Как птицы по веткам, так из языка в язык перепархивают слова. Забытые и никем не узнанные. Забайкальцы называют паука мизгирем. Торговый гость, мизгирь, по сибирскому толкованию – просто паук. Какое тюркское наречие здесь помогло? Ветер по-забайкальски – «хиус». Это уже совсем непонятно. Корень не монгольский и не якутский.
В тайге к Кузнецку едят хорьков и тарбаганов (сурков). Это уже опасно, ведь тарбаганы поставляют легочную чуму. Говорят, что чумная зараза исчезает из шкурки под влиянием солнечных лучей. Но кто может проверить, когда и сколько воздействовали лучи? Откуда шла знаменитая «испанка», так похожая на форму легочной чумы? Не от мехов ли? Часты в Монголии очаги заболеваний, а чума скота вообще довольно обычна. Ко всему привыкаешь. В Лахоре, Сринагаре и в Барамуле[539] была при нас сильная холера; в Хотане была оспа; в Кашгаре – скарлатина. Обычность делает обычным даже суровые явления.
Ойротские лошадки выносливы. Хороши кульджинские олетские кони. Карашарские бегуны и бадахшанцы не выносливы и в горах менее пригодны.
Монголы и буряты хотят видеть разные страны, хотят быть и в Германии и во Франции. Любят Америку и Германию. Необходимость расширить кругозор характеризуется ими старинной притчей о лягушке и о черепахе. Лягушка жила в колодце, а черепаха в океане. Но приходит черепаха к лягушке и рассказывает о громадности океана. «Что же, по-твоему, океан вдвое больше моего колодца?» – «Гораздо больше», – отвечает черепаха «Скажешь, в три раза больше колодца?» – «Гораздо больше». – «И в четыре раза больше?» – «Гораздо». Тогда лягушка прогнала черепаху как хвастуна и лжеца.
Поповцы, беспоповцы, стригуны, прыгуны, поморцы, нетовцы[540] (ничего не признающие, но считающие себя «по старой вере»). Сколько непонятных толков. А к Забайкалью среди семейских, т. е. староверов, ссылавшихся в Сибирь целыми семьями, еще причисляются и темноверцы, и калашники. Темноверцы – каждый имеет свою закрытую створками икону и молится ей один. Если бы кто-то помолился на ту же икону, то она сделается оскверненной и негодной.
Еще страннее калашники. Они молятся на икону через круглое отверстие в калаче. Много чего слыхали, но такого темноверия не приходилось ни видать, ни читать. В лето 1926 года! Тут же и хлысты, и пашковцы, и штундисты, и молокане. И к ним уже стучится поворотливый католический падре. Среди зеленых и синих холмов, среди таежных зарослей не видать всех измышлений. По бороде и по низкой повязке не поймете, что везет с собою грузно одетый встречник.
В Усть-Кане последняя телеграфная станция. Подаем первую телеграмму в Америку. Телеграфист смущен. Предлагает послать почтой в Бийск. Ему не приходилось иметь дело с таким страшным зверем, как Америка. Но мы настаиваем, и он обещает послать, но предварительно запросив Бийск.
На следующий год сделана разбивка линии до Котанды[541], т. е. в двух переходах от Белухи. До Котанды еще с довоенного времени проектирована ветка железной дороги от Барнаула, связывая сердце Алтая с Семипалатинском и Новосибирском. Говорят: «Тогда еще инженеры прошли линию». – «Да когда – тогда?» – «Да известно, до войны». Таинственное «тогда» становится определителем довоенной эпохи. Уже Чуйский тракт делается моторным до самого Кобдо. Уже можно от Пекина на «додже» дойти до самого Урумчи, а значит, и до Кульджи, и до Чугучака, до Семипалатинска. Жизнь кует живительную пряжу сообщений.
Ползут рассказы из Кобдо. Каждому занятно передать хоть что-нибудь из неведомой Монголии, из страны магнитных бурь, ложных солнц и крестовидных лун. Все хотят знать о Монголии. Все особенное. Толкуют, что часового солдата съели собаки. Он семь их зарубил, но от стаи отбиться не смог. Монгольский командующий в Улясутае съел человеческое сердце. Кто говорит – русское, а кто полагает – китайское. На Иро и к Урянхаю – много золота.
