Итак, после семидневного перерыва накачанный валокордином Вартан Акопович вернулся в свой кабинет. В воздухе витали запахи новой мебели и краски. Левая от входа стена была зачищена и оклеена белыми обоями под покраску, в углу видны следы «пробников» – бежевый, голубоватый, зеленоватый и кирпично-красный. «Бежевый, пожалуй, сойдет», – подумал Вартан Акопович.
За этот короткий срок Мордвинов успел сменить всю обстановку, включая старое директорское кресло. За модным столом в форме загнутой капли сейчас стояло какое-то невиданное сооружение, похожее то ли на кресло стоматолога, то ли на орудие пытки. Вартан Акопович осторожно опустился в него, невольно представляя, как из обтянутой черной кожей поверхности предательски выскакивают острые лезвия, иглы или что-то в этом роде.
Ничего не выскочило.
Вартан Акопович еще раз усмехнулся и стал приводить в порядок бумаги.
* * *Облаченный в яркий спортивный костюм, Лис читал за завтраком газету. Время от времени он отрывался от чтения, чтобы взять со стола чашку с кофе, сделать глоток и полюбоваться на Ребенка, ковыряющуюся в стаканчике с йогуртом. После чего возвращался к газете и долго искал место, где остановился. Ребенок тоже украдкой наблюдала за ним. Лис в домашнем наряде – зрелище редкое. Как и все остальное сейчас: неспешный, как в голливудском кино, семейный завтрак, тишина, спокойствие, негромкая музыка из айфона… Это просто чудо. У Лиса никогда не было выходных в обычном смысле слова. Сейчас он пользовался отгулом за ночные дежурства. Точнее, пытался воспользоваться.
– Ну что там пишут? – поинтересовалась Катя, чтобы нарушить молчание.
– Все плохо, – сказал Лис. – Самолеты падают, вертолеты разбиваются, дискотеки горят… А через несколько лет проблемой в стране станут депрессии и неврозы. Я бы уже сейчас начал сажать журналистов. Или сечь их на площадях…
Он допил кофе, сложил газету и бросил на пол. Любящий во всем толк, порядок и симметрию, Лис постоянно швырял газеты где попало, словно подчеркивая этим свое к ним отношение. Особого хаоса в квартире это, правда, не создавало – газеты читал он редко.
– Что будем делать? – спросила Ребенок.
Он встал, посмотрел на часы, потянулся.
– Нам надо срочно куда-нибудь смотаться. Подальше, где сеть не ловит…
Он повел узким хрящеватым носом.
– Поехали в «Сторожевую вышку»!
Он решительно сграбастал Ребенка в охапку и понес куда-то прочь из кухни.
– Все, решено! В «Вышку»!
– Какая еще «Вышка»? Зачем?
– Это такой хутор, типа ресторана. Там тихо, уютные домики, озеро, лодки… А еще там готовят настоящий казачий кулеш! И раков к пиву подают!
– А по-моему, ты несешь меня в спальню, – заметила Ребенок. – При чем здесь кулеш с раками?
– Кулеш – не знаю. Раки – очень даже при чем!
Он уложил Ребенка на кровать, зубами оттянул вниз замок «молнии» на халате и поцеловал маленькую нежную грудь. Сперва левую, потом правую.
– Но я не хочу никаких раков, Фил! – услышал он голос Ребенка. – И на хутор не хочу!
– И даже казачий кулеш не хочешь? – уточнил Лис.
– Не хочу.
– А чего же ты хочешь? – удивился он.
Ребенок встала, застегнула халат, подошла к туалетному столику, взяла какой-то пузырек и стала рассматривать, будто собиралась прочесть ответ на крохотной розовой этикетке. Лис смотрел на нее.
– Так в чем дело, малыш? – сказал он.
– Я все понимаю, Фил, – проговорила она. – Тебе хочется в какую-нибудь глушь, чтобы никто не достал. Это ясно. Уйти на дно, спрятаться, отвлечься от своей работы и все такое…
Она поставила пузырек на место, повернулась к нему.
