--Я? Гм, я Кондом-троянец, и если ты сейчас не отвалишь с дороги, я из тебя тоже щепок нарублю.
Последним мощным ударом варвар превратил дверь башни в груду досок. Пискнув от ужаса, Глот юркнул в темноту.
Троянец поднялся по скверно освещенной лестнице до самой верхушки башни и оказался в помещении, откуда любой человек в здравом уме убежал бы во весь дух, заложив ради этого при необходимости даже собственную душу,---в логове Скукородного Зверя.
Знай же, о несравненный принц, что хотя Зверь давно уже исчез из этого мира, его потомки продолжают жить до сих пор: вспомни торговца, бесконечно долго расхваливающего достоинства ничтожного и бесполезного раба, или мага, превозносящего свое трюкачество после жалкого фокуса, или своего министра финансов. Но Скукородный Зверь, о принц, превосходил их всех в умении порождать скуку в той же степени, в какой ваша светлость превосходит своего неуклюжего слугу. Ибо зловещий Зверь мог бесконечно бубнеть и бубнеть, бормотать и бормотать, трепаться о том и о сем, не сообщая при этом ничего конкретного, и столь долго мог он предаваться сему мерзкому занятию, что лишал боевого духа даже самых стойких и могучих воинов---а воины те были храбры и отважны, и не отступали в битве, и всегда сражались в первых рядах, и никогда не уступали врагу... тьфу! Молю о прощении, о принц, ибо даже сам образ Скукородном Звере околдовывает мой разум. Достаточно лишь добавить, что любой дурак, угодивший под власть его чар, имел не больше шансов спастись, чем лягушка перед змеей. И вот троянец, по дурости своей, оказался рядом с ним.
Поначалу он не заметил Зверя, ибо комната, куда он вошел, показалась ему пустой, лишь в углу валялась кучка серого меха. Кондом не обратил на нее внимания, как не стал он вглядываться в лежащие неподалеку от нее неподвижные тела некогда могучих мужей, превратившихся в обтянутые высохшей кожей скелеты. Чары Зверя удерживали их на верхушке Башни, пока они не погибали.
И тут послышался унылый голос Зверя, грозя троянцу той же участью. Казалось, голос Зверя звучит громко, но слова его были столь скучны, что смысл их не достигал разума---лишь монотонное бубнение доносилось из огромной, словно зевающей пасти. А в своем логове Слот-Амок, хихикая, не отрывал взгляда от магического котла, наблюдая за Скукородным Зверем, околдовывающим варвара.
Веки Кондома начали опускаться, но и веки не подозревающего об этом Слот-Амока тоже. Великий волшебник никогда до этого не смотрел, как Зверь играет со своей жертвой, и тоже неожиданно для себя оказался не в силах сопротивляться исходящей от него скуке. Тихо захрапев, он упал лицом вниз прямо в гороховый суп.
Но Кондом, как и было предсказано судьбой, стал сопротивляться зловещему охраннику Элагабалуса. Он давно позабыл о подаренном ему волшебном средстве---маленьких белых таблетках, сотворенных специально против чар Скукородного Зверя магом-ренегатом Амфет-Аманом. (*) Но и его собственные ресурсы оказались не столь жалкими, как можно было предположить. Во-первых, Кондом у себя на родине часто охотился в лесах на диких кабанов. (**) Во-вторых, он отличался истинно варварским недоверием ко всяческим речам; поскольку сам он едва мог произнести более трех слов подряд, то, естественно, и чьи-либо пространные речи слушал безо всякого удовольствия. С трудом подавив зевок, он шагнул к Зверю, лениво занося топор.
(*) Намек на амфетамин---сильное стимулирующее средство.
(**) Слово bore означает и "кабан", и "скука".
--Заткнись, наконец, во имя Крамба!---прорычал он.
До Зверя еще не дошло, что его прежде безотказный способ дал сбой.
--Мне не раз доводилось убеждаться, что отвар из редиски в подсоленной воде служит прекрасным средством от кашля,---доверительно сообщил он.
