И еще два трогательных облика не должны быть забыты. Основатель так называемого манихейства[269], Мани, в III веке распятый на воротах города в Персии за синтез учений и за идею общины. Другой – гуру Камбала, отдавший голову свою как символ преданности и служения. И Камбала, и белые кони в сущности тоже входят в «Знамена Востока».
Манихейство жило долго. В самой Италии манихеи, преследуемые, жили до XIV века. Может быть, от них Беноццо Гоццоли[270] воспринял содержание пизанской фрески о четырех встречах царевича Сиддхартхи – Будды, озаривших его сознание. Вместо индийского владетеля движется кавалькада итальянских синьоров… И в некоторых восточных трактовках, точно где-то в глубине понимания, чудится характерная фантастика Гоццоли, с его пышно-узорными скалами и хвойными деревьями, с его золочеными чепраками и навершияши ярких знамен. Ручные «пардусы»[271] Востока сидят за седлом, и чалма охотно обвивает шлем, как на символах крестоносцев. Что это? Отзвучия Крестовых походов, о которых мечтал даже Герри Мет де Блес[272]? Или более древняя организация синтеза верований Мани пронизала и связала сознание Востока и Запада?..
И еще подробность, связующая Восток и Запад. Помните ли турфанскую Матерь Мира с младенцем? Среди Азии, может быть, несториане[273] или манихеи оставили этот облик. Или, вернее, этот облик остался претворенным от времен гораздо более древних. Кали или Гуаньинь[274] – кто знает сколько им веков? За ними скрывается жена и змий. Древность этого символа уже неисчислима. Не к библейской странице, не к символам Каббалы ведет этот облик. Несуществующие материки уже сложили красоту Матери Мира – этой Materia Lucida [светоносной материи]. Только невежество толкует о незнании древности.
Спрашиваете, как мы обходимся без театров? У нас театр ежедневный, только без подмостков, а в жизни. То китайский театр, с легендами о небывалых народах. То зловещий балет кашмирских купцов-шайтанов. То угрожающий монолог полицейского. То драма разбиваемой волнами лодки. То процессии коней. То тихие вечерние песни. То фуриозо[275] града и землетрясения. И не нужно вешать ветшающие холсты, не надо марать лиц, когда весь мир участвует в мистерии эволюции. Когда обновленные понятия входят в жизнь повелительно в новообразованиях вселенской красоты.
В Монголии поход объявлялся посылкой стрелы князю-нойону. Стрела, прилетевшая к Федору Тирону[276], шла с востока.
Юрий едет на коне из Яркенда. Я и китаец – на конях из Хотана. У моего [клеймо] – звезда; у яркендского коня китайское – крест в квадрате.
Глава 4. Ладакх[277]. Горы (1925)
Индра, Агни и Сурья – воздух, огонь и солнце! Индусская Тримурти – Троица – остается позади. Древняя Сарасвати[278] Вед – великий Инд – ведет к своим снежным истокам. Если Ганг – приветствие, сидение, сосредоточение, то Инд – движение, неуклонность, стремительность. Как притягательно неуклонны пути движения народов через Гиндукуш и Памир!
Опять караван. Опять легко забываются дни и числа. Качество дня становится значительнее его числа или названия. Подобно египтянам, называвшим года по их качеству: «год битвы» или «год неурожая», – можно сохранить лишь качество дней. День коня, когда лошади провалились на снеговом мосту. Ночь волка, когда звери пробрались к становищу. Заря орла, когда беркут со свистом налетал на шатер… Закат замка, когда вознесся самый неожиданный замок, приросший к медно-огненной вершине… Вместо тюрбана из-за камня поднялась мохнатая шапка. Путь в страну Будды.
Качества Будды: Шакьямуни – мудрый из рода Шакья. Шакья-сингха – Шакья-лев. Бхагават – благословенный. Саттха – учитель. Джина – победитель.
Говорил Будда[279] изуверам и ханжам: «Все ваши правила низки и смешны. Иной из вас ходит нагой. Иной не станет есть из кувшина или с блюда. Не сядет за стол между двумя собеседниками или между двумя блюдами. Иной не примет подаяния в том доме, где есть беременная женщина или где встретит собаку. Иной не ест из двух сосудов и на седьмом глотке перестает есть. Иной не садится на скамьи или на циновки. Иной лежит нагой на колючих растениях или на коровьем помете.
