– Ах да, – спохватился Олег, – пани Юлия велела вам передать.
Он полез во внутренний карман пиджака, достал толстый конверт и протянул депутату. Филатов взвесил его на ладони – конверт был недостаточно тяжелым для требуемой суммы. Он заглянул внутрь – и тонковатым тоже.
– Сколько здесь? – спросил он.
– Пятнадцать тысяч.
– Но мы договаривались о тридцати.
– Это первая часть. Вторую получите в аэропорту.
«Совсем как в дешевом шпионском фильме», – подумал Филатов. Он не знал, смеяться ему или материться. Подумав, решил не делать ни того ни другого. Нужно воспринимать Юлию такой, какая она есть. Перефразируя французскую поговорку, можно сказать: «Юлия такова, какова она есть, и больше никакова».
– Когда именно в аэропорту? – поинтересовался он.
– В самолете. Я полечу с вами.
– Одну минуту, – сказал Филатов.
Он вышел в коридор и набрал номер Юлии.
– Юля, ну прекрати ты этот цирк! Мы ведь уже договорились. Сколько можно?
Та нимало не смутилась.
– Где ты видишь цирк? – сухо спросила она.
– Прямо здесь, перед собой.
– А какие у нас есть гарантии, что ты будешь правильно ориентироваться на месте?
Последняя фраза говорила о том, что передача денег в самолете на самом деле и не планировалась.
– То есть отработаю ли я? – оскорбился Филатов.
– Можно и так сказать.
– Ну, нет гарантий, так и не надо! – не выдержал он. – Давай тогда разойдемся, и дело с концом. Я вообще-то не понимаю, кому это больше нужно – мне или тебе? Сейчас тебе карлик перезвонит и скажет то же самое, – пошутил он.
Юлия почувствовала, что перегнула палку и он настроен решительно. Она пошла на попятную.
– Ладно, завтра тебе привезут вторую половину, – нехотя пообещала она.
На следующий день заявился неразговорчивый парень охранного вида, отдал Филатову вторую половину денег и уехал.
Глава 5
Встреча Наталии Ивановны Митренко, женщины среднего возраста, кандидата в президенты Украины на выборах одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, с избирателями города Кривой Рог должна была пройти ни шатко ни валко. Народу в заводской дом культуры на рабочей окраине пришло человек сто пятьдесят, так что зал на девятьсот мест казался почти пустым. Было сыро и от этого холодно. Вторая половина осени на Украине – самое неуютное время. Центральное отопление из-за экономии не включают до последнего, пока не выпадет снег. Часто на улице бывает теплее, чем в пропитанном сыростью помещении. Да и когда включат, температура выше пятнадцати градусов не поднимается. По этой причине граждане сплошь и рядом устанавливали в квартирах автономное газовое отопление. Оно обходилось в две-три тысячи долларов, что было очень много по украинским меркам, зато позволяло не мерзнуть.
Аренда зала стоила недорого. Директор жаловался, что раньше хоть в кино народ ходил и какая-то копейка капала, а теперь все сидят по домам, пялятся в «дуроскоп» – так он назвал телевизор – или смотрят видаки и жизнь очагов культуры замерла. Скоро они совсем погаснут.
– Сдайте вестибюль под мебельный салон, – посоветовала она, чтобы отвязаться. – Теперь все так делают. Или под свадьбы.
– Нельзя, – захныкал директор, – начальство комбината не позволяет. Вы бы добавили нам на бедность, совсем уж за копейки вам сдаем.
– Когда я стану президентом, – пообещала Митренко, – культура опять будет развиваться семимильными шагами.
– Это понятно, – не отставал директор, – но нам бы зиму пережить. Перебои теперь со всем, даже со светом и водой, – зачем-то добавил он.
Митренко посмотрела на директора. «Косит под убогого, – подумала она, – как бы сюрприз какой не устроил. Свет, например, во время встречи выключит. Скажет, что сгорели пробки, – пойди проверь».
Митренко подозвала помощника.
– Дай сто долларов! – велела она. Зеленоватая бумажка исчезла в глубоком директорском кармане в мгновение ока.
– Премного благодарен! – стал раскланиваться он. – Не волнуйтесь, зал обеспечим в лучшем виде.
– Дай бог счастья вам и вашим детям, – насмешливо добавила Митренко.
– Что? – не понял тот.
– В Москве в метро так говорят.
– Когда?
– Когда по вагону идут.
– Не знаю, давно не был, – пробормотал тот и исчез.
«Зря я с ним так, – пожалела Митренко. – Контролировать надо эмоции. Политик должен быть человеком без нервов». Ей было жаль ста долларов, этим и объяснялась последняя фраза.
