба фарангца. Двое негромко переговаривались. Юноша улавливал отдельные слова, но смысл разговора ускользал. Он мог только догадываться, что речь идет о нем. Несмех не испытывал страха. Хотя то, что он увидел вчера, говорило: Хозяева Реки без уважения относятся к жизням пришельцев. Несмех не боялся просто потому, что его воспитывали как мирного человека, а не воина. Собственная жизнь оставалась для него священной, и он привык ставить ее выше, чем жизнь других. Но защищать ее, как воин, Несмех не привык. По сути своей он так и остался деревенским парнем, с неторопливой речью, цепким вниманием и неистребимым дружелюбием к миру. Миру жестокому, и все же уступающему напору ума и хитрости. Медлительный в решениях, предпочитающий не делать ровно ничего, если не уверен в успехе, Несмех был упорен и предприимчив, словно гурамский пес-следопыт, когда решал добиться своего. В Фаранге эти качества принесли ему успех. И здесь, на Юге, в сердце Гибельного Леса, они, как ни странно, подарили ему жизнь, хотя сам Юг требовал от человека совершенно других свойств.
Двое закончили разговор. Юноша слышал, как они поднялись и пошли к выходу. Тень на миг заслонила белые огоньки звезд.
Хозяева ушли, но Несмех еще долго ворочался на жестком тростниковом ложе.
Прикосновение руки разбудило его. Несмеху казалось, что он уснул минуту назад, однако уже наступило утро. Широкий поток света вливался в пещеру. Рядом с юношей сидел на корточках смуглокожий большеглазый туземец. Когда Несмех посмотрел на него, туземец встал и жестом показал: поднимайся!
Несмех сбросил с себя тонкое одеяло, обмотал вокруг бедер повязку и собрался надеть остальное, но Хозяин Реки покачал головой, взял его за руку и повел к выходу из пещеры.
Карниза перед ней не было, но слева от отверстия висела веревка, по которой Несмех спускался вчера вечером. Цепляясь за ее узлы, юноша довольно неуклюже взобрался наверх. В это время туземец, вместо того чтобы воспользоваться веревкой, как ящерица, полез прямо по отвесной скале. Причем поднимался он куда быстрее, чем Несмех. Юноша не успел перевалить свое тело через край террасы, а Хозяин Реки уже стоял на ней, ожидая. Когда Несмех выпрямился, руки и ноги его дрожали. А у туземца даже не участилось дыхание. Терраса, на которую они поднялись, была локтей на двадцать выше пещеры, где ночевал Несмех. Они прошли по ней шагов сорок, миновав два входа в пещеры, и снова стали подниматься. Но, к радости конгая,– по веревочной лестнице. На сей раз и туземец не пренебрег ею.
Лестница вела на вершину обрыва. Преодолев еще три террасы, они достигли длинного углубления, протянувшегося вдоль всего обрыва. Над углублением нависал карниз шириной в пару шагов. Следы инструмента на камне сообщили молодому зодчему, что углубление – дело человеческих рук.
Несмех ожидал увидеть наверху джунгли, но очутился между двумя каменными стенами высотой в полтора человеческих роста. Это был коридор, частью сложенный из плит, частью – вырубленный в мягкой породе. Хозяин Реки двинулся вперед, знаком приказав Несмеху следовать за собой. Солнце стояло невысоко, и тень от восточной стены укрывала их от палящих лучей. Коридор был не шире двух шагов. Кое-где стены расступались, образуя проходы. Однажды Несмех увидел часового, неподвижным изваянием застывшего наверху. На спине часового висели меч в ножнах и очень короткий лук, а смотрел он туда, где, по предположению Несмеха, был Гибельный Лес.
Так шли они минут пять, время от времени сворачивая, пока Несмех не услышал журчание воды. Следующий короткий коридор вывел их к огражденной площадке шагов десять шириной и сорок – длиной. Из-под дальней стены струился поток чистой прозрачной воды. Заполняя проточный бассейн посередине площадки, вода уходила через круглый сток.
