Национальному движению долгое время не хватало сильного вождя.
Но вот наконец он появился.
Богдан Хмельницкий. Начало восстания
Судьба Богдана Михайловича Хмельницкого – наглядная иллюстрация унизительного положения, в котором находились даже представители привилегированного украинского класса, если они держались национальных обычаев и исповедовали православие. И еще, конечно, это яркий пример того, как выдающаяся личность может если не изменять, то ускорять и режиссировать ход масштабных исторических событий.
Крещеное имя этого человека – Зиновий, мирское – Богдан (так его обычно и называли). Семья была зажиточная, из казацкой старшины. Михайла Хмельницкий одно время служил чигиринским подстаростой (помощником губернатора) и имел звание сотника.
Зиновий-Богдан родился в 1595 или 1596 году, то есть к началу восстания ему уже перевалило за пятьдесят. Про его молодость известно немногое. Он получил хорошее по тем временам образование, много воевал и странствовал, побывал в турецком плену. К моменту, когда обстоятельства побудили Хмельницкого к действию, это был уже сильно немолодой, заслуженный, известный далеко за пределами родного Чигирина реестровый казак, тоже сотник, как некогда его отец.
Тем оскорбительнее Богдану Михайловичу были гонения, которым его подвергал сосед, польский шляхтич ротмистр Даниэль Чаплинский. Конфликт был имущественным и личным. Чаплинский совершал набеги на владения Хмельницкого, а когда тот попытался искать правду в суде, вышло еще хуже: украинец оказался перед поляком бесправным. Согласно легенде, Чаплинский запорол до смерти десятилетнего сына сотника. Это, возможно, позднейшая выдумка, но достоверно известно, что шляхтич увел у пожилого Богдана сожительницу и женился на ней сам. В общем, у Хмельницкого хватало поводов для гнева.
В 1646 году чигиринский сотник отправился в Варшаву жаловаться королю, и тот вроде бы даже обещал Богдану поддержку, но королевская власть была слабой и защиты не гарантировала. По возвращении в родные места Хмельницкий узнал, что враги собираются его схватить. Пришлось бросить имение и бежать куда глаза глядят, а на Украине это тогда означало – в Запорожскую Сечь. Можно сказать, что Хмельницкий стал мятежником не по доброй воле.
Богдан Хмельницкий. С. Земляков
Это был прирожденный лидер: смелый, красноречивый, властный, умеющий увлечь людей. Имелись у него и недостатки, о которых пишут многие мемуаристы. У Хмельницкого, как это нередко бывает с людьми подобного склада, периоды гиперактивности сменялись полосами апатии и депрессии, когда он много пил и попусту терял время. Став предводителем мощного движения, фактически главой государства, он часто менял планы и политический курс – бывало, без серьезных на то оснований либо по сугубо личным причинам.
И все же Речь Посполитая обрела в лице Богдана сильного и грозного врага.
Это продемонстрировал первый же поступок новоявленного мятежника, свидетельствовавший о хорошем стратегическом мышлении.
Хмельницкий пробыл в Сечи недолго. У него не было намерения затевать очередной казачий бунт, с которыми поляки давно научились справляться. Богдан замышлял не мятеж, а большую войну, и для нее был нужен сильный союзник.
В конце зимы 1647 года Хмельницкий отправился в Крым. Еще со времен плена он знал татарский язык и имел при бахчисарайском дворе влиятельных покровителей, которые свели казачьего представителя с ханом Исламом III Гиреем. Это был расчетливый и дальновидный правитель, по-видимому, хорошо разбиравшийся в людях. Хан понял, что с таким вождем затеваемая смута может вылиться в нечто серьезное, а стало быть, выгодное для Крыма.
Взяв у Хмельницкого в заложники старшего сына Тимофея, Ислам-Гирей велел перекопскому мурзе Тугай-бею, самому знаменитому из крымских военачальников, присоединиться к повстанцам. Источники по-разному оценивают размер татарского корпуса (от 4 до 20 тысяч всадников; вероятно, первая цифра ближе к истине), но в любом случае «крымский фактор» на первом этапе восстания сыграл ключевую роль, да и в дальнейшем, как мы увидим, не раз оказывался решающим. Без союза с крымцами Хмельницкому вряд ли удалось бы достичь столь впечатляющих успехов.
Имея такой козырь, Богдан без труда добился избрания запорожским гетманом. С апреля под его знамя со всех сторон начали собираться казаки. Поляки с тревогой наблюдали за этими воинственными приготовлениями и решили нанести упреждающий удар. Великий коронный гетман Николай Потоцкий хотел подавить мятеж в самом начале, очень торопился и из-за этого совершил роковую ошибку: разделил свое войско, отправив более мобильные части вперед.
