– И толку дружить с самым хитрым человеком в Соединенном Королевстве, если думать все равно приходится самому? – вздохнул я. Но вполне притворно. На самом деле был рад, что не обманул его ожиданий.
– Зато очень полезно дружить с начальством, – подмигнул Джуффин. – Потому что ни один нормальный начальник, находясь в здравом уме, не отпустил бы тебя среди бела дня домой утирать слезы чудовищу. Лицензия на содержание которого, кстати, так до сих пор и не получена. А я отпущу.
– Спасибо, – сказал я.
И уже на пороге спросил, осененный внезапной надеждой:
– Слушай, а как ты думаешь, леди Сотофа может превратить Базилио в человека?
– Вот уж не знаю. Зато совершенно уверен, что она способна превратить в чудовище тебя, если ты сунешься к ней с такой дурацкой просьбой.
– Ладно, – вздохнул я. – Тогда сперва выпрошу у Шурфа лицензию на содержание в доме еще и меня. Потому что Меламори с документами возиться точно не станет. А я хочу быть законопослушным чудищем. Таков мой изысканный каприз.
Домой я решил пойти пешком – просто, чтобы перевести дух и подумать. А еще лучше – понять, что думать мне особо не о чем, и просто глазеть по сторонам. Заодно вспомнить, что Ехо и без разноцветных ветров – вполне ничего себе город. И бледное осеннее небо нравится мне ничуть не меньше, чем какое-нибудь оранжевое. Или зеленое. Например.
Подняв голову к небу, я застыл как вкопанный. Потому что на светло-сером, как старая упаковочная бумага, фоне снова появились стихи. Которых я определенно там не писал. И даже рассеянностью не объяснишь: такую кропотливую работу случайно, не заметив, не выполнишь.
Ну и потом, я их прежде никогда не слышал. А то бы, пожалуй, не забыл.
Я их прочитал – раз, потом другой. И третий. И наверное, случайно выучил наизусть, потому что весь остаток пути бормотал вслух: «даже зажженный фонарь не увидит, не вспомнит себя», – на радость немногочисленным прохожим, которых судьбы послала мне навстречу. Вероятно, в наказание за какие-то неведомые мне, но явно беспрецедентные грехи.
Впрочем, прохожие не были шокированы моим безобразным поведением. Наверное, подумали, что это я просто накладываю на любимый город какое-нибудь страшное заклинание. Как и положено живой легенде, чья репутация на самом деле мало чем отличается от облика бедняги Базилио, даром что голова не индюшачья, и даже намека на хвост нет.
Но все равно эти добрые люди приветствовали меня добродушными улыбками. Некоторые даже говорили – дескать, как они рады, что я оказался жив. А я улыбался в ответ, как последний малахольный дурак, самый непутевый на свете ярмарочный шут, отставший от своего циркового фургона. Или как зажженный фонарь.
Впрочем, где-то на полдороги к дому я пришел в себя настолько, что прогнал с лица признаки избыточной экзальтации. А еще пару минут спустя включил голову. И послал зов главному подозреваемому в нарушении спокойствия – если не общественного, то моего.
«Стихи на небе – твоя работа?»
«Ну разумеется, – невозмутимо ответствовал сэр Шурф. – Я так понял, что тебе недосуг их писать. Или просто надоело. А о помощи не просишь, потому что я несколько сгустил краски, жалуясь на свою чрезмерную загруженность».
«Спасибо, – сказал я. – Это очень круто. На самом деле я, конечно, должен был еще вчера ночью сказать тебе, что стихи сделали свое дело и больше не нужны. Но сперва пожалел будить, а потом все так завертелось…»
«Да, после того как ты с утра пораньше прислал мне зов и попросил не обращать внимания на твои трупы, я сразу подумал, что тебе предстоит довольно насыщенный день».
«Довольно насыщенный, лучше и не скажешь. Хотя выкроить пару минут, чтобы поговорить с тобой, все равно было можно. Но теперь я даже рад, что так получилось. Не будь я разгильдяем с дырявой головой, не получил бы такого подарка. Эти стихи – ну вот прямо в сердце. Как нарочно для меня. Просто я тоже откуда-то знаю про этот свет. И про тьму, в которой даже зажженный фонарь себя не увидит… Ну, в общем. Ты меня сделал».
«Строго говоря, не я, а все та же леди Уттара Мая. Ты дал мне повод вспомнить ее стихи, которыми я когда-то зачитывался. Но потом появилось столько прекрасного нового, и я на какое-то время забыл, что тоже знаю про эти свет и тьму, которые, наверное, важнее всего в Мире. Важнее меня самого».
«Слушай, – спросил я, – а леди Уттара Мая – где она сейчас? Чем занимается?»
«Нигде, ничем. Она умерла совсем незадолго до начала Эпохи Кодекса».
«Была убита?»
«Да нет. Просто от старости. Ей к тому времени было уже изрядно больше трехсот».
«Всего-то?» – изумился я.
«Ну, строго говоря, для обычного человека это очень долгая жизнь».
«Так то для обычного. А она…»
«Понимаю. И отчасти разделяю твое возмущение. Просто «обычный» в данном случае означает – не посвятивший свою жизнь магии. Для хорошего колдуна и тысяча лет не срок, это правда. Но таких на самом деле довольно мало. Ты судишь по своему ближайшему окружению и упускаешь из виду, как обстоят дела для большинства».
«Да, – согласился я. – Наверное, так».
И поспешил распрощаться. Как-то я внезапно скис, хоть и сам понимал, что глупо так огорчаться из-за смерти незнакомой женщины, которая прожила долгую и наверняка счастливую жизнь. По крайней мере, в некоторые моменты очень счастливую – лучше вдохновения все-таки ничего нет. Разве только прогулки по Темной Стороне, да и то потому, что для них тоже требуется вдохновение.
Я уже подходил к дому, когда голос Шурфа снова зазвучал в моем сознании.
«Я не произвожу впечатление наивного простака, способного поверить в любую сказку, если она кажется ему утешительной?» – спросил он.
«Ты чего?» – изумился я.
«Просто хотел убедиться, что являюсь для тебя достаточно авторитетным источником информации».
«Дырку над тобой в небе! И надо было меня пугать? И так ясно, что ты просто образцовый авторитетный источник чего бы то ни было. Даже если завтра ты объявишь, будто Мир вылупился из индюшачьего яйца, мне придется взять волю в кулак и как-то уживаться с этой бредовой концепцией. Поэтому, пожалуйста, постарайся и дальше скрывать от меня эту страшную правду».
«Ладно. А теперь слушай меня внимательно. Поэты бессмертны. Не в том смысле, что мы знаем их имена и иногда вспоминаем стихи, а в буквальном. Их сознание неугасимо, вот что я имею в виду».
Я не стал спрашивать, откуда он это знает. Знает, и хорошо. Мне достаточно.
Только и сказал: «Спасибо». И вошел в дом.
…И пал на пороге, сраженный любовью. В смысле, любовью Друппи ко мне. Пес мой, в общем, понимает, что несколько великоват и тяжеловат для того, чтобы позволить себе набрасываться с объятиями на такую неустойчивую конструкцию, как человек. Особенно с разбега. Но иногда все равно не может держать себя в руках. Особенно если очень соскучился.
А в состояние «очень соскучился» Друппи приходит примерно минуты за три разлуки. Будь я автором задачника, непременно спросил бы на этом месте: сколько раз в день хозяин дружелюбной громадины оказывается на полу?
Правильный ответ – очень много.
В общем, ситуация такова: Друппи регулярно сбивает меня с ног, ибо сердце его исполнено любви. А я в ответ на это всегда ругаюсь – не то чтобы последними словами, но, скажем так, предпоследними. Штука в том, что Друппи очень нравятся ругательства. Подозреваю, он прекрасно понимает значение всех этих слов, но волевым решением постановил считать их хвалебными и приятными. Поэтому когда я его браню, радостно мотает ушами, а иногда даже хвостом, хотя овчаркам Пустых Земель это вообще-то не свойственно.
Поэтому когда я возвращаюсь домой обычным путем, через дверь, мне всегда заранее известно, что меня там ждет. Это, наверное, и называется «стабильные отношения».
И на сей раз я от всей души костерил Друппи, а сам тем временем оглядывался, оценивая обстановку. В гостиной никого, даже Дримарондо где-то загулял. Не то в чулане спит, не то в Королевский Университет отправился лекцию читать, поди его разбери.
– А где Базилио? – спросил я.
Словами ответить Друппи, конечно, не мог. Зато тут же продемонстрировал готовность отвести меня туда, где грустит наше бедное чудище. Или уже не грустит? Я очень надеялся, что Меламори еще не разучилась врать, и моя байка про удивительный день, когда все подряд превращаются в людей, все-таки возымела терапевтическое действие.
Я кое-как поднялся с пола, и последовал за Друппи, который, как это часто случается от чрезмерного желания угодить, сперва запутался и повел меня в направлении кухни, но тут же опомнился и поскакал обратно, к лестнице и вверх, перепрыгивая через четыре ступеньки сразу. Я мчался следом, мстительно бормоча: «А вот как сбегу от тебя во время прогулки Темным путем, то-то ты тогда наплачешься!»
Я кое-как поднялся с пола, и последовал за Друппи, который, как это часто случается от чрезмерного желания угодить, сперва запутался и повел меня в направлении кухни, но тут же опомнился и поскакал обратно, к лестнице и вверх, перепрыгивая через четыре ступеньки сразу. Я мчался следом, мстительно бормоча: «А вот как сбегу от тебя во время прогулки Темным путем, то-то ты тогда наплачешься!»
В общем, если вы ведете малоподвижный образ жизни и страдаете, не имея под рукой постоянного объекта для бессмысленных угроз, овчарка Пустых Земель – идеальная собака для вас. От всего сердца рекомендую.
Однако до нужной двери я все-таки добрался живым. И, как положено герою в финале трудного пути, узнал тайну. Даже целых две. Во-первых, у Базилио гость. А во-вторых, наше благовоспитанное чудовище принимает своих гостей в кабинете. В моем, конечно. Потому что выделить Базилио личный кабинет я пока не догадался. И совершенно зря – в отличие от меня, он знает, как следует использовать подобные помещения.
Впрочем, «мой кабинет» – это громко сказано. Пользовался я им за все время жизни в Мохнатом Доме раз десять от силы. Просто вечно забываю о его существовании. Да и зачем скитаться по коридорам, когда гостиная – вот она, сразу за входной дверью. Очень удобно, и никто не заблудится – так я рассуждал.
Но умница Базилио не привык пасовать перед трудностями. Поэтому сидел в кабинете. Правда, не в кресле, куда вряд ли втиснулись бы его рыбье тело, лисий хвост и неизменно следующие за ним Армстронг и Элла, а на подоконнике. Кресло же занимал седой старик в невзрачном сером лоохи. Умеет наш Король в гости наряжаться, что тут скажешь. Хорошо, что Джуффин меня заранее предупредил, а то в жизни не догадался бы.
Эти двое так увлеклись беседой, что не заметили нашего появления, благо Друппи не ринулся с ними обниматься, а преданно прижался к моей ноге.
– Так кто из драконов проглотил принцессу? – азартно спрашивал Базилио.
– Конечно, Крумби-Бо, – отвечал гость. – Поскольку очевидно, что один из пары Алай-Бар – Марги-Руш говорит правду, остальные, согласно условиям задачи, гарантированно лгут. И если Крумби-Бо прямо заявляет, что не глотал принцессу…
– Правильно! – Базилио на радостях чуть с подоконника не свалился. И одобрительно добавил: – Вы такой же умный, как сэр Мелифаро!
– Это сравнение чрезвычайно мне льстит…
В этот самый момент они меня и заметили. И оба ужасно смутились. Я почувствовал себя строгим отцом, не вовремя вернувшимся со службы и внезапно обнаружившим, что дома ему никто особо не рад.
– Это Старший Помощник Придворного Профессора овеществленных иллюзий, – затараторил Базилио. – Он специально пришел со мной познакомиться, потому что обо мне, оказывается, рассказывают удивительные вещи. Представляете, сэр Макс?!
– Примерно представляю, – вздохнул я. И поспешно добавил: – Я очень рад. И ни за что не стал бы вас беспокоить, если бы не древняя традиция этого дома подавать всем гостям разнообразные волшебные напитки, которые я добываю из другого Мира. Вот так!
Быстренько сунул руку под ближайшее кресло, извлек из Щели между Мирами очередной кувшин клубничного компота и торжественно водрузил его на стол. Тщательно замаскированное Величество наградило меня таким взглядом, что я впервые в жизни ощутил себя спасителем отечества. Очень странное, надо сказать, чувство: как будто все дела на тысячу лет вперед, включая неотложные сегодняшние, уже сделаны, осталось быстренько посетить торжественную церемонию открытия собственного памятника, а потом – только возлежать на лаврах. Можно с книжкой.
– А вы посидите с нами, сэр Макс? – спросил Базилио. И тоном коварного соблазнителя добавил: – Мы решаем интересные задачки!
В принципе этого вполне достаточно, чтобы я пулей вылетел вон. Меня спас Король. Ласково сказал чудищу: «У сэра Макса полно дел, дружок. Поэтому придется нам с тобой его отпустить».
Только оказавшись в коридоре, я решился послать ему зов. Вообще-то беспокоить своего Короля Безмолвной речью – такое вопиющее нарушение этикета, что лучше уж сразу голым на парадном дворцовом столе сплясать. Желательно во время официального приема Арварохской делегации. Но не отблагодарить своего спасителя было бы еще большим свинством.
«Спасибо, – сказал я. – Совершенно не умею решать эти головоломки. А жить в одном доме с чудовищем, окончательно утратившим ко мне всякое уважение, было бы неуютно».
«Очень хорошо вас понимаю, сэр Макс, – отозвался Гуриг. – Я и сам в детстве терпеть не мог все эти хитроумные задачки. Настолько, что мечтал запретить их специальным указом, когда вырасту и стану Королем. Но потом, каюсь, забыл. Да и решать, как видите, со временем выучился. Сорок лет непрерывных тренировок – великая вещь».
Чем заняться человеку, в чьем доме Король и чудовище уединились ради совместного решения головоломок? Разумеется, ложиться спать.
Именно так я и сделал. И благополучно продрых почти до заката. Спал бы и дальше, если бы не голоса в голове. Вернее, всего один голос, принадлежавший Нумминориху, который дисциплинированно осведомился, куда ему приходить.
Хороший, кстати, вопрос. Где следует поджидать женщину, которой снится, что она на вас сердита? С одной стороны, какая разница. Захочет найти – из-под земли достанет, не захочет – хоть на главной площади брачный танец дикарей Энго исполняй, все равно не заметит. С другой – возможно, ей покажется логичным вернуться туда, где вы вчера поссорились? Пусть в ее безумном запутанном сне хоть что-нибудь будет просто. Например, выбор места действия.
«Давай на крыше Мохнатого Дома, – решил я. – Тебе далеко добираться?»
«Совсем близко. Я уже в Старом Городе. Слушай, а может быть, принести что-нибудь поесть? Не факт, что заказ из трактира сумеет залететь так высоко. Силы стандартного заклинания обычно хватает максимум до второго этажа».
«Тогда тащи всего да побольше, – решил я. – Если маленький румяный пирожок начнет с жалобным писком биться в запертые окна гостиной, у меня не выдержат нервы, я побегу его спасать и провалю все дело».
Нумминорих быстро обернулся, мы даже конец заката успели застать. Сидели, наворачивали фирменное блюдо нового шеф-повара «Ландаландского Корыта» под названием «грешный чох», на поверку оказавшееся просто гигантским тонким блином, в который завернули все вкусное сразу, смотрели, как стремительно темнеет небо и чувствовали себя натурально мальчишками, впервые в жизни отправившимися в поход до ближайшего озера, например.
Сколько ни путешествуй по дальним странам, иным мирам и чужим сновидениям, а пикник на крыше все равно кажется небывалым приключением – так уж счастливо устроен человек.
– Представляешь, – вдруг сказал Нумминорих, – смотрю на небо и думаю: «Какой цвет у него сегодня интересный, темно-синий, переходящий в лиловый, надо же было придумать!» И только потом сообразил, что это вообще-то нормальный цвет вечернего неба. Кажется. Или раньше у него все-таки был другой оттенок?
– Да он каждую ночь немного другой, – улыбнулся я. – Все же от погоды зависит – пасмурно, ясно. И от освещения, кстати. Одно дело, когда смотришь на небо из окна или с улицы, где горят фонари, и совсем другое – отсюда, с крыши. Но вообще ты очень интересную штуку сейчас подметил. Небо снова стало обычным, а мы больше не уверены, что оно было таким всегда. Вот что делает с людьми настоящее искусство: лишает уверенности, выбивает из-под ног твердую почву и дает потрясающий шанс ощутить себя новорожденным, который не знает пока ни единого правила бытия. И поэтому оно так важно. А вовсе не потому, что красиво.
– Магия, кстати, делает с людьми ровно то же самое, – заметил Нумминорих. – С тех пор как я впервые попал на Темную Сторону, дня не проходит, чтобы не спросил себя: «А сейчас-то я где?» Причем часто вообще ни с того ни с сего, на ровном месте, даже без намека на необычный запах. Просто потому, что теперь я знаю о существовании иных вариантов реальности. И о том, как быстро и незаметно они могут сменять друг друга. Потрясающий опыт, который меняет вообще все. И навсегда.
– Всегда знал, что искусство – это разновидность магии, – сказал я.
И ведь правда. Всегда это знал.
Я очень надеялся, что ждать придется недолго. Что любимый художник жителей столицы Соединенного Королевства и мой персональный кумир заявится на крышу еще до полуночи и устроит мне скандал с оплеухами; заранее решил, что пару-тройку придется стерпеть, лишь бы ей полегчало.
Очень надеялся, что у нее не хватит выдержки дождаться даже завтрашнего утра. Как только окончательно поймет, что даже ночное небо раскрасить больше не получается, так сразу и примчится выяснять отношения.
Надеялся, но совершенно в это не верил. И заранее прикидывал, как мы с Нумминорихом будем жить дальше. Завтра, послезавтра и, возможно, еще целую дюжину дней. Спать, понятно, можно по очереди и вовсе не обязательно на крыше. Не следует забывать, что этот наш пикник над городом – просто прихоть, а не дань суровой необходимости. Можно даже другими делами заниматься – теми, которым не помешает чужое присутствие. То есть далеко не всеми, но многими. Но отдельно интересно, как решать с туалетом и ванной? Деликатно ждать друг друга под дверью, морально приготовившись выскочить, если понадобится, в любой момент и, соответственно, в любом виде? Или лучше не рисковать, а ходить туда вместе?