В «курилку» — открытую террасу, где были столы и стулья и можно было посидеть, вошла Рут.
— Ужин на столе… — объявила она.
— Извини, мы тут еще посидим…
Супруга уже решила было возмутиться — но посмотрела на своего измученного, посеревшего от усталости мужа и сдержалась. В конце концов, она знала, за кого выходила замуж, и знала, что ее муж стал офицером, и знала, когда он стал командиром ударной эскадрильи. Знала она и то, что для ее мужа первым делом — все-таки самолеты. Ну а ей… а ей оставалось только мириться… как и подобает примерной еврейской супруге.
— Принесу сюда…
Миша проводил ее взглядом.
— Мне бы кто приносил.
— Так что же не найдешь?
— Не получается…
Увидев мрачное выражение лица Миши, подполковник сменил тему.
— Тогда что ты предлагаешь делать с ракетами?
— А вот что. Иранцы сделали ошибку — они сконцентрировали самые опасные свои ракеты — типа «Седжил», Сафир и Шахаб — почти в одном месте, в укрытиях в горах рядом с Тебризом. Объект Имам Али. Вообще, все их ракеты по дальности способны нас достать, за исключением Шахаб-1 и Шахаб-2. Но наиболее опасная из них — это Сафир и Шахаб серии с четвертой по шестую. Все свои атомные заряды — угадай, на какую ракету они ее поставят?
— На самую надежную.
— И дальнобойную. Судя по всему — это будет один из Шахабов, он сделан на базе северокорейской Тэпходонг и достаточно надежен. Сафир еще не до конца отработан, несмотря на то что уже сейчас его расчетная дальность составляет не меньше пяти тысяч километров. Сразу после того, как мы нанесем удар по Тебризу, — иранцы начнут выводить уцелевшие ракеты на стартовые площадки, и будут делать это быстро. Нам нужно будет добиться двух вещей: уничтожить максимальное количество ракет на стартовых столах и поставить над Израилем завесу для тех, которые прорвутся. Для завесы придется использовать все, что у нас есть и способно нести ракеты ПРО типа «Давид Слинг». Эти самолеты должны висеть над Израилем круглые сутки, быстро садиться, дозаправляться, менять экипаж и снова взлетать. И так — несколько дней, пока мы не выясним, что к чему, и не поймем, чего мы добились своим блицем. Если рассчитывать, что часть самолетов у нас отберут на создание завесы, — нам не хватит самолетов даже для комплектования одной ударной группировки. А их у нас две. И еще надо выделить что-то для охоты за ракетами. Поэтому я тебе сказал — самолетов не хватит.
— Не хватит… — согласился подполковник, — что предлагаешь делать?
— А вот что…
Принесенный бедной Рут ужин так и остывал на столике…
* * *Ретроспектива
Зима 1988 года
Пакистан
Лагерь Охри
Восемьдесят восьмой…
Год, когда шурави с облегчением вздохнули, сняв со своих плеч тяжкое бремя войны, и бремя это легло на плечи афганцев непосильной ношей. Слишком много было тех, кто все эти годы не хотел воевать, втайне подставляя русских. Кто-то просто был трусом. Кто-то не хотел воевать, проливая кровь таких же, как он, афганцев — хотя с той стороны необходимость пролить кровь соплеменника никого не останавливала. Кто-то и вовсе был агентом душманов. А теперь они остались одни — против озверевшей от человеческой крови, подпитываемой ливнем денег, оружия, желающих воевать «за джихад» наемников, волчьей стаи. Логова волков находились на той стороне границы, в Пакистане, давнем и лютом враге афганской государственности. Еще несколько десятилетий назад пакистанские племена покорно склонялись под рукой британских завоевателей, в то время как в ущельях и горах Гиндукуша, на джелалабадской дороге бледнолицых завоевателей всегда встречал град пуль, британцы никогда не находились на афганской земле дольше, чем надо было, чтобы вызвать водопад народного восстания, который сметет их с лица земли. Боялись. Сам Пакистан получил независимость в пятидесятых, проиграл две войны и никогда не мог постоять за себя, потому что раб остается рабом, даже тот раб, что сбежал от хозяина. Теперь же, собрав бандитов со всего Востока, он жадно смотрел на афганские земли, стремясь закрепить уже много десятилетий существующую несправедливость — линию Дюранда, а то и отнять у Афганистана новые земли.
