В 1968 г. началась комплексная экономическая реформа и в Венгрии. Ее особенностью стало санкционирование дальнейшего развития кооперативной и частной форм собственности. Частный сектор, помимо сельского хозяйства получил развитие в сфере услуг, строительстве, мелкой торговле, в ресторанном бизнесе. Но в целом концепция реформы, разработанная под руководством Р. Ньерша, предусматривала прежде всего повышение эффективности государственного сектора экономики за счет перехода предприятий на самофинансирование и хозрасчет. Для усиления заинтересованности трудовых коллективов в росте производительности труда устанавливался новый порядок формирования фонда заработной платы. Предприятия получили право распоряжаться прибылью. После уплаты налогов остаток прибыли оставался в распоряжении предприятий и делился в установленной пропорции на инвестиционный и премиальный фонды. Был отменен потолок роста заработной платы. В механизме ценообразования в большей степени были задействованы рыночные механизмы спроса-предложения. Были дифференцированы фиксируемые и свободные цены. Предполагалось, что количество фиксируемых цен должно было поэтапно сокращаться. Свободные цены уже в 1968–1970 гг. охватили в Венгрии 3/4 оптовых цен на продукцию обрабатывающих отраслей и 1/4 розничных потребительских цен. Государственное планирование приобрело преимущественно рекомендательный характер. Главной функцией государственного планирования становится не текущее регулирование экономического развития, а обеспечение крупных инвестиционных проектов. Если ранее финансирование плановых капитальных вложений осуществлялось в безвозвратном порядке, то в рамках реформы расширилась практика долгосрочного кредитования государственных капитальных вложений. Постепенно их финансирование из бюджета дополнялось выдачей ссуды под процент (хотя на долю централизованного распределения инвестиций по-прежнему приходилось не менее 80 %). Это фактически означало уход части капитальных вложений из-под плана.
Если экономический аспект реформ был практически одинаков в Венгрии и Чехословакии, то ее политические результаты оказались совершенно разными. Венгерский лидер Я. Кадар принципиально избегал идеологизации реформ, в их проведении исходил из соображений практической целесообразности и экономической эффективности. Подобную позицию занимал и А. Новотный. Однако в начале 1968 г. при молчаливом поощрении Брежнева в Чехословакии произошла смена высшего руководства. Январский Пленум ЦК КПЧ утвердил на посту первого секретаря КПЧ Александра Дубчека, у которого с Брежневым сложились достаточно близкие, почти дружеские отношения. Сам Дубчек не принадлежал к числу горячих сторонников реформ, однако отличался склонностью к компромиссам, легко поддавался внешнему влиянию. Уход Новотного и конформизм Дубчека позволили наиболее радикальным членам чехословацкого руководства в течение нескольких месяцев придать реформам совершенно новый характер. Переломным моментом стало принятие «Программы действий КПЧ» в апреле 1968 г. В ней были отражены идеи дальнейшей демократизации как экономической, так и социально-политической сферы, отказа от однопартийной системы и признания пролетариата гегемоном общества. Таким образом, речь уже шла о глубокой реформе самой модели социализма – формировании системы «социализма с человеческим лицом». Действия нового руководства КПЧ получили широкую поддержку интеллигенции, студенчества. Атмосфера плюрализма и гласности чрезвычайно активизировала прессу, превратив ее в реальную общественно-политическую силу. И хотя, в отличие от венгерских событий 1956 г., угрозы для самого социалистического строя в Чехословакии не было, все эти события вызвали большую тревогу в Кремле. Идеологическая монолитность системы оказалась под угрозой.
Военное вторжение армий стран-участниц Варшавского Договора в августе 1968 г. остановило развитие «опасных тенденций» в Чехословакии. Окончательное решение о проведении военной операции было принято на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС 16 августа. Руководители ГДР, Болгарии, Венгрии и Польши одобрили его спустя два дня. Войска ОВД были введены на территорию Чехословакии в ночь на 21 августа с четырех направлений. Наиболее крупная группировка была передислоцирована из Прикарпатского военного округа СССР, к ней подключалась воздушно-десантная дивизия с аэродромов Польши. Группы десантников сразу же взяли под контроль важнейшие государственные и партийные объекты в Праге. Чехословацкая армия получила приказ своего командования не оказывать сопротивления. В первый же день операции чехословацкое руководство во главе с А. Дубчеком было арестовано и вывезено в Москву.
