Гай вспомнил плотную толпу, разворачивающуюся на площади.
На самом деле как бы единое движение всегда складывается из множества отдельных. Это только в камерах слежения толпа разворачивается в некоем едином изумляющем ритме, словно воронка водоворота. Семь лет назад Гайя, его сестра, прилетела из Ацеры — с одной из самых отдаленных южных Станций. Чем она там занималась? Не сильно она была разговорчивой, когда тема касалась ее работы. Давняя, свято соблюдаемая традиция — возвращаться с Территорий непременно на площадь Согласия. Ни одного КПП, никаких постов и таможен. Ничто в сердце Экополиса не должно напоминать о печальном соотношении миллиард против семи.
Плотная толпа. Медлительные потоки. Попавшая в объектив Гайя. Летящий холодок легкого платья. Толпа раздавалась перед лазоревым холодком. Восхитительная норма! Но потом появился слепец. Он вызывающе стучал палкой. Всего лишь короткий серый плащ выше колен — ни сумки, ни карманов, ни мешка на поясе.
Это всех обмануло.
Даже невидимую охрану.
Стуча палкой, слепец приблизился.
"Вам на эскалатор?" — голос Гайи зафиксировала камера.
"Конечно", — слепец высокомерно кивнул. Черные очки недобро (так всегда потом казалось Гаю) сверкнули. Он поднял руку, но не протянул ее Гайе, как этого следовало ожидать, а что-то швырнул в толпу.
Ослепительная вспышка смыла изображение.
Площадь Согласия мгновенно оцепили, перекрыли все пути отхода, но никаких результатов поиски не принесли. Гайя и ее похитители исчезли. А когда утешения нет, его придумывают. По Экополису ходили самые дикие слухи. Якобы на Территориях Гайю встретил один из сотрудников далеких Станций, но Гайя почему-то сама не захотела вернуться, а потом ее убили. Якобы Гайя все-таки вернулась, но не прошла тестирование. Якобы она носила рваную накидку, а неизвестная болезнь пурпурными и фиолетовыми пятнами обезобразила ее обритую голову. "Выщепление пуриновых оснований. — Это, конечно, блеснула эрудицией Мутти. — Я бы ее узнала даже такой, Гай. Я бы ей помогла. Живое можно разделить на любые составляющие, а потом собрать воедино. — У Мутти были свои представления о возможностях науки. — Я бы ее спасла, Гай. Я бы обязательно ее спасла". Хромосомы, гаплоидные наборы, наконец, ДНК — как вершина иерархии всех событий. Не имело смысла вдаваться в детали. Спускаясь по лесенке, Гай знал, что Мутти из окна непременно помашет рукой.
— Ты здесь, урод? Флип покачивало.
По набережной непрерывно шли люди.
Слышались голоса, смех, шарканье бесчисленных подошв. Нежно фосфоресцировали керби, перемигивались цветные фонари. Голый урод с вдавленным носом не мог подняться на оживленную набережную. И в канал он тоже не мог нырнуть, потому что русло подсвечивалось донными фонарями, плыть бы пришлось на глазах многих людей.
Гай опустил руку на поручень и тут же брезгливо отдернул ее. Вынул носовой платок и осторожно провел им по металлической дуге.
Платок промок, потемнел. Кровь, отметил Гай без особого удивления. И брезгливо бросил платок под ноги.
В высоком окне появилась Мутти.
Она ничего не могла увидеть в затемненной нише, но все равно махала рукой.
4.
— Тебе будет интересно, — пообещал Дьердь.
От него пахло луком. Толстые губы обмаслились. Наверное, он только что пообедал. Но глаза смотрели остро — умные, холодные глаза. В их зеленоватой глубине угадывалась опасность. Впрочем, Охотником на крокодилов Дьердя прозвали только за то, что всю жизнь ему попадались недобрые девушки.
— Ты увидишь одного человека… — (Ощущение опасности не исчезло). — Если захочешь задать ему вопрос, сделай это через меня…
Конечно, Дьердь знал о Гае все. О его несложившейся карьере космонавта, о месте дежурного администратора, об увлечении биоэтикой. Разумеется, знал он и об аварии на Химическом уровне, и о том, что генкарта Гая до сих пор не подтверждена. И о том, что Гай не любит слепых и часто слушает передачи уродов, неважно, дают уроды бравурную музыку или отчитываются в придуманных успехах. Дьердь много чего знал.
Санитарный врач по имени Ким Курагин, сообщил он Гаю, неожиданно дал признательные показания. Неожиданно потому, что ничего особенного от этого врача не ждали, он был приглашен для самой обычной проверки. Но, видимо, заговорила нечистая совесть. "И болевой порог у него ниже критики".
