– А не мог он этому научиться действительно через медитацию?
– А ты такое когда-нибудь видел? Если бы я такое видел хотя бы еще у двух людей, то в это поверил бы. Он же ничего не объясняет, хоть начинали мы восемь лет назад вместе. Я много чего видел за это время и могу сказать, что подобных чудес не бывает. Но фокусы бывают.
– Хорошо, – сменил я тему, – а что я пережил с Доктором в лесу?
– Я же тебе говорил – Доктор исследует способы воздействия на сознание людей. Тема такая у него в институте. Его РВ – это способ создать экран, на который проецируются все бессознательные желания. Он отбирает тех, у кого «про-ек-ция близ-ка его кон-цеп-ции», – эти слова Локка издевательски произнес нараспев, и было видно, что не в первый раз, – а потом работает с ними. Отчеты, наверное, пишет. Он тебе предложит совместную медитацию, вот увидишь.
Локка встал, давая понять, что интервью закончилось.
Я напоследок спросил, где найти Скандинава и Упыря.
– Их шалаши где-то в лесу. Но я там никогда не был. Не люблю я этих монстров, – ответил он.
Доктора я встретил возле хаты, как только спустился вниз.
– Можно поговорить о том, что было в лесу? – спросил я.
– Конечно, конечно, – быстро ответил Доктор.
Мы зашли в домик и сели на скамейку.
– Во время РВ, – начал он, – у тебя разрушаются все фигуры в поле зрения, и ты начинаешь видеть не глазами, а всем телом. Если, конечно, все делаешь правильно. Ты случайно все сделал правильно и увидел то, что другие считают лишь метафорой – лес как живое существо. Считай, что ты получил один балл за понимание. Если бы лес был мертвым или искусственным, посадкой, например, ты бы ничего этого не увидел. Но здесь лес живой. Ему тысячи лет. Растворяя восприятие, ты вступаешь с живым лесом в такой же контакт, как и при встрече взглядом с человеком. Понятно?
– Понятно. А другие видели?
– Нет, они все делают неправильно. Но научатся. За неделю научатся.
– Знаешь, что, – продолжил он после минутной паузы, – давай поработаем вместе. Можно будет усилить то, что получилось у тебя. Приходи ко мне завтра после обеда.
– Еще вопрос, – задержал я его, невольно вздрогнув от столь скорого исполнения предсказания Локки, – а что такое иероглифы у Барбароссы?
– Это целостное выражение ситуации в виде позы тела или рисунка на бумаге.
Я рассказал про ночное приключение с Барбароссой.
– Именно так и бывает, – сказал Доктор. – Целостность Вали столкнулась с целостностью леса, и Барбаросса нашел правильный способ снятия конфликта между ними. Иероглиф – концентрированное выражение смысла – эйдоса. С удаленными от нас существами мы не можем общаться посредством языка, но общаемся посредством эйдосов. Девочка содрала с себя оболочку языка и столкнулась с голыми эйдосами леса. Это страшно. Барбароссе пришлось заслонить ее эйдосами, понятными и лесу, и ей самой. Ты тоже в РВ снял оболочку языка и соприкоснулся с эйдосом леса, но тут же перевел в образный язык. Твой образ ближе к Реальности, но Валя увидела Реальность прямо. Еще раз говорю, это страшно – дотронуться до Реальности своим эйдетическим нутром без защиты языка.
– А где находится светящаяся поляна? – спросил я без дипломатии.
– Не знаю, я несколько раз встречался с подобным эффектом, но в разных местах.
– В присутствии Барбароссы?
– Не только, – самодовольно ухмыльнулся Доктор, – выполни правильно Растворение, и не такое увидишь.
– Но я ведь не делал РВ! – воскликнул я.
– Еще как делал. Как вы шли за Барбароссой?
– В такт…
– Вот-вот. Через час такой ходьбы Растворение получается безо всяких усилий. А девочка, видно, была к этому склонна.
Разговор закончился.
С верхней площадки донеслись голоса. Там вокруг Меченого собралась небольшая толпа. Он расставил всех по кругу и встал в центре. На вид ему было лет двадцать пять.
На его щеке расползалось красное родимое пятно. Он медленно двигался, совершая нечто, напоминающее каратеистские ката. Он пригласил желающих приблизиться к нему и нанести удар.