Тоже на Иро, у шаманки родился странный мальчик, который сообщил какое-то предсказание. Шептали про перевоплощение богдо-гэгэна монгольского. А другой такой же, какой-то особенный, родился в Китае. Но знатоки не признают ни того ни другого: ведь богдо-гэгэн никогда ни в Монголии, ни в Китае не рождался, а всегда это происходило в Тибете. На пути из Улясутая в Кобдо выскочили какие-то дикие люди в мехах и кидали камнями в машину. Их называли «охранители». По пути в Маньчжурию из скалы течет в пустыню «минеральное масло». И такие магнитные места, что даже машина замедляет ход.
На перекрестках дорог ткутся сложные ковры – слухи азиатских узоров. Да и как же без вестей? Этак скоро не к чему будет в дальний аил поехать и попить чай с крепким наваром рассказов. Монголия привлекает внимание.
«За периодом пробуждения Востока наступает период прямого участия народов Востока в решении судеб всего мира».
«Курумчинские кузнецы». Странные, непонятные народы не только прошли, но и жили в пределах Алтая и Забайкалья. Общепринятые деления на гуннов[542], аланов[543], готов разбиваются на множество необъясненных подразделений. Настолько все неизвестно, что монеты с твердыми датами иногда попадают в совершенно несоответственные, временно установленные периоды. Оленьи камни[544], керексуры[545], каменные бабы[546], стены безымянных городов хотя и описаны и сосчитаны, но пути народов еще не явили. Как замечательны ткани из последних гуннских могил, которые дополнили знаменитые сибирские древности.
Живет предание о черном камне[547], появляющемся в сроки больших событий. Если сравните все устные сроки из Индии, Тибета, Египта, Монголии, то совпадения их напомнят, как помимо историков пишется другая история мира. Особенно значительно сравнивать показания совершенно различных народностей.
Калмыки и монголы по следу коней и верблюдов узнают род и количество груза. Скажут: «Проехал конный с двумя конями в поводу. Два коня загнаны, а третий свежий». Или: «Прошел табун и при нем два вершника».
Передавали случаи из недавних войн. Вызвался один наездник принудить к сдаче целый полк. Взял одного товарища и большой табун конский: «Больше, – говорит, – ничего и не надо». Подогнал табун с наветренной стороны, а сам поехал с товарищем для переговоров. Говорит: «Немедленно сдать оружие, иначе поведу на вас все мое войско». Подумали, поглядели на столбы пыли от табуна, да и сдали оружие. А удалец велит товарищу: «Скачи, отведи войско обратно». Так и принудил к сдаче весь полк. И это не чингисова сказка, а недавняя быль.
И слухи опережают даже моторы. За двести верст верхом едут чай попить.
Опять передают: «Толкуют, что вы пропали». Неужели во второй раз похоронят? Откуда это неиссякаемое стремление клеветы и всяких ложных выдумок? Говорят, что много ходит поддельных картин под меня. Рассказывают целые забавные истории и даже называют несколько имен, таким порядком на мне заработавших. Говорят, В. и Р. – один в Ленинграде, а другой в Москве поработали[548]. Несколько подделок мне приходилось видеть еще до войны. Помню одну очень большую картину, неглупо составленную из фрагментов разных моих вещей. Бедный собиратель, позвавший меня одобрить его покупку, был огорчен безмерно.
Друзья, вам могут приносить в музей такие подделки, смотрите, будьте осторожнее. Так часто приходилось видеть и картины, и целые альбомы, фальшиво приписанные. Помню одну картину Рущица, подписанную моим именем. Неисповедимы пути художественных произведений. Рассказывают о гибели многих моих картин. Пропал «Зов змия» из Академии, пропали «Поход», «Ункрада», «Построение стен», «Святогор» и другие. Конечно, их считают пропавшими, но кто знает? Пути вещей так неожиданны. Собирая старинных мастеров, мы наталкивались на такую изысканную игру жизни.
Приходит заезжая художница. Приходит геологическая экспедиция. Говор о художниках. Крепко стоят Юон, Машков, Кончаловский, Лентулов, Сарьян, Кустодиев… Пошатнулся Бенуа. Ушел в Литву Добужинский. Не упоминают Сомова, не знают, что Бакст умер1. Нарастают молодые. Смело действуют Щусев и Щуко[549]. И ходит художница, зарисовывает старые уголки: ворота, наличники окон, разные балки и коньки крыш. Точно последний списочек вещей перед дальним путем.