Но пока они живы — этому не бывать.
Надо сказать, что Афганистан пока держался хорошо. Все-таки были в составе афганской армии части с боевым опытом, и было их немало, а русские многих научили воевать не хуже, чем учили по ту сторону границы. Русским удалось за время конфликта скомплектовать, обучить, вооружить армию численностью в двести пятьдесят тысяч человек, организовать достаточно эффективную милицию — Царандой и специальную службу разведки и контрразведки — ХАД. Была создана Президентская гвардия — сильное соединение численностью в дивизию. Существовали отряды народного ополчения, среди ополченцев было много женщин и молодых коммунистов, по боевой устойчивости они превосходили части регулярной армии. Значительная часть малишей — повстанческих племенных формирований также поддерживала правительство, потому что у всех перед глазами был пример, как пакистанская армия поступает с пуштунами на своей земле. При подавлении восстания племен Африди и Шинвари при полном молчании мирового сообщества генерал уль-Хак применил химическое оружие, убив нескольких тысяч пуштунов, в том числе стариков, женщин и детей. Многие афганцы уже увидели, что происходящее есть не борьба лучшей части афганского народа за свободу своей страны от коммунистической тирании, а неприкрытая вооруженная агрессия пакистанской военщины и международных банд против Афганистана. Вот только понимать это было уже слишком поздно.
Грузы, которые направлялись в адрес моджахедов, обычно прибывали морем в порт Карачи, потому что это был самый дешевый способ транспортировки. Грузы прибывали на зафрахтованных судах, плавающих под флагами третьих стран, в порту Карачи их перегружали на караваны и отправляли караванами, с машинами охраны в долгий путь через всю страну — на базовые склады под Пешаваром. С этих базовых складов оружие уже централизованно распределялось в пользу тех или иных группировок моджахедов.
В этом товарообороте участвовали три стороны — американские советники, военные и из ЦРУ, представители пакистанского государства — армии и ИСИ и представители группировок моджахедов. Причем каждая из этих сторон товарообмена крайне настороженно относилась друг к другу, а представители банд моджахедов имели трения и между собой. Американские военные имели серьезные основания полагать, что разграбление двух караванов в восемьдесят шестом и трех — в восемьдесят седьмом было инсценировано самими пакистанцами, причем охрана караванов, несмотря на якобы состоявшийся жестокий бой с грабителями, не понесла ни единой потери ни убитыми, ни даже ранеными. А груз с караванов пропал и позже появился на базарах во всех крупных городах страны — оружие, гуманитарная помощь, лекарства. Американцы полагали, что к разграблению караванов приложил свою руку начальник межведомственной разведки Пакистана ИСИ генерал Ахтар Абдул Рахман Хан, действовавший как в свою пользу, так и в пользу президента страны, которому отдал часть выручки за награбленное. Поэтому с тех пор наиболее ценное оружие — такое, как ракетные комплексы Стингер, — доставлялось в Пакистан самолетами, а складировалось и выдавалось только американцами. В свою очередь пакистанцы предъявляли американцам претензии, заключающиеся в том, что американцы вели разведывательную деятельность против государства Пакистан, манипулировали главарями группировок моджахедов с той целью, чтобы они подчинялись не пакистанским, а американским указаниям, разворовывали часть груза сами, манипулировали отчетностью. Главари моджахедов имели общие претензии к пакистанцам и американцам в том, что им достается лишь малая часть оружия и гуманитарного груза, приходящего в страну, а большая часть разворовывается и продается на базарах. Американцы и пакистанцы предъявляли главарям моджахедов то, что они завышают численность своего воинства, чтобы получать больше оружия и гуманитарной помощи, продавая излишки на базаре, лгут в отчетах о проведенных в Афганистане операциях, имеют опасные контакты с представителями Китайской Народной армии и разведки, выращивают наркотики и поставляют их в Европу и даже в США. Что касается претензий главарей моджахедов друг к другу, то они были временно забыты на период активной войны с шурави, но после ухода шурави междоусобица вспыхнула с новой силой. В этой грызне, где каждый был врагом всем остальным, моджахеды уже забыли про Афганистан и про то, что режим, которому они отводили две недели после ухода шурави, держится и не думает сдаваться.