Народ в зале уже собрался. В основном пришли немолодые люди. Наверное, те, у кого поломался телевизор. Сидели одетыми. Ведущая представила ее, раздались жидкие аплодисменты.
– Наша партия, – сказала Митренко, – выступает за социальную справедливость. Когда мы придем к власти, реформаторов будут судить. Для молодых есть урановые шахты в Желтых Водах, для тех, кто уже работать не способен, создадим резервации.
– Кто у вас будет премьером? – спросил старичок из первого ряда.
– Премьером буду я сама! Одновременно буду и президентом и премьером! Для того чтобы не было вот этого, знайте, лягу между решением президента и исполнительной властью!
В зале раздались смешки, но они Митренко не смутили. По-любому это лучше, чем угрюмая тишина.
– За спиной Международного валютного фонда стоит мировое правительство, – продолжала она. – Его Глава – английская королева. Не думайте, что она – старая безобидная бабушка. Это самая черная фигура современности.
«Черная» английская бабушка собравшихся не впечатлила. В зале сидели такие же бабушки, но украинские.
– Я, возможно, и не баллотировалась бы, если бы хоть кто-нибудь предлагал реальные пути спасения Украины, – сказала Митренко. – И я просто призываю всех женщин Украины сразу забрасывать тухлыми яйцами любого кандидата в президенты, если только он будет грязно говорить обо мне. Я буду использовать всех. С той целью – чтобы спасти Украину. Я – самый неудобный человек в стране.
Народ уныло слушал. Митренко произнесла еще с десяток партийных лозунгов.
– А как вы относитесь к частной собственности? – последовал вопрос из зала.
Это была Вера, одна из ее помощниц. Вера специально одевалась так, чтобы ее нельзя было отличить от уличной продавщицы бананов, семечек или сигарет – в сером платке из козьего пуха, войлочных сапожках и неуклюжем синтетическом пальто, подпоясанном офицерским ремнем. Обсуждая ее костюм, они сначала хотели использовать солдатский ремень, но выяснилось, что таких толстых солдат не бывает. Пришлось взять офицерский, там допуски по фигуре оказались побольше. Голос у Веры хриплый, а лицо красное. То и другое обычно бывает у тех, кто много времени проводит на морозе и согревается водкой. К водке Вера относилась хорошо, и здесь не пришлось ничего придумывать, а вот над цветом лица имиджмейкеру Саше, худому, очкастому и какому-то пыльному парню, довелось поработать – тональный крем, перемешанный с помадой, придал Вериному суровому лику нужный колор. Она даже стала немного смахивать на индейца Медвежий Коготь, не хватало лишь пары перьев за ухом.
– Ну ты прямо наш Макс Фактор, – похвалила Митренко Сашу.
– А кто это? – поинтересовался тот, не отрываясь от работы.
– Не знаешь? Темнота! Еврей один, голливудских актеров гримировал, всякие затирки для них придумывал. Потом основал свою компанию.
– Давно?
– Еще во времена немого кино. Ну и потом, конечно, тоже. Кстати, наш земляк, с Украины.
– Эх, мне бы тоже в Голливуд попасть, – мечтательно вздохнул Саша.
– Держись за меня – не пропадешь! – пообещала ему Митренко. – Вот стану президентом, будешь жить лучше, чем в Голливуде.
Она давно уже усвоила – обещать нужно побольше, всем и всего. Все равно потом никто ничего не помнит. Политическая борьба – это такой театр, совмещенный с рингом. Кто кого переобещает – тот и победит. Ну и, само собой, на любовь к неньке-Украине надо напирать. Мол, так я ее люблю сердешную – ни есть, ни пить, ни спать не могу. Патриотизм для политика – великая вещь! Ведь у народа, в принципе, всего три мысли в голове: пожрать, поспать и трахнуться. Ему простительно – он убогий, народ-то. А ты, политик, неусыпно думаешь о родине, и, стало быть, ты для этого народа отец родной. Или мать родная, как в ее случае. Оно даже так и лучше – мать родная. Сразу вспоминается статуя Родины-матери в Волгограде. Особое впечатление она производит на тех, кто едет в поезде. Едешь себе и едешь – а тут вдруг из-за горизонта появляется она – исполинская женщина с мечом. Прямо мороз по коже. Кажется, что до нее совсем близко, а на самом деле – несколько километров. Вот это и потрясает.
Саша обычно гримирует и другого члена ее команды – Потапыча, придавая ему черты спивающегося интеллигента. Потапыч обычно задает «ехидные» вопросы – сыплет цифрами, проводит параллели с другими политиками, спрашивает, чем она отличается от Кучмы или того же Морозова. Все согласовано, конечно, и она с легкостью отбивает атаки Потапыча, кажущиеся несокрушимыми. Без этих двоих на встречах никак нельзя. Они будоражат толпу. Не будь их – эти бараны так и разойдутся, ни о чем не спросив. Нет, лучший экспромт тот, который подготовлен заранее.
