Кортеж прибыл в Москву 2 мая 1613 года. Два месяца после этого готовили коронацию. Она получилась очень бедной и скудной. Денег в казне не было, сокровищницу с царскими регалиями разграбили поляки, выгоревшая Москва сильно обезлюдела. И всё же династия Романовых теперь официально утвердилась на престоле.
Коронационные торжества окончательно выявили новую иерархию власти.
Вожди освободительного движения получили награды: Дмитрий Трубецкой – богатые земельные пожалования, Пожарский – боярское звание, Минин – чин думного дворянина, но ни один из них не занял важного поста, и щедрее были пожалованы царские родственники, не имевшие перед отечеством никаких заслуг.
Знаменательней всего выглядело распределение ролей при чине венчания на царство. Шапку Мономаха нес не Трубецкой, тщетно добивавшийся этой чести, а дядя царя Иван Романов; золотыми монетами помазанника осыпал князь Мстиславский (эта миссия считалась второй по чести); герой войны князь Пожарский скромно нес «золотое яблоко». Весь двор, видя это, понимал, что старые времена закончились.
Оттеснить от престола ополченческих предводителей было нетрудно – Москва устала от военных вождей и хотела возврата к стабильной, «мирной» власти. Однако перед новым правительством стояли задачи посложнее, чем борьба за близость к трону. Несмотря на победу и избрание монарха, положение страны оставалось ужасающе тяжелым.
Столица и многие провинции были дотла разорены, контроль над страной давно утратился, казна пустовала, по дорогам и лесам свободно разгуливали шайки лихих людей, грабежом кормились и оставшиеся без жалованья ратники. А запад и север России были оккупированы поляками и шведами, на юго-востоке хозяйничал Заруцкий. При этом у каждого из лагерей имелся собственный претендент на московский престол: польский королевич, шведский принц, «царевич Иван Дмитриевич».
Даже удивительно, что первое романовское правительство, в котором, по выражению Соловьева, не было «людей сильных умом и доброю волею», сумело решить эти проблемы. Пусть не быстро и не идеально, но все трудности одна за другой были преодолены. Объяснение здесь может быть только одно: население страны очень хотело покончить со Смутой – а чего хочет весь народ, не может не осуществиться.
Процесс выхода из затяжного кризиса тоже был долгим и растянулся на несколько лет. Интересно и поучительно проследить, из каких этапов состояло восстановление государства, разрушенного до полного хаоса, раздираемого на части внешними и внутренними врагами.
Во все времена и во всех странах последовательность действий здесь одна и та же.
Сначала формируются органы центральной власти, способные вырабатывать и осуществлять политические решения.
Затем центральное правительство наводит порядок среди своих сторонников – очень непростая задача в условиях гражданской войны и столкновения самых разных социальных интересов даже внутри одного лагеря.
Далее следует этап борьбы за объединение страны, для чего необходимо одолеть внутренних оппонентов – тех соотечественников, кто не признал новую власть.
Только после этого становится возможно справиться с внешними врагами – интервентами. Единой стране такая задача уже под силу.
С окончанием войны и восстановлением мира стартует трудный и медленный процесс перестройки всей государственной машины в соответствии с новой политической реальностью.
Начиная с 1613 года Россия прошла по всем этим ступеням. На преодоление первой ушли недели, второй – месяцы, третьей и четвертой – годы, пятой – десятилетия.
Конец гражданской войны
Как образовалось центральное правительство, мы уже видели: на самом верху возникло нечто вроде «царской администрации» из числа романовских родственников, следующим уровнем власти была воскресшая Боярская дума, затем шел Земский собор, объединивший представителей областей. Эта конструкция, уже обладавшая политической волей, сразу взялась за самую насущную задачу: наведение порядка в столице.
Пока там находились неуправляемые казацкие отряды, ни о какой настоящей власти речи идти не могло. Отряды не всегда слушались даже собственных атаманов, держали в страхе обывателей, разоряли и без того опустошенные окрестности Москвы. Напомню, что «казаками» во времена Смуты называли не только членов степного братства, но вообще всяких «гулящих людей», в большинстве своем никогда не бывавших на Дону или в Сечи.
Романовым следовало испытывать признательность к этой вольнице, чуть ли не силой добывшей им корону, но в такой ситуации было не до благодарности.
