— Слушай, это ты живешь на третьем этаже? Ну там, где лифт?
Мальчик кивнул. Руки у него были холодные, как ледышки, да и курточка не годилась для долгих прогулок. Какой урод оставил больного ребенка во дворе без всякого присмотра…
— Скажи, Миша, ты что, один спустился во двор?
Мальчик помотал головой и обвел двор растерянным взглядом.
— Нет, я не один. Один я спуститься не могу. Со мной медсестра, Оксана. Только она куда-то ушла…
— Подожди немного, — попросила я мальчика. И отправилась на поиски Оксаны. Медсестру я обнаружила недалеко, за конюшней — крепкая деваха курила, перебрасываясь шутками с конюхом, который, похоже, вставал раньше всех.
— Оксана? — позвала я. Деваха удивленно обернулась:
— А ты кто?
Я не стала отвечать на ее вопрос, вместо этого задала свой:
— Почему вы оставили ребенка без присмотра?
Оксана смерила меня презрительным взглядом:
— Да куда он денется-то? Я всего на минутку отошла. Скажи ему, щас приду.
Судя по выговору, девушка была родом с Украины.
Я вынула из ее пальцев недокуренную сигарету, бросила на землю и растерла подошвой.
— Сейчас уже наступило. Пошли.
Оксана бросила на меня изумленный взгляд, но спорить не решилась. И правильно…
При виде медсестры Миша вовсе не обрадовался — напротив, мальчик втянул голову в плечи и смотрел в землю.
— Ну, и чего у нас тут приключилось? — неприятным голосом поинтересовалась Оксана. — Из-за чего столько шума-визга, а?
— Я упал, — едва слышно проговорил ребенок. Тут Оксана слегка струхнула — видимо, ей вовсе не улыбалось получить разнос за травмы, полученные подопечным. Медсестра присела на корточки и проворно и ловко обшарила мальчика. Выяснив, что с ним все в порядке, деваха слегка расслабилась и даже бросила мне через плечо:
— Спасибо тебе!
Потом взяла кресло за ручки и покатила к дому. Я заметила на ступеньках съемный пандус. Руки у Оксаны были крепкие, девушка привычно и легко вкатила тяжелое кресло, убрала пандус. Медсестра задвинула коляску в лифт и уже начала закрывать решетчатую дверь, как вдруг Миша обернулся ко мне и сказал:
— Пусть она поднимется с нами!
— Чего?! — изумилась Оксана.
— Я сказал, пусть она поднимется ко мне. Я приглашаю ее в гости, — голос мальчика звучал тихо, но упрямо. Оксана с минуту таращилась то на Мишу, то на меня. Видимо, гостей маленький инвалид принимал нечасто. Потом медсестра пожала плечами и приоткрыла для меня дверь. Я втиснулась в лифт — места там едва хватало. Я поняла, что клетка лифта рассчитана на коляску и одного сопровождающего взрослого.
Лифт бесшумно скользнул наверх. Оксана открыла дверь и выкатила кресло с мальчиком. Наконец-то я оказалась на таинственном третьем этаже особняка. Впрочем, теперь было ясно — ничего особо таинственного здесь нет и в помине, просто миллионер отгородил этаж для того, чтобы создать комфортные условия для своего… кем Миша приходится Сергею Вениаминовичу? Племянником?
— Оксана, я замерз. Я хочу чаю, — сказал маленький калека. — Приготовь нам чай и подай, пожалуйста, в гостиную. Как вас зовут? — обратился ко мне мальчик.
— Можешь называть меня Женя, — разрешила я, усаживаясь на стул.
Оксана зыркнула на меня большими черными глазами. Видимо, ее не радовала перспектива подавать мне чай.
— Сначала тебе нужно переодеться, Мишенька, — притворно добреньким голосом возразила медсестра и взяла мальчика на руки. Она унесла его за ширму, усадила на столик вроде того, на котором пеленают младенцев, и принялась раздевать. Руки медсестры двигались проворно и умело, но мальчик все время морщился. Ширма была задвинута едва ли наполовину. Я поняла, что маленькому калеке неприятно, что его так бесцеремонно раздевают на глазах у чужого человека. Я отвернулась, а потом вообще встала и отошла к книжным полкам у окна. Чего там только не было! Книжки про Нэнси Дрю стояли вперемешку со справочниками по высшей математике, разрозненными томами Агаты Кристи, Чейза и совсем уж детскими — про Незнайку, Буратино и тому подобными. Это была не библиотека, а просто-напросто свалка. Как будто в эту комнату попадало то, чему не нашлось места внизу — там, где шла нормальная комфортная жизнь. Книги выглядели изрядно потрепанными — похоже, их действительно читали и перечитывали. Больше всего здесь было приключений, причем таких, которые современный ребенок вряд ли осилит. Скорее уж, это были книги времен детства Сергея Шишкина. Майн Рид и Фенимор Купер. Собрание сочинений Жюля Верна. Неужели ребенок, живущий в двадцать первом веке, способен прочесть «Из пушки на Луну»?! Серия книг польского писателя Шклярского о приключениях мальчика по имени Томек…
С рассеянным видом я обошла помещение, стараясь не очень таращиться по сторонам. Потом вернулась на стул и принялась крутить в уме и анализировать то, что увидела.