– Но я-то всю неделю жду твоего выходного, готовлю какие-то наряды, строю планы!.. Совсем другие планы, понимаешь?
Лис откинулся на кровати, опершись на локти, и смотрел на нее.
– И какие именно планы ты строишь? – спросил он.
– Я хочу побыть на людях, на других посмотреть, себя показать… Давай сходим на концерт, вчера Стас Михайлов приехал…
– На концерт? – озадаченно переспросил Лис. – А кто такой этот Михайлов? Ты знаешь, я как-то не очень люблю концерты…
Она упрямо тряхнула густыми волосами.
– Я хочу к людям, где музыка, где что-то происходит, что-то меняется, где все веселятся! А не на хутор, к кулешу и ракам! Я и так, считай, ничего не вижу, кроме этих четырех стен! Ты что, голодный?
– Да нет, почему обязательно голодный?
Из прихожей послышалась синтетическая трель «Турецкого марша» Шопена – звонил телефон Лиса.
– Вот черт!..
Он подождал – один звонок, второй, третий. Может, кто-то ошибся номером или звонит просто так, без срочных дел… Может же такое быть?
Неспешной походкой, словно надеясь, что проклятый телефон все-таки заткнется прежде, чем он его найдет, Лис дошел до прихожей, нашел плоскую черную трубку.
– Коренев слушает.
– В районе Цыганского озера обнаружены два трупа, товарищ подполковник! – резким голосом доложил дежурный капитан Дроздов. – Двое мужчин. Есть подозрение, что один из них – охранник Карпета, Омар.
Слушая, Лис прошел в туалет, сплюнул в унитаз собравшуюся горькую слюну и спустил воду. Чудес не бывает.
– Что-нибудь еще?
– Больше происшествий нет, – сказал Дроздов.
– Понял, – сказал Лис. – Высылайте машину.
Он вернулся в спальню и стал переодеваться. Ребенок сидела на кровати, подобрав голые ноги, уперев подбородок в колени. Волосы рассыпались по плечам, губы надуты, из-под челки смотрят позеленевшие – наверное, от скуки – глаза с пушистыми ресницами.
– Ну? – спросила она, почти не разжимая рта. – Опять что-то случилось?
– Да, – сказал Лис.
– Значит, вопрос, куда идти, отпал сам собой?
– Выходит, так…
– Как обычно, – заметила она.
Лис закрыл дверцы шкафа, повернулся к ней. Она как-то по-особому хорошела, когда злилась. Приправленная злостью природная красота доходила до совершенства, до болевого порога. Странно. Обычно бывает наоборот.
– Пригласи кого-нибудь из подруг, посидите за чаем, – предложил он. – А лучше просто почитай что-нибудь. Чехов там…Островский, Куприн…
– Толстой, «Анна Каренина», – сказала она, глядя перед собой.
– Почему именно «Анна Каренина»?
– Не знаю, Фил. Может, потому, что она бросилась под поезд.
– Только не надо драматизировать, – сказал Лис, чтобы хоть что-то сказать.
* * *Нельзя сказать, что с Машкой Кутеповой, известной больше как Подмышка, у них была какая-то особая страстная любовь. Иногда Батон бил ее, иногда дарил шмотки и конфеты, а однажды после дикого загула преподнес ей японский чайный сервиз на шесть персон, весь в красных гейшах и драконах. В тот же день, правда, сервиз он разнес в пыль, а Машку чуть не прирезал на почве ревности… Короче, все у них было как у всех.
Но когда Машка по-пьяне вывалилась с балкона шестого этажа, он здорово переживал. Ушел в глубокий траур. То есть беспробудно пил. Не так, как раньше (а Батон мог не просыхать неделями), а с каким-то небывалым даже для него энтузиазмом: мешал водку с кокаином, разводил в портвейне экстази и героин, потом не спал сутками, орал и носился с ножом по дому и по улицам, все кого-то искал и не мог найти.
