Наблюдая за неуклюжей, но азартной игрой, Эльконто против воли продолжал думать об оставшейся в спальне девушке. Остались ли у нее после этого «похода» друзья? А если был парень, не ушел ли? Все-таки шестьдесят четыре дня — не шутка. Время должно было вернуться назад, но для нее не вернулось — она отсутствовала дома и на работе больше двух месяцев. Чем ей это объяснять?
Он увидел ее, сидящую в пустой квартире, с грустным заплаканным лицом, на себе почувствовал, как натирают сознание насильно возвращенные воспоминания — о боли, ранениях, стрельбе… Потому что верхний слой забвения пришли и содрали — соскребли с помощью проникших в мозг серебристых глаз сенсора, потому что не дали поплавать в счастливой неге — заставили вспомнить.
— Алло… Дэйн? Дэйн?! Ты меня слышишь?
Сколько Халк уже кричал в трубку? Минуту-две?
Дэйн дернулся на капоте и едва успел поймать соскальзывающий вниз пакет. Прокашлялся и смущенно, с деланной веселостью, как привык уже давно, заговорил:
— О-о-о? Халки? Это ты там? Я, должно быть, спутал номер. Хотел набрать Стива и задумался. Да, да, все хорошо, друг. Ты прости, что я тут отвлекся. Да, не о чем волноваться, просто задумался. Спасибо.
Эльконто отнял трубку от лица и нажал «отбой». Долго, сжав зубы, мысленно ругался на себя и смотрел на погасший экран.
Он дурак, если позволит «спектаклю» начаться. Дурак, если даст вовлечь себя в это. Но он будет не меньшим дураком, если привезет ее в пустую квартиру — подавленную и едва способную жить дальше — и просто оставит там. Калеку, как сказал Стивен, инвалида…
Чертов доктор, он всегда прав или ему просто повезло оказаться таковым и на этот раз?
Дэйн резким жестом сгреб пакет с картофельными крошками и остатками крекеров с капота и швырнул его в ближайшую урну. Громко хлопнул дверью. Завел мотор.
Эта баба — бомба с замедленным механизмом в его собственной квартире, а он только что нажал «отбой» жизненно важному разговору и тем самым лишил себя права на легкий и безболезненный выход из положения.
Эта баба — ловушка, головная боль, напасть и проклятье.
И она, возможно, уже проснулась.
По асфальту парковки, заставив две головы (коротко стриженную и длинноволосую) удивленно повернуться в сторону внедорожника, протяжно и остро взвизгнули шины.
* * *— На свидание?
— Да. Вы ехали со мной на свидание. На первое.
Больше всего его злило в ее глазах не удивление, а возникшее параллельно с ним выражение — а-ля «могла ли я быть такой дурой?», которое Ани тщательно и почти бесполезно пыталась теперь замаскировать.
Эльконто чувствовал себя не просто клоуном — клоуном-неудачником, стоящим перед улюлюкающей аудиторией в зале. «У-у-у, давай, уходи со сцены! Не смешно, плоско, глупо!» Он бы ушел, если бы ни сидящая на постели женщина, лапшу на уши которой он сам так тщательно пытался вешать.
— Мы познакомились позавчера на улице. Я к вам подошел, сказал, что вы мне понравились (улюлюканье в невидимом зале усилилось, превратилось в недовольный гомон), пригласил на свидание. Вы поначалу отказывались…
В ее глазах слегка распогодилось — значит, не такая дура, раз отказывалась; Эльконто теперь злился на обоих — на себя и на нее.
— …потом согласились. Я был настойчив.
— И на следующий день поехала в ресторан на такси?
— Да.
— И попала в аварию?
— Да.
— А как вы узнали о ней? Вам кто-то позвонил? Таксист? Врачи? У меня в телефоне был ваш номер?
Острый, несмотря на потерю памяти, ум; Дэйн нехотя восхитился.
— Я ее случайно увидел, потому что проезжал по тому же мосту. Увидел, остановился и забрал вас к себе.
— А почему просто не дождались врачей?
— Потому что у меня есть знакомый врач — Стивен. Он лучше всех других, и он, я знал это, приехал бы быстрее бригады медиков. К тому же, у вас могло не быть страховки или денег…
Она долго молчала. Жевала бледные безо всякой помады губы, смотрела в сторону. Пыталась вытряхнуть из давшей сбой памяти хоть одно изображение, соответствующее рассказу — собственные мысли, эмоции, обрывки картин, как собиралась на встречу, — но, как он видел, тщетно. Морщилась от вновь подступающей головной боли. Наконец, тихо произнесла:
— Это было очень… благородно… — Это слово она налепила ему на лоб, как бумажку, которая не желала клеиться — пришлось послюнить и прилепить вновь, подержать, прижав ладонью, — с вашей стороны забрать меня к себе. Только это очень… неудобно. Получается, вы не знаете, где я живу?