Комната сделана специально для инвалида. Дверные проемы, ведущие в другие помещения, широкие — как раз под коляску. Помещение нуждается в косметическом ремонте и выглядит довольно неухоженным — будто человек, которому поручено наблюдать здесь за порядком, относится к своим обязанностям спустя рукава.
В комнате есть компьютер — модель примерно двухлетней давности, довольно мощный, но он задвинут в угол и даже не включен в розетку. Миша явно не похож на современных детишек, которых за уши не вытянешь из Сети…
— Ну вот, я готов!
Миша, одетый в теплый тренировочный костюм, самостоятельно подъехал и устроился напротив меня. Оксана, недовольно поджав губы, прикатила столик на колесиках и принялась сервировать на нем чай. Я заметила, что чашки она достала парадные. Пользовались ими редко — внутри виднелся налет пыли.
Пока Оксана хлопотала, мальчик в упор разглядывал меня. Ну а я так же внимательно рассматривала маленького инвалида. Миша Шишкин явно был старше, чем мне показалось сначала. При первом взгляде на мальчика я дала бы ему на вид лет семь, но сейчас решила, что ему лет двенадцать — его глаза смотрели с таким выражением, какого не бывает у семилетних. Мальчик был болезненно худым, ножки в белоснежных носках неестественно свисали с коляски. Лицо бледное, с землистым оттенком. Волосы давно нуждаются в стрижке. Большие темные глаза. Взгляд человека, лишенного иллюзий.
Что, черт подери, происходит в этом доме, таком благополучном с виду?!
— Вы работаете на моего папу, да? Он вас нанял? А для чего? — спросил мальчик. Дикция у него была не очень — видимо, повреждена нижняя челюсть.
Ого! Значит, передо мной сын Сергея Шишкина…
— Я телохранитель. Охраняю Виолетту.
Мальчик едва заметно усмехнулся:
— Да, сестру надо охранять получше. А то она самой себе вред причинит, чего доброго.
Меня удивило это точное определение — за два дня, проведенных в Шишках, я сделала точно такой же вывод.
— А вы видели наших волков? — поинтересовался Миша.
— Только одну волчицу — Машку, — честно ответила я. — Она на меня прыгнула, представляешь? Хорошо, что там была сетка…
Глаза мальчика загорелись:
— Прямо бросилась, да? Сожрать хотела?
— Ну, это вряд ли. Скорее напугать.
Миша разочарованно вздохнул и сказал:
— А мне папа запрещает ездить в лес. Говорит, волки могут меня съесть.
— Миша, что за глупости ты говоришь! — вступила в разговор Оксана.
Мальчик так посмотрел на медсестру, что я поняла — отношения между этими двоими, запертыми в клетке третьего этажа, еще хуже, чем мне показалось сначала.
Девушка ушла за ширму и принялась там чем-то демонстративно греметь.
— Сама дура! — громко сказал мальчик. Медсестра сделала вид, что не услышала. Я встала, ополоснула чашки, вылив воду в кадку с пальмой. Миша прыснул в ладошку. Я налила нам чаю. Миша положил себе шесть ложек сахара и еще взял шоколадку. Пил и ел он равнодушно, коричневая слюна стекала у мальчика по подбородку, и я старалась не смотреть на него, чтобы не смущать. Подняв глаза от чашки, я встретила взгляд Миши — взрослый, все понимающий. Я взяла салфетку и протянула мальчику. Тот неловко утер подбородок.
— У меня челюсть сломана, — объяснил мне Миша. — Это после аварии.
— Ты попал в аварию? Тебя что, машина сбила?
Глаза мальчика вспыхнули.
Мне довольно часто приходилось общаться с людьми, получившими тяжелые травмы. Некоторые оставались инвалидами. Окружающие обычно стараются не затрагивать в разговоре с ними тему несчастного случая, чтобы не травмировать больного воспоминаниями. Но ведь несчастье для пострадавшего — единственная реальность. Именно это занимает его больше всего. Так какой смысл переводить разговор на другую тему, отвлекать больного от того, что ему действительно интересно? Чтобы уберечь себя от уколов вины и стыда?
— Расскажи мне про аварию, — попросила я.
— Расскажи мне про аварию, — попросила я.