Пригодился древний принцип «разделяй и властвуй». Казаков решили поделить на «старых» (то есть настоящих) и «новых» (то есть приблудных). Первых пообещали включить в реестр и определить на кормление, а вторым, вчерашним холопам, участвовавшим в войне, просто даровали свободу, позволили жить где угодно и на два года освободили от податей. Говоря о том, что в правительстве не было «людей сильных умом», Соловьев забывает Кузьму Минина, пользовавшегося всеобщим уважением. Новоиспеченный думный дворянин всё еще ведал ополченческой казной и выделил каждому «старому» казаку по восемь рублей – немалая сумма.
Внеся таким образом раскол в ряды буйного воинства, и без того плохо организованного, власть проделала еще одну ловкую штуку: поручила казакам самим разобраться, кто из них старый, а кто новый. Тем самым всё возможное раздражение было переадресовано внутрь самого казачьего лагеря.
И всё постепенно устроилось.
Немногих смутьянов утихомирили – с помощью казаков же. В конце марта самый большой контингент, 2300 человек, отправился из Москвы в Калугу – на рубеж войны с поляками, другой отбыл к Пскову, на «шведский фронт». Все эти казаки уже считались царскими служилыми людьми. Освобожденные холопы разбрелись кто куда, многие остались строить дома на московском пепелище и превратились в обычных горожан.
Теперь, наведя порядок в центре, можно было приступать к более сложной задаче усмирения провинции.
Главным внутренним врагом династии являлся атаман Заруцкий с его «Ворихой» и «Воренком». Под знамя маленького «царя Ивана» по-прежнему стекались беглые крестьяне и просто любители привольной жизни. Ушла к нему и часть казаков, вытесненных из столицы. Пока оставался Заруцкий, сохранялась угроза нового переворота.
Поэтому самую первую военную экспедицию правительство снарядило против этого опасного врага. Воевода князь Иван Одоевский в мае 1613 года дал бандам Заруцкого сражение близ Воронежа и с трудом, после двухдневных боев, одержал победу.
«Воровская» армия распалась, но Заруцкий с Мариной оторвались от преследования, а это означало, что дело не окончено.
С тысячью оставшихся сторонников атаман (гетман Жолкевский пишет про него: «неугомонная голова, которой доставало сердца и смысла на все, особенно, ежели предстояло сделать что-либо злое») ушел далеко на юг, к Астрахани, где убил воеводу и стал готовиться к новой войне: звал к себе волжских и донских казаков, привлекал на свою сторону степных татарских князьков, да еще завел переговоры с персидским шахом, который с интересом наблюдал за событиями с другой стороны Каспия. Следующей весной Заруцкий намеревался идти с войском вверх по Волге, на Самару и Казань.
Миновал целый год, прежде чем у Москвы набралось достаточно денег и сил для неближнего похода на Астрахань. Возглавил его все тот же Иван Одоевский, но правительство больше рассчитывало не на силу оружия, а на силу денег.
Донскому казачеству из столицы прислали царское знамя, жалование, порох, продовольствие и вино. Старшина убедил войсковой круг принять присягу Михаилу и объявить «вору» войну. Услышав об этом, от Заруцкого отступились и «меньшие» казачества – терское и яицкое. Подняли голову астраханские враги атамана – он многих настроил против себя лютостью.
В мае 1614 года в городе произошло восстание. Заруцкий с Мариной и ее сыном бежали на Яик и еще полтора месяца скрывались там, но в конце концов были выданы Одоевскому собственными людьми, за что те получили помилование.
Казнь маленького «Воренка». И. Сакуров
Опасную чету отправили в столицу, на всякий случай разделив: Заруцкого сопровождала охрана в двести тридцать стрельцов, а Марину и «воренка» даже в шестьсот – претендента на трон правительство боялось еще больше, чем грозного атамана.
Страх был так силен, что власть пошла на отвратительное преступление: четырехлетнего ребенка повесили. Заруцкого посадили на кол. Марину как бывшую царицу казни предавать не стали, но заточили в подземную темницу, то есть обрекли на медленную мучительную смерть. Через несколько месяцев полячка умерла. Ее короткая 26-летняя жизнь осталась в истории поразительным примером череды головокружительных взлетов и падений. Как писала сама Марина, «если кем на свете играла судьба, то, конечно, мною».
Конец интервенции
Борьба с внешними врагами оказалась более трудной и стоила стране серьезных территориальных потерь – но даже и этот нетриумфальный финал стал возможен лишь благодаря удачному стечению политических обстоятельств.