И уйдут с крыши разные коньки. И пусть уйдут, так же как и узоры набойки. Но чем заменятся они? «Венский» стул и линючий ситец не вводят культуру. Вот молодым-то и задача. Дайте облик будущей жизни. Из фабричных гудков и из колокольного звона ладили симфонию. Если даже и не удалось, то сама затея была звонка. Вот и для обстановки дома нужна находчивая рука и затея без предрассудков. Вон мастерские палеховские и холуйские иконники важно обновили свою работу. Как красивы их вещи в кустарном музее! Привет Вольтеру[550]…
На Востоке применяют экстериоризацию чувствительности не только к отдельным личностям, но и к группам, и как бы к целым местностям. Получается грандиозный опыт применения психической энергии. И все это делается молчаливо и анонимно.
Смотрите и удивляйтесь: и книги, и картины, и песни, и танцы, и строения – все это анонимно пускается по волнам мира. Книги по традиции приписываются определенному автору, но ведь он-то сам на рукописи свое имя не ставил. Картины не подписаны; имя зодчего Поталы не запечатлено. На фарфоре, на керамике и на металлических изделиях видите иногда марку производства, но не имя. И в этой основной анонимности Восток далеко оставил за собою Запад. У Востока нужно учиться, но для этого нужно усвоить психологию Востока. Восток не любит фальшивых пришельцев; Восток легко различает маскарадную подделку. И Восток никогда не забудет свое решение. Испытание Востока решается в первый же момент. Все выплаты поправок лишь увеличат шутовство поддельного наряда.
Открытие Теремина: «Мы видели на экране движение человеческой руки, происходившее в те же моменты времени за стеною в соседней комнате». Наконец-то «чудесное» делается просто «научным». Наконец-то начинают обращаться к реальному изучению всех свойств энергии.
Именно тогда, когда мы не просили, именно тогда, когда не ожидали, он сам сказал и показал свое знание особых мест Тибета. Наши простецы сочли бы это за сказку или за необычайное откровение, а он улыбнулся, запахнул желтый халат и показал знание, кто и где живет. «А с тем местом уже пятнадцать лет не было сношений».
В личных покоях далай-ламы поставлено недавно сделанное изображение Будды с пламенным мечом. «Будда – Победитель всепокоряющий».
К таши-ламе в Пекине пришла группа китайцев, прося выдать им паспорта для отправления в Шамбалу. Это нам напомнило письмо, написанное из Бостона в Шамбалу. Откуда и как встретилась эта китайская группа? Собрали ли их скитания Лао-дзина? Или более старые писания? Или книга утайшаньского настоятеля? Когда-то смеялись бы над этим фактом, но сейчас произошло многое. Так обогатилась литература, что недавняя «выдумка» и «магия» переданы в лабораторию исследования. И скептики негодуют, но благодаря их полной необразованности и непросвещенности. Прислушиваемся к шагам нового мира. Видим движение великой руки Азии. Даже самые тяжелодумы спрашивают, что это значит? Можно говорить о значении происходящего, но самый факт уже не остается незамеченным.
Толкуют об опытах Манойлова, исследовавшего пол растений и минералов, а также мужское и женское начала человеческой крови. Опыт с минералом пиритом дает результат, издавна указанный наукой Востока. «Пирит дает кристаллы двух видов – в виде куба и в виде двенадцатигранника. Если тот же единый реактив налить в пробирку с кубическими кристаллами, получится обесцвечивание жидкости – мужская реакция, а если то же сделать с двенадцатигранными кристаллами, получится фиолетовое окрашивание – женская реакция». Для Запада это открытие ново, но Восток в своих древнейших формулах говорит о двенадцатизначнике (додекаэдроне) Матери Мира – женского начала.
Также указывается о фиолетовом физическом женском излучении. Представьте себе, с какой спокойной улыбкой слушает ученый Востока о «новых» открытиях Запада. «Гемоглобин в крови животных и хлорофилл в соке растений по природе своей сходны». И ученый Востока кивает головой в знак давно известного согласия.
Луначарский говорит: «Ведь у нас до сих пор еще, несмотря на сердитый окрик, распространено представление о том, что культура вплоть до возникновения элементов культуры пролетарской сплошь «буржуазна», что она представляет собою опасный яд для всякого правоверного коммуниста и что следует всемерно ограждать таких правоверных не только от «совета нечестивых», то есть людей старой культуры, но и от того, что они произвели.
Порой, слушая таких людей, можно подумать, что мы не ученики Маркса, в колоссальной степени владевшего старой культурой и ценившего ее, между прочим, также и в области искусства, – вспомним его отношение к Гомеру, Шекспиру, Бальзаку, Гете и Гейне, – а ученики какого-то своеобразного Савонаролы, чуть-чуть что не его «Плаксы», боящиеся всякой радости жизни и готовые собрать на площади им. Свердлова большой костер для сожжения «Суеты сует». Здесь уместно припомнить, как непрестанно и как подчеркнуто возвращался Владимир Ильич к идее о необходимости усвоить старую культуру вплоть до старого искусства, о чем совершенно определенно гласит составленный им соответственный параграф нашей программы»[551].
