Из Ари путники выехали после полудня, пополнив запасы провианта и пресной воды. Впереди была пустыня Мор, пусть не такая обширная, как Шор, но зато более жаркая. Всякий путешественник, попавший туда, должен был опасаться зыбучих песков, поэтому пустыню и назвали "Мор" — от старо-лиэнского "Мер" — смерть.
Благополучно спустившись с гор, путешественники пересекли зыбкие границы пустыни. Снова плыло перед глазами жёлтое марево; очертания предметов периодически расплывались от беспощадного даже осенью солнца.
Теперь, конечно, они были опытнее и взяли больше воды, но с непривычки по-прежнему изнывали от жары. Им казалось, что солнца было так много, а воды — так мало.
Стелла пребывала в некой полудрёме, то просыпаясь, то вновь засыпая. Она знала, что спать нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Кончилось это тем, что принцесса очнулась на песке; рядом с ней, склонив морду, стояла Лайнес. Неподалёку остановился Лерд; на его шее дремал Маркус.
Стелла поднялась на ноги, сделала несколько шагов по горячей земле. Нужно разбудить Маркуса, иначе путешествие закончиться для него самым плачевным образом.
Но разбудить его она не успела: её внимание привлекла какая-то вещь, блеснувшая посреди озерца песка. Она наклонилась, чтобы поднять её, но не дотянулась: вещь почему-то очутилась дальше, чем ей изначально казалось. Волей-неволей девушке пришлось подойти ближе. Теперь Стелла ясно разглядела, что это кольцо.
До него оставался только шаг, и принцесса сделала этот шаг…
Коварный песок уходил у неё из-под ног. Стелле стало страшно, по-настоящему страшно: она попала в зыбучие пески, коварную и неумолимую ловушку природы. Девушка кричала, звала на помощь, но язык будто прилип к нёбу, и вместо вопля изо рта доносился мышиный писк. Принцесса отчаянно боролась, цеплялась пальцами за зыбкую землю, но она не давала опоры, насмехаясь над ней, уходила сквозь пальцы. Чем больше она барахталась, тем сильнее сжимали ее тиски песка, тем глубже она уходила под землю. Там, снаружи, она обжигала кожу, а там, в глубине, убаюкивала прохладой и вечным оцепенением.
Когда до сознания принца донеслись приглушенные крики подруги, он уже ничем не мог ей помочь: её отчаянно цепляющуюся за воздух руку почти поглотила песчаная воронка.
Через пару мгновений всё было кончено. Гладь песчаного озерца успокоилась, вновь погрузилась в дрему, чтобы усыпить бдительность своей новой будущей жертвы.
Первое, что увидела Стелла после смерти, была темнота, страшный мрак безлунной ночи. Так темно и сыро могло быть только в царстве мёртвых. Ей было холодно, очень-очень холодно.
Дрожа, она озиралась по сторонам, искала, но не находила, за что можно было бы зацепиться взглядом.
Тело ее вдруг стало таким легким, а цвет кожи в этом призрачном освещении отливал серебром с мягкими искорками аметиста.
Сиреневый луч пронзил вечный сумрак, и из темноты вышел Даур.
— Ты в царстве Мериада. — Его торжественный бесстрастный голос гулко разносился по бескрайней живой (принцесса могла бы поклясться, что та дышала и периодически изменяла форму) темноте. — Теперь я решу твою судьбу.
— Значит, я умерла? — Ей не верилось в это.
Как, уже? Так рано… и так бесславно. Но об этом твердили и ее воспоминания, и эта легкость, и ощущение проходящего сквозь нее воздуха, и от этого её скулы сводило от ужаса. Вновь перед глазами проплыл песок, смыкающийся у неё над головой, захотелось заплакать, даже зарыдать, закричать в полный голос.
— Ты не грешила, я не знаю за тобой серьёзных грехов, — продолжал пёс. — Поэтому я не поведу тебя к Плорициндомарту, ты попадёшь в Лену — сад мёртвых.
Принцесса покорно шла вслед за своим провожатым вдоль берега реки, по которой проплывали лодки с душами. Они были, будто плотные сгустки воздуха, прозрачные призрачные тени с неясными абрисами, печальные и покорные. Какой и она вскоре будет. Если уже ею не является — кто знает, может, сами души не замечают эту призрачность, или после смерти люди постепенно теряют свою телесность? Думают, что такие же, как были — а сами в это время превращаются в прозрачную субстанцию.
Неприятно, наверное, когда твоя рука вдруг проходит через окружающие предметы… Да, в прочем, не все ли равно?
Темноту пронзил глухой стон: видимо, очередную погрязшую в грехах душу опалил своим дыханием Дрегон. Была душа — и нет души. Что ж, по крайней мере, ей это не грозит, хотя, все же, сомнительное утешение.