Однажды Босой вызвал его к себе и долго беседовал за закрытыми дверями. Сразу после аудиенции повеселевший и даже вроде как протрезвевший Батон отправился в «Респект» и купил себе цивильный костюм на двух пуговицах. Он был временно командирован в телохранители к Джаваняну, который больше не доверял своей заводской охране. Вместе с Рыбой и младшим Адидасом Батон сопровождал директора на работу и с работы, ходил с ним по цехам и на всякие совещания, а в свободное время лапал мойщиц и трепался за жизнь с директорской секретаршей. Что и говорить, работа непыльная, хорошо оплачиваемая, разрешение на пушку в кармане, почет и уважение. Но в то же время требующая строгого соблюдения норм трезвости.
Только о какой трезвости может идти речь, когда вокруг тебя тонны спирта, а со стороны розливного цеха доносится волнующий стеклянный перезвон? Поэтому Батон держался из последних сил и иногда, в конце дня, поддавался натиску зеленого змия.
…Возвращались в восемь вечера. Джаванян ехал пассажиром на своей «ауди», за рулем сидел Рыба. Следом на новенькой «бэхе» мчались, то и дело норовя выскочить вперед, Адидас и Батон. Батон сидел за рулем, прихлебывая время от времени пиво прямо из бутылки. Он был уникальной личностью. Время для него бежало то быстрее, чем для остальных людей, то медленнее, но никогда не совпадало с тем временным потоком, в котором бултыхались обычные тиходонцы. Когда «ауди» директора остановилась напротив ворот его дома, Рыба заглушил двигатель, а Джаванян начал выходить из машины, у Батона произошел очередной релятивистский заскок. Со скрипом тормозов и грохотом его «бэха» въехала в зад «ауди», раскурочив оба бампера и сбив с ног хозяина, находившегося в тот момент в состоянии неустойчивого равновесия. Вартан Акопович упал на асфальт. Почти одновременно – не успел еще воздух остыть от звука удара и матюков, – все услышали отчетливое «так-так-так» автоматной очереди.
Разлетелись стекла директорской машины, из салона наискосок через весь капот выплеснулось жирное красное пятно; в переднюю панель ткнулся выпотрошенный череп Рыбы. Тонко зазвенел металл о металл, на крыше «ауди» засверкали желтые искры… А где-то за песочницей, во дворе детского сада, из темноты выныривал, дразнил скошенный крестик огня.
Батон кулем вывалился из машины, упал, отполз к переднему колесу и присел на корточки, чувствуя спиной тепло разогретой ступицы. Он все еще продолжал скалиться, как скалился в дороге каким-то своим мыслям. Правая рука сжимала писто… нет, это отбитое горлышко пивной бутылки – от, бл-лин… Он повел мутным взглядом, увидел осколки стекла, лужицу на асфальте, а потом увидел Джаваняна, который точно так же, на корточках, сидел, укрывшись за своей «ауди», и держался за голову. Между пальцев стекала тонкая струйка крови. Вартан Акопович смотрел на Батона диким взглядом.
А Батону было весело. Он вдруг понял, что, врезавшись в директорскую машину, нечаянно спас ему жизнь. Забавно! От этой мысли хотелось ржать во весь голос, кататься по асфальту, рвать куртку на груди. Он едва сдерживался, по пальцам пробегала легкая судорога.
– Будешь должен, начальник! – проговорил он свистящим шепотом.
Батон отшвырнул в сторону горлышко бутылки, достал из кобуры «ИЖ-71», выстрелил, не целясь, в воздух.
Эхо.
Тишина.
Ушли?
Кричали далеко, женский голос. Хлопнуло окно. Откуда-то с верхних этажей донеслось: «Вить, не твою тачку потрошат?..» И в ответ ленивое: «Да не-е-е…».