Чего ожидаете вы, произвольные труженики, за свои тяжкие» труды? Ожидаете от мирян подаяния и уважения, и, когда достигнете этой цели, вы крепко пристращаетесь к удобствам временной жизни и не хотите расстаться с ними. Если завидите издали посетителей, как тотчас показываете вид, будто вас застали в глубоком размышлении. Когда вам подают грубую пищу, вы отдаете ее другим, а всякую вкусную еду оставляете у себя. Предаваясь порокам и страстям, вы надеваете личину скромности. Не таково истинное подвижничество».
Шесть лет положил Будда на убеждение Кашьяпы[280]. Даже возжигал огни чуждых ему алтарей, прежде чем упрямство старых убеждений Кашьяпы было сломлено и Будда мог присоединить к новому учению «старый авторитет». Там, где выдвигается красота, научный подход и просвещенная жизненность, там «старые крепости» особенно прочны. Надо понять все трудности Будды при ломке предрассудков, если один человек потребовал шесть лет на усвоение прекрасной простоты, чтобы потушить огни никому не нужных приношений суеверия.
Прожить восемьдесят лет в постоянном учительстве[281], видеть, как на глазах извращалось учение, понимать, как многие государи и священники принимают учение лишь из своекорыстных соображений, предчувствовать уже приготовляемую оболочку новой условности…
Он, сам вместивший понятие ничтожности власти, сказал: «Идите, нищие, несите спасение и благо народам». В одном слове «нищие» заключена вся программа. Пришло время, когда из-за позолоты идола появляется лик Будды, великого общинника, учащего против собственности, против убийства, пьянства, излишеств. Появляется могучий облик, зовущий к переоценке ценностей, к труду и познанию.
Много раз очищали учение Будды, и все-таки оно быстро засыпалось копотью предрассудков. Жизненность превращалась в груду трактатов и метафизическую номенклатуру. Что же изумляться, если и сейчас еще высятся стены монастыря Ламаюру – твердыни верований бон, с их шаманскими вызываниями, зародившимися задолго до рождения Будды.
Но все-таки произошло полезное сознание: привыкли очищать учение. Конечно, не пресловутые соборы в Раджагрихе, Весали и Патне[282] возвращали учение к первоначальной простоте общины. Но сильные духом отдельные учителя искренно пытались снова явить прекрасный лик учения. Атиша, поражавший условщину, боролся с темным пережитком чародейства бон. Асвагхоша – основатель всей махаяны Севера, применявший для убедительности и наглядности форму драматических представлений. Смелый Нагарджуна, почерпнувший на озере Юмцзо[283] мудрость из бесед с Нагом – «змеиным царем».
Тибетский Орфей Миларайпа, окруженный животными и слушавший вещие голоса гор. Поборовший силы природы Падмасамбхава, мощный, хотя и искаженный условностями «красных шапок». Ясный и деятельный Дзонкапа, так полюбившийся всему Северу, основатель «желтых шапок». И многие другие, одинокие, понимавшие предуказанную эволюцию, счищали пыль условности с заветов Будды. Их труды снова прикрывались затхлым слоем механических ритуалов. Условный ум обывателя, даже признав учение Будды, все-таки пытался одеть его по своему предрассудочному разумению.
Ни у Алары Каламы[284], ни у Уддаки Рамапутты[285] Будда не нашел спасительных решений. Преобразователь, стремившийся к жизненности, не мог удовлетвориться перетолкованиями Ригведы. Далеко уходит Будда, в тайники гор. Предание доводит смелого искателя до Алтая. И сказание о Белом Бурхане[286] сохраняется на Алтае во всей жизненности. Около таинственной Урувелы[287] Будда приближается к простейшему выражению всех накоплений.
И на берегах Наирнагары озаряется решимостью сказать слова об общине, об отречении от личной собственности, о значении труда на общее благо и о смысле познания. Установить научный подход к религии было истинным подвигом. Обличить своекорыстие жрецов и брахманов было высшим бесстрашием. Явить истинные рычаги скрытых сил человеческих было неслыханно трудно. Царю прийти в облике могучего нищего было необыкновенно прекрасно.
В осознании эволюции человечества облик общинника Будды занимает неоспоримое, прекрасное место.