Почуяв новую добычу, из-за поворота выполз Плорициндомарт. Теперь он вел себя по-другому, не так, как в их первую встречу. Чудовище плотоядно облизывалось; принцесса будто слышала его ехидный шепот: "Вот и ты попалась, иди сюда, мой обед, все равно никуда не сбежишь".
— Прочь! — пролаял Даур. — Я веду эту душу не тебе.
— Как это душу? — недоумённо подумала Стелла. — Неужели моё тело осталось в тех песках?
Её разум отказывался принять существующее положение вещей.
Она думала, что будут какие-то формальности, вроде Книги мертвых, суда с молчаливыми судьями, чтения приговора, но формальностей не было. Нигде не записав ее имя, ее немногословный провожатый вел ее к месту нового пристанища. Долгого беспросветного пристанища.
Путь в Лену проходил мимо дворца Мериада — торжественного мрачного здания, никак не дававшего постороннему зрителю угадать свои истинные размеры, но одним своим видом придавливающего его к земле. Оно будто следовало за тобой, нависало над головой причудливой тенью, надвигалось неожиданно вынырнувшим из темноты выступом. Дворец напомнил принцессе дома в Ари: его украшали затейливые барельефы. Безусловно, их выполнили резчики из горного города. Работали уже после смерти — благо во времени они не были ограничены; у них была целая вечность и мрачный беспристрастный заказчик. Заказчик, которого невозможно было обмануть и разжалобить, крепко державший в своих руках тонкие нити их будущего и прошлого.
Внезапно провожатый девушки припал к земле: пёс увидел своего хозяина. Мериад шёл им навстречу, неся в руках миниатюрный жезл с головой Даура — тот самый, который Стелла купила в Ари.
— Привел? Быстрее, чем я думал. Сколько уже таких попалось в ловушку?
— Она тысяча пятьдесят шестая, — с готовностью ответил Даур.
— Тысяча человек — и все продолжают наступать на те же грабли. Вас чему-то можно научить? Ну, что молчишь? Страшно?
Девушка съежилась под его взглядом.
— Страшно, конечно, все чувствуют одно и то же. Только попадают сюда по-разному, — усмехнулся он. — Это принадлежит тебе. Даже после смерти. Возьми!
Принцесса протянула за жезлом дрожащую руку. Он был холодный, мертвенно-холодный, "как и руки смерти", — подумалось ей.
Бог отпустил Даура и жестом показал, куда следует встать девушке. Она беспрекословно послушалась, предчувствуя, что за этим что-то последует. Хотя бы та формальность, которая окончательно примирит ее с новой формой существования.
— Добро пожаловать в мои владения! Вижу, тебе они не очень нравятся, — усмехнулся он, — но здесь не принято выбирать. Люди выбирают только там, на земле. И как тебе смерть?
Девушка промолчала.
— Пара неприятных минут и пустота. Согласись, твоя смерть была из легких. Разве что наглоталась песка, но песок — это, к примеру, не жидкий свинец. Тут нашлось бы немало тех, кто во всех подробностях объяснил тебе, что это такое, но не судьба! Конечно, ты можешь расспросить палачей, но это совсем не то, чувства жертвы — это нечто особенное… Ты, наверное, понимаешь, что я обычно душами не занимаюсь, только в особых случаях. А твой случай как раз особенный. Ты умерла, но время умирать тебе ещё не пришло, так что обойдешь без рассказов. Ты не попадёшь в Лену: в моё царство редко входят живые.
— Но здесь только моя душа, — возразила Стелла.
— Ты еще перебивать меня вздумала! — нахмурился Мериад. — Я могу и передумать, и тебе это не понравиться. Душа или не душа — решать мне, а не тебе, жительница мира, где светит солнце! Ты в другом мире, мире теней; ты сама тень, тень той, что звали Стеллой, и только я имею право приказывать здесь.
Принцесса бросила на него взгляд из-под длинных ресниц, но промолчала. Глаза бога мёртвых сверкнули.
— Ты что-то хотела сказать, смертная? — грозно спросил он.
— Да, — не побоялась ответить Стелла. — Великий Мериад, Вы сказали мне, что я мертва, но, между тем, добавили, что в Вашем царстве нет живых. Вы противоречите сами себе. Как же я могу быть одновременно жива и мертва?
— Я никогда не ошибаюсь, не ошибся и в этот раз. Ты оживёшь, неблагодарная, хотя мне не следовало бы оказывать тебе такую честь. Будем надеяться, что ты окажешься ее достойна. Для тебя же будет лучше, если ты оправдаешь мои ожидания.