– К частной собственности, – ответила Митренко, – мы относимся отрицательно.
– Да иди ты! – делано удивилась Вера.
– Частную собственность нужно ликвидировать! – чеканила Митренко.
В зале зашумели.
– Это дело!
Слово за слово завязалась оживленная дискуссия.
В итоге встреча удалась. Митренко подумала, что не стоило, пожалуй, прятаться в зал, а можно было выносить динамики на улицу и толкать речи там. В следующий раз надо так и сделать. Эх, было бы денег побольше в партийном бюджете, она бы наняла пару-тройку артистов для разогрева публики. С артистами веселее. Но ничего, у нее припасено кое-что получше артистов.
Встреча закончилась даже позже положенного времени. Люди разошлись с горящими глазами, воодушевленные идеей ликвидации частной собственности. «Оно и правильно, – думала Митренко. – Что дала им частная собственность? Приватизацию квартир? Так они и так были их, только оформлены по-другому. Если разобраться, то все – дерьмо. Тогда было одно дерьмо, а теперь – другое. Но ничего уже изменить нельзя».
Она не верила, что станет президентом. Во всяком случае, не в этот раз. И не в следующий. Но логика политической борьбы такова, что нужно постоянно оставаться на виду и напоминать о себе, иначе про тебя забудут. А забвение подобно смерти. Второй раз привлечь к себе внимание уже не получится. Мало кому это удавалось.
Самый легкий способ быть на виду – постоянно критиковать власть. Он же и самый неэффективный. Критикуют все, попробуй выделись из этого хора. Организовывать всяческие акции протеста намного действеннее, но и затратнее, к сожалению, тоже. Да и опасно, чего греха таить. Всякие недоразумения по ходу дела возможны.
А вот устроить шоу – самое милое дело. Народ это любит. Взять голливудские фильмы, например. Все понимают, что фуфло, что не бывает таких неубиваемых героев, непобеждаемого спецназа и непотопляемых кораблей, а смотрят. Владеющий шоу владеет умами. Владеющий умами побеждает на выборах.
В зале выключили свет, осталась только пара тусклых лампочек вверху и зеленая надпись «Exit» над выходом. «Какой, к черту, „Exit“, если тут надо писать „Иди сюда“? – подумала Митренко. В сумочке запиликала мобила.
– Машина у крыльца, – сказал шофер.
– Хорошо.
На улице было уже темно. Люди перед входом обсуждали встречу и не торопились расходиться. Им был обещан бесплатный фильм. Митренко не знала, какой именно. Что-то вроде «Чапаева». Сцена психической атаки из «Чапаева» ей нравилась до сих пор. На фильм народу подтянулось побольше. «Халявщики! – подумала она с раздражением. – Как на встречу – так нету, а в кино – пожалуйста! В следующий раз надо будет пускать на фильм по контрамаркам только тех, кто приходил на митинг».
Она посмотрела на мусорную урну у входа. Там было полно агитационной продукции ее партии, которую раздавали в зале. Предвыборные газеты, листовки, брошюры. Только календарей в урне не было. Избиратели почему-то любили календари. Пластиковые кружки и стаканы тоже никогда не выбрасывали. Митренко подумала, что пора переходить на одни лишь кружки и календари.
Она застыла на крыльце дома культуры. Тревога сжимала сердце. К ней попыталась подойти одна избирательница, но двое охранников ее оттерли. Начальник службы безопасности подошел к машине, перемолвился парой фраз с водителем, затем нашел ее глазами и кивнул – можно идти. Сердце у Митренко глухо застучало, в висках зазвенело.
«Надо будет потом измерить давление», – подумала она.
До машины было метров десять. Она стояла водительской дверью к дому культуры, а пассажирской к площади. Охранники шли по бокам, почти прикасаясь к ней. Это чем-то напоминало цыганочку с выходом, только они не танцевали. А могли бы. Митренко подумала, что движение в танце было бы даже красивее. Ведь ее задача – эпатировать публику, и танец здесь выглядел бы вполне уместно. Жаль у политиков не принято плясать при народе, один только Ельцин на это и решился.
Больше всего людей стояло перед входом, но и на площади рассеялось достаточно. Они курили, лузгали семечки, молодежь пила пиво. Митренко прикинула, что всего здесь человек около трехсот. Она обошла машину. Один охранник начал открывать дверь, а другой прикрывал ее от площади.