Один из стоявших парней быстрым движением оказался рядом и резко ударил сначала левой ногой по корпусу, а затем провел серию прямых уларов. Меченый, не ускоряя движения, медленно и грациозно ускользнул, столь же медленно поднял руки вверх и попал ногой в грудь наглецу. Тот поперхнулся и упал. Впрочем, удар был не очень сильный, и нападавший сразу же поднялся.
– Кто еще хочет? – Меченый внимательно посмотрел на меня.
Я вдруг понял, что для победы нужно совершить нечто нетривиальное. Движения Меченого были совершенны. Противодействовать им можно было только на уровне такого же совершенства.
Я вошел в круг и вдруг почувствовал, что нужно двигаться параллельно движениям Меченого. Он медленно нанес прямой удар рукой.
Развернувшись, я сделал такой же удар в воздух. Сбил он меня с ног только на второй минуте и одобрительно похлопал по плечу. Как я понял, я набрал еще один балл.
Времени до ужина оставалось еще достаточно много. С Доктором в лес я не пошел, а отправился наверх в палатку. Прилег, и только погрузился в приятную дремоту, как внизу раздался голос Скандинава. Я быстро выскочил наружу и спустился. Скандинав повернулся ко мне, как будто давно меня ждал.
– Я хочу задать несколько вопросов, – робко начал я.
– Иди за мной, – сказал он, и мы двинулись в лес.
По дороге я несколько раз пытался заговорить, но Скандинав отвечал скороговоркой, мол, потом-потом. Через полчаса мы вышли к его «шалашу». Маскировка была превосходной. С расстояния в два метра его жилище казалось беспорядочной кучей веток. Только приглядевшись, можно было обнаружить аккуратный вход. Пригнувшись, мы вошли внутрь. Я осмотрелся.
Небольшое помещение было круглым, как эскимосский чум. Стены – из сплетенных веток. На полу солома и спальный мешок. Слева от входа на стене – две театральные маски – черная и красная.
– Садись, – сказал Скандинав. – Рассказывай.
Я начал было рассказывать о встрече с лешим, но он внезапно перебил меня:
– Вот сейчас ты говоришь, или через тебя что-то говорит?
Я не понял.
– Ну, ты двигаешь языком, губами, или они двигаются сами по себе? Продолжай рассказывать и наблюдай за собой.
Я попытался продолжить, одновременно наблюдая за тем, что делаю. Речь тут же стала бессвязной и прервалась.
– Найди точку, из которой смотришь на себя, рассказывай и держи ее в поле внимания.
Я нашел, как мне показалось, эту точку и опять попытался говорить, но обнаружил, что либо нахожусь в ней, либо говорю. Это было невероятно интересно. Я никогда не сталкивался с такой задачей.
– Сосредоточься на себе и скажи себе: «Я есмь». Обычно говорят «Я есть», но это не по-русски. «Есть» – он, ты. Но «есмь» только «я».
Я сосредоточился на этих словах.
– Когда ты говоришь так, думай только о себе. О себе как реально существующем, независимо от обстоятельств, от тех жизней, которые накручиваются на твое «Я».
Я вдруг явственно понял, что когда «я есмь», я явно присутствую в теле, я произвожу действия, я думаю. В другое же время передо мной разыгрывается чья-то – не моя – жизнь. Что-то (кто-то?) думает, мечтает, а я лишь смотрю на все это, потеряв себя, будто смотрю фильм или читаю книгу. Переживание было столь пронзительным, что я даже вскрикнул. Мне захотелось очистить свое сознание от чужого присутствия, установить власть моего, пробужденного «Я».
Я вспомнил, что иногда подобные вспышки пробужденного сознания бывали и раньше, но они были мимолетны и не связывались в одну линию. Я невольно погрузился в воспоминания случаев пробужденности, чувствуя, что только это и есть моя настоящая история, все остальное – чья-то, только не моя.
Скандинав наблюдал за мной.
– Хорошо, – сказал он, – вот это и есть самое главное, а не то, от чего сияют поляны в безлунную ночь, а лес превращается в амебу. Есть такая йогическая народная песня, – и он протяжно пропел:
– А я – «Я», а я – «Я», а «Я» – Родина моя.
Мы оба захохотали.
– Ты есть, пока ты действуешь, а действуешь – пока наблюдаешь за тем, что делаешь, пока присутствуешь в теле и в уме.
Это напоминало что-то гурджиевское.
– Да, конечно, – сказал Скандинав, – все великие люди думают об одном. И это одно – реальность твоего «Я».
Я начал расспрашивать о Барбароссе и Локке.