Сопровождающий велел пленнику ждать и удалился.
Несмех подошел поближе к бассейну. На дне его с непонятной целью были уложены ряды камней. Верхушки их были или чуть выше, или чуть ниже уровня воды, а промежутки составляли от двух до шести локтей. Несмех опустил руку в поток. Вода оказалась прохладной, но не холодной. Юноша подумал немного, а потом влез в воду и, упершись ногами в одну из глыб, позволил потоку смыть с себя грязь.
– Оу, человек! – раздался рядом женский голос.
Несмех поспешно выбрался из воды. Пред ним стояла девушка с ребенком на руках. Ребенок, совершенно голый мальчуган, лет двух от роду, висел на ней, зацепившись рукой и ножками, и, грызя кулачок, внимательно изучал Несмеха.
– Иди, поплавай! – сказала девушка, не без усилия оторвала ребенка от себя и, к ужасу конгая, швырнула в воду.
Пролетев пять шагов, малыш плюхнулся в поток, который подхватил его и понес прямо к отверстию стока, в полтора раза более широкому, чем тельце ребенка. Несмех метнулся к воде, сообразил, что не успеет, и замер. Тут ребенок вынырнул на поверхность и заработал руками и ногами с ловкостью и быстротой лягушки.
Как зачарованный, наблюдал Несмех за малышом, преодолевшим силу течения и вскарабкавшимся на один из камней.
– Плавать! Плавать! – повелительно закричала девушка, и малышу пришлось слезть в воду.
Обернувшись к Несмеху, она окинула его оценивающим взглядом.
– Меня зовут Эйрис! – сказала она.– Зови меня так. А я буду звать тебя – Большой!
– Мое имя – Тилод! – заметил Несмех.
– Большой! – Девушка поджала губы. Она была гибкая и мускулистая, с худыми сильными руками и длинными ногами, такими же худыми и сильными. Узкие бедра и маленькая грудь обернуты светло-желтой материей. Ее тело походило на тело юноши-бегуна, но голова, гордо сидящая на длинной шее, явно принадлежала женщине, и женщине красивой. Лицо ее мало походило на лица конгаек. Огромные синие глаза, обрамленные густыми ресницами, не нуждались в краске. И никаких следов грима на коже. Волосы цвета дневного солнца, заплетенные в толстую косу, спускались до набедренной повязки. Брови светлыми арками выделялись на смуглом лице.
– Отец велел мне заняться тобой, Большой! – проговорила она, и Несмех уловил в ее голосе недовольство.
Отец? О! Она определенно похожа на седовласого!
Девушка быстро подняла руку и сжала бицепс конгая. Пальцы твердые, как черное хуридское дерево. Несмеху стало больно, он стерпел и не стал вырываться.
– Оу! – презрительно пробормотала она.– Плоть съела твою силу! – Ее конгаэн был не похож на конгаэн отца. И вообще не походил ни на один из известных Несмеху диалектов. Но голос очаровал фарангца настолько, что он не почувствовал обиды от сказанного. Светловолосая нравилась Несмеху. Так нравилась, что он мог лишь стоять и глупо ухмыляться.
Девушка отпустила руку конгая и… вдруг ткнула ему в глаза растопыренными пальцами.
Несмех инстинктивно отшатнулся.
– Две! – сказала девушка.
– Что – две? – все еще ухмыляясь, спросил Несмех.
– Ровно две минуты ты проживешь там! – кивок в сторону джунглей.
– Так долго? – пошутил фарангец.
– Ты – большой! – ответила Эйрис совершенно серьезно.– Вечному Лону понадобится время, чтобы понять: ты просто еда! Ребенок Берегового Народа сильнее тебя!
– Я в этом убедился вчера, наблюдая ваших маленьких убийц!