В этот момент из темноты прилетел какой-то предмет величиной со среднее яблоко, тяжело шлепнулся на асфальт в нескольких метрах от нее, оглушительно грохнул, и из него вырвались языки пламени. На соседней автостоянке завыла сигнализация сразу у нескольких машин.
Вспышка от взрыва ослепила. В разных концах площади и около входа завизжали женщины. Охранник втолкнул ее в машину, захлопнул дверцу и остался снаружи, картинно прикрыв стекло собственным телом. Другой выхватил пистолет и наставил его в темноту. Из темноты прилетел другой предмет, и рвануло еще раз. Народ кинулся врассыпную. Она почувствовала, боль в ноге, будто что-то укусило ее за щиколотку в нескольких местах.
«Ни хрена себе взрывпакеты! – подумала Митренко. – Они там, пидарасы, совсем умом тронулись, что ли?»
Водитель выскочил из машины и побежал в ту сторону, откуда прилетели предметы.
Глава 6
Юлия передала Филатову также и досье на участников события. Из него депутат узнал, что Наталия Митренко раньше состояла в Социалистической партии Украины (СПУ), которой руководил Морозов. Потом откололась от нее и создала ПСПУ – Прогрессивную социалистическую партию Украины. На президентских выборах одна тысяча девятьсот девяносто девятого года оба, Морозов и Митренко, выставили свои кандидатуры. Но если Морозова поддерживала Юлия и тогдашний премьер-министр Лазаренко, то кто поддерживал Митренко – оставалось не ясно. Она говорила, что никто. Тем не менее она набирала обороты, постоянно мелькала в прессе и на телевидении. И это – при отсутствии явных спонсоров. Митренко заявляла, что к крупному бизнесу отношения не имеет. И все же поддержка ощущалась. Предполагали, что исходит она от президентской администрации. Она с Морозовым работала на одном электоральном поле, и Кучме важно было перекроить это поле в пользу Митренко, уменьшив тем самым голоса у Морозова. Он очень боялся, что Морозов выйдет во второй тур, если этого не сделать.
Из другой справки следовало, что покушение состоялось второго октября девяносто девятого года в городе Ингулец, который является пригородом Кривого Рога. В двадцать часов с небольшими минутами Митренко вышла из местного дома культуры, где проводилась встреча с избирателями. Когда она садилась в машину, один за другим прогремели два взрыва. Взорвались гранаты РГД-5, которые злоумышленники из темноты швырнули в Митренко. Никто не погиб, хотя многие были легко ранены, в том числе и сама Митренко.
Филатов отложил листы и вызвал охранника.
– Зайди ко мне!
Вскоре неслышно появился высокий парень лет двадцати семи со вкрадчивыми движениями крупного хищника.
– А вот скажи мне, Сережа, – обратился к нему Филатов, – тебе знакомы гранаты РГД-5?
– Да, – коротко ответил тот.
Сергей словоохотливостью не отличался, зато умел постоянно находиться рядом, не привлекая к себе внимания, за что его Филатов и ценил.
– Что ты о них знаешь?
– Противопехотная наступательная граната, сто десять грамм тротила.
– Возможно ли, чтобы в толпе взорвались две такие гранаты, а никто не погиб?
Сергей усмехнулся и отрицательно покачал головой.
– Это вряд ли. Если только они не учебные.
– А как отличить учебные от боевых?
– Боевые выкрашены в зеленый цвет, а учебные – в черный.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Филатов. – Как ты считаешь – подходят ли они для покушения?
– Какого покушения?
– Ну вот если кого-то хотят убить в толпе – выберут ли для этого такую гранату?
– Такое может прийти в голову только спьяну.
– Объясни.
– Осколки у нее разлетаются на пятнадцать-двадцать метров. Значит, чтобы не пострадать самому, нужно бросать с пятидесяти. А с такого расстояния сложно метнуть прицельно.
– К тому же было уже темно, – задумчиво произнес Филатов.
– Тем более.
«Вот и первая странность в деле, – подумал Филатов, – если бы это были гранаты, непременно оказались бы погибшие. А их не было».
Он стал читать дальше.
Через несколько минут злоумышленников схватили. Прямо здесь же, на площади, далеко они уйти не успели. И это тоже странно – ведь если бы они бросили гранаты с пятидесяти метров, а потом кинулись убегать, то их в темноте, скорее всего, не догнали бы. А эти словно задержались полюбоваться делом своих рук. Но своих ли?
Преступниками оказались два несовершеннолетних парня из России. Одного звали Владимир Панченко, другого – Андрей Измайлов. «Хороши „киллеры“, – подумал Филатов. – Хоть школу-то успели закончить? И кому пришла в голову идиотская идея доверить метание гранат малолеткам, не служившим в армии?»