— Нет.
(Мог бы узнать по базам, но зачем говорить об этом — напоминать об издержках профессии?)
— Но… как же мне теперь найти собственный дом? Мне… Получается, я не знаю, куда идти…
— Вам не нужно никуда идти.
— Но как же? Я не могу вот так взять и остаться у вас.
— Можете.
— Нет! Поверьте, это действительно благородно с вашей стороны привезти меня сюда и оказать помощь, но меньше всего я хочу стать обузой… Мы друг друга совсем не знаем, и, возможно…
Она замялась, но он и без того знал продолжение фразы: «совсем не подходим друг другу» и даже был с ней согласен, но попросту не мог, не имел права озвучить это вслух.
— Может быть, вы знаете кого-то из моих знакомых? Друзей? Хотя бы что-то обо мне?
— К сожалению, нет.
— А мой телефон — где он?
— Потерялся. Видимо, остался на сиденье в такси. Простите, я не успел его найти.
Ани-Ра поджала губы; в ее глазах мелькнула та самая горечь, которая неизменно прожигала в его совести новые дыры. Растерянность, отчаяние, страх. Она одна с незнакомым мужчиной и в незнакомом доме. Она ничего не помнит; мир в ее зрачках снова поплыл.
— Послушайте, — для того, чтобы произнести следующую фразу правильно, Эльконто пришлось изрядно напрячься — натянуть на лицо доброжелательную и крайне терпеливую маску, а в голос добавить несуществующей теплоты и заботливости, — вы спокойно можете остаться здесь, пока что-то не вспомните. У меня много комнат. Если не хотите, я даже не буду вас лишний раз беспокоить — просто живите, отдыхайте и вспоминайте. Все в порядке. Это меня не напряжет, правда. Я обеспечу вас всем необходимым, а как только ваша память восстановится, вы вольны, сразу же уехать домой.
Она смотрела и молчала — бледная, неуверенная, потухшая, а он не знал, что еще добавить.
— Обещаю не приставать.
Шутка, несмотря на легкий и веселый тон, не удалась, а ответная улыбка не вернулась.
— Вы очень добры. — Ответила Ани-Ра сдержанно и опустила голову, спряталась. Вид дрожащего подбородка вновь заставил Эльконто неслышно вздохнуть.
* * *Вызов от Стивена прозвучал, как только он прикрыл дверь спальни.
— Что еще? — Прошипел Дэйн в трубку и направился к лестнице. Вниз, на кухню. Нужно срочно чего-нибудь выпить, хотя бы воды.
— Слушай, я тут подумал. Тебе бы надо сменить машину. — Довольно вещал на том конце голос доктора. — Потому что если она выйдет во двор и увидит джип, под который крепила бомбу, может все вспомнить в экстренном порядке, а нам этого не надо. Так что, смени машину.
— Ты обалдел? — Эльконто не успевал справиться с одним приливом раздражения, как его эмоциональный берег тут же накрывал другой. — Машину сменить?! Может, мне еще волосы остричь и перекрасить в какой-нибудь, как у тебя, цвет солнечного говна?
В трубке выругались, но не зло, скорее, весело.
— Раз она не вспомнила тебя с косичкой, значит, этот параметр не сработал. А вот машина может.
— Блин, а дом? А Барт? Все сменить? И представиться ей Брюсом Попкиным?
— Тебе бы пошло…
— Стив!
— А я что? Купи, говорю, пока другую машину.
— Вот ты мне и купи! — Зло процедил Дэйн, добравшись до кухни. — Ты же у нас свободен, пока я тут связан по рукам и ногам. Бабки отдам. Но если выберешь мне дерьмовый драндулет, я прикачу его к твоему дому и оставлю взамен твоего. Понял?
Нет, этот несносный «рыжик» еще хохотал? Как он мог так хохотать в трубку, когда Дэйн по уши, да нет, уже по самую макушку, увяз в дерьме?
— Куплю. — Раздалось на том конце. — Вечером будет. Пока загони свой в гараж и ходи пешком.
«Яйца тебе откручу» — хотел сказать Дэйн, но не сказал. Все-таки помощь. Все-таки, это надо расценивать, как помощь.
Вода в стакане преломляла солнечные лучи и шла мелкой рябью, потому что подрагивали лежащие на столе ладони. Рядом лежал притихший телефон; пить не хотелось.
Глава 7
Он показал ей дом, представил Барту и заставил переодеться в одну из своих маек; Ани сидела на стуле в кухне, нахохлившись, и старалась не шевелиться, так как каждое движение оголяло то левое, то правое плечо; майка доходила до самых колен.