В великом Ленине поразительно отсутствует отрицание. Он вмещал и целесо-образно вкладывал каждый материал в мировую постройку. Именно это вмещение открывало ему путь во все части света. И народы складывают ленинскую легенду не только по прописи его постулатов, но и по качеству его устремлений. За нами лежат двадцать четыре страны, и мы сами в действительности видели, как народы поняли притягательную мощь Ленина. Друзья, самый плохой советчик – отрицание. За каждым отрицанием скрыто невежество. И в невежестве – вся гидра контрэволюции.
Знайте, знайте без страха и во всем объеме.
Когда же наконец люди выйдут из туманных потемок «мистики» для изучения солнечной действительности? Когда же извилины пещеры сменятся сиянием простора? Ленин понимал это.
Маральи рога и струя кабарги до сих пор являются ценным товаром. Нужно исследовать целебные свойства толченого рога марала. Весенняя кровь, налившая эти мохнатые рога, конечно, напитана сильными отложениями. В чем разница мускуса тибетского барана и мускуса алтайской кабарги? Кабарга питается хвоей кедра и лиственницы. Алтайцы жуют хвойную смолу. Все подробности мускуса должны быть исследованы.
Стоим в бывшей староверской моленной. По стенам еще видны четыре угольника бывших икон. В светлице рядом написана на стене красная чаша. Откуда? У ворот сидит белый пес. Пришел с нами. Откуда?
Белый Бурхан, есть ли он Будда или иной символ? В области Ак-кема следы радиоактивности. Вода в Ак-кеме молочно-белая. Чистое беловодье. Через Ак-кем проходит пятидесятая широта. Вспоминаем заключение Чома де Кёреш.
На вершинах белков наблюдается необычно теплая температура в зимнее время. По заметкам Сапожникова[552], ледник на Белухе за пятнадцать лет отступил на сто восемьдесят метров.
Около двух часов ночи на 2 августа на восток от села Алтайского падал сильно светящийся огромный метеорит. К югу от Верхнего Уймона в прошлом году на вершине белка выбросило как бы взрывом камни и песок. Образовалась воронка.
Начата картина «Сосуд нерасплесканный». Самые синие, самые звонкие горы. Сама чистота, как на Фалюте. И несет он с горы сосуд свой.
«Кует кузнец судьбу человеческую на Сиверных горах». Гроб Святогора на Сиверных горах. Сиверные горы – Сумыр, Субур, Сумбыр, Сибирь – Сумеру. Все тот же центр от четырех океанов. В Алтае, на правом берегу Катуни, есть гора, значение ее приравнивается мировой горе Сумеру. «Саин галабын судур»[553] – «Сказание о добром веке».
Все деревья были заговорены, чтобы не вредили Бальдру[554][555]. Одна омела была забыта; именно стрела из омелы поразила Бальдра. Все животные дали благословение на построение храма в Лхасе, но один сивый бык был забыт, он-то и восстал после в виде нечестивого царя, против истинного учения. Ничто сущее не должно быть обойдено при строительстве. «Даже мышь перегрызет узы».
Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты?
Семнадцатого августа смотрели Белуху. Было так чисто и звонко. Прямо Звенигород.
А за Белухой кажется милый сердцу хребет Куньлуня, а за ним – «Гора божественной владычицы», и «Пять сокровищниц снегов», и сама «Владычица белых снегов», и все писанное и не писанное, все сказанное и не сказанное.
«Между Иртышом и Аргунью. Через Кокуши. Через Богогорше. По самому Ергору едет всадник…»
Глава 11. Монголия (1926–1927)
Выстрел. Пуля пробила окно. Хорошо, что Юрий как раз в эту минуту отошел от окна. Кто стрелял? Намеренно? Или озорство?
Предупреждают: «А вам не уехать». Отвечаю: «Уедем, как всегда, не отложим и на один день». Приезжают наши американцы, с ними Борис[556]. Присоединяется доктор. После долгой переписки нашелся П. К. [Портнягин], Людмила и Рая[557] поедут с нами. Первая тринадцатилетняя путешественница в Тибет.
Приходит тибетский донир (консул), приносит тибетский паспорт и письмо к далай-ламе. Донир выдает подобные паспорта паломникам. Наше знание буддизма дает нам право пользоваться тем же вниманием. Посмотрим, где донир искренен и в чем его ложь.