Каких-либо крупных военных столкновений на территории Чехословакии не произошло. Тем не менее за весь период пребывания войск ОВД (до 17 декабря 1968 г.) погибли 94 чехословацких гражданина, тяжелые ранения получили 345 граждан. Решительной была политическая реакция чехословацкого общества. Уже 21 августа состоялся XIV чрезвычайный Высочанский (Высочаны – район Праги) съезд КПЧ. Его делегаты осудили акцию союзных войск, но не поддержали требования о провозглашении нейтралитета ЧССР и выходе ее из ОВД. Среди населения крупных городов ширилось пассивное сопротивление. Распространялись листовки, действовали передвижные и подпольные радиостанции, жесткой оставалась позиция чехословацких средств массовой информации. В этой ситуации советские руководители попытались придать переговорам в Москве видимость официальных. Чехословацкую делегацию возглавил лояльный Кремлю президент ЧССР Л. Свобода. Большую роль в достижении компромисса сыграл и заместитель председателя правительства Густав Гусак. В принятом по итогам переговоров Московском протоколе подтверждались гарантии вывода войск ОВД с территории Чехословакии и содержалось признание апрельской «Программы действий» КПЧ, но объявлялись недействительными решения XIV съезда КПЧ и состоявшиеся на нем выборы ЦК. Состоявшийся 31 августа в Праге Пленум ЦК КПЧ подтвердил эти решения.
Поскольку Дубчек и большинство лидеров реформаторского крыла КПЧ остались первоначально на своих постах, то подобный итог конфликта с СССР был воспринят в Чехословакии едва ли не как победный. Но уже в начале 1969 г. стало очевидно, что в руководстве КПЧ складывается мощное консервативное крыло под руководством Г. Гусака. На апрельском Пленуме ЦК КПЧ он был избран первым секретарем партии (Дубчек получил пост посла в Турции). Гусак – словак по национальности, один из наиболее заметных деятелей коммунистического движения, пострадавших от репрессий в первые годы правления Новотного, воспринимался многими как фигура, сравнимая с Кадаром, способная стать своеобразным политическим буфером в отношениях с СССР. Но новый чехословацкий лидер избрал более жесткий вариант постреформенного отката. Уже в 1969 г. началась критика рыночной экономической реформы и постепенное ее сворачивание. Руководство партии подверглось «мягкой чистке». После прошедшего в 1971 г. нового XIV съезда КПЧ Гусак был утвержден в восстановленной должности генерального секретаря, началось быстрое усиление его личной власти. В 1975 г. он стал и президентом страны. Деятельность любой идеологической оппозиции жестко пресекалась, хотя в экономической политике нового режима сохранились некоторые идеи из арсенала реформаторов середины 60-х гг. «Пражская весна» стала символом нереализованной альтернативы в истории социализма.
Период «застоя». Польский кризис конца 70-х – начала 80-х гг.В начале 70-х гг. в восточноевропейских странах завершается волна реформ, связанных с поиском моделей социализма, адекватных национальным особенностям. Итоги предшествующих лет оказались неоднозначны. В большинстве стран региона был совершен значительный рывок в «догоняющем развитии», достигнут значительный (по динамике) рост уровня жизни. Социалистические страны обеспечивали к этому времени 1/3 мирового промышленного производства, 1/4 мирового национального валового дохода. Правда, при этом на них приходилось лишь 10 % мировой торговли. Для преодоления столь явной замкнутости экономических систем в социалистическом лагере в 70-х гг. был взят курс на интенсификацию межгосударственных экономических связей. Большую роль сыграла реализация принятой в 1971 г. Комплексной программы дальнейшего углубления и совершенствования экономической интеграции в рамках СЭВ. Однако наряду с явными достижениями становился очевидным процесс сворачивания реформ, нарастания консервативной волны. Начинается период «застоя».