– Адидас, нормально? – крикнул Батон.
Адидас не отвечал. Батон выдвинулся из-за колеса, на секунду приник щекой к асфальту, прострелил взглядом в направлении детской площадки. С той стороны машины что-то лежало. Что-то темное, массивное. Наверное, Адидас. Больше некому.
Расстраиваться Батон не торопился. Это всегда успеется. Надо выкрутиться. Спугнуть этих… Он еще раз шмальнул вверх, опять подождал.
Джаванян продолжал испуганно таращиться на него, сверкая белками: ну что?
– Нормально! Пронесло, начальник! – гаркнул Батон в полный голос, засмеялся. – Отбой тревоги! Всё! П…ц!
Он встал и разогнулся, опираясь о колени. И тогда же увидел за спиной Вартана Акоповича невысокого человека в надвинутом на лоб капюшоне.
Вот уж точно – п…ц!..
Чуть ниже уровня груди незнакомца вспыхнул огненный крестик. Голова Джаваняна дернулась, а лицо вдруг раздвинулось в стороны, на месте рта образовалась огромная дыра, выплюнула на асфальт кровь с мозгами. Вартан Акопович опрокинулся на бок и затих, так, видимо, ничего и не успев понять.
Батон вскинул пистолет, выстрелил… Нет.
Время, похоже, опять сыграло с ним злую шутку. Оно опять замедлилось. Пока боек высекал искру из капсюля, пока пороховые газы выталкивали ленивую пулю из медной оболочки, пока она неуклюже, по-тюленьи, ввинчивалась в спирали нарезов… Пока, пока, пока…
Батона прошило от плеча до плеча, словно железные, раскаленные докрасна спицы ткнули в грудь. Он крутнулся, вскинул руки, выронил пистолет и упал. Его выстрел запоздало и бездумно канул куда-то в пустоту двора.
Он барахтался в луже крови, тараща вверх пустые глаза, выгибая спину и дергая, как заведенный, головой. Мир перевернулся, навис над ним грязным асфальтовым небом, разверзся звездной бездной под ногами. Из этой бездны вынырнули две головы в капюшонах.
– …Живучий, козлик, – глухо произнесла одна голова. – Кончай его и пошли!
И тут же над Батоном полыхнул скособоченный крестик, прыгающая огненная буковка «х». Она стремительно обрушилась на него из звездной пропасти, заслонила собой весь мир, придавила и расплющила на асфальте.
* * *Через несколько дней после пышных и торжественных похорон на директорском посту ликеро-водки снова воцарился варяг Мордвинов со своей челядью. На этот раз он довел ремонт кабинета до конца, обустроив все по собственному вкусу. «Дон-Кристалл» продолжал успешно работать, претензии в части инноваций и нанотехнологий были с него полностью сняты. Следствие об убийстве прежнего директора буксовало, хотя все необходимые процедуры проводились успешно: допрашивались свидетели, назначались многочисленные экспертизы, том «дела» разбух до трехсот страниц. Мордвинова, конечно, никто вызовами в следственный комитет не утруждал, ибо какая связь может быть между убийством старого директора и назначением нового? Естественно, никакой!
Глава 4 Хорошие показатели
Кулак у губернатора круглый и холеный, чем-то смахивает на волосатого колобка с обручальным кольцом в носу. Колобок взметнулся вверх и со стуком опустился на полированную крышку стола. Подставка для ручек вздрогнула, листки бумаги приподняли белые крылья, но никуда не улетели.
– И сколько это безобразие будет продолжаться? – грозно вопросил Войцеховский. – Я у вас спрашиваю!
При этом губернатор не уточнил, кого именно он спрашивает. Прокурор города Басманный подтянулся на стуле, вперив взгляд в стенку напротив. Новый начальник УВД генерал-майор Глазурин молча разглядывал свои руки. Его заместитель Нырков поглаживал усы. Молчал и Каргаполов, губернаторский куратор правоохранительных органов (по подозрению Лиса, именно он мог быть инициатором этого совещания. Если, конечно, жесткий разнос можно назвать совещанием.) Что ж, раз молчит начальство, Лису тоже не резон высовываться. Правда, как показывает опыт, надолго его терпения обычно не хватает.
