Пожалуй, я немножко припозднился со своими откровениями, но «Гэтсби» – действительно выдающийся роман. Сколько ни перечитываю, не устаю им восхищаться. Такая литература делает тебя сильнее, воспитывает тебя. Каждый раз эта книга становится для меня открытием, и я реагирую на нее так остро, как если бы читал впервые. Просто в голове не укладывается, как сумел такой молодой писатель – ему тогда было всего двадцать девять – постичь и изобразить совокупность жизненных событий с такой точностью, непредвзятостью и душевной теплотой? Как? Неужели это возможно? Чем больше я об этом думаю, чем чаще перечитываю роман, тем загадочней кажется мне все это.
Двадцатого октября, после четырехдневной паузы, за время которой я не пробежал ни метра из-за дождя и происшествия с коленом, я снова начал бегать. Днем температура за окном немного поднялась, я оделся тепло и побегал не спеша минут сорок. К счастью, дискомфорта в колене я больше не ощущал. Сначала я бежал медленно, потом, когда стало понятно, что все в порядке, немного ускорился. С ногами неполадок не было – ни с коленом, ни с пятками, – все отлично работало. Я облегченно вздохнул. На данный момент самое важное для меня – это принять участие в Нью-Йоркском марафоне и пробежать трассу до конца. Добраться до финиша, ни разу не перейти на шаг, получить удовольствие от состязания. Вот это, именно в таком порядке, и есть мои основные цели.
Солнечная погода держалась три дня подряд, и строители наконец-то закончили водосток на крыше. Как объяснял мне Дэвид, молодой бригадир из Швейцарии, недовольно глядя на небо, для окончания работы им совершенно необходимы три солнечных дня, без этого никак. И вот – свершилось. Больше можно не бояться протечек. К тому же починили бойлер, и теперь у нас есть горячая вода. Так что я принял горячий душ. Пока шли ремонтные работы, цокольный этаж был перекрыт, но теперь стиральная машина и сушилка снова в нашем распоряжении. А еще жильцам сказали, что с завтрашнего дня начнет работать центральное отопление. После всех этих бедствий дела – в том числе и мое колено, – кажется, пошли на поправку.
Двадцать седьмое октября. Сегодня во время пробежки колено ни разу не дало о себе знать. Я пробежал дистанцию, выложившись процентов на восемьдесят. Вчера колено еще побаливало, но сегодня утром я бегал как обычно. Пятьдесят минут восьмидесятипроцентного бега плюс десять – стопроцентного, в том темпе, в котором я собираюсь бежать Нью-Йоркский марафон. Я просто представил себе, как вбегаю в Центральный парк и выхожу на финишную прямую, и как-то сам собой прибавил скорость. Я с силой отталкивался от земли, и колени у меня не подкашивались. Похоже, опасность миновала.
Стало по-настоящему холодно, город наводнили хеллоуиновские тыквочки. По утрам дорожка вдоль реки устлана мокрыми разноцветными листьями. На утренней пробежке теперь не обойтись без перчаток.
Двадцать девятое октября. До марафона осталась неделя. Утром вдруг пошел снег, а во второй половине дня зарядил настоящий снегопад. Ну надо же, а ведь еще совсем недавно было лето. Такой вот в Новой Англии климат. В окно своего университетского кабинета я наблюдал, как падают, кружась, снежные хлопья. А я не в такой уж плохой форме. Когда я слишком устаю от тренировок, ноги у меня тяжелеют и я бегу, вихляя из стороны в сторону. Но в последнее время я чувствую себя легким, готовым к старту. Ноги оправились от усталости, и чем больше я бегаю, тем больше мне хочется бегать.
Хотя все равно немного тревожно. А вдруг эта темная, на мгновение застлавшая мне глаза тень никуда не делась? Может быть, она затаилась внутри меня и только и ждет подходящего момента. Как хитрый вор, который прячется в доме, дышит тихо-тихо, терпеливо ждет, пока все заснут. Я попытался заглянуть в себя, посмотреть, нет ли там чего-нибудь. Но мы теряемся в собственном сознании, как в лабиринте, и с телом тоже никак не разберемся. Куда ни посмотри – везде мутная пустота, слепая зона. Всюду мерещатся какие-то намеки, на каждом шагу поджидают сомнительные сюрпризы.