Помогло то, что у Польши и Швеции хватало внутренних проблем, а кроме того, в давней борьбе двух этих стран произошло новое обострение.
В 1611 году на шведский трон взошел Густав-Адольф, в будущем выдающийся полководец, но в ту пору совсем юный, семнадцатилетний. Ему досталось от отца тяжелое наследство: война с Данией, война с Польшей, российская авантюра, да еще конфликт с собственной аристократией.
На первых порах Густаву-Адольфу было не до экспансии. В самое беззащитное время Руси, в 1611–1612 годах, короля целиком поглощали другие заботы. Он договаривался с собственной знатью и торговался об условиях мира с датчанами, а поляков и русских старался не трогать.
Но к началу 1613 года положение Густава-Адольфа упрочилось. Теперь он был готов поживиться за счет слабого соседа, тем более что Новгородчина уже признала принца Карла-Филиппа (королевского брата), которого недавно звали на царство и лидеры Второго ополчения.
Перемена в настроении русских, приведшая к избранию Михаила Романова, была воспринята шведами как нарушение договоренностей и дала повод к войне. Завоевывать Россию король не собирался, но был не прочь прибрать к рукам весь северо-запад, казалось, совершенно беспомощной страны.
Однако к этому времени Русь уже перестала быть беспомощной. В сентябре 1613 года правительство сумело собрать войско, которое Дмитрий Трубецкой (тот самый) повел на оккупированный Новгород. Впрочем, «войском» этот отряд в тысячу ратников назвать можно только с натяжкой. То была скорее военная демонстрация – одновременно разворачивалась более важная кампания против поляков.
Какое-то время Трубецкой постоял близ новгородских рубежей, но затем Делагарди, к которому присоединилась большая банда «воровских» казаков, погнал воеводу обратно. Князь запросил подмоги, жалуясь на «тесноту от немцев» (натиск чужеземцев), но взять подкрепления было неоткуда. Первая попытка наступления на шведов получилась довольно жалкой.
Летом 1615 года сам король привел под Псков армию в 16 000 воинов, в которой кроме шведов и немецких наемников были и русские – казаки с новгородцами. Но теперь неудача ждала уже интервентов.
Псковичи успешно отбили первый приступ, который дорого обошелся штурмующим (в бою погиб молодой фельдмаршал Эверт Горн). Бесплодной оказалась и осада. Два месяца шведы готовились к новому приступу, но провалился и он.
Поражение у Пскова показало шведам, что дальнейшая борьба с Россией потребует от них напряженных усилий, больших финансовых затрат и более крупного войска.
Король решил не распылять силы и сосредоточиться на борьбе с главным врагом – Сигизмундом.
Начались мирные переговоры, протянувшиеся до начала 1617 года. К этому времени шведы, вначале претендовавшие на всю Новгородчину, сделались сговорчивее. Густав-Адольф готовился к большой кампании против поляков.
В результате по условиям «вечного мира», заключенного в селе Столбово 23 февраля 1617 года при посредничестве англичан, Швеция очистила бóльшую часть новгородских земель, но получила 20 000 рублей откупного (королю были очень нужны деньги), а также оставила за собой Карелию, Ингрию и устье Невы, то есть Россия лишилась даже символического выхода в Балтику.
Но в тот момент Москве было не до морских путей – она вела тяжелую войну с Польшей.
Боевые действия на польском фронте были активнее и масштабнее, чем на северо-западе.
Осенью 1612 года из-за нехватки финансов Сигизмунд долго прособирался на выручку кремлевскому гарнизону и выступил в поход слишком поздно. К королю присоединился гетман Ходкевич со своим отрядом, однако весть о капитуляции полковника Струся заставила армию остановиться.
Сил у поляков было так мало, что они не смогли взять даже маленькую крепость Волоколамск, а затем начались холода.
В конце ноября Сигизмунд был вынужден отступить. Вечное безденежье заставило его на время отказаться от планов реванша.
Но война двух обескровленных народов была еще далека от окончания.
Летом 1613 года Земский собор постановил собрать войско для возвращения Смоленска, смириться с потерей которого русские не могли.
Огромным напряжением сил снарядили двенадцатитысячную армию. Вязьму и Дорогобуж, где не было польских гарнизонов, освободили без боя. Взяли крепость Белую, подкупив немецких наемников. Оттуда оставалось уже недалеко до Смоленска.