Понятие «застоя» как особой стадии развития мировой социалистической системы и отдельных стран, принадлежавших к ней, достаточно многогранно. «Застой» – это символ приостановки реформ, своеобразная политическая пауза, отказ от поисков качественно новых решений назревших проблем. При этом период «застоя» совпал с пафосной идеологической кампанией внедрения тезиса о «развитом социализме» как высшей ступени социалистического строительства (в Румынии официально было даже закреплено особое название этого периода – «золотая эпоха Чаушеску»). Одновременно «застой» породил достаточно сильное диссидентское движение, которое поставило вопрос о несовместимости социализма и демократии, об отсутствии гласности и свободы личности как главных причинах неудачи любых преобразований, их половинчатости.
Понятие «застоя» как особой стадии развития мировой социалистической системы и отдельных стран, принадлежавших к ней, достаточно многогранно. «Застой» – это символ приостановки реформ, своеобразная политическая пауза, отказ от поисков качественно новых решений назревших проблем. При этом период «застоя» совпал с пафосной идеологической кампанией внедрения тезиса о «развитом социализме» как высшей ступени социалистического строительства (в Румынии официально было даже закреплено особое название этого периода – «золотая эпоха Чаушеску»). Одновременно «застой» породил достаточно сильное диссидентское движение, которое поставило вопрос о несовместимости социализма и демократии, об отсутствии гласности и свободы личности как главных причинах неудачи любых преобразований, их половинчатости.
«Застой» привел и к росту политической апатии в массах, разочарованности и инертности, идеологического цинизма, порожденного ритуальностью, фальшью политического поведения человека в таком обществе. Наконец, «застой» способствовал началу коррозии государственной элиты, усилению крименогенности, коррумпированности в высшей административно-управленческой и партийной сфере. В чем же причины такого радикального изменения в развитии социалистических стран?
На решение о приостановке реформ, безусловно, повлиял фактор растущей «закрытости» партийно-государственной элиты – на протяжении 15–20 лет у власти находился относительно узкий круг людей. Руководство остро нуждалось в «новой крови», новых идеях. Но сложившийся аппаратный механизм кадровой политики, корпоративность каждого эшелона власти, фильтрация служебной и политической информации аппаратом на пути следования к высшим должностным лицам препятствовали этому. По мере старения высшего эшелона власти усиливался и естественный, психологический консерватизм правящей элиты. Как советский, так и восточноевропейские режимы тех лет получили впоследствии название «геронтократия» – власть старцев.
Существовала группа причин, заставивших поддержать приостановку реформ и ту часть правящих кругов, которая сохраняла способность рассуждать здраво и профессионально. За несколько лет реформы «рыночного социализма» подошли к качественному рубежу. Их первая волна касалась, главным образом, сферы обмена и потребления. Основным источником роста стало изменение управления производством, а не его технико-технологической базы. Важную роль сыграла активность динамичных социальных групп, которые получили возможность повысить уровень жизни в условиях «социалистического рынка». Но меры по усилению мотивации к труду не сопровождались глубокой перестройкой форм собственности. Распространенной практикой оставались административное распоряжение валютными средствами, жесткая регламентация внешней торговли, государственный контроль над ценообразованием, бюрократическое перераспределение государственных средств между предприятиями, сохранение на высших постах в руководстве предприятий и банков ставленников партийно-государственной «номенклатуры». В результате, прослойка динамичных и предприимчивых работников, откликнувшихся на новации, оставалась по-прежнему в зависимости от административной системы. По мере углубления реформаторского процесса становилась очевидной необходимость освобождения новой системы управления производством от бюрократической опеки, перехода от санкционированного государством расширения рыночного сектора к его самостоятельному развитию, децентрализации и коммерсализации капитального инвестирования, правового оформления нового типа отношений работодателей с наемными рабочими. Формирующийся экономический механизм объективно нуждался в распространении рыночных отношений на базовые сферы общественного производства – в формировании негосударственного рынка капиталов, ценных бумаг и рабочей силы. Но отказ от государственной монополии в этих вопросах означал крах самого социализма, его конвергенцию, а фактически и растворение в капиталистической системе.
