Что же до Ларисы, она, разумеется, ему не ответила: она же не враг себе, чтобы выдавать Мишу, который, надо думать, не разочаровал и не разочаровался при встрече «живьем»…
* * *Сборы в Париж были хлопотными. Морока с визами и билетами осталась позади, но они глупо застряли на уровне сборки чемоданов: Алексей с Александрой жили на две квартиры (его и ее), и их вещи постоянно курсировали между Смоленкой и проспектом Мира. В результате вспомнить, где на данный момент прописалась та или иная вещица, бывало крайне затруднительно… Посовещавшись, они порешили складывать свои чемоданы сначала у Александры, потом у Алексея.
– Галстук! – восклицал Кис. – Темно-синий с золотыми крапинками, твой подарок – не знаешь, где он? Я не нашел его ни там, ни тут!
– У любовницы небось забыл, – ехидничала Александра, – а я трