Садовник прав. Пока не встретишь себя, вряд ли кто-то разглядит в тебе «своего» человека.
Одной осенью Мехмет-бея не стало. Дом продали, улицу сузили лавки сувениров. Умут продолжает жить, разрастаться. Он никуда не спешит…
41 Всё в твоей жизни живёт и внутри тебя, и снаружи
Города в памяти живут картинками. Мы невольно кадрируем мгновения, храним их мысленным фотоальбомом, который пахнет соленым бризом, трепетными прикосновениями, увядающими тюльпанами или, быть может, пожелтевшими газетами.
Вспоминаю первую картинку Стамбула, которую зафиксировала моя память. Спустя годы встретил ее отражение на фотографии, снятой в конце пятидесятых американцем Чарльзом Кушманом. На ней тот же пассаж «Хаззопуло», носящий имя построившей его греческой семьи. Тут когда-то продавались заморская пряжа и лучшие в городе шляпки (магазинчик мадам Евы хорошо помнят жители района Бейоглу). Здесь же печаталась газета новых османов «Ибрет».
Обычно прихожу в пассаж к семи утра, сажусь на пороге книжного с зелеными ставнями. Наблюдаю за пробуждением города души. К ногам пристраиваются рыжие кошки, ждут завтрака от местных торговцев.
Тут слышно, как закипает движение на улице Истикляль, как скрипят открывающиеся ворота Галатасарайского лицея, видно, как владелец кафетерия Ахмет моет из шланга пластмассовые стулья, а мальчик-сириец насухо протирает их тряпкой. Скоро Ахмет заварит первый чай нового дня, предложит мне чашечку и по традиции спросит: «Поэт-бей, о чем сегодня пишешь?»
Когда становится многолюдно, сажусь на вапур, возвращаюсь домой. На белой стене гостиной в зеленой рамке висит та самая фотография Кушмана, сделанная там, где накануне я пил чай. Пассаж «Хаззопуло», как и все в моей жизни, живет и внутри меня, и снаружи.
42 Звучи, живи красиво. Расправляй крылья и – в полёт!
Однажды, в тридцатый день апреля, я закинул рюкзак за спину и покинул Стамбул. Внезапно почувствовал манящую необходимость уйти в неизвестном направлении. Пешком. Никаких поездов, машин, самолетов.
Я был молод, крепок, полон сил – все вдохновляло на путешествие.
Дорога в восемьдесят дней. Через горы, степи, реки, леса и по краю моря.
Утром восемьдесят первого дня я оказался на том берегу Абшерона, где вырос. Вернулся туда, откуда пришел. Жизнь – это линии, с рождения разбегающиеся в разные стороны и все равно соединяющиеся в единую бесконечность.
В пути делал в блокноте заметки. Спустя десятки лет перебираю. Они выглядят как наставления некому читателю, но это беседы с собой. С человеком, который, как и все, понимает, сомневается, наблюдает, разочаровывается. Ищет.
* * *Напишу про вчерашнюю встречу на обрыве скалы, у бушующего моря. Такие пересечения случаются нечасто, становясь финальной засечкой одного отрезка поиска и начальной – следующего. Кто-то скажет: подумаешь, обычный переход, таких столько будет. Согласен. Но какое же счастье накатывает в минуты таких озарений…
Встреча случилась в маленьком прибрежном городке с высокими скалами, где из расщелин выползают цветущие бордовыми чашечками кусты. Не хотел туда, ленился. Как ни сопротивлялся, избежать приезда не смог.
Гулял по незнакомым улицам. Стены старинных домов с налетом морской соли, тяжеловесные балконы (кажется, вот-вот рухнут), повсюду зеленеют лавры, у жителей, у всех как на подбор, глаза изумрудного цвета.
У проложенной по краю скалы дороги заметил ведущую вниз тропинку. Раздвигая колючие заросли шиповника, двинулся по ней. Идти оказалось недолго: тропинка резко оборвалась, и вот я стою на самом краю скалы. Передо мной – морской горизонт. Как же устрашающе зовет глубина воды…
Тут я и понял, почему обстоятельства буквально заставили сюда приехать, в этот городок с клыками-скалами и вечно холодным течением моря. Здесь меня ждала очередная истина: никуда не спеши, но непременно иди, не бойся неизвестного и преодолевай колючие заросли на своем пути, за ними – сокровища.