Будда должен был телесно услышать грохот разрушения родного города Капилавасту[288]. Конфуций[289] должен был переезжать изгнанником с места на место. И его странственная колесница поставлена в храме вместе с его сочинениями и музыкальными инструментами. Не диво, ибо в основе учения Конфуция лежит та же община. Вспомним его учение:
Будда должен был телесно услышать грохот разрушения родного города Капилавасту[288]. Конфуций[289] должен был переезжать изгнанником с места на место. И его странственная колесница поставлена в храме вместе с его сочинениями и музыкальными инструментами. Не диво, ибо в основе учения Конфуция лежит та же община. Вспомним его учение:
«Если любовью будут воспламенены сердца смертных, то весь свет будет наподобие одного семейства. Все люди будут представлять в себе одного человека, и все вещи, по причине удивительного взаимного порядка и союза, покажутся одним и тем же существом. Мы должны любить других, как самих себя, следовательно, должны желать им всего того, чего себе желаем».
«Лицемерие есть порок ненавистнейший».
«Тот, кто прикрывается одною внешностью добродетели, походит на злодея, который днем показывается честным человеком, а ночью занимается похищением имущества ближнего».
«Опасайся тех, которые учиняются скорей хвалителями добродетели, нежели ее последователями. Не обманывайся их учеными рассуждениями, которые хотя бы можно было понимать за выражение души убежденной, но они являются лишь плодом испорченного ума и выдуманными побуждениями сердца. Те, которые говорят с некоторым родом чувствительности о смиренномудрии, о благе общем, не всегда сами бывают в том примерами».
«Воздержание, простота в одеянии, приличество, изучение наук и искусств, отвращение к ласкателям, любовь к низшим, бескорыстие, благоразумие, постоянство, доброта – суть обязанности предписанные».
«Учись наукам и изящным искусствам, пользуйся наставлениями мудрости».
«Скупой, будучи сам в беспокойствии, делается для других предметом страшным и отвратительным. Благоразумие да управляет всеми твоими делами».
«Для познания людей, добры ли они или злы, нет лучшего способа, как смотреть на зрачок глаза; ибо зрачок глаза не может скрывать порока, таящегося в сердце».
«Не давай чувствовать высокого твоего положения низшим, не покажи преимущества твоих заслуг равным».
«Нет ничего такого, чего не могло бы достигнуть постоянство. Могу всякий день приносить корзину земли. И если я то [буду] продолжать [делать], то наконец воздвигну гору».
«Человек должен стать сотрудником неба и земли».
«Все существа питают друг друга».
«Законы движения светил совершаются единовременно, не нарушая друг друга».
«Действия неба и земли разделяются на бесчисленные потоки, действуя на каждое существо по отдельности; их общее действие совершает великие превращения – вот в чем величие неба и земли».
«Сознание, человечность и мужественность являются тремя мировыми качествами, но, чтобы приложить их, нужна искренность».
«Человек, не осознавший свое назначение, не может считаться великим человеком».
«Не существует ли панацея для всего сущего? Не есть ли это любовь к человечеству? Не делайте другим того, что не желаете для себя».
«Если человек умеет управлять собою, какую же трудность мог бы он встретить в управлении государством?»
«Мудрец тверд, но не упрям».
«Будьте медленны в словах и быстры в действии».
«Мудрый ждет все от самого себя, ничтожество – все от других».
«Я люблю блеск добродетели, который не проявляется громкими словами и напыщенными движениями. Шумиха, возвещение – вещи очень второстепенные в преобразовании народов».
«Невежда, гордящийся своим знанием, ничтожный, желающий чрезмерную свободу человек, возвращающийся к древним обычаям, подвержены неминуемым бедствиям».
«Стрелок являет пример для мудреца. Когда он не попадает в середину цели, он ищет причину в себе».
Уча об общем благе, Конфуций должен был всегда под рукою иметь свою колесницу…
Толкует старый китаец о Конфуции. Эти старые мысли сливаются со следами старых китайских путешественников, оставивших столько полезных сведений об Индии и всей Средней Азии.
Если из-за идола Будды трудно усмотреть высокий Лик Будды Учителя, то еще неожиданнее в Тибетских горах встретить и узнать прекрасные строки об Иисусе. Буддистский монастырь хранит учение Иисуса, и ламы отдают почтение Иисусу, здесь прошедшему и учившему. Если кто-либо будет слишком сомневаться в существовании таких документов о жизни Христа в Азии, то, значит, он не представляет себе, как широко были распространены в свое время несториане и сколько так называемых апокрифических легенд ими было распространено в древнейшие времена. И сколько правды хранят апокрифы!