Нужно положиться на опыт и инстинкт. Опыт говорит мне следующее: «Ты сделал все, что должен был, нет смысла в сотый раз думать об этом. Теперь остается только дождаться марафона». Инстинкт подсказывает: «Фантазируй!» И я закрываю глаза и представляю, как в многотысячной толпе бегу по Бруклину, через Гарлем, по улицам Нью-Йорка. Как пробегаю один за другим подвесные мосты, двигаюсь вдоль южной оконечности Центрального парка – здесь весело и многолюдно. Пытаюсь вообразить, с каким чувством я буду приближаться к финишу. Еще я вижу мысленным взором наш отель и неподалеку от него старый стейк-хаус – туда мы пойдем обедать после марафона. Все это придает мне спокойной уверенности в своих силах. Я больше не пытаюсь разглядеть темные тени, не вслушиваюсь в звуки тишины.
Лиз, которая курирует мои книги в издательстве «Кнопф/Рэндом», прислала мне электронное письмо. Она тоже примет участие в Нью-Йоркском марафоне. Для нее это первый марафон. «Приятного забега!» (Have a good time) – написал я ей в ответ. И это действительно важно: чтобы забег имел какой-то смысл, он должен быть в удовольствие. А иначе зачем десятки тысяч людей бегут из года в год эти сорок два километра?
Еще раз проверяю, зарезервирован ли для нас номер в отеле на 59-й улице, неподалеку от Центрального парка, и покупаю билеты на рейс Бостон – Нью-Йорк. Складываю в спортивную сумку все, что нужно для бега, плюс качественно разношенные кроссовки. Теперь надо просто расслабиться и терпеливо ждать. Еще можно помолиться, чтобы шестого ноября выдался погожий осенний день.
Каждый раз, когда я приезжаю в Нью-Йорк на марафон (это уже будет четвертый), я вспоминаю прекрасную, изящную балладу Вернона Дюка «Осень в Нью-Йорке»:
Ноябрьский Нью-Йорк обладает каким-то особенным шармом. Воздух умопомрачительно чист и прозрачен. Листья на деревьях Центрального парка только начинают желтеть. Окна небоскребов, плывущих в высоком небе, отражают свет осеннего солнца. Кажется, можно идти и идти не останавливаясь, квартал за кварталом. В витринах «Бергдорфа Гудмана» красуются дорогие кашемировые пальто, а по улицам плывет дразнящий запах маленьких крендельков с солью.
В день марафона, когда я буду бежать по этим улицам, смогу ли я в полной мере прочувствовать очарование нью-йоркской осени? Или я буду слишком занят, чтобы смотреть по сторонам? Я не узнаю этого, пока не окажусь там и не побегу. Так уж устроены марафоны.
Глава 8 18 Til I Die
26 августа 2006 г.
Город на побережье, префектура Канагава
Сейчас я готовлюсь к триатлону. В последнее время сосредоточился на велосипеде. Старательно кручу педали – по часу, а то и по два в день езжу по дорожке вдоль берега в Оисо. Эту дорожку называют Тихоокеанской велосипедной. (Несмотря на громкое название, она очень узкая, а кое-где вообще неожиданно исчезает, и ехать по ней не так-то легко, к тому же с океана всегда сильный ветер.) Благодаря тренировкам мышцы у меня от бедер до поясницы стали упругими и сильными.
На педалях моего гоночного велосипеда есть специальные ремешки, так что я могу не только давить на педали, но и подтягивать их вверх. Скорости это добавляет прилично. Чтобы ноги двигались плавно, без задержек, нужно сосредоточиться именно на подтягивании, особенно во время продолжительных подъемов. Проблема в том, что мышцы, которые работают во время подтягивания, практически не используются в обычной жизни, поэтому, если я занимаюсь подолгу, их иногда даже сводит от усталости. Но если я езжу на велосипеде с утра, то вечером вполне могу еще и пробежаться, пусть уже и порядком натрудил ноги. Нельзя сказать, чтобы это было особенно приятно, но я не жалуюсь. В конце концов, такова программа триатлона.
Я начал всерьез тренироваться на велосипеде за несколько месяцев до соревнований. Плаванием и бегом я занимаюсь регулярно, независимо ни от чего. Они органично вписаны в мою жизнь. А велосипед – не вписан. И как-то не спешит вписываться. Велосипед вызывает у меня раздражение, потому что он – инструмент. Чтобы ездить на велосипеде, надо обзавестись шлемом, специальной обувью, разнообразными аксессуарами и запчастями. Плюс ко всему за велосипедом еще надо следить и поддерживать его в рабочем состоянии. А я с детства не умею держать инструменты в порядке. Ну и опять-таки, найти трассу, по которой можно гонять на полной скорости, тоже задача не из легких. Короче, слишком много возни.