* * *Что тебе ближе: жизнь со знанием или в неведении? Я выбираю первое. Какой бы горькой ни была правда о себе, надо научиться ее принимать. Не зная себя, не увидишь дороги, сплошной туман. Так и будешь метаться между своим и чужим, раня себя и окружающих. Англичане говорят: «Рвение без знания – все равно что лошадь, закусившая удила».
Знакомый однажды сказал мне, что знание отяжеляет, лучше не копаться, а выжимать из жизни максимум наслаждений. Возможно, но рано или поздно источники удовольствия во внешнем мире иссякнут. Накроет пустота, в которой легко задохнуться. Пришло время навести порядок в себе и получать силы из внутреннего источника.
* * *Перестань жалеть себя и разочаровываться в своих возможностях и умениях. Сними тяжелую одежду не по погоде, откройся изменениям. Поначалу они будут даваться с болью, но это не повод возвращаться в привычное.
Привычное – это не только место и ситуация, но и мысли, отношение. Чтобы начать новое, необязательно все бросать и нестись на другой конец света. Все решения, сомнения в тебе.
Не жалуйся на травмы детства, они были у всех. Не ной, что не встретилась любовь, – какая гармония с любимым, если ты не знаешь себя? Не сокрушайся, что твой талант недооценен, спроси себя: достаточно ли ты любишь труд? Не разрушайся от расставаний, не теряй себя вместе с ними.
Разочарованиям нет конца. Не будь их пленником. Мы намного больше влияем на свое счастье, чем можем себе представить.
* * *У Вселенной свой план относительно твоей жизни. Как бы ты ни прятался, тебя все равно вытолкнет навстречу изменениям. Однажды шторм снесет твое убежище.
Человек волен выбирать. Один посчитает, что завершить любимое привычное и начать незнакомое и непредсказуемое невозможно, и останется лежать под руинами. Другой не испугается шторма, который всегда проходит, и раскроет объятия новому.
Важно расслабляться (когда пренебрегаю этим умением, мучаюсь болями в шее), осознавая, что ты не в силах все контролировать. На каком-то этапе жизни полезно отдаться течению. Но даже будучи в потоке, не теряй из виду свою картинку счастья.
* * *Мы приходим в мир с определенной миссией. Кто-то открывает, развивает ее в себе, а кто-то живет в неизвестности. Учись делиться своим умением. Один пишет вдохновляющие тексты, другой готовит вкусную еду, третий лечит больных, четвертый отлично чинит обувь.
Если прямо сейчас тебе нечего сказать миру, пой. Что угодно. Про себя или вслух. В детстве я плохо запоминал слова любимых песен – приходилось допридумывать. И это было прекрасно – пел о чем хотелось. Пиши тексты, сочиняй мелодии, раскрашивай воспоминания. Звучи, живи красиво. Расправляй крылья и – в полет!
Если не слышишь ответов на вопросы, отправляйся в дорогу. Не ленись, не думай, что все будет как обычно, разрушай нелепые границы в голове. Дорога не всегда требует денег, виз, билетов. Путь внутрь себя, который намного важнее внешнего, жаждет только желания. Кто не боится обратиться внутрь, найдет свои дороги и снаружи.
* * *Когда обсуждаете чужие негативные черты, вы говорите о себе. Вы то, что видите в других, – и хорошее, и плохое. Мы зеркала друг для друга. Зачем нам это? Чтобы мы ценили себя и исправлялись, становились лучше. Не вешайте ярлыков, но делайте выводы и продолжайте путь.
* * *Внутри нас все время происходит борьба: взрослый человек, ответственный за свою жизнь, противостоит эгоистичному ребенку, непрестанно требующему удовольствий. Если об этом знать, легче принимать мудрые решения – различаешь голос зрелости и детский каприз. Многие мужчины, вымахав до двух метров, лелеют в себе ребенка, отсюда нерешительность и безответственность, на которые часто жалуются женщины.
* * *Кто-то из духовных учителей сказал, что любовь делает душу сильной, а человек с сильной душой неизбежно становится бунтарем. Я не понимаю тех, кто невозмутимо наблюдает за происходящим и оправдывается философией вроде «на все воля Аллаха». Не буду утверждать, что моя душа сильна, но радуюсь тому, что протестую. Значит, я жив! Бунтарство – это не попытка остановить колесо хаоса или выйти на антиправительственный митинг. Бунтарство – это небезразличие к боли ближнего.