Теперь, для того чтобы избежать претензий, каждый груз из Карачи встречала целая делегация, в которую входили представители от каждой из партий «Группы семи»[29], представители пакистанской армии и представители посольства США. Эти люди присутствовали при выгрузке контейнеров с борта контейнеровоза в порту, потом этот груз опечатывался и следовал в караване до базового лагеря Охри, откуда уже происходило распределение. Во время движения каравана по территории страны «контролеры» от той или иной партии находились в кабине каждой грузовой машины.
Февраль — месяц хмурый и мрачный, и пусть в Карачи никогда не бывало снега — сырости и холода было достаточно. Группа теплолюбивых афганцев, стоящая неплотным строем у одного из пирсов порта, ежилась от бьющих с залива порывов холодного ветра и внимательно наблюдала за тем, как огромный, похожий на стальную цаплю кран один за другим поднимает с борта сухогруза стандартные сорокафутовые морские контейнеры и играючи переносит их на платформы одного за другим подъезжающих на погрузку контейнеровозов. В этих контейнерах находилось то, что им было нужно для победы в затянувшейся кровавой, жестокой войне. С этим они дойдут до Кабула.
Человек по имени Башир подошел к стоящему чуть в стороне Алиму. Алим, посланный представителем своей партии, чтобы проследить за грузом, знал, что машины пойдут «сквозным» путем и не остановятся, пока не прибудут к цели. А ему нужно было время — немного, несколько секунд, для того чтобы приблизиться к контейнерам и установить на один из них выкрашенный бурым, под цвет контейнеров, прямоугольник размером с полкирпича — и чтобы это никто не видел. Он сам уже несколько раз «встречал караваны», партия посылала именно его, потому что он люто ненавидел моджахедов остальных партий и никогда не упускал своего. В первый же раз у него возникла идея диверсии, и с ней он поделился с резидентом ХАД — индусом, держащим несколько дуканов и заведений быстрого питания в Пешаваре и его окрестностях. Позавчера индиец сказал, что в Кабуле дали «добро», и передал ему эту мину. Мина была искусно замаскирована — в контейнере, который со стороны выглядел как обычная японская рация, взрывное устройство по виду напоминало аккумулятор к рации. По словам резидента, ему нужно было только достать мину-аккумулятор и прикрепить к металлическому контейнеру — она магнитная и прилипнет сама. Потом надо было уходить — мина была рассчитана ровно на двадцать часов, установка мины запускала таймер. Такие игрушки афганской ХАД поступали от северного соседа, разведчики которого продолжали войну даже после ухода военных. И афганцы использовали их по назначению.
Алим был воином, а Башир был собакой. Он, как и Алим, дезертировал из афганской армии при примерно схожих обстоятельствах — разница была в том, что Башир действительно совершил все те преступления, в которых его обвиняли. Терпение у его командира лопнуло после того, как он изрешетил из своего автомата целую семью пуштунов, разъяренных изнасилованием несовершеннолетней девочки. То, что осталось в магазине, Башир разрядил в своего командира, а потом бросился бежать. Ему удалось скрыться от группы преследования и выйти на банду моджахедов, принадлежащую к Исламской партии Афганистана Юнуса Халеса. Те, конечно же, были рады такому пополнению.
— Аллаху Акбар.
— Мохаммед расуль Аллах… — ответил Алим, не отрывая глаз от контейнера.
— Как поживает амер[30] Хекматьяр, да продлит Аллах его годы на радость его друзьям и на страх его врагам?
— Амер Хекматьяр готовится к большой операции около самого Кабула в то время, как другие отсиживаются в лагерях и делят добычу, которую не они взяли в бою.
Алим сказал это не просто так — у него возникла идея.
— О ком ты говоришь, брат? — подозрительно спросил Башир.
— Не называй меня брат, ибо я не брат трусам и ворам. Не далее как пять дней назад такие шакалы, как ты, распотрошили наш тайник на точке «нур» в провинции Нангархар и унесли все, что нашли там, все припасы! Шакалы лишили оружия и пропитания воинов, поведя себя так, как это и подобает шакалам!
— Ах ты!
Алим благодаря подготовке военного уклонился от удара и провел свой, от которого собака Башир повалился спиной прямо в грязную, испятнанную радужными пятнами машинного масла лужу на пирсе.
— Сын шакала! — взревел Башир, выхватывая нож.