Мериад поднял руку; что-то сверкнуло в вышине, и в его руках оказался жезл с темным камнем.
— Подойди, — приказал он.
Принцесса покорно приблизилась, ожидая, что будет дальше.
Бог коснулся жезлом лба девушки, затем положил руку на её левое плечо.
— Смотри мне в глаза, смотри, не моргая и не отрывая взгляда. Хорошо. А теперь дотронься до самого кончика камня в моём жезле.
Стелла сделала так, как ей приказали. Перед глазами промелькнула белая молния, всё вдруг снова потемнело… Принцесса закрыла глаза, а когда открыла, увидела склонившегося над ней перепуганного Маркуса.
— Стелла, ты жива?! — У него не хватало слов, чтобы выразить свою радость. — Тебя же поглотили зыбучие пески!
— Вроде, жива, — она ущипнула себя, чтобы проверить. — Жива, благодаря счастливому случаю.
— Какому случаю?
— Доброй воле богов. Я была у Мериада, он пожелал возвратить мне жизнь. Теперь я перед ним в неоплатном долгу.
На следующий день пустыня осталась позади, и перед ними распростерлись земли в пойме Нериш. Несмотря на соседство с полноводной рекой, места эти были пустынными. Нераспаханные целинные земли тянулись на многие часы езды, оживляясь крышами домов только у самой реки. Изредка попадались кочевья пастухов, но зачастую приходилось ночевать под открытым небом.
Но именно здесь они увидели Америса.
Это случилось во время второго завтрака. Солнце уже высоко поднялось над землёй, тени медленно укорачивались, когда перед путниками возникло чудесное видение: прямо на них нёсся, почти не касаясь земли, волшебный конь. Голубой, с искрящимися крыльями, с гривой, в которой смешалось золото и серебро.
— Америс! — восторженно прошептала Стелла, прикрыв глаза рукой.
Ей показалось, что конь ответил ей громким ржанием. Рассекая копытами воздух, он скрылся из виду.
— На удачу, — подумала она.
ГлаваIX
Дождь зарядил со вчерашнего вечера и, судя по всему, не собирался заканчиваться. Стелла сидела за столом в убогом деревенском трактире и с тоской смотрела на то, как капли стекают вниз по стеклу. Они заехали сюда вчера, промокшие до нитки. Заехали, чтобы переночевать, но был уже полдень, а из-за проклятого дождя они по-прежнему безвылазно сидели в общей зале, радуясь жарко растопленному очагу. Кто знает, когда прекратится этот дождь?
— Тоска! — прошептала девушка.
Кроме них в трактире почти никого не было, человека три, не больше. Все — крестьяне из соседних деревушек, не побоявшиеся придти сюда в такой ливень. Их грубые башмаки были в грязи: ничего удивительного, дороги раскисли от льющихся с небес потоков воды.
Маркус сидел рядом и упорно молчаливо затачивал лезвие ножа. То ли скука его вообще не посещала, то ли он всегда умело с ней боролся.
После раннего обеда (еда — единственный способ развлечься в данных обстоятельствах) дождь неожиданно стих, а потом и вовсе сошёл на нет.
Стоило с неба упасть последней капле, как Стелла, на ходу застёгивая пряжку плаща, бросилась к Маркусу и радостно затрясла его за плечи.
— Что с тобой? — удивлённо спросил принц.
— Дождь перестал!
— Интересно, ты так же радуешься, когда день сменяет ночь?
— Да ну тебя! — махнула на него рукой принцесса. — Дело вовсе не в том, что дождь кончился, а в том, что мы наконец можем уехать из этого жуткого трактира.
День, начавшийся дождем, закончился ссорой, ссорой, как и многие другие ссоры, начавшейся с пустяка.
Они проезжали через какую-то деревушку, разделенную пополам мутной речкой — одним из многочисленных притоков Нериш. Принцесса остановилась на деревянном мосту и долго смотрела на воду, на то, как она медленно уносила вниз по течению палую листву. Мутная вода навела её на мысли о далёкой Уэрлине и каким-то непостижимым образом трансформировалась в гордость тем, что в Лиэне протекает такая "великая река". К сожалению, девушка плохо знала географию и, честно говоря, и понятия не имела о том, что по сравнению с некоторыми другими реками Уэрлина будет смотреться в куда менее выигрышном свете.
Маркус с лёгкой усмешкой наблюдал за тем, как преобразилось лицо подруги. Чем она гордиться, он, конечно, не знал; у него сложилось ложное впечатление, что предметом восхищения стала мутная деревенская речушка. Стелла поймала его взгляд, и он ей не понравился. К сожалению, у неё тоже сложились ошибочные представления о причине этой улыбки. Девушка не приняла к сведению, что Маркус не умел читать мысли, поэтому даже теоретически не мог предположить, что она думает об Уэрлине.