Тугай-бей. Фрагмент картины Я. Матейко
Первыми шли на лодках реестровые казаки. Их, православных украинцев, возле Каменного Затона встретили посланцы Хмельницкого и разагитировали. Убив тех начальников, которые отказались изменить присяге, этот сильный контингент перешел на сторону восставших.
Сын гетмана Стефан Потоцкий вел другой отряд, тоже отчасти состоявший из реестровых. Узнав о каменнозатонских событиях, эти казаки тоже ушли к Хмельницкому, и молодой Потоцкий остался с небольшим количеством поляков. В начале мая 1648 года у городка Желтые Воды его лагерь был окружен превосходящими украинско-татарскими силами. Целых три дня поляки отбивались, и в конце концов все были истреблены. Их командир попал в плен, где скоро умер от ран.
Лишившись по меньшей мере трети своего войска и получая со всех сторон вести о восстаниях крестьян, воодушевленных успехом Хмельницкого, гетман начал отступать, но казаки с татарами были проворней. 16 мая они настигли поляков под Корсунью. Деморализованная армия почти не дралась, в ней началась паника. Девять тысяч человек, включая самого Николая Потоцкого и его заместителя польного гетмана Мартина Калиновского, угодили в плен. Обоих польских вельмож и львиную часть богатых трофеев по-хозяйски забрал себе Тугай-бей, чья конница составляла главную ударную силу повстанцев. На первом этапе украинско-польской войны крымцы вообще вели себя по отношению к Хмельницкому как старшие союзники.
Весть о позорном поражении великого коронного гетмана разнеслась по всей Украине. Это был тяжелый удар по престижу польской власти. В довершение катастрофы через четыре дня после Корсуни скончался король Владислав, и в Речи Посполитой начался всегдашний предвыборный разброд.
С этого момента сугубо казацкое движение перерастает в настоящую народную войну. Поднялась вся Украина. Осмелевшие крестьяне повсеместно жгли и грабили помещичьи усадьбы, убивали шляхту, объединялись в «полки», тоже объявляя себя казаками, и скоро уже не боялись нападать на укрепленные города.
Хмельницкий, кажется, еще не осознал, что ситуация коренным образом изменилась и что Украина больше не будет польской. Встав лагерем в городе Белая Церковь, предводитель восстания отправил в Варшаву послов с довольно умеренными требованиями: оградить казачество от притеснений, платить ему побольше жалованья и отпускать в походы за добычей, позволить казакам ловить рыбу в Днепре, дать дополнительные права православному духовенству. Всё это означало: мы поднялись не против короля, а против плохих магнатов. О независимости речи пока не шло.
Временная варшавская власть выразила готовность простить мятежников, отрядила в Белую Церковь на переговоры комиссара Адама Киселя, украинца и православного, но при этом убежденного приверженца Короны.
Иеремия Вишневецкий. Портрет XVIII в.
Однако пока шли препирательства, события на Украине стали неконтролируемыми. Крестьяне повсюду резали и грабили польских помещиков, те оборонялись. У шляхты нашелся энергичный вождь, князь Иеремия Вишневецкий, не так давно сам бывший православным. Во владениях этого украинского магната жило почти четверть миллиона человек, он владел несметными богатствами и держал собственное войско. Вишневецкий провел несколько карательных экспедиций. Эти походы сопровождались жестокими экзекуциями – массовыми убийствами и зверскими казнями. Князь Иеремия поголовно вырезáл население городов и местечек, которые перешли на сторону Хмельницкого, а взятых в плен мятежников перед смертью подвергал чудовищным пыткам. Расчет магната был не столько на военную победу (на нее не хватило бы сил), сколько на запугивание. Подобная тактика, конечно же, приносила обратный эффект, еще больше раздувая пламя народной войны и повышая градус всеобщего ожесточения. Скоро все убивали всех, и даже мирным людям для самозащиты приходилось браться за оружие.
Поляки резали украинцев, украинцы резали поляков, но хуже всех приходилось евреям, которых в этих краях было очень много – польские короли еще со средних веков охотно принимали еврейских беженцев из Западной Европы. Магнаты и шляхтичи, мало интересовавшиеся хозяйством, перепоручали еврейским управляющим собирать подати с крестьян; евреям отдавали на откуп кабаки, мельницы, речные переправы и всевозможные аренды. Дела подобного рода вела ничтожная часть иудеев, но крестьяне с казаками, не разбирая, ненавидели всё еврейское население. К мотивам социальным прибавлялась еще и религиозная нетерпимость.