— Если подвязать пояском, получится платье. — Пошутил Дэйн. Вновь неудачно, так как гостья не улыбнулась — она явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Если подвязать пояском, получится платье. — Пошутил Дэйн. Вновь неудачно, так как гостья не улыбнулась — она явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Итак, начнем. — Эльконто смущенно прочистил горло, взял в руки шариковую ручку и придвинул один из чистых листов бумаги, что принес с собой. Напротив Ани дымился кофе; на блюдце нетронутыми лежали три печеньица с шоколадной крошкой — он бы давно их съел, она не касалась, стеснялась. Из-за падавших на стол солнечных лучей бумага казалась не белой — светящейся. Он неуклюже нарисовал на ней бюстгальтер. Присмотрелся, добавил кружевные лямочки и два цветочка на каждой чашечке; лицо Ани-Ра сделалось розовым.
— Я еду в магазин — за едой и одеждой для вас. Мне нужно знать размеры.
Ее щеки пошли ярко-красными пятнами.
— Не-е-е, мадам, так не пойдет. Если я не буду знать размеры, я просто скуплю все, что у них есть. Все трусы и все лифчики любых размеров. А вы же сами будете выбирать, что подходит. Так лучше?
— Не надо ничего покупать.
— Надо. Вам нужно будет менять нижнее белье. Или хотите ходить в моем? Пожалуйста, не жалко.
Он провоцировал ее и знал об этом. Ну, а как еще? Им придется найти общий язык и начать общаться. Чем быстрее они придут к взаимопониманию, тем быстрее научатся комфортно сосуществовать под одной крышей.
— Так какой размер?
Она выдавила из себя слова, словно остатки сока из застывшей корки лимона.
— В3.
Дэйн тут же сделал у картинки пометку. Дорисовал трусы с рюшечками, поднял голову.
— Тоже «В». — Быстро добавила Ани, не отрывая взгляд от окна; кожа на ее щеках не розовела — пылала. Глаза лихорадочно блестели.
— Послушайте, может, была сумочка? Моя сумочка? Там, в такси? Там могли быть мои документы, деньги, кредитки… Я могла бы сама все купить. А так я… Я — нахлебница!
Последнее слово прозвучало с такой горечью, что Эльконто вновь стало жаль одетую в безразмерную футболку девчонку; теперь и не скажешь, что вчера эта фурия пыталась его зарезать. Обычная, смущенная до крайней степени мадам. Нормальная. Очень даже нормальная.
Дэйн мягко произнес.
— Не было сумочки. Не знаю, почему. Послушайте, — добавил он радостно, — давайте представим такой сюжет и поверим, что так все и было на самом деле. Вы приехали ко мне на свидание, мы понравились друг другу, встретились еще несколько раз, а затем вы переехали ко мне жить. Я накупил вам кучу барахла, всячески холил и лелеял, затем надоел вам — начал раздражать дурацкими шуточками, стал храпеть по ночам, некрасиво выдавливать зубную пасту из тюбика, разбрасывать по дому носки и вы хлопнули дверью. Так вот, представьте, что сейчас как раз время стадии «накупил вам кучу барахла». Ну, как?
— И мы еще не дошли до стадии «начал храпеть»?
Ани вновь кусала губы, как делала это очень часто, только теперь она кусала их для того, чтобы не улыбнуться.
— Даже не дошли до стадии дурацких шуточек.
— А за это барахло я когда-нибудь смогу расплатиться?
— В любое время. Только я не приму деньги.
— Почему?
Напряжение начало спадать.
— Потому что во время стадии счастливого «вместепроживания», вы принесли мне массу положительных эмоций. Так что, овчинка стоила выделки.
Она поняла намек. И впервые улыбнулась открыто.
— Я, все-таки, расплачусь.
— Как хотите.
— Расплачусь!
— Можете попробовать.
— Вот вы вредный!
— Да, я тот еще упертый перец. Можете начинать изучать эту черту характера, чтобы побыстрее дойти до стадии «надоел».
— Но мы ведь только начали!
Теперь они улыбались оба. А, увидев это, столкнувшись взглядами, тут же отвели их в стороны, смутились. Он взялся за шариковую ручку, она за полуостывший кофе. В солнечной, тихой кухне повисло молчание, но на этот раз не тяжелое — скорее любопытное и щекочущее. Косился на сидящих за столом людей Барт — с появлением Ани он сделался тактичнее, настороженнее и тише, редко подавал голос, но часто наблюдал.
— Значит, майки среднего размера?
— Да, где-то сорок четыре.
— А штаны? Вы их любите?
— Ношу.
— А юбки?
— Тоже иногда.
— А платья?
— Зачем мне платья?
— Вдруг пригодятся?
Дэйну казалось — еще чуть-чуть, и Ани покажет ему свой маленький кулак — распустит, наконец, сдержанность и рассмеется в голос, но та пока держалась.