Есть и еще одна причина – страх. До нормальной велосипедной трассы нужно довольно долго ехать по городу. Чтобы понять, какой ужас я испытываю, лавируя на своем тонкошинном гоночном в могучем транспортном потоке, при том что ноги пристегнуты к педалям, – надо испытать это на собственной шкуре. Умение приходит с опытом – можно сказать, что выживать на дороге я уже научился. И тем не менее критических моментов, вышибающих из меня холодный пот, предостаточно. Даже когда я просто тренируюсь, любой крутой вираж на большой скорости заставляет сердце учащенно биться. Мне предельно ясно, что, если я наклонюсь не под тем углом и не впишусь в поворот, я либо упаду с велосипеда, либо врежусь в забор. Необходимо опытным путем определить свой скоростной предел. Еще я боюсь ехать на большой скорости вниз, если дорожка мокрая после дождя. Во время гонки достаточно малейшей ошибки – и на дистанции образуется куча-мала.
Вообще-то по природе я не лихач и не очень люблю соревнования на скорость, так что с велосипедным спортом у меня все не так гладко, как хотелось бы. Когда я готовлюсь к триатлону (включающему в себя плавание, велосипедную гонку и бег), всегда тяну до последнего с велосипедными тренировками. Это мое слабое место. И даже если я отлично справлюсь с беговой частью – дистанцией в десять километров, – все равно наверстать упущенное не успею. Вот я и решил в оставшееся время приналечь на велосипед. Сегодня первое августа, а соревнования – первого октября, то есть у меня в запасе ровно два месяца. Не знаю, удастся ли мне привести в форму нужные мышцы, но, по крайней мере, я заново привыкну к велосипеду.
Я езжу на «Панасонике» – титановая спортивная модель, легкая как перышко. За семь лет переключение скоростей сделалось естественной функцией моего организма. Машина, надо заметить, отличная. Скажу даже, что качества велосипеда явно выше качеств наездника. Я довольно жестко с ним обходился во время соревнований (я трижды принимал участие в триатлоне), но он выдержал и ни разу меня не подвел. На раме «Панасоника» написано: «18 Til I Die». Это цитата, название хита Брайана Адамса – «18 до самой смерти». Разумеется, это шутка. Потому что единственный способ оставаться восемнадцатилетним до самой смерти – умереть в восемнадцать.
Этим летом в Японии очень странная погода. Сезон дождей, который обычно прекращается к началу июля, тянулся до конца месяца. За это время пролилось столько дождя, что меня от него уже тошнило. Некоторые районы затопило. Погибло много людей. Говорят, что все это из-за глобального потепления. Может, так оно и есть. А может, и нет. Существуют веские доводы в пользу обеих версий. Одни эксперты говорят одно, другие – другое. Но многие все равно продолжают считать, что большинство проблем на земле вызваны именно глобальным потеплением. Низкие продажи на рынке одежды, выброшенные на берег тонны сплавного леса, наводнения, засухи, рост потребительских цен – почти всегда виновато злополучное потепление. Мир, как и прежде, нуждается в некоем абсолютном злодее, на которого можно показать пальцем и сказать: «Это ты, ты во всем виноват!»
В любом случае (конечно же, из-за какого-то законченного мерзавца, на которого управы нет и не будет), дождь лил и лил не переставая. И за весь июль мне так и не удалось толком потренироваться. Виноват в этом не я, а тот самый мерзавец. Но вот наконец выдался солнечный день, и я выхожу с велосипедом на трассу. Застегиваю свой обтекаемый шлем, надеваю солнцезащитные очки, наливаю воды в бутылку и настраиваю спидометр. Теперь в путь. Самое главное, когда едешь на гоночном велосипеде, посильнее нагибаться вперед, чтобы улучшить аэродинамику. Голова немного поднята и тоже вытянута вперед. Эту позу нужно обязательно запомнить. И привыкнуть к ней. Для человека, не привычного крутить педали в позе застывшего богомола с высоко поднятой головой, – задача непосильная. Быстро затекут спина и шея, а когда у человека болит шея, он не склонен вытягивать голову вперед, наоборот – голова опускается, а взгляд упирается в землю. А вот это уже чревато. Когда я готовился к своему первому триатлону и намеревался проехать за тренировку сто километров, я на хорошей скорости впилился в железный столб из тех, которые ставят вдоль реки, чтобы мотоциклы и машины не заезжали в прибрежную полосу. Я устал, соображал плохо и сам не заметил, как опустил голову. Переднее колесо покорежилось от удара, а я перелетел через руль головой вперед. Такого развития событий я, понятно, не ожидал. Хорошо, что на мне был шлем, а то не обошлось бы без увечий. Приземляясь, я здорово ободрал руки об асфальт, но, к счастью, этим мои травмы и ограничились. Я знавал велосипедистов, кому повезло гораздо меньше.