— Ну, это давно было, — устроившись поудобнее, важно проговорил мальчик. Несчастье сделало его значимым, он в кои-то веки был в центре внимания. — Семь лет и четыре месяца назад. Я был маленький. Но все отлично помню. Мне было пять лет. Мы ехали в машине — мама, дядя Игорь и я. Мы ездили в загородный домик и возвращались в город. Дядя Игорь был за рулем. Мама о чем-то спросила его, он отвлекся… И мы не вписались в поворот. Мама и дядя Игорь погибли. А я остался инвалидом.
Так я и знала! Кажется, я знаю, кто такой этот самый дядя Игорь. Это Севастьянов, отец Юрочки и муж Изольды Николаевны… Значит, Севастьянов и супруга Сергея Шишкина погибли вместе.
Я обратила внимание, что мальчик рассказывает про смерть матери равнодушно — очевидно, Миша ее плохо помнил. Еще бы, большую часть своей коротенькой жизни он прожил в этом вот кресле.
— Папа сначала пытался меня вылечить, — продолжал мальчик свой рассказ. — Мы все время ездили по врачам. В Германии были, в Америке… но потом медики сказали, что ничего поделать нельзя. И вот уже два года я живу дома.
— Однажды я тоже получила травму позвоночника и не могла ходить. Только это было недолго — два месяца, — сказала я.
— Два месяца — это ерунда! — махнул рукой Миша.
Я кивнула. Хотя мне те два месяца вовсе не показались «ерундой». Я вспомнила свой панический страх перед врачебным обходом. Вспомнила ночи без сна, когда мысли совершают все тот же бесконечный круг: «Неужели это навсегда?», «Как мне теперь с этим жить?», «А может, добраться до окна и покончить разом с болью и страхом?».
Я восстановилась за два месяца. Врачи говорили, что это чудо, что у меня феноменальная воля к жизни… на самом деле это страх заставлял меня часами заниматься лечебной гимнастикой, а потом корячиться на тренажерах.
Мы обменялись понимающими взглядами.
Оксана выглянула из-за ширмы — девица явно подслушивала — и сладким голосом проговорила:
— Мишеньке пора отдохнуть!
Мальчик протянул мне через стол руку. Я пожала ледяную ладошку и встала.
— А вы можете хоть иногда приходить ко мне? — вдруг спросил мальчик. — Ну, когда вам не надо охранять Виолку?
— Я попробую, — ответила я. — Только, боюсь, это будет не так уж часто. Вообще-то я у вас в доме всего на две недели — до тех пор, пока твоя сестра не уедет в Лондон.
— Приходите, когда сможете. Я буду ждать, — твердо сказал Миша Шишкин.
Лифт доставил меня вниз. Я позвякивала в кармане ключами от машины и размышляла. Страшновато представить себя на месте маленького калеки. Без друзей, без родных, заброшенный собственными отцом и сестрой, оставленный на попечение малоприятной медсестры, которая с прохладцей относится к своим обязанностям, несмотря на щедрую оплату, которую, я уверена, определил ей Шишкин…
В столовой хлопотала Лилия Адамовна, накрывая стол к раннему завтраку. Войтек и Виолетта вышли из спальни девушки вместе. Из этого следовало два вывода. Спортсмен все-таки раздумал уезжать — это первое. И второе — эта Золушка мужского пола явно стремится упрочить свои позиции в семействе Шишкиных и очень старается. Не жалеет, так сказать, усилий… Во всяком случае, Виолетта выглядела довольной и веселой. За завтраком девушка весело щебетала о всяких пустяках. Вечером предполагался выезд в город.
— Знаешь, Виолетта, — сказала я, прихлебывая кофе, — сегодня я познакомилась с твоим братом.
Девушка со звоном отставила чашку. Кофе выплеснулся на скатерть.
— Каким братом? — приподнял брови Войтек. — Виола, я не знал, что у тебя есть брат!
— Он… Он очень болен, — сказала девушка, неприязненно глядя на меня.
— А где он? — поинтересовался Войтек.
— Здесь, на третьем этаже, — нехотя ответила девушка.
Войтек изумленно таращился на подругу.
— Я иду к себе, — Виола резко встала. — Попрошу меня не беспокоить.
— Почему ты мне никогда не рассказывала о брате? — не отставал Войтек. Вот болван! Да потому, дурачок, что для мадемуазель Шишкиной ты никто, красивая игрушка! И ваши отношения закончатся в ту самую секунду, когда ты станешь ей не нужен. Подруга чмокнет тебя в щечку и скажет: «Пока!» — на этом все и закончится. Хватит уже строить планы, как вы назовете ваших будущих детей…
Виолетта в сердцах бросила на пол скомканную салфетку:
— Да потому, что он калека! Он остался инвалидом после аварии!