Так или иначе, завязался разговор о реках и озёрах, ставший фатальным из-за банального невежества одного из собеседников и неуступчивости второго.
Стелла понимала, что в Стране гор есть горы; порывшись в далёких закоулках памяти, принцесса вспомнила бы названия нескольких пиков, вроде Анариджи или Герер, но то, что там были реки, большие реки, хотя бы такие, как Сафе, она не могла поверить. Это казалось ей нечестным и ущемило права Лиэны — она же не могла похвастаться высокими горными кряжами, поэтому должна была лучше соседки в чём-нибудь другом. Если не горы, то пусть будут реки или, на худой конец, озёра.
— А по мне, Нериш, река как река, ничего особенного. Есть намного крупнее, — ответил принц на произнесенные вскользь хвалебные отзывы Стеллы.
— Ты, конечно, говоришь об Уэрлине?
— И об Уэрлине в частности.
— В частности? — удивленно подняла брови принцесса.
— К примеру, у нас есть одна река, не такая длинная, как Уэрлина, но не уступающая ей в полноводности.
— И что за "чудо" течёт там, у вас в горах?
— Вадекс.
— Вадекс — и вдруг как Уэрлина?
— Ну да. Она намного шире Нериш.
— Конечно, для тебя всё, что не может перепрыгнуть лошадь, кажется большим.
— Послушай, неужели ты плохо слушала Рамира, когда он говорил…
— Хватит через слово повторять, что мне следовало целые дни напролёт корпеть за книжками, как в своё время Старла! Ты посмотри на неё — бледная, как смерть, почти насквозь светится. Я не хочу быть такой, слышишь!
— Ты упряма, как осел.
— А ты баран. Вечно меня получаешь, будто я дура.
— Прости, конечно, но иногда ты ведешь себя именно так.
— Именно так — это как?
— Будто в твоей голове пусто.
— То есть я, по-твоему, дура? — нахмурилась она.
— Сейчас да.
— Значит, так, да?! — взорвалась Стелла, не заботясь о том, что их кто-то может услышать. — И что ты еще обо мне думаешь? Давай сразу, начистоту!
— Тихо, Стелла, успокойся, не веди себя, как маленькая капризная девочка.
— Дура, малявка — что еще?
— Ну, — замялся он, — еще ты упрямая, безответственная…
— Ага, ты такой идеальный, да?
— Ну, не то, что бы… Я, по крайней мере, не ловлю на уроках ворон.
— А толку-то? Тебе ничего другого и не остается.
— Стелла, я не понимаю…
— Я принцесса до последней капли крови, после совершеннолетия мое слово будет цениться на вес золота, а за твое не дадут и медяка, принц без королевства! Поэтому учись, пока можешь, потом будешь по чужим королевским дворам побираться.
— Стелла, ты переходишь все границы!
— Я — да, а ты — нет? Назвать меня безмозглой малявкой — это в порядке вещей, а высказаться на счет твоего общественного положения — это уже ни в какие ворота? Ты хотя бы знаешь, что творится в Джосии? Может, твой дядя уже захватил трон, а племянничек-то ни о чем не догадывается. Конечно, он ничего не знает, потому что он олух, олух, каких ещё поискать надо!
— Хватит, Стелла! Если ты будешь продолжать в том же духе, мы поссоримся.
— А кто всё это начал? Я, что ли? — не унималась принцесса.
— Хорошо, я беру обратно свои слова о твоих качествах. Только успокойся!
— Если это были извинения, то они приняты.
— И все-таки в географии ты не сильна. Вадекс — очень большая река.
— Хватит кичиться своими знаниями! — Она честно попыталась предотвратить дальнейшее развитие событий, но против своей природы не пойдешь.
— Ты опять?
— Что пять? Прекрати разговаривать со мной таким тоном, будто ты мой учитель!
— Ну, кое в чем я тебе дам фору. Вы, лиэнцы, иногда слишком задираете нос. Пусть мы ездим к вам учиться, но это вовсе ничего не значит.
— Ты опять о своей древней государственности, о том, что у нас голое поле было, когда вы своего короля короновали? Тогда, скажи мне, почему же у вас все так плохо, раз вы такие умные?
— Можно подумать, у вас все хорошо.
— Мы своими наследными принцами не разбрасываемся.
— Просто отец счел, что я должен получить разностороннее образование, познакомиться с соседями…
— А зачем с ними знакомится, если они такие дураки? Великая цивилизация коневодов во главе с богиней-лошадью! Тоже, небось, живет на великой полноводной реке — ведь они у вас, как на подбор! Тысячу лет поклонятся какой-то кобыле…