Дьердь подмигнул Гаю.
Ким Курагин занимался санитарным контролем Станций. Выбор пал на него только потому, что по какой-то случайности он дважды в течение месяца побывал на одной и той же Станции. Дьердь так и впился взглядом в Гая.
Всем известно, что работают на Станциях неделю, редко две. Иногда срок может быть продлен, но ненадолго. Южная Ацера считается пограничным районом, хотя разделительных линий там нет, просто раскиданы по лесам и Камышовому плато военные посты. Чаще всего нелегалы проникают в Экополис как раз с Камышового плато. Работать на Станциях дольше указанного срока запрещено, иначе возникает риск незаконных сношений с уродами. А Ким Курагин ни с того ни с сего в течение месяца дважды оказался на одной Станции.
— Понимаешь?
Еще бы. Гай понимал.
Он уже бывал на Станциях.
Спутниковая антенна, наблюдательная площадка на высоких опорах.
С наблюдательной площадки просматривается Язык, желтым узким ледником сползающий в долину. Зародышевый туннель плотно облегает корень Языка — никаких зазоров между дышащей плотью и шлифованным гранитом стен. А еще видны с площадки неубывающие толпы жаждущих. Они идут к Языку днем и ночью. Скрипят колесные повозки, клубятся тучи пыли, ревут тягачи.
— Тебе будет интересно, — повторил Дьердь.
Узким коридором, затылок в затылок, они прошли в служебную камеру.
Здесь было сумеречно. Пол, потолок, стены выкрашены в синий цвет. Стол, два пластиковых стула. Запах мочи. Со стула с неудовольствием поднялся старший следователь — Маркус, так было указано на служебном бейдже. Он опирался на костыль, красивое лицо напряжено. Чувствовалось, что костыль здорово влияет на настроение следователя. Его помощник — молодой курсант с чудесными, чуть подведенными глазами — тоже поднялся. Санитарный врач валялся на полу.
Выглядел он неважно, неправильно. Ввалившиеся щеки — в грубой щетине, кожа обвисла. Глубоко удрученный несчастьями человек. Правая рука попала на ребро газовой батареи, несомненно, слишком горячей, чтобы терпеть такое, но санитарный врач этого не чувствовал.
Дьердь усмехнулся:
— Нет-нет, он не умер. Просто он так пахнет. — И добавил: — Плохая кормежка…
Будто в такой вот синей камере обделываются только потому, что в тюрьме плохо кормят.
— Дайте биоэтику лист допроса.
Маркус с сомнением посмотрел на Гая, но ослушаться не посмел. Три плотных удлиненных листка легли перед Гаем. Четкая распечатка, жирные выделения. Некоторые фразы заклеены скотчем.
"В чем заключались твои обязанности?"
"Санитарный контроль. Станции доступны для пылевых бурь, в сезон дождей болота вокруг зацветают. Да мало ли. Мы должны постоянно следить за меняющимся бактериальным составом, экологической обстановкой".
"Как часто ты бывал в Ацере?"
"Раз пять. Да, точно, пять раз. Я специалист по указанному поясу". "Как ты получил разрешение на вторичное посещение одной и той же Станции?"
"Как обычно. Через блок связи. Я знаю о существующих запретах, но мы обязаны выполнять приказ. Это был конкретный приказ. Не я напрашивался на дежурство, мне приказали. У нас все, как у военных".
"Ты уже бывал у Языка?"
"Разумеется".
"С какой целью?"
"Я же говорю. Мы постоянно ведем забор проб. Это наша главная обязанность. Ради этого мы и вылетаем на недельные дежурства. Воздух, состояние почвы, ветры, грунтовые воды".
"А передача лекарств? Это входит в функции санитарных врачей?"
"Нет, конечно. Но иногда мы присутствуем при официальной передаче лекарств. Мне тоже приходилось принимать участие в таких акциях".
"Какие лекарства ты передавал?"
"Не помню. Разные. И не передавал, а всего только присутствовал при передаче. Южная Ацера — сложный регион. Эпидемиологическая обстановка там напряженная. Как правило, лекарств туда везут много".
"Но ты же врач. Ты видел маркировку на ящиках и коробках".
"Ну и что? Зачем мне в это вникать? Это вовсе не входит в мои обязанности. Там самый широкий набор. Самые разные лекарства. Самые разные. Но их подбор — дело специалистов".
"Ты знаком с кем-то из уродов?"
"Конечно. Только мы так не говорим. Мы называем жителей Территорий "остальными". Так от нас требуют. Так принято. И так рекомендовано Комитетом биобезопасности".