Ламы знают, что Иисус, проходя по Индии и Гималаям, обращался не к браминам и кшатриям, но к шудрам – к трудящимся и униженным. Записи лам пом– нят, как Иисус возвеличил женщину – Матерь Мира. Ламы указывают, как Иисус отрицательно относился к так называемым чудесам.
Записи лам говорят, что Иисуса убил не еврейский народ, но представители римского правительства. Империя и богатые – капиталисты – убили Великого Общинника, несшего свет и трудящимся, и бедным. Путь подвига света!
Послушаем, как говорят в Гималаях о Христе. В рукописях, имеющих древность около 1500 лет, можно прочесть: «Исса (Иисус) тайно оставил родителей и вместе с купцами из Иерусалима направился к Инду, за усовершенствова– нием и изучением законов Учителя.
Он провел время в древних городах Индии Джаггарнате, Раджагрихе и Бенаресе. Все его любили. Исса жил в мире с вайшиями и шудрами, которых он обучал.
Но брамины и кшатрии сказали ему, что Брама запретил приближаться к сотворенным из его чрева и ног. Вайшии могут слушать Веды лишь по праздникам, а шудрам запрещено не только присутствовать при чтении Вед, но даже смотреть на них. Шудры обязаны только вечно служить рабами браминов и кшатриев.
Но Исса не слушал речей браминов и ходил к шудрам проповедовать против браминов и кшатриев. Он сильно восставал против того, что человек присваивает себе право лишать своих ближних человеческого достоинства.
Исса говорил, что человек наполнил храмы мерзостью. Чтобы угодить камням и металлам, человек приносит в жертву людей, в которых обитает частица Высшего Духа. Человек унижает работающих в поте лица, чтобы приобрести милость тунеядца, сидящего за роскошно убранным столом. Но лишающие братьев общего блаженства будут лишены его сами, и брамины и кшатрии станут шудрами шудр, с которыми Высший Дух пребудет вечно.
Вайшии и шудры были поражены изумлением и спросили, что они должны делать. Исса говорил: «Не поклоняйтесь идолам. Не считайте себя всегда первыми и не унижайте своего ближнего. Помогайте бедным, поддерживайте слабых, не делайте зла кому-либо, не желайте того, чего не имеете, но что видите у других».
Многие, узнав про эти слова, решили убить Иссу. Но Исса, предупрежденный, оставил ночью эти места.
Затем Исса был в Непале и в Гималайских горах…
«Сделай же чудо», – говорили ему служители храма. Тогда Исса сказал: «Чудеса начали являться с первого дня, как сотворился мир. Кто же их не видит, тот лишен одного из лучших даров жизни. Но горе вам, противники людей, горе вам, если вы ждете, что Он засвидетельствует свое могущество чудесами».
Исса учил не стараться видеть своими собственными глазами Вечного Духа, но чувствовать его сердцем и стать душой чистой и достойной… «Не только не совершайте человеческих жертвоприношений, но и не закалывайте животных, ибо все дано на пользу человека. Не воруйте чужое, ибо это было бы похищением у ближнего. Не обманывайте, чтобы вас самих не обманули. Не поклоняйтесь солнцу, оно только часть мира».
«Пока народы не имели жрецов, естественный закон управлял ими, и они сохраняли непорочность души».
«И говорю: бойтесь все совращающее с истинного пути и наполняющее людей суевериями и предрассудками, ослепляющее зрячих и проповедующее поклонение предметам».
Иссе исполнилось 29 лет, когда он прибыл по возвращении в страну Израиля. Исса учил: «Не впадайте в отчаяние, не покидайте дома вашего, не губите благородства чувств ваших, не поклоняйтесь идолам, наполняйтесь надеждой и терпением. Вы поднимите упавших, дадите есть голодным, поможете недужным, чтобы быть совершенно чистыми и праведными в день последний, который я вам готовлю. Если хотите совершать дела благости и любви, делайте их со щедрым сердцем. Да не будет в этих действиях надежды на прибыль или на торговый расчет. Дела прибыли и расчета не приблизят вас».