--Довольно!---взревел Кондом. Сверкающее лезвие его топора глубоко вонзилось в дряблую серую плоть Скукородного Зверя. Тот вскрикнул от боли, издав первый за свою жизнь звук, не нагоняющий скуку. Да и неудивительно---столь грубо с ним не обращались с того самого дня, когда он нагнал на скорлупу своего яйца такую скуку, что вынудил его треснуть. Вновь и вновь рубил Кондом занудного монстра, и, наконец, его топор пробил скуковой пузырь. Сжатые в нем анестезирующие газы с шипением вырвались наружу. Зверь испустил последний вой, и через несколько секунд Кондом рухнул рядом с ним.
Когда он очнулся, его мутило, а голова раскалывалась от боли. То было последствие содержавшихся в Звере газов, наложившееся на сокрушительное похмелье. Застонав, варвар поднялся; даже тусклый свет в логове Зверя показался ему слишком ярким. Из-за двери возле трупа монстра слышались удары и чей-то голос, приглушенный толстыми досками.
Кондому страстно хотелось тишины, но тот, кто поднял шум, все не унимался. Мало того, он стал кричать громче, и троянец наконец разобрал слова:
--Кто пришел спасти Элагабалуса?
Собравшись с силами, варвар обрушил на дверь топор, стараясь не обращать внимания на грохот. Едва ему удалось прорубить в прочном дереве дыру, через нее высунулась бледная рука и повернула наружную ручку. Дверь, как убедился троянец, была не заперта. Она распахнулась, выпуская Элагабалуса.
Жених принцессы оказался высоким и стройным юношей, одетым в тонкие шелка, заляпанные грязью после многодневного пребывания в темнице. Его глаза прикрывала повязка, тоже шелковая---ибо юноша был слеп.
--Милосердный рыцарь,---пылко произнес он, протягивая руку в сторону Кондома,---позвольте мне поздравить вас, хотя я с вами и не знаком. Лишь у истинного героя могло хватить стойкости, чтобы не поддаться чарам Скукородного Зверя. Знайте же, господин герой, что вы спасли Элагабалуса, принца Гиподермии (*) и нареченного супруга прекраснейшей принцессы Заморазамарии.
(*) Название страны очень напоминает слово hypodermic, то есть "шприц".
Принц смолк, дожидаясь, пока его спаситель представится. К сожалению, Кондом и понятия о вежливости оказались несовместимыми.
--Пошли!---гаркнул он, с такой силой хватая слепого принца за руку, что тот едва не упал. И, не теряя времени даром, варвар поволок Элагабалуса вниз по ступеньками, к долгожданной свободе.
А в это время в другой части Башни Летучей Мыши набравшийся храбрости Глот прокрался в личные покои Слот-Амока, где и обнаружил зловещего колдуна, храпящего в котле с гороховым супом.
--Проснитесь же, ваше злодейство!---воскликнул он.
--Что слчилсь-та?---пробормотал Слот-Амок, поднимая из магического котла голову. Он тут же чисто вылизал лицо несколькими быстрыми движениями расщепленного на кончике языка. Окончательно проснувшись, чародей заглянул в котел с супом не сомневаясь, что увидит в нем изображение Кондома---столь же неподвижного, каким он сам только что был.
Но вместо этого он увидел варвара и Элагабалуса, торопливо спускающихся по Тринадцати Ступеням крыльца.
--Во дворец!---воскликнул Элагабалус. Пьянящее чувство свободы осветило радостью аристократические черты его лица.
Взбешенный Слот-Амок проклял Кондома столь яростно, что у Глота завернулись кончики ногтей. Выпучив лягушачьи глаза, колдун принялся рыться в своей библиотеке, отыскивая заклинание покруче, дабы отомстить троянцу сполна.
Стражники у ворот дворца с удивлением уставились на ковыляющую в их сторону странную парочку.
--Митрандир!---выругался капитан, гадая, спит он, или нет. На всякий случай он угрожающе опустил копье.
Но чуткое ухо Элагабалуса узнало голос офицера.
--Разве ты не узнаешь меня, Фэкс?---спросил он.---Это же я, Элагабалус, вырванный для блага Замарии из клешней Слот-Амока.
Фэкс оглядел слепого принца с ног до головы.
--Гм, будь я проклят, если ты неправ,---признал он.---Это великая новость.---Повернувшись к стражникам, он приказал:---Эй, Кланс, беги доложить и тащи сюда принцессу. Передай, что ее жениха все-таки спасли!