Лицо девушки исказила гримаса.
– Ты не понимаешь, что говоришь! Убивать людей – отвратительно!
– Зачем же вы учите этому своих детей? – удивился Несмех.
– Мы не учим!
– Но вчера…
– Те, кто приплыл с тобой на корабле, сами были убийцами!
– Не все. И какое это имеет значение?
– Человек-убийца подобен хорахшу[4]. Лучше, когда он мертв!
– Но зачем делать из этого зрелище?
– Спроси моего отца! Кто хочет испытать себя – испытывает! Тебе не понять наши обычаи, человек!
– Да уж! – согласился Несмех, покосившись на ребенка, все это время отчаянно боровшегося с течением.
– Повернись ко мне спиной! – велела девушка.
– Да, Эйрис! – Несмех впервые назвал ее по имени и получил от этого удовольствие.
Пальцы девушки прошлись по его позвоночнику. На сей раз достаточно легко.
– Дай мне руку! – Она помяла широкую ладонь юноши, пощупала пульс.– Сила у тебя есть! – констатировала она.– Что ты делал там, на Севере?
– Строил дома!
– Дома? Оу! Жилища! Полезная работа! Идем!
Эйрис свистнула. Малыш подплыл к краю бассейна и попытался взобраться наверх. Но борт был для него слишком высок. Эйрис наклонилась, подхватила его, и ребенок, вскарабкавшись на нее, как на дерево, цепко обвил девушку руками и ногами. Та похлопала малыша по спине и вышла в один из коридоров. Несмех отправился следом. Коса девушки слегка раскачивалась при ходьбе, а походка была плавной и очень быстрой. Несмеху пришлось поторопиться, чтобы не отстать, хотя он шел налегке и был выше ростом.
Эйрис свистнула. Малыш подплыл к краю бассейна и попытался взобраться наверх. Но борт был для него слишком высок. Эйрис наклонилась, подхватила его, и ребенок, вскарабкавшись на нее, как на дерево, цепко обвил девушку руками и ногами. Та похлопала малыша по спине и вышла в один из коридоров. Несмех отправился следом. Коса девушки слегка раскачивалась при ходьбе, а походка была плавной и очень быстрой. Несмеху пришлось поторопиться, чтобы не отстать, хотя он шел налегке и был выше ростом.
Спустя несколько минут Эйрис вывела его из каменного лабиринта на вершину горы. Перед ним лежала широкая полоса очищенной от растительности земли, за которой поднималась высокая пестрая стена джунглей.
На освобожденной от деревьев полосе кипела работа. Не меньше трех дюжин молодых туземцев занимались достройкой лабиринта. Большинство из них откалывало от скального выступа каменные блоки, человек пять носили добытые камни к строящимся стенам, остальные подгоняли плиты по месту, укладывая их так, чтобы не оставалось щелей. Никакой скрепляющий раствор не использовался. Опытный глаз Несмеха сразу отметил умелую расстановку людей и сноровку, с которой они работали. Особенно ему понравились те, кто откалывал каменные блоки. На фарангских каменоломнях никто не трудился и вполовину так споро, как последний из туземных каменщиков; правда, здешняя порода была помягче и легче поддавалась напору инструментов.
Несколько минут Эйрис не мешала Несмеху наблюдать, но потом, показав на одного из носивших блоки, сказала конгаю:
– Вот твое место! Рядом с ним, а потом – вместо него!
Несмех хотел сказать, что он способен на большее, чем переноска камней, но вовремя вспомнил, что он – пленник. Вспомнил и смолчал. Поглядев в сторону Леса, он заметил цепочку вооруженных туземцев. Они сидели на корточках шагах в сорока от работающих, и тела их почти сливались с неровностями рельефа.
– Ты готов? – спросила Эйрис.
Несмех кивнул и пошел к рубившим камень.