"А ты входил в личные контакты с остальными? Общался с ними?"
"И это мне приходилось делать".
"Ну и что? Зачем мне в это вникать? Это вовсе не входит в мои обязанности. Там самый широкий набор. Самые разные лекарства. Самые разные. Но их подбор — дело специалистов".
"Ты знаком с кем-то из уродов?"
"Конечно. Только мы так не говорим. Мы называем жителей Территорий "остальными". Так от нас требуют. Так принято. И так рекомендовано Комитетом биобезопасности".
"А ты входил в личные контакты с остальными? Общался с ними?"
"И это мне приходилось делать".
"С кем? Когда? Где?"
Ответ был заклеен скотчем.
Видимо, Гаю не полагалось знать конкретных имен, мест, времени.
"…времени хватает только на то, чтобы раздать лекарства".
"Почему лекарств так много? Ты ведь сам сказал про широкий набор. Спектр заболеваний там широк или не удается погасить очаги эпидемий?"
"Это вопрос к специалистам".
"Остальные, с которыми ты общался, они просили тебя им помочь?"
"Смотря чем".
"Ну, скажем, перевести через разделительную линию или подарить точную карту линий?"
"Мы не прислушиваемся к таким просьбам".
"Значит, они были?"
"Наверное".
"Остальные утверждают, что бегут с Территорий из-за болезней и голода. Ты можешь это подтвердить?"
"Это любой может подтвердить. Я имею в виду сотрудников Станций. Еще остальные жалуются на нарушение их прав".
"Прав? Каких именно?"
"Ну как? Права человека. Они общеизвестны".
"Вот именно — человека! А речь идет об остальных!"
"Попробуйте сказать им такое. Психически они крайне не уравновешены".
"Значит, ты считаешь, что права человека должны соблюдаться на всех Территориях?"
"Ничего это не значит. Я никогда не задумывался над этим. Но, с другой стороны, почему бы и нет?"
"Это кажется тебе справедливым?"
"Мы братья. Мы все от одного корня".
"Значит, права остальных должны защищаться так же решительно, как защищаются права всех свободных граждан Есен-Гу?"
"Не вижу в этом противоречия".
"Разве такой подход не будет мешать развитию общества?"
"Конечно, нет. Общество состоит из отдельных людей. Защищая их права, мы защищаем общество в целом".
"Где вы видели, чтобы желания одного конкретного человека полностью совпадали с желаниями окружающих его людей? Всегда возникают противоречия".
"Пусть этим занимаются законники".
"У тебя что, две жизни?"
"Бросьте. Я просто так говорю. Вряд ли даже Нацбез так плотно контролирует будущее".
Как-то это не походило на допрос.
Некая искусственность вопросов мешала Гаю.
"…Чтобы реализовать возникающие желания, надо их узаконить. Это известно. Надо сделать личные желания общими. Так в свое время узаконили туффинг. Став статьей Закона, личное желание сразу приобретает права, выполнение которых обеспечивает государственная машина. Твои личные желания сразу становятся общими, присущими многим. Наверное, слышал о лоббировании? Оно всегда являлось главным инструментом политики. Попавшие на высшие этажи власти не сильно-то желают покидать эти этажи, сам знаешь. Вот тут и начинается игра. Если ты действительно хочешь навязать обществу свои желания, прямо объявляй, что, придя к власти, непременно выполнишь желание каждого гражданина. Обман? Возможно. Но только такой подход окупается".
"Зачем вы мне это рассказываете?"
"Понимание приходит не сразу. Разве у остальных не так?"
"Не знаю. Не разговаривал с ними на эту тему. Меня это не интересовало".
"Но ты общался с остальными. Беседовал с ними. О чем ты беседовал с ними?"
"Не помню. О какой-нибудь чепухе. Самые обыкновенные разговоры".
"Кто это подтвердит?"
Три последующих абзаца были заклеены.
Не такие уж великие тайны, с некоторым раздражением подумал Гай.
Неопытность санитарного врача, валявшегося после допроса на синем, с виду чистом полу, была отталкивающей. Вопросы и ответы как-то не стыковались с ужасным видом обеспамятевшего человека. К тому же в камере стоял смрад. А заклеенный скотчем текст мог означать одно: Ким Курагин действительно назвал какие-то имена. А значит, попался.
5.
В кабинет Дьердя они поднялись в лифте.
Здесь пахло острым соусом, в углу зеленела искусственная пальма.
Конечно, кабинет был невелик, но он полностью принадлежал Дьердю. В общем-то редкость, если отвлечься от мысли, что находишься в стенах Нацбеза.