Это напоминало что-то гурджиевское.
– Да, конечно, – сказал Скандинав, – все великие люди думают об одном. И это одно – реальность твоего «Я».
Я начал расспрашивать о Барбароссе и Локке.
– Локка увлекался дзеном и начал практиковать то, о чем прочитал. Это была его ошибка – нельзя практиковать по книгам, особенно по тем, которых не понимаешь. В результате он однажды сошел с ума, но не вошел в сознание. Это длилось у него недолго, но с тех пор он боится уходить от ума, чтобы не попасть в с-ума-сшедший дом. И думает, что каждый, кто покидает ум, становится больным. Потом он заметил, что Барбаросса тоже сходит с ума, но не попадает в дурдом, а остается в сознании. Говорит странные вещи, но живет нормально, зарабатывает. И решил, что тот дурит всех. А потом, будучи человеком очень умным, стал с этой точки зрения истолковывать все, что делал Барбаросса. Да еще там какое-то недоразумение из-за девушки Барбароссы возникло – кто-то кого-то как-то хотел, но как-то все не так получилось. Вот так он и возненавидел Барбароссу, хотя мы все Локку очень любим. Для нас он – спасательная шлюпка. Если кто-то уплывет от ума подальше, Локка вытащит.
Навалившихся на меня за последние дни переживаний было вполне достаточно. Я побрел через лес к берегу, вышел на горку, которую тут называли Бабиной Горой, сел лицом к Днепру и стал размышлять. Река казалась варикозно расширенной веной – так выглядела широко разлившаяся от основного русла Днепра вода Каневского моря.
Сначала я перебрал в памяти воспоминания о трех главных событиях – «Светящаяся поляна», «Живой лес» и «Реальность действующего “Я”». Я заметил, что воспоминания иногда становятся очень яркими и глубокими, а иногда кажутся сомнительными и второстепенными. Тусклыми они становились, когда я погружался в размышление, а яркими – когда внимание расползалось по водной поверхности.
Я поймал себя на том, что в этот момент невольно произвожу РВ. Когда затихают мысли, и остается только мозаика солнечных бликов на участках с водной рябью, «Живой лес» и «Светящаяся поляна» передают мне какое-то сообщение огромной важности, Сообщение с большой буквы. Мне казалось, что я понимаю это Сообщение, но не могу выразить его в словах.
Когда я отвлекался от картины струящейся воды, это понимание казалось иллюзией. Я осознал, что РВ – ценнейший инструмент углубления понимания. При глубоком РВ вопрос о «сделанности» светящейся поляны казался глупым и ненужным, на первом плане был смысл пережитого, но когда РВ ослабевало, важным становилось, что же происходило «на самом деле». Локка то казался напуганным книжным червем, то умным и холодным аналитиком, Барбаросса – то таинственным магом, то шарлатаном, Скандинав превращался из Посвященного в банального «просветленного» обитателя Фурманного и обратно.
При переходе от РВ к размышлению, я обнаружил, что и моя мысль становится столь хладнокровной и аналитичной, какой она не была никогда. Даже математика с ее абстрактными разделами не порождала такого ясного и четкого рассуждения. Но это рассуждение уничтожало ценность Сообщения. А Сообщение превращало холодное мышление в одну из многих игрушек, и результаты его были столь же недостоверны, как и результаты любой догадки или иллюзии.
Я поразился точности найденного мною слова – Сообщение, Со-общение, взаимное общение. «Светящаяся поляна» и «Живой лес» действительно общались со мной, и мне казалось, что я понимаю их язык. Но как только я ловил себя на мысли об этом понимании, оно тут же рассеивалось, оставляя меня наедине с холодно работающим механизмом анализа. Со-общение прекращалось.
Я посмотрел на часы. Было около восьми вечера. Веселые блики воды сменились жестким стальным блеском. Мне почему-то стало не по себе, и я поспешил в лагерь.
Вместо того чтобы ужинать со всеми у костра, я отправился в лес. Я хотел самостоятельно побродить по нему, даже с риском заблудиться. Впрочем, на всякий случай я запомнил направление на Днепр по звездам, соотнеся восток с положением Полярной звезды.
Тьма сгустилась, и я перестал различать путь. Но всякий раз, когда я сбивался с тропинки, я натыкался на заросли трав или кустарник и возвращался обратно.
Я вспомнил слова Доктора о том, что РВ помогло увидеть и светящуюся поляну, и испуг Вали, и тщательно исполнил его инструкции по РВ.