Раскатисто громыхнули два выстрела, один за другим, к дерущимся бежали другие моджахеды. Следом с пистолетом в руке бежал капитан пакистанской армии. Крановщик остановил погрузку, рабочие на пирсе тоже перестали работать.
— Прекратить немедленно! Прекратить!
— Убью!
Пакистанец поддел кулаком рванувшегося вперед Башира.
— Аллах свидетель, тот, кто еще раз затеет драку, пожалеет о том, что родился на свет! Разойтись всем!
Американец, присутствовавший при погрузке — очкастый белобрысый здоровяк, сплюнул на бетон пирса. Он пробыл в этой стране уже больше года и понять не мог — как его правительство додумалось до того, чтобы помогать этим жадным, вороватым, злобным, как крысы, людям, которые, вместо того чтобы воевать с врагом, так и норовят вцепиться друг другу в глотки. Ах да, они борются с большевизмом…
Поймав взгляд Башира — его глаза тлели ненавистью как уголья в костре, — Алим понял, что приобрел себе еще одного смертельного врага.
Дорога от Карачи до Пешавара была длиной примерно тысяча четыреста километров и занимала два дня пути. Иногда ночевали в Дера Гази Хан, если выбирали северный маршрут, иногда в Кветте, если южный. В Кветте обычно останавливались, если нужно было что-то доставить туда: там тоже был крупный перевалочный центр для снабжения банд, действующих в южных провинциях Афганистана. Дорога на южном маршруте была лучше, потому что значительную ее часть проложили американцы, оттого дорога Кандагар — Карачи называлась «американка». Но на южном маршруте действовали самые настоящие приграничные банды, которые могли по-настоящему разграбить караван и всех перебить. Это была зона племен, территория, где не действовали никакие законы и где многие снискивали средства к пропитанию единым разбоем. Первоначально, когда советские и афганские военнослужащие делимитировали границу, племена возмущались и брались за оружие, здесь никогда не было границы, и они привыкли свободно перемещаться в любом направлении. Но потом они поняли, как это удобно — совершать преступления на одной стороне границы и тотчас скрываться на другой, не давая себя преследовать. С того момента, как племена поняли это — криминогенная обстановка в зоне племен только ухудшалась.
— Сюда! Все подойдите сюда! — заорал пакистанский капитан, размахивая папкой.
Груз был погружен на машины, надо было расписаться на документах, причем всем наблюдателям, и выезжать, чтобы дотемна успеть доехать до ночлега. Многие из моджахедов росли уже в лагерях беженцев, несмотря на то что там были «школы», читать и писать они умели плохо, а вместо подписи ставили крестик или прикладывали смоченный чернилами палец. В «школах» преподавали в основном шариат и преподавали его учителя из Саудовской Аравии, ваххабиты. Алим же вырос в Демократической Республике Афганистан, ходил на курсы ликвидации безграмотности, поэтому умел и читать, и писать, и даже немного знал русский язык, по крайней мере мог объясниться с русским. Поэтому он не только аккуратно вывел свою фамилию, но и мельком успел просмотреть накладные, отметив, что на одной из машин целый контейнер загружен минами и саперными зарядами, точнее — взрывчаткой. Поскольку не было никакого распоряжения на то, кто в какую машину садится, к нужной ему он поспел первым…
Этот водитель оказался индусом, работал он один без келинара[31], потому что машина его была совсем новая, и был рад попутчику. Из порта Карачи грузы не вывозил никто, кроме водителей, входивших в один из водительских кланов, большей частью имевших корни в Индии. Если кто-то рисковал вывозить грузы, например, военным транспортом, то в результате колонна могла попасть под обстрел, а следующий груз, пришедший в твой адрес, мог оказаться разграбленным подчистую. У каждого клана были собственные закрепленные за ними маршруты, и из-за резко увеличившегося грузооборота до Пешавара водители кланов, контролирующих этот маршрут, смогли заработать так, что поменяли машины на новые. Это был монгольский «Мерседес» лицензионной сборки с кабиной SK, почти новый, и по довольному виду водителя было видно, как он гордится своей новой машиной. Обычно индусы разукрашивают свои машины так, что они становятся похожи на передвижные индуистские храмы, но этот водитель, видимо, гордый тем, что смог купить новую современную машину, просто повесил над лобовым стеклом несколько амулетов, да наклеил на облицовку машины несколько картинок.