— Чего вы добиваетесь от этого парня?
Дьердь молча указал на просмотровую приставку.
Выглядела приставка непритязательно, но имела отдельный выход в Сеть и автоматически фиксировала дату, время, имя пользователя, все прочие необходимые детали. Дьердь открыл пароль и отошел к столу. Этим он давал понять, что все здесь к услугам биоэтика.
Файлы, впрочем, оказались всего лишь служебными отчетами Кима Курагина.
Собственно говоря, Гай не видел нарушений, которые давали бы право следователям применить к санитарному врачу столь жесткие методы. Ну да, поддался человек слабости, вполне объяснимой, кстати. Пожалел уродов или сделал что-то такое, что было принято свидетелями за его слабость. Ну, вел разговоры с остальными. Ну, дважды попал на одну Станцию. Это же не его недосмотр. Работа на Станциях требует нервов и воли. Языки спускаются от Зародышевых туннелей в долины. Чтобы следить за их течением, приходится задействовать многих специалистов и отправлять инспекционные группы в самую глушь. Питательная биомасса Языка живет, дышит, она постоянно требует подпитки и освежения. От Языков отсекают огромные куски и развозят по ближним и дальним точкам. Одним Язык кажется безвкусным, другим напоминает вкус банана или тушеного коричневого риса. А на самом деле Язык — всего лишь производное особой дрожжевой массы, гениальное достижение генной инженерии. Можно варить, поджаривать, можно поедать сырым. Витамины, минеральные вещества, разнообразные добавки. Без Языков остальные не могли выжить. Ах, Мутти, далеки мечты от действительности!
— Мои ребята умеют разговорить любого, — как бы в пространство сказал Дьердь, раскрывая серую папку без каких-либо обозначений на синей крышке. — Они профессионалы в своем деле. И хорошие психологи. Не следует думать, — стрельнул он холодными зелеными глазами в сторону Гая, — что Нацбез держится на кулаках. Легкий намек, почти незаметный. Чаще всего этого достаточно.
Он откинулся на спинку стула, и в зеленоватых глазах вновь проскользнула недобрая тень.
— Этот тип, — он имел в виду Кима Курагина, — чего-то недоговаривает. Личное общение с уродами — всегда выражение тех или иных чувств. Мы смотрим на это так. Сегодня говоришь с уродкой, завтра спишь с ней. А потом в лесах появляются уроды, организм которых освежен кровью со стороны.
Ну да, миллиард против семи. Перед Гаем вновь легли распечатки. Знакомая знаковая система, четкое распределение строк. Казалось, схватываешь все сразу. Но даты на документах стояли семилетней давности.
"10 час. 30 мин. Объект наблюдения вышел из дома.
10 час. 37 мин. Объект наблюдения вошел в винную лавку. Вышел с упаковкой критского вина. Спустился по эскалатору в бистро "Зодиак". В бистро находилось семь посетителей и хозяин. Человек за отдельным столиком опознан нами как издатель Цвиль. Обсуждались условия публикации будущей книги. Цвйль особо настаивал на выделении мотива крыс. Действие книги должно происходить в городе, в котором нет ни одной крысы. "Эта деталь наделает шуму. (Записано дословно.) Здоровые люди будут рады прочесть о таком городе". — "Некоторые кретины, Цвиль, все равно выглядят здоровее нас с вами. Тот же секретарь Комитета биобезопасности Ингвар Боке. Или чиновники Политисполкома. Или вспомни биоэтика Алдера. Это он выступил в Совете, требуя взвешенного подхода к Референдуму. Типичный обыватель, путающий будущее с ушедшим днем. Такие, как он, мешают чистке". (Записано дословно.) — "А права человека?" — "Это тоже тема для кретинов и обывателей. Что-то вроде прав сексуальных меньшинств. Сам по себе биологический гомосексуализм всегда бессмыслен, скажем так, игра природы. Он ведет к репродуктивной элиминации, поскольку обусловлен полиаллельными особенностями генотипа. (Записано дословно.) Отсюда невысокий уровень гомосексуалистов в любой популяции. Правда, все эти уроды очень активны. Предлагают новые законы, участвуют в гинф-альманахах, регистрируют для таких, как они, специальные каналы. Понятно, что игру природы не стоит относить к сознательным преступлениям, но зачем ее пропагандировать? (Записано дословно.) Больных проказой мы ведь не считаем преступниками, зато и пропаганду проказы не ведем".
Гай открыл вторую распечатку.
"12 час. 21 мин. Объект наблюдения спустился на Нижние набережные. Синий квартал, вход № 37.