Я бродил долго и потерял всякую ориентацию. Ночное небо затянулось тучами, и звезды не были видны. На секунду я испытал легкую тревогу, но потом успокоил себя тем, что, в крайнем случае, утром солнце взойдет на востоке, и я сумею определить направление на Днепр. Успокоившись, я опять произвел РВ и двинулся дальше. Счет времени потерялся. Ноги шли сами, без моего участия. В голове было пусто.
Вдруг я услышал явственный треск сучьев. Кто-то ломился сквозь заросли впереди меня. Звук приближался. Сначала я просто слышал этот звук, никак не реагируя на него и по инерции сохраняя пустоту в голове, но внимание поневоле сместилось на шум.
Похоже, что это был массивный человек. И только я осознал эту мысль, РВ тут же закончилось, и я испытал настоящий приступ страха. Кто это? Зверь? Человек с неясными намерениями? Звуки прекратились. Я присел и затаился. Вокруг слышались обычные ночные шорохи. Возможно, мне все это только померещилось в РВ.
Я выпрямился, снова произвел РВ. Через какое-то время голова опять стала пустой, и я двинулся дальше. Но не успел пройти и пяти шагов, как резкий треск возобновился. РВ опять рассеялось. Звук прекратился. Я похолодел. Человек или какое-то другое существо явно реагировало на меня и затаилось. Я почувствовал угрозу, исходящую от него. На этот раз было уже не до РВ. Впереди, шагов за десять от меня, находился некто, и непонятно было, чего можно от него ожидать. Возможно, кто-то из лагеря, а может быть, и нет.
Я попытался мыслить логически. Разбойник в лесу? Маньяк? Трудно представить. Местный житель? Еще труднее представить себе крестьянина, шляющегося ночью по лесу. Животное? Кто бы это ни был, он слышал мои шаги, и если я себя обнаружу, это ни на что не повлияет.
Набравшись храбрости, я крикнул срывающимся голосом:
– Кто здесь?
Ответом была тишина. В голову мне закралось смутное и абсурдное подозрение, что звуки и РВ как-то связаны между собой. Я осторожно снова произвел РВ, боясь углубить его и пропустить возможное нападение. Ничего не изменилось. Я усилил РВ и опять услышал резкий шум удаляющихся шагов. На этот раз они звучали справа от меня. Расстояние было значительно большим. Сохраняя РВ, я повернул голову в сторону звуков. РВ стало устойчивым. Вдруг вдалеке мелькнула вспышка. Похоже, что свет озарил удаленную поляну. Я снова вылетел из РВ, и свет внезапно погас.
Я присел. Мысли спутались. Затем усилием воли я подавил страх и стал размышлять. Возможно, мне повезло, и я наткнулся на того, кто устраивает свечение поляны. Но тогда должен скоро подойти Барбаросса с группой, должен раздаться вопль напуганной девушки, и вся «конструкция» будет разоблачена. Очередная сказка закончится очередным разочарованием.
Я просидел, наверное, около часа. Барбаросса не появился, и тогда я двинулся в том направлении, в котором увидел вспышку. Я натыкался на ветви, проваливался в ложбинки, но светящейся поляны так и не нашел. Затем я стал различать деревья, заросли и, наконец, листву под ногами – начинался восход. Небо стремительно светлело. Ночь закончилась.
Нужно было возвращаться. Я посмотрел на небо, определил направление, где начинался восход солнца и повернулся, чтобы идти в том направлении. И тут я увидел сооружение из веток, очень похожее на жилище Скандинава. Прямо перед ним неподвижно сидел человек с короткой стрижкой и оттопыренными ушами. Это был Упырь. Он мрачно смотрел на меня.
Глава 3 Умное тело
– Доброе утро, – сказал Упырь, глядя на меня неподвижными змеиными глазами, – как гулялось?
Я ошарашенно смотрел на него. Я понял, что через заросли ломился именно он. А поляна? Возможно, что я принял вспышку его фонарика за свет поляны.
– Я хотел бы поговорить с вами, – сказал я, остро осознавая неуместность этих слов. Они напомнили мне сцену из известной кинокомедии, где один из героев глубокой ночью спрашивает прохожего: «Простите, как пройти в библиотеку?» Я невольно засмеялся. Упырь внезапно подхватил мой смех жутким хохотом, потом резко его оборвал и опять уставился на меня немигающим взглядом.