— Прости, — Войтек попытался обнять подругу, но Виола передернула плечами, сбрасывая его руку. Девушка подошла к окну и проговорила, глядя на верхушки деревьев:
— Этот мальчик… Лучше бы он погиб, как мама. Да, знаю, жестоко так говорить… но для всех так было бы лучше. И для него тоже. Он пожизненно прикован к инвалидной коляске. Папа на него смотреть не может — сразу вспоминает маму и расстраивается. И я не могу им заниматься — я его почти не знаю. Он полжизни провел по больницам, а я учусь за границей… Простите.
И Виолетта скрылась в своей комнате.
— Женя, зачем вы ее расстроили? — укоризненно произнес Войтек. — Виола такая чувствительная.
Я ничего не ответила. Чувствительная, да. Волки значили для Виолетты Сергеевны гораздо больше, чем прикованный к инвалидному креслу двенадцатилетний брат.
Войтек флегматично пожал плечами и принялся за вторую булочку.
Во дворе послышался шум мотора. Я подошла к окну и проследила, как «Майбах» Сергея Шишкина въезжает в ворота. Вскоре сам миллионер вошел в столовую, потирая руки.
Шишкин поздоровался со мной, пару секунд смотрел на Войтека, словно вспоминая, кто же это такой, а потом крикнул: «Лилия Адамовна, чаю!»
Домоправительница захлопотала, расставляя чистые чашки. Хорошенькая девушка в белом переднике внесла на подносе чайник, молочник, лимон и горячие лепешки, явно только что из духовки.
Миллионер отхлебнул чаю, потом откусил лепешку и зажмурился:
— М-м-м! Обожаю! Именно то, о чем я мечтал последние сутки! Никто, кроме добрейшей Лилии Адамовны, не знает, что я больше всего люблю! Кроме, конечно…
Шишкин осекся и замолк. Мужчина сделал вид, что дело в слишком горячем чае, но мне показалось, что проблема в другом. Похоже, Сергей Вениаминович хотел сказать «кроме моей покойной жены»…
Шишкин молча пил чай. Лицо его было усталым. Я дождалась, пока он закончит чаепитие, и только тогда спросила:
— Сергей Вениаминович, можно с вами поговорить? Это касается Виолетты.
Шишкин вскинул на меня усталый взгляд, но доброжелательно ответил:
— Разумеется, Евгения.
Миллионер повернулся к Войтеку и по-английски попросил:
— Не могли бы вы оставить нас на некоторое время?
Тон Шишкина был безукоризненно ровным, фраза вежливой, но любой другой на месте Войтека воспринял бы это как плевок в физиономию. Дескать, ты вообще никто и звать тебя никак, иди погуляй пока…
Не тут-то было! Спортсмен как ни в чем не бывало поднялся и неторопливо покинул столовую. Удивительное существо! Никак не пойму — то ли он и вправду такая флегма, то ли ставки в его игре слишком высоки и ради них можно стерпеть и не такое…
— Я вас слушаю.
Миллионер сложил руки «домиком» и уставился мне в глаза. Минуту назад этот человек был едва жив от усталости и вот уже мобилизовался и готов к работе… Да, неудивительно, что именно он достиг в жизни успеха. Многие неудачники плачутся, что жизнь обносит их своими дарами. А готовы ли они вкалывать по двадцать часов в сутки, день и ночь думать о делах, не видеться с семьей и собственными детьми и тому подобное… В общем, жизнь отечественного миллионера трудна и опасна. Лично я бы не согласилась поменяться местами с господином Шишкиным ни за какие коврижки. Индейцы говорят: «Хочешь понять человека, походи хотя бы день в его мокасинах…» Благодарю покорно. Мне и в моих мокасинах неплохо…
Коротко и сжато, стараясь не тратить понапрасну драгоценного времени миллионера, я изложила Сергею историю нашей поездки в клуб «Колючий ананас». Виолетта будет в ярости, но ведь я ей не подружка. Я человек, которого наняли охранять девицу. И пусть я прониклась симпатией к своей юной подопечной, я просто не имела права скрывать от ее отца подобную информацию. Это было бы нарушением профессиональной этики, а такого я стараюсь не допускать.
Не могу сказать, что я никогда ее не нарушаю — врать не буду, случается и такое. Но уж никак не ради взбалмошной девицы…
Сергей Вениаминович ужасно расстроился. Не разгневался, а именно расстроился. Он попросил домоправительницу позвать Виолетту.
Девушка вошла в столовую и остановилась с видом провинившейся школьницы. Впечатление еще усиливали джинсы, кеды и клетчатая мальчиковая ковбойка — похоже, Виолетта собиралась навестить волков. Ну или тех, кто волков изучает.
— Виола! Что я слышу? — тихо проговорил Сергей Вениаминович.