А в это время Слот-Амок отыскал нужный том---знаменитое "Сокровище", написанное лично с'те-гоРом. Перелистав заплесневелые страницы, он вскоре нашел нужный раздел и сразу же, подняв книгу над головой, громогласно выкрикнул:
--1014.7!
И тут же целые орды демонов, дьяволов, девов (зороастр.), шедов (библ.), гайров (шотл.), скверных, злых и нечистых духов, адников (бытов.), какодемонов, инкубов, суккубов, джиннов мужеского и женского пола, джиниев и джиниц, джинниехов (женск.), злых гениев, афритов, баргестов (даже сам Слот-Амок не мог с точностью сказать, кто такие баргесты, о принц, но все же он вызвал их, и они явились), флиббертигиббетов, троллей, людоедов и людоедок, ламий и гарпий изверглись, подобно блевотине, из жутких подвалов Башни Летучих мышей. Башня застонала, страдая от столь внезапного желудочного расстройства, и вся орда, рыча, завывая, грыгая, и издавая те звуки, что издают баргесты, помчалась по улицам Заморазамарии вслед за Кондомом. Горожане, видевшие это жуткое зрелище, сразу исчезали, большинство навсегда.
Тем временем во дворце прогремели фанфары, возвещая о появлении королевской особы. Заглянув в зал возле входа, Кондом увидел торопящуюся к нему служанку принцессы, на лице которой застыло изумленное восхищение. Сердце варвара (и не только оно) тут же напомнило о себе. Раскрыв объятия, он торопливо шагнул ей навстречу.
--Эй, милашка, я сделал свое дело, верно? Сделал!
Увернувшись от троянца с изяществом танцовщицы, она грациозно опустилась на колено перед Элагабалусом.
--Добро пожаловать, ваше высочество, от имени моей госпожи принцессы Замарии.---Обернувшись, она добавила.---Принцесса уже приближается, дабы приветствовать вас.
Стражники согнулись в низком поклоне, обратив взгляды на полированный мрамор пола. Кондом, никогда не утруждавший себя такими мелочами, как вежливость, уставился, разинув рот, на гору плоти, с колыханием проследовавшую мимо него. Замария переваливалась с боку на бок, словно хромая утка, и хрипло дышала. Огромные свисающие валики жира вздрагивали на каждом шагу, словно желе вокруг куска холодной ветчины. Ее великанская туша (назвать ее телом не поворачивается язык, о принц), втиснутая в шитое золотом платье, нещадно сдавливающее каждую выпуклость, напоминала пятифунтовую колбасу, непонятно как оказавшуюся в оболочке для трехфунтового куска.
--Мой дорогой!---воскликнула она голосом, весьма похожим на воронье карканье. Кондом тут же повернулся к принцу и с грубой откровенностью, присущей варварам, поведал ему:
--Клянусь Крамбом, приятель, тебе очень повезло, что ты слеп. Будь ты зрячим, ты уже успел бы умчаться отсюда на несколько миль, и я не шучу.
Головы всех придворных тут же резко повернулись к нему, потом, словно не в силах совладать с искушением, обратились на принцессу Замарию. Ее палец тут же уткнулся в троянца.
--Убейте его!---завизжала она.---Убейте, убейте, УБЕЙТЕ!
--Вот дерьмо!---только и успел процедить Кондом, прежде чем Фэкс ткнул в него копьем. Троянец, чьи рефлексы не замедлялись мыслями, тут же увернулся и разом опустил оба сжатых кулака на затылок капитана. Фэкс рухнул, как подкошенный, из его ослабевших пальцев выпало копье. А Кондом, все еще действуя на уровне инстинкта, сгреб служанку Замарии, перебросил ее через плечо и помчался прочь, преследуемый сразу сотней стражников.
Будь у них с собой луки, Кондом очень быстро превратился бы в подушечку, утыканную булавками, но чтобы ткнуть человека копьем или мечом, к нему сперва следует приблизиться. Тяжело дыша и различая возле уха не менее шумное дыхание похищенной служанки, варвар свернул за угол. Стражники, изрыгая проклятия, уже наступали ему на пятки, но тут троянец, что-то испуганно рявкнув, резко развернулся и помчался туда, откуда только что убежал---прямо на изумленных стражников. Но и у них не оказалось нескольких мгновений, чтобы преградить Кондому путь, потому что следом за варваром на них мчалась толпа дьявольских отродий, вызванных колдовством Слот-Амока.