Шероховатая глыба не показалась ему тяжелой. Бегом, как и остальные, Несмех отнес ее к стене и так же бегом вернулся за новой ношей.
Полчаса он трудился без передышки. Туземец, к которому его направила Эйрис, счел конгая достойной заменой и, взяв инструмент, присоединился к каменотесам. Но прошло еще полчаса – и энтузиазм Несмеха пошел на убыль. Выбранный ритм оказался слишком быстрым. Достигшее зенита солнце палило нещадно. А ведь шел второй, самый холодный, месяц зимнего сезона.
Ноги Несмеха стали ватными. Он начал спотыкаться. Он уже не бегал, а плелся, шатаясь, прижимая к груди горячие камни.
Эйрис, не спускавшая с него глаз, окликнула юношу, но Несмех не услышал. Уши его наполнял ровный тупой гул, на который накладывались толчки от ударов крови в затылке.
Эйрис быстро подошла к нему, отобрала очередную глыбу и почти силой отвела в тень. Здесь в глазах Несмеха немного прояснились.
– Отдых? – спросил он с облегчением.
– Для тебя! – заявила девушка без тени сочувствия. Ребенок перебравшийся ей на плечи, взирал на Несмеха, прищурив один глаз.
И тут Несмех увидел совсем рядом большой кувшин и привязанную к его ручке глиняную чашку. Он судорожно сглотнул густую слюну, сделал шаг и быстро зачерпнул чашкой воду. Юноша поднес тяжелую чашку к губам, он уже ощущал, как вода омывает его пересохшее горло…
Эйрис быстрым движением выхватила у него чашку и выплеснула ее содержимое на голову Несмеха. Тот ошеломленно уставился на девушку. Вода приятно холодящими ручейками текла по его лицу.
– Один глоток! – сказала Эйрис твердо.– Вот все, что твое!
И, зачерпнув ладонью воду, она поднесла ее к губам юноши. Ровно один глоток. Но Несмех не поменял бы его на целый кувшин ледяной влаги.
Потом, развязав кусок ткани, прикрывающий ее грудь, девушка смочила его водой и, заставив Несмеха наклониться, обмотала его голову мокрой повязкой. Скептически оглядев конгая, она потрогала жилку, пульсирующую на его шее, а потом звонко хлопнула Несмеха по широкой, мокрой от пота спине:
– Иди, трудись!
* * *Спустя шесть дней Несмех и молодой туземец Чок лежали на камнях в тени недостроенной стены. Чок, коричневоглазый, гибкий, как кот, юноша шестнадцати лет от роду, работал каменотесом в паре с Несмехом. Он неплохо говорил на конгаэне и ничего не имел против того, чтобы перекинуться с Несмехом парой фраз.
– Знаешь, Чок,– проговорил Несмех.– Первые три дня я думал, что не выдержу: упаду и умру! А сегодня я впервые работал и видел, что происходит вокруг.
– Могу тебя понять! – отозвался Чок, катая между ладонями мраморный шарик.– Эйрис – лучшая из тех, кто учит недавнорожденных власти над Четырьмя. Но жалости в ней нет. Все же под ее оком с грани ты не сойдешь. Хотя недавнорожденным легче, чем тебе.
– Недавнорожденным?
– Детям. Младенцам.
– Но я – не ребенок!
– Ты хуже ребенка! Не обижайся! Из твердого дерева трудно резать стрелу. Сначала ей надо придать форму, а уж потом сделать твердой. Но ты справишься, иначе Натро не оставил бы тебя с нами, с Народом. Должно быть, воля Повелителя Судеб – над тобой! Мы не оставляем чужих!
– Что же вы делаете с ними? – скрывая волнение спросил Несмех.– Что стало с моряками, плывшими со мной? Их убили?
– Их отдали Лону! – Гладкая кожа на лбу Чока собралась в вертикальную складку над переносицей.– Да, так! Иначе они привели бы сюда много кораблей. И много жизней пришлось бы отнять. Да. Лоно принимает всех!