Но штурмовать твердыню было нечем – армия явилась к Смоленску без осадной артиллерии. Надеялись, что поляки сдадутся. Гарнизон действительно был невелик – значительная часть солдат, устав сидеть без жалованья, ушла на родину. Однако оставшиеся не поддались на уговоры, и началась осада.
Велась она вяло, без минных подкопов и штурмов, даже без настоящей блокады, так что в город дважды прорывались обозы с припасами.
Дисциплина в лагере осаждающих хромала, снабжение было налажено плохо. Осадное сидение растянулось на долгие месяцы, потом на годы. Служивые люди дезертировали, и для штурма вечно не хватало боевой силы.
Не мог прислать настоящей помощи гарнизону и Сигизмунд. Поляки неоднократно пытались изменить ситуацию – и всякий раз с недостаточными силами.
Самая предприимчивая попытка этого рода обошлась вообще без участия Короны. Этот эпизод войны вошел в историю как «рейд Лисовского».
В марте 1615 года полковник Александр Лисовский, то бунтовавший против короля Сигизмунда, то возвращавшийся под его знамена, набрал на собственные средства шестьсот всадников и отправился в поход, который предположительно должен был всего лишь отвлечь часть русских войск от Смоленска, однако превратился в нечто более серьезное.
Собственно говоря, «лисовчики» (так называли этот отряд, состоявший из разноплеменного сброда) даже не выполняли каких-то стратегических задач, а просто кормились грабежом, как делал Лисовский на протяжении уже нескольких лет. Но чрезвычайная дерзость и высокая маневренность этого конного отряда, который обходился без обозов и потому мог передвигаться с невероятной быстротой, делали его практически неуязвимым. Лисовский появлялся то в одной области, то в другой, наносил молниеносные удары. Поначалу он громил небольшие русские контингенты и избегал крупных сражений. Однако ряды «лисовчиков» пополнялись всякими лихими людьми, привлеченными запахом добычи, так что через некоторое время полковник стал нападать уже и на крупные подразделения московских войск.
В июне он разгромил семитысячную рать, шедшую с востока на подмогу основной армии, и взял в плен командующего князя Юрия Шаховского. После этого правительству стало уже не до Смоленска – против «лисовчиков» направили самого Пожарского со специально собранным войском.
23 августа 1615 года в кровопролитном сражении под Орлом князь Дмитрий Михайлович, прославленный полководец и герой освобождения, едва выстоял под ударами мародерской банды, «видя своё неизможение, одёрнушася телегами и сидеша в обозе». После этого Лисовский налетом взял и спалил Орёл, десять дней спустя точно так же сжег город Белёв, а затем Перемышль.
Русские войска потеряли «лисовчиков» из виду, а те вдруг оказались возле Ржева и нанесли поражение войску Федора Шереметева, который шел выручать Псков от шведов.
Рейд углублялся все дальше в русский тыл. Сделав широкий обход вокруг Москвы, Лисовский захватил Торжок и дошел до Углича, а затем попытался взять Муром. Однако уже наступила зима, из-за снегов и бескормицы маневренность конного отряда снизилась, замедляла движение и собранная добыча, поэтому в начале 1616 года полковник завершил свою кровавую прогулку, вернувшись на польскую территорию.
Осенью того же года легендарный кондотьер отправился было в очередной поход на Русь, но судьба спасла несчастную страну от нового разграбления – Лисовский неудачно упал с коня и умер.
Рейд Лисовского. А. Журавлев
Не такой успешной, хоть вроде бы и более основательной была попытка деблокировать Смоленск, затеянная поляками в октябре 1616 года, когда знакомый нам Александр Гонсевский привел под город довольно значительное войско и даже нанес русским ряд поражений, отрезал их от московской дороги, но сил для окончательной победы у поляков не хватило.
Но весной 1617 года бесконечную осаду Смоленска все-таки пришлось снять. Король после долгих усилий сумел собрать довольно серьезную армию (11 тысяч человек) для похода на Москву. Войско вел королевич Владислав, все еще считавший себя русским царем и намеревавшийся вернуть себе «законный» престол.
Наступление разворачивалось очень небыстро из-за перебоев с деньгами и снабжением, но поначалу успешно. Поляки взяли Дорогобуж, Вязьму, дошли до Можайска, но дальше двигаться не смогли.