* * *Возможность подняться на новый уровень приходит с принятием себя. Подавление бесполезно и вредно. Нужно познакомиться с собой настоящим, принять себя, простить, попытаться стать лучше. Мы пришли в этот мир исключительно для счастья. Только счастливый человек распространяет добро.
* * *Любовь нужно в себе постоянно поддерживать. Добрыми эмоциями и поступками, любимыми местами, книгами, людьми, уединением, животными. Любовь – как мышца, которую необходимо постоянно тренировать.
Возможность подняться на новый уровень приходит с принятием себя. Подавление бесполезно и вредно. Нужно познакомиться с собой настоящим, принять себя, простить, попытаться стать лучше. Мы пришли в этот мир исключительно для счастья. Только счастливый человек распространяет добро.
* * *Любовь нужно в себе постоянно поддерживать. Добрыми эмоциями и поступками, любимыми местами, книгами, людьми, уединением, животными. Любовь – как мышца, которую необходимо постоянно тренировать.
* * *Вчера меня спросили: что я сказал бы человеку, переживающему душевную пустоту? Я ответил: продолжать сполна ее проживать. Пока не почувствуешь силы встать и сделать маленький шаг.
Не заставляй себя быть счастливым, будучи несчастным, не примеривай на себя бесконечные советы вроде «соберись и заставь себя что-то сделать», «пока ты плачешь, счастье уходит», «время не мечтать, а действовать» и так далее. Еще опаснее сравнивать себя с теми, кто якобы крепче, сильнее, успешнее. У каждого своя скорость жизни. Но даже на дне помни, что наверху светит солнце, и верь, что обязательно наступит утро, когда проснешься и поймешь: стало легче.
* * *С годами понятия и ассоциации либо корректируются, либо полностью меняются. На нынешнем этапе жизни счастье для меня – это благодарность (сохранить бы это навсегда!) и покой. Любить то, что есть, не ждать идеального момента, стараться сполна проживать каждый день, не унывать, как бы сложно ни было, верить в будущее – это и есть благодарность. Внутренний покой приходит именно тогда, когда благодарен за текущее мгновение, когда не суетишься и не изводишь себя мыслями «могло быть лучше». Только в состоянии покоя можно услышать ответы на свои вопросы и понять, куда двигаться.
43 С самого первого шага вы идёте навстречу друг к другу
Жизнь – это, конечно же, выбор. Мы выбираем каждый день, каждую минуту, секунду – между добром и злом, светлым и темным. Нам открывается несколько дверей, дальнейшее за нами – с кем, в какую войти. Однако я точно знаю, что в вопросе встречи «своего» человека важно дождаться. Что мы с самого первого шага идем друг к другу, видя в пути много разных людей. Когда подойдет время (а это решают там, наверху, или, быть может, внутри нас), встреча состоится. Главное, не сдаться и не связывать жизнь с чужаками.
Эта вера жила во мне с детства. Порой мне слышалось, как этот человек осторожно ступал по ракушкам морского берега, наливал себе чай, с хрустом разламывал утренний симит, перелистывал страницы любимой книги или перебирал разноцветные стеклянные шарики на прилавке блошиного рынка.
Я не то чтобы ждал этого человека, я шел к нему. И мы встретились. Лейла.
Эпилог К тебе всё придет, как только ты всё отпустишь
Дядя Аким,
с твоего последнего письма прошло много лет. Ты уехал из ашрама, с тех пор от тебя нет вестей. Продолжаю писать на прежний адрес, не знаю, существует ли он, жив ли ты… Прости. Временами приходят такие мысли, близко их не подпускаю.
Дочь прочла мне слова из одной книги на итальянском (изучает язык, у нее хорошо получается). «Пока тебя кто-то любит, ты не умираешь». Наша с тобой связь – вне времени, я понял это в день, когда увидел тебя за ковром в мастерской.
Сейчас мне столько же лет, сколько было тебе, когда ты отправился в Индию. Только мне сейчас никуда не хочется ехать.
Удивительное чувство покоя, будто сошел с шумного поезда. Долго куда-то стремился, – спеша, улыбаясь, тревожась, – и вот наконец тишина. Я на своем месте, вокруг близкие, вопросов миру меньше. И хурма этой весной цветет особенно красиво, нежно-зелеными пучками.
Мы ко многому относимся как к данности. Сегодня с Лейлой сидели на закате под деревьями и вдруг одновременно сказали: какое же счастье вот так сойти с веранды и оказаться под шелестящими хурмовыми кронами.