– Но они рассказали бы о вашей силе! – пылко воскликнул Несмех.– Никто не рискнул бы напасть на вас!
– Ты прожил так много, а говоришь как дитя! – возразил молодой Хозяин Реки.– Сила хороша внутри. Сделай ее видимой – и она притянет другую силу: как падаль притягивает ургов[5]! Нет корабля – нет вестей – нет действия! Лоно принимает все!
– А тот, что победил в бою? – спросил Несмех.– Ему обещали свободу! Он тоже мертв?
Чок нахмурился, но потом лицо его снова стало невозмутимым.
– Прощаю тебя! – сказал он.– Ты думаешь как дитя и не хотел оскорбить. Он получил свою свободу. После того, как племя получило его плоть.
– Не понял тебя! Плоть?
– Слепой, победивший зрячего,– необыкновенен! Так сказал Благородный Учитель. Плоть его должна стать частью нашего народа. Говорят, прежде такое случалось часто. Теперь – нет.
– Все же я не понял тебя! – признался Несмех.– Как это – взять плоть? Съесть, что ли?
Чок засмеялся.
– Ты и впрямь – как дитя! – проговорил он.– Съесть! Одна из женщин Народа была с ним – вот и все. Одна из наших женщин. Теперь твой приятель – тоже часть Народа. Хотя сейчас он уже вернулся к берегу Соленых Вод. Вернулся, но будет молчать. Все ли я сказал?
Несмех кивнул. Некоторое время они отдыхали молча. Потом конгай спросил:
– Чок! Четверо, о которых ты говоришь, кто это?
– Оу! Ты задал важный вопрос. Четверо породили Вечное Лоно. Слушай меня: вот они – Твердь, Струя, Ветер и Пламя! Овладей Четырьмя – и Вечное Лоно не сможет тебя взять. Так говорил Благородный Учитель. Но – хватит! Ты – дитя умом. А дитя получает лучшего из учителей. Первый шаг – важнейший. Тебе повезло, что Эйрис согласилась учить тебя. Над тобой ее око, и я больше ничего не скажу. Я – трава у ее ног!
– Ты так чтишь эту девушку?
Чок шевельнул губами, собираясь что-то сказать, но передумал и просто кивнул. А потом вдруг оказался на ногах.
Тень его упала на спину Несмеха, когда он одним прыжком взлетел на стену. Несмех повернул голову, но Чока наверху уже не было.
Солнце садилось.
Этот короткий разговор изменил отношение фарангского юноши к тому, что происходило с ним. До этих пор Несмех полагал, что Береговому Народу он нужен лишь как еще одна пара рабочих рук.
На следующий день он совершенно по-новому взглянул на Эйрис.
– Если ты приходишь, чтобы проводить меня,– сказал он, «набрасывая первое кольцо», как говорили в Фаранге,– то не трать времени. Я выучил дорогу!
Несмех рассчитывал, что девушка что-то ответит, но та просто уступила место впереди. Молча.
Несмех шел уверенно. Уже на второй день он составил схему поворотов. Он был строителем, а потому мог представить здание по грубому рисунку или даже по колонкам чисел.
Сейчас же он попросту «видел» их путь.
Когда они пришли, Эйрис произнесла свое обычное:
– Иди, трудись! – но по ее тону Несмех понял, что память его оценена и одобрена.
В этот день произошло еще одно событие. Несмех увидел, как действует их «охрана». И понял, кстати, почему не замечал этого раньше. Его взгляд упал на часового мгновением раньше, чем тот заметил опасность. За миг до этого туземец сидел на корточках, и короткий лук висел за его спиной. А теперь он уже стоял и провожал взглядом пущенную в гущу листвы стрелу. Несмех не видел, в кого или во что попала стрела и попала ли. Но туземец – видел. И, удовлетворенный, снова опустился на корточки и застыл.