Пропаганда Богдана Хмельницкого, рассылавшего повсюду свои манифесты и воззвания, в значительной степени строилась на юдофобской риторике и еще сильнее разжигала эту ненависть. От шляхты евреям помощи тоже не было. Спасаясь от мятежников, поляки уходили в города, под защиту крепостных стен, но евреев туда не пускали (как это, например, было в Тернополе), либо выдавали их на растерзание (что произошло в Тульчине).
Заславльский раввин Натан Ганновер, чудом уцелевший во время такой резни, оставил описание мук, которым «врагов Христовой веры» подвергали казаки, проявляя похвальное с их точки зрения религиозное рвение: «У некоторых сдирали кожу заживо, а тело бросали собакам, а некоторых – после того, как у них отрубали руки и ноги, бросали на дорогу и проезжали по ним на телегах и топтали лошадьми, а некоторых, подвергнув многим пыткам, недостаточным для того, чтобы убить сразу, бросали, чтобы они долго мучились в смертных муках, до того как испустят дух, многих закапывали живьем, младенцев резали в лоне их матерей, многих детей рубили на куски, как рыбу…» (дальше еще ужаснее, но хватит и этого).
Впрочем, не все казаки были столь усердны в религиозном фанатизме. Многие относились к погромам прагматически и предпочитали продавать евреев в крымское рабство. Пленников было такое количество, что, рассказывает хроника, каждого отдавали за щепотку табака.
Страшные вести о побоищах всколыхнули Польшу. Сейм, не дожидаясь выборов короля, собрал армию и отправил ее на подмогу Иеремие Вишневецкому, бившемуся в одиночку. Но росли и силы Хмельницкого. В сентябре 1648 года в боях у деревни Пилявцы он нанес польскому войску новое поражение, после чего вторгся в Галицию, дошел до Львова и осадил важную крепость Замостье.
Наконец, уже в ноябре у поляков появился король – Ян Казимир, младший брат покойного Владислава. Положение страны к этому моменту было таково, что новый монарх сразу же стал просить Хмельницкого о мире.
Остановив военные действия, Богдан вернулся на восток и в канун Рождества торжественно вступил в Киев, где его встретили как народного освободителя и защитника веры.
Так триумфально завершился первый год восстания.
Зборовский мир
Теперь Хмельницкий выставил совсем иные условия, но иной была и ситуация. Польша ослабела еще больше, и стало ясно, что над Украиной ей больше не властвовать. Кроме того, окрыленный победами хан Ислам-Гирей решил больше не осторожничать, посылая в помощь украинцам одного из своих мурз, а собрался в поход сам, со всем войском.
Богдан потребовал следующего: упразднить униатскую церковь; сравнять православного киевского митрополита в правах с католическим примасом; воеводами на Украину назначать только православных украинцев (их тогда по старинке, в противоположность полякам, называли «русскими»); признать запорожского гетмана подконтрольным только самому королю; изгнать с Украины всех евреев. Были и другие, частные условия: выдать обидчика Чаплинского, а Иеремии Вишневецкому закрыть путь к высшим государственным должностям. Число реестровых казаков должен был впредь определять гетман, собственной волей. Об отделении от Речи Посполитой речи пока по-прежнему не шло, но фактически всё это означало, что власть короля над Украиной заканчивается.
Эта программа была совершенно неприемлема для Варшавы, а на уступки Хмельницкий не соглашался. Ограничились перемирием, причем обе стороны готовились решить спор с помощью оружия.
Ян Казимир объявил мобилизацию в Польше, литовский гетман Януш Радзивилл тоже собирал войска, а Иеремия Вишневецкий звал к себе в Вишневец всю шляхту.
Хмельницкому пополнить свою армию было проще. Он обратился к народу с воззванием-универсалом – и немедленно возникли новые казачьи полки, уступавшие реестровым и сечевым по боевым качествам, зато многочисленные. Из Крыма шел с большими силами Ислам-Гирей.
К лету 1649 года после всех усилий Ян Казимир сумел набрать 25–30 тысяч воинов; украинско-татарская армия насчитывала тысяч семьдесят.
В августе произошло несколько боев, показавших королю, что сила не на его стороне. И тогда Ян Казимир поступил очень ловко: он решил, что будет проще и менее зазорно договориться с крымским ханом как монарху с монархом. Ислам-Гирея это тоже устраивало – он считал себя главнокомандующим союзной армией, который вправе вести переговоры самостоятельно.