– Это что же получается? – развивал губернатор свою мысль. – Был Лыков – был в Тиходонске порядок! Бандиты сидели под лавкой, тишь да гладь… Пришел губернатором Войцеховский – все как с цепи сорвались! Погромы в вино-водочных, поджоги, демонстративные заказные убийства, трупы по всему городу! И что подумает народ?
Он сделал многозначительную паузу.
– Правильно. Народ подумает, что Войцеховский плохой руководитель. Что он не может организовать работу правоохранительных органов и обеспечить общественный порядок. Начнут жаловаться, писать письма в Москву, выкладывать на сайт Президента… Чтобы и наверху подумали, будто я не владею обстановкой!
Еще одна пауза.
– А это не так, уверяю вас, товарищи, – в голосе губернатора появились зловещие, угрожающие нотки. – Совсем не так!
Волосатый колобок совершил новый прыжок с приземлением. Бум.
– Совершенно верно! Криминальная обстановка в городе резко обострилась! – умело подпел Каргаполов, мигом покинув сторону отвечающих и перебравшись на противоположный берег спрашивающих.
– Шесть тяжких преступлений не раскрыто только за последние три месяца! И никакого движения по ним! Я давно предупреждал наших ответственных товарищей о последствиях!..
Полковник юстиции Басманный приоткрыл рот и тут же закрыл. Генерал Глазурин поднял голову, но тоже промолчал. Зато Лис не выдержал.
– Дело Джека-Потрошителя только сейчас раскрыли, – сказал он негромко. – Через сто двадцать лет. Тоже был «ви-сяк», за который многим влетело…
Глазурин вздрогнул, а лицо Войцеховского налилось краской.
– Что вы хотите этим сказать? – бросил он. – Что раскрытие убийства Джаваняна у вас запланировано на 22-е столетие?
Лис мысленно поаплодировал губернатору.
– Я хотел сказать, что преступления раскрываются не всегда сразу, Валерий Станиславович. Мы работаем, делаем все, что в наших силах…
– Мне не нравится ваша работа! – отчеканил Войцеховский. – Вы, товарищ Коренев, возглавили уголовный розыск еще при Лыкове, верно?
– Да.
Он в упор посмотрел на Лиса.
– Тогда вы были в фаворе и считались звездой сыска… Но с такими показателями на вашем месте мог бы обретаться и выпускник кулинарного техникума!
Глазурин прокашлялся, но ничего не сказал. Возможно, он просто пытался упредить ответную реплику несдержанного на язык Лиса.
– Да, работа уголовного розыска не на высоте! – вмешался Каргаполов. – В городе орудуют настоящие отморозки! Чувствуют свою полную безнаказанность! Кто за это будет отвечать?.. Директора ликеро-водки расстреляли средь бела дня у собственного подъезда, вместе с охраной! А эти, на Цыганском озере? Кто следующий? Если так дальше пойдет, они не только до директоров предприятий доберутся!
Всем присутствующим и без подсказок было ясно, до кого могут добраться безнаказанные отморозки. Войцеховский резким движением руки остановил куратора.
– Хочу озвучить главное, зачем пригласил вас сюда, товарищи. Это не ультиматум, не приговор. Это убедительная просьба. Убедительнейшая, я бы сказал.
Раздраженное лицо губернатора свидетельствовало скорее об обратном. А именно об ультиматуме и приговоре.
– Даю вам ровно две недели, чтобы исправить ситуацию. Я на прежние заслуги смотреть не буду! И хотя я не сторонник менять всю предыдущую команду, но если дело так пойдет и дальше, то вынужден буду это сделать! Вы понимаете меня?