День выдался суетливым, приятно провожать его в красоте. Знать, что дети здоровы, пусть и не рядом, идут своей дорогой, а мы молимся, чтобы им повстречались хорошие люди.
Тишина раскрывает в человеке важное. Напоминаю об этом дочери. Может, так она ошибется на один раз меньше. Хотя, как бы родители ни пытались защитить детей, у тех своя доля.
Окружающий мир становится все громче и громче, настолько, что зачастую в тишине людям становится неуютно. Мы постоянно что-то говорим, объясняем, доказываем и, к сожалению, временами оправдываемся. Придаем много значения пене волн, которую через мгновение накроет новой волной.
Суета нас изводит, мы устаем, вешаем нос, зацикливаясь на материальном и вознося его на пьедестал жизни. Нужно уделять время тишине, уметь останавливаться. Молчание порою – самый красноречивый ответ, возможность прикосновения, которое теплее самого искреннего слова.
Хорошо, когда все в равновесии. Вовремя.
Э.Дядя Аким,
ты наверняка помнишь дедушку Асада. Сегодня день его рождения. В эту дату не езжу на кладбище. Прихожу на наш с ним кусочек берега, на невысокую скалу, где подолгу сидели. Он читал утреннюю газету, а я, сняв обувь и засучив брюки, ловил ногами брызги волн. Мечтал быстрее вырасти – ноги станут длиннее, и я легко дотянусь до воды.
Дедушка не любил кладбища. По дороге от дома к берегу их было три. Проезжающие мимо машины из уважения к покойным не сигналили и приглушали музыку. Я смотрел на выступающие из земли светло-коричневые камни, пыльные, потемневшие от времени и невнимания живых, и спрашивал: «Деда, почему мертвые под землей? Там мрачно, холодно, всякие букашки. Почему не на небе, где много солнца?» Он прикладывал ладонь к полуразрушенному шершавому кладбищенскому забору. Во взгляде смешанная со смирением тоска. «Ты прав, Финик. Умершим лучше на небе или в воспоминаниях».
Скучаю по нему. Он не упрекал за переменчивость, присущую моему характеру. «Это твоя уникальность, Финик. Кто-то тверд в решениях, но горделив, жесток с людьми. У тебя доброе сердце, это главное. Тот, кто будет укорять тебя за тебя настоящего, не твой человек, он с другого берега».
Дедушка не ругал меня за свободолюбие. В отличие от отца, который считал, что мужчина должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына – буквально. Когда папа говорил мне об этом, я не мог скрыть удивления. «А те, кто, как дядя Тофиг, живут в пятиэтажке или, как наш учитель по рисованию Алик Гашимович, не имеет семьи, они что, плохие?» Папа вскипал, уходил курить на кухню, где выговаривал маме: «Пожалуйста, наш сын рассуждает как твой отец!» Меня не обижали его слова, наоборот, я гордился своей похожестью на дедушку.
Асад говорил, что море, музыка, немного хлеба, вера и свобода – это все, что нужно человеку. «А любовь?» – спрашивал я. Он доставал из кармана куртки инжирную пастилу с семенами аниса, протягивал мне. «Финик, любовь с рождения в человеке, без надобности искать ее вокруг».
Свобода ценнее любого внешнего комфорта. Без нее человек теряет себя, становится таким, каким он удобен окружающим, погибает. Свобода – это возможность ошибаться, идти против ветра и мнений, падать и снова вставать, с разбега прыгать в океан, плакать, делиться той драгоценной правдой, что на сердце, быть странным и глупым, любить себя неидеального, но стремиться стать лучше.
Э.Дядя Аким,
дедушка не вспоминал умерших с грустью или обреченным придыханием. Он улыбался, пересматривая светлые воспоминания.
«Их считают покойными, но они живы. Просто для одних стали невидимыми, для других – еще живее».
Асаду было чуть за тридцать, когда умерла его младшая сестра Замина. Он переживал, забросил дом, работу, себя. Жизнь для него померкла.
Однажды к сидящему у ее могилы Асаду подошел старенький мулла. Опустился рядом, перебирая черные четки. «Долго будешь обнимать камень? В нем нет твоей сестры, как и во всем кладбище». Сначала дедушка разозлился, хотел прогнать сумасшедшего, но помимо своей воли спросил: «Тогда где же она?»