За 200 тысяч злотых сразу и 90 тысяч в будущем ежегодно хан соглашался жить с Польшей в мире. Интересы казаков Ислам-Гирея занимали мало, но кое-какие привилегии для них хан все же выговорил. Реестровое войско теперь увеличивалось до 40 тысяч человек, причем комплектацией ведал гетман; город Чигирин с округой доставался гетману в личное владение; все мятежники получали прощение; на административные должности в Киеве, Чернигове и Брацлаве могли назначаться только православные – вот, собственно, и всё. Этот результат выглядел очень скромно по сравнению с запросами украинцев, и Хмельницкий пришел в ярость, но деваться было некуда. Без татар воевать со всей Польшей и Литвой он не решался.
Король Ян Казимир. Д. Шульц
10 августа 1649 года Богдан преклонил перед Яном Казимиром колено и произнес верноподданную речь, а заключенное соглашение имело вид королевской милости и называлось «Декларация милости Его величества в ответ на покорнейшую просьбу казаков». Униатская церковь не упразднялась, верховная власть Варшавы сохранялась, а воеводой в Киев король посадил верного Адама Киселя, что не нарушало кондиций, поскольку тот был православным.
И все же Украина фактически приобретала статус автономии в составе Речи Посполитой, притом автономии с собственным огромным войском, Хмельницкий становился кем-то вроде вице-короля, а казачья верхушка существенно улучшала свое положение.
Проблема состояла в том, что основная масса участников движения – вчерашних крестьян – ничего от Зборовского мира не получила. Записать их всех в Реестр Хмельницкий не имел права, а значит, они должны были разойтись по домам, под власть тех самых шляхтичей, против которых восстали.
Такой мир не мог оказаться прочным.
Хмельницкий маневрирует
В сложной ситуации оказался и народный герой Богдан Хмельницкий, которого все чествовали как освободителя и победителя. По сути дела, он должен был предать большинство тех, кто сражался под его началом.
Гетман сделал что мог: записал в реестр вместо сорока тысяч человек пятьдесят, да еще двадцать тысяч зачислил в особое войско, которым командовал сын Тимофей, но всех крестьян определить в казаки было невозможно. Очень многие остались недовольны.
Статус Украины получался странным: и не суверенное государство, и не польская провинция. Хмельницкий не знал, на что решиться. Оставаться с Яном Казимиром? Перейти под покровительство другого государя? А может быть, провозгласить независимость и самому стать монархом?
Взлет из ничтожества к могуществу и славе был стремительным. Всего полтора года назад сотник бежал из родного дома, спасаясь от мелкого хищника Чаплинского, – и вот он достиг почти царского положения, правит огромной территорией, командует многотысячной армией, распоряжается областями и городами, ведет переговоры с соседними державами. Было от чего закружиться голове.
Независимость как вариант, похоже, в тот момент все же не рассматривалась. Должно быть, Хмельницкому не хотелось брать на себя ответственность за жизнь огромного, разоренного края – ведь создавать страну труднее, чем воевать. Еще страшнее выглядела перспектива остаться один на один, без союзников, в борьбе с польско-литовским государством.
Гетману больше нравилась идея формально принять подданство какой-нибудь сильной державы, получив от нее военную и финансовую помощь, но при этом сохранить положение полунезависимого владыки – так, например, существовали Прусское и Курляндское герцогства, вассальные по отношению к Польше.
Сильных держав поблизости имелось две: Россия и Турция. По крови и вере ближе, конечно, была первая, но культурная и языковая близость скорее пугала – перспективой ассимиляции и поглощения. Как ни странно, препятствием оказалось и единоверие. Тогдашний глава украинской православной церкви митрополит Сильвестр находился в каноническом подчинении у далекого константинопольского патриарха и потому обладал всей полнотой власти; присоединение Украины к России неминуемо закончилось бы и слиянием церквей под эгидой Московской патриархии. Поэтому высший киевский клир к идее «Третьего Рима» и объединения «всея Руси» относился настороженно.
Наконец, и Москва поначалу восприняла украинские апроши прохладно. Вскоре после Корсунской победы, еще в июне 1648 года, Хмельницкий, зондируя почву, написал Алексею Михайловичу: «Желали бы мы себе самодержца государя такого в своей земле, как ваша царская велеможность православный христианский царь». Сама форма обращения выглядела довольно двусмысленно. Себя Богдан называл «царскому величеству наинизшим слугой», но при этом «гетманом его королевской милости войска Запорожского». Ответ был таким же неопределенным. Вялой была реакция Москвы и на еще одно, уже недвусмысленное предложение подданства в следующем году. Российское правительство заявило, что оно не против, но только если согласится польский король – по сути дела, это был вежливый отказ.