Одно такое происшествие – и вы начинаете относиться к езде на спортивном велосипеде со всей серьезностью. Иногда физическая боль помогает усвоить жизненно важные вещи. С тех пор всегда, даже когда очень устал, я держу голову высоко и во все глаза слежу за дорогой. Понятно, что такое усиленное внимание сказывается в первую очередь на перетруженных мышцах.
Несмотря на августовскую жару, я не потею. То есть потею, конечно, но пот тут же высыхает под сильными порывами ветра. Очень хочется пить. Если дальше так пойдет, я обезвожусь. А при обезвоживании голова перестанет работать. Поэтому без бутылки воды я на велосипед не сажусь. Продолжая крутить педали, достаю бутылку из специального крепления и делаю несколько глотков. Потом вставляю ее на место. Эти действия доведены у меня до автоматизма, так что я не отрываю взгляда от дороги.
Только начав заниматься велоспортом, я понятия не имел, что и как делать, и попросил одного сведущего человека меня потренировать. По выходным мы с ним грузили свои велосипеды во вместительный универсал и отправлялись на пристань Ои. Туда приезжает немало велосипедистов. В выходные там нет грузовиков, поэтому широкая дорога, идущая вдоль складских помещений, превращается в идеальную трассу для велогонок. Мы договаривались, сколько кругов и за какое время проедем, и стартовали. Товарищ составлял мне компанию и в продолжительных заездах вроде того, в котором я потерпел аварию. Честно говоря, тренироваться на велосипеде в одиночку довольно трудно. К марафону я всегда готовлюсь один, но тут совсем другое дело. Когда, вцепившись в руль, как заведенный крутишь педали, одиночество отчего-то переживается гораздо острее. Одни и те же движения повторяются раз за разом. Подъемы – равнины – спуски. Иногда по ветру, иногда против ветра. Ты переключаешь скорость, слегка меняешь посадку, проверяешь количество оборотов, налегаешь на педали, чуть умеряешь напор, проверяешь количество оборотов, пьешь воду, переключаешь скорость, меняешь посадку и так далее, и так далее. Иногда мне начинает казаться, что это такая специальная изощренная пытка. Триатлонист Дейв Скотт написал в своей книге, что из всех видов спорта, придуманных человеком, велоспорт самый неприятный. Надо признаться, я тоже так считаю. Однако велоспорт – это именно то, чем я должен заниматься (каким бы абсурдом мне это ни казалось) оставшиеся недели до соревнований по триатлону. Напевая себе под нос припев из «18 до самой смерти» Брайана Адамса, ругаясь на чем свет стоит, я вдавливаю педали и подтягиваю их вверх, заставляя ноги запоминать нужный темп. Жаркий ветер со стороны океана наждаком скребет мне щеки.
Мое пребывание в Гарварде подошло к концу в последнюю неделю июня. Это означало, что моя жизнь в Кембридже тоже закончилась. (Прощай, бочковой «Сэмюэль Адамс»! Прощайте «Данкин донатс»!) Я собрал чемоданы и в начале июля вернулся в Японию. Чем же я занимался, пока жил в Кембридже? Признаюсь, в основном покупкой грампластинок. В окрестностях Бостона очень много хороших магазинов подержанных пластинок. При случае я также наведывался за пластинками в Нью-Йорк и Мэн.
Семьдесят процентов моих приобретений – это джаз. Остальное – классика и немного рока. Я коллекционирую пластинки с большим (если не сказать огромным) энтузиазмом. Пересылать все это богатство в Японию было чертовски утомительно.
Честно говоря, я и сам не знаю, сколько у меня сейчас дома пластинок. Никогда не считал, и мне даже страшно подумать об этом. Собираю их с пятнадцати лет, накупил за эти годы великое множество. Правда, я от них довольно энергично избавляюсь, но круговорот записей такой, что за общим числом просто не уследить. Они приходят и уходят, а коллекция с каждым годом неуклонно растет. Впрочем, все это очень субъективно, и если кто-нибудь спросит, сколько у меня пластинок, я отвечу: «Да целая куча. Но мне все равно мало».
Один из героев «Великого Гэтсби», Том Бьюкенен, очень состоятельный человек и классный игрок в поло, говорит такие слова: «Случается, что в конюшне устраивают гараж, но я первый устроил в гараже конюшню»[9]. Не хочу хвастаться, но я делаю нечто похожее. Если я нахожу хорошую пластинку с вещью, которая у меня уже есть на компакт-диске, я не задумываясь продаю диск и покупаю пластинку. А если мне в руки попадает пластинка с записью лучшего качества, то я без всякого сожаления расстаюсь с предыдущей и приобретаю новую. Увлечение, конечно, затратное и по времени, и по финансам. Думаю, многие сочли бы меня, что называется, одержимым.