Столкнувшись лоб в лоб, и те и другие тут же позабыли о Кондоме, из-за которого, собственно, и разгорелся весь этот сыр-бор.
--Демоны, дьяволы, призраки!---заорал кто-то из солдат. Он наверняка процитировал бы весь каталог до последней строчки, но тут его прикончил дев. Другой стражник, посообразительнее, уничтожил целый эскадрон джиннов, воспользовавшись бутылкой вермута. (*) Трое флиббертигиббетов заплясали безумный танец вокруг другого стражника. Как от бойцов толку от них почти не было, зато хаос и неразбериху они сеяли вокруг изрядные.
(*) Как известно, из джина с вермутом получаются неплохие коктейли.
Еще один стражник, отчаянно ругаясь, ударил мечом подскочившего монстра.
--А э_т_о еще кто такой?---изумленно выдохнул его товарищ, только что стряхнувший с себя гарпию.
--Баргест,---ответил первый. Как видишь, о принц, баргеста все-таки можно узнать, даже если видишь его впервые.
--Коли так, угости его чем-нибудь покрепче,---посоветовал второй. (*) Секунду спустя ламия разорвала ему горло, и некому оказалось сказать, что он этого вовсе не заслуживал.
(*) "Баргест" произносится очень похоже на bar guest, то есть "посетитель бара".
Очутившись в самом центре свалки, Кондом, пинаясь и лягаясь, начал прокладывать себе дорогу наружу. Все вокруг него дрались насмерть, и каждому было совсем не до него. Кондом уже ощущал сладость свободы, когда над ним нависла туша великана. Живая гора протянула к варвару корявую, измазанную кровью лапу, и служанка принцессы тут же лишилась чувств.
--Слушай,---проревел людоед,---уж больно ты смахиваешь на мою двоюродную сестрицу. Ты не из Дарфададарбеда родом?
--Не-а. Мои предки не забредали так далеко по эту сторону Стикса,---ответил Кондом.
--Жаль. Ну, извини. Но все равно ты на нее здорово похож.
И великан, злобно взревев, снова кинулся в гущу свалки.
Кондом вскочил на жеребца, привязанного неподалеку (чтобы сюжет сдуру не оборвался на самом интересном месте), вонзил пятки ему в бока и пустил его галопом к городским воротам. Ему вслед донеслось несколько гневных возгласов, но стражники и монстры уже слишком крепко сцепились в смертельных объятиях (за исключением, пожалуй, тех, кого обняли суккубы (*)). Вскоре шум битвы стих за его спиной.
(*) Суккубы---демоны в женском обличье, соблазняющие мужчин со сне.
Стражники у городских ворот не стали задерживать Кондома. В те далекие дни, если стоит верить дошедшим до нас историям, варвары-культуристы, умыкающие переброшенных через седло полуобнаженных пышных красоток, стоили пятачок за пару.
Когда Кондом натянул поводья, останавливая взмыленного жеребца, служанка очнулась и зашевелилась. Город остался далеко позади. Дорога тянулась дальше через местность со спокойной, почти сказочной красотой. Высокие сосны вырисовывались стройными силуэтами на фоне пылающего заката, дрозды и прочие птички распевали перед сном сладкие песенки. А рядом расстилался широкий луг, заросший мягкой изумрудной травой.
Медленно улыбнувшись, Кондом слез с могучего жеребца. Помогая девушке спуститься, он ощутил под ладонью ее гибкий стан. Троянец опустил руку ей на плечо и нежно направил в сторону призывно манящего луга. Теплая кожа девушки была нежна, словно шелк.
И тут она лягнула его в пах.
Кондом еще корчился на дороге, когда она вскарабкалась на жеребца, развернула его и поскакала обратно в Заморазамарию. Через некоторое время он сумел сесть. Троянец попытался было понимающе рассмеяться и предаться мыслям, полным примитивного благородства, размышлениям о том, что неудачи следует встречать со стоической невозмутимостью, и о переменчивости удачи, но в паху у него все еще болело, да и мыслителем он, как ни крути, был никудышным. И тогда он вместо этого на карачках уполз в лес. Там его, наконец, и вытошнило.