— Не надо платьев.
— Как скажете… Хотя, что накуплю, то и будете носить. Носки, мыльные принадлежности? Есть предпочтения в запахе геля для душа?
Теперь она смотрела на него, распахнув глаза.
— Вы что, каждую неделю это делаете?
— Что именно?
Дэйн выпучился в ответ.
— Приводите сюда незнакомок, отшибаете им память, а затем задаете все эти вопросы?
— Я похож на маньяка?
— Ну… Чуть-чуть.
— Вот, спасибо! Всегда думал, что похож на кого-нибудь получше.
Отшибает память? Она думает, что он отшиб ей память намеренно? Подозревает его?
— Просто у вас такой тщательно спланированный список вопросов, будто вы повторяете его каждую неделю.
— Нет, чтобы похвалить! Мол, заботливый, хороший, умный. Обо всем подумал…
— Ну, да, обо всем… Совсем обо всем.
— Еще не обо всем!
Эльконто притворно нахмурился.
— Вы что, не помните? Мы пока еще на стадии «накупил кучу барахла»…
— А долго эта стадия будет длиться?
— Что?
— Она начинает мне нравиться.
Дэйн откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и проворчал:
— У-у-у… Женщины!
Спустя несколько минут они закончили определяться с размерами вещей и перешли к еде.
— Что вы любите в еде?
— Не знаю. — К Ани вернулось смущение. — Не помню.
— Ну, есть вы, любите?
— Издеваетесь?
— Значит, любите. Осталось выяснить «что». Предупреждаю, я готовить не умею, не могу даже яичницу пожарить. Как-то пробовал — вышло горелое дно и болтанка сверху — я выкинул ее в мусорку, так что не рассчитывайте на столовый сервис. Все, что я ставлю на огонь, становится несъедобным.
Она улыбалась так мило, что Дэйн засмотрелся. В зеленоватые глаза вернулись живые искорки, на щеках вместо пунцовых пятен красовался здоровый, приятный румянец. Пациентка явно шла на поправку — метод «шуток» работал. Значит, Стивен прав — через десять-двадцать дней Ани может полностью «выздороветь», а, значит, до этого момента необходимо продолжать в том же духе — возрождать в здоровом теле новые, счастливые воспоминания.
— Ну, мисс? Я могу купить вам йогурт, овсянку, сосиски, хлеб, сыр, джем или эти… как их? Которые заливают молоком…
— Кукурузные хлопья?
— Да, они самые.
— Их я люблю. Кажется.
— Отлично. С завтраком разобрались. Что на обед?
— Рыба? Курица?
— Я предупредил — готовить не умею, а вас спрашивать не имеет смысла. Предоставлю вам кухню, и будете вспоминать, умеете ли вы пользоваться утварью.
«— Ножами умеешь точно». Он прогнал эту мысль.
Ани-Ра растерянно огляделась вокруг — видимо, пыталась припомнить, владеет ли кулинарными навыками; между тонкими бровями прорисовалась морщинка. Дэйн тут же прервал ее мыслительный процесс, который, как он полагал, на этой стадии вновь приведет к головной боли.
— Слушайте, оставим это пока. В супермаркетах полно всяких полуфабрикатов. Пакетиков с готовой едой. Готовых пакетиков.
— Говнопетиков.
— Что?
Она снова улыбалась; казалось, солнце вплетается в ее улыбку, вторит ей. Его рука зависла над списком продуктов.
— Я подумала, что эта шутка была бы в вашем стиле.
В его стиле? Она уже пыталась предполагать, что в его стиле, а что нет? Хороший, живой ум. Эта мысль наряду с недавними воспоминаниями об Ани-Ра вызвала некий дискомфорт, показалась сюрреалистичной, но уже через секунду Дэйн рассмеялся.
— Вообще-то, да, в моем стиле. Так вы будете есть еду из говнопетиков?
— Супы, которые надо заливать кипятком и в которых плавает две горошины?
— И три листика укропа.
— И четыре лапшины?
— В лучшем случае…
— Не буду.
— Тогда нам придется ходить в рестораны. Каждый день. Я, в общем-то, не против, но придется заодно купить вам журнальчик.
— Зачем?
Босая нога Ани покачивалась над ковром; тонкие пальцы крутили против часовой стрелки опустевшую фарфоровую кружку.
— Чтобы вы могли в него уткнуться и не думать о том, что вам нужно постоянно созерцать напротив мою ряху. Быстро надоест ведь…
Шорох фарфорового дна по столу прекратился; кружка в пальцах остановилась, а взгляд серо-зеленых глаз застыл — Ани о чем-то задумалась. Интересно, о чем — о названии журнальчика или о его «ряхе»?
Чтобы не выдавать собственного смущения, Дэйн уткнулся в список, перечитал его, затем подписал внизу.