Важным фактором, обусловившим отказ от углубления реформ, стало и состояние самого общества. Рыночные механизмы активизировали те социальные группы, которые являлись потенциальной оппозицией правящим режимам. Эмансипация экономического поведения личности одновременно означала ее духовное раскрепощение, уход из-под жесткой опеки идеологической системы. В то же время растущая имущественная дифференциация, рост цен, неизбежно сопровождавший либерализацию ценообразования, вызывали недовольство широких групп населения. Под угрозой оказались базовые для коммунистической идеологии принципы равенства и солидарности, социальные идеалы эгалитаризма.
Оказавшись перед выбором между саморазрушением системы и ее консервацией, коммунистическое руководство восточноевропейских стран избрало второй путь. Интенсивность предыдущих реформ, особенности государственной стратегии, избранной ранее в той или иной стране, уже не играли особой роли. Механизм «застоя» оказался одинаков для всего региона. И все эти режимы, вне зависимости от политических особенностей и стадии экономического развития, были обречены на близкий крах – искусственно блокируя развитие общества, они оказались противопоставлены ему. Внутренний потенциал сохранения социалистической системы в странах Восточной Европы был почти исчерпан. В этот период, как никогда, судьбы социализма оказались связаны с прямым политическим и экономическим влиянием СССР. Символом насильственной консолидации социалистического лагеря стало оформление «доктрины Брежнева».
Становление идеологической концепции «коллективной ответственности за судьбы социализма», призванной обосновать право на вмешательство во внутренние дела социалистических стран во имя сохранения целостности общественного строя, произошло еще на фоне чехословацкого кризиса 1968 г. В западной советологии она получила название «доктрины Брежнева», или «доктрины ограниченного суверенитета». Необходимость закрепления принципа коллективной ответственности диктовалась не столько изменением геополитической обстановки, сколько противоречивыми итогами реформаторского десятилетия. Экономические, социальные и даже политические условия развития восточноевропейских стран становились тогда все более разнообразными. Советское руководство пыталось восстановить пошатнувшееся единство социалистического лагеря. В выступлениях Брежнева летом – осенью 1968 г. настойчиво повторялся тезис о приоритете классовых, интернациональных интересов, общих закономерностей развития социалистического строя. Так, 3 июля 1968 г. в речи на митинге советско-венгерской дружбы в Кремлевском дворце съездов Брежнев подчеркнул: «Мы, коммунисты, строим социализм и коммунизм каждый у себя, в своей стране, и видим в этом свою первоочередную обязанность. Но мы в то же время интернационалисты по сути своих убеждений, по воспитанию, по велению сердца, и нам не могут быть и никогда не будут безразличны судьбы социалистического строительства в других странах, общее дело социализма и коммунизма на земле». На варшавской встрече (14–15 июля 1968 г.) руководства пяти стран ОВД он утверждал, что «существуют общие принципы социалистического строительства, сформулированные классиками марксизма-ленинизма, которых должны придерживаться все социалистические страны». Через год после вторжения в Чехословакию в Москве состоялось последнее в истории международное совещание коммунистических и рабочих партий. В его основном документе суть классового подхода усматривалась в примате интересов борьбы «за установление социалистической власти, каков бы ни был путь для достижения этой цели».
Закрепление «доктрины Брежнева» и уроки подавления гражданского движения «пражской весны» стали еще одним важным фактором нарастания консервативных тенденций в политике восточноевропейских режимов в 70-х гг. Однако остановить нарастание кризисных явлений политическими, идеологическими и даже репрессивными мерами было невозможно. Прологом приближающегося краха восточноевропейского социализма стали кризисные события в Польше. Уже в 1970 г. былое стабильное положение режима В. Гомулки было нарушено стихийными выступлениями рабочих в крупных промышленных центрах. Причиной их стало повышение цен на продовольствие и потребительские товары при одновременном «замораживании» уровня заработной платы (такими мерами правительство пыталось бороться с инфляцией). Развязка наступила в декабре 1970 г., когда забастовки на предприятиях и судоверфях Гданьска, Гдыни, Щецина и Слупска переросли в массовые демонстрации и погромы партийных и общественных зданий. При подавлении волнений на Гданьской судоверфи было убито 44 и ранено более 1000 человек. 20 декабря VII Пленум ЦК ПОРП приял решение об освобождении Гомулки и ряда других членов Политбюро от занимаемых постов. Первым секретарем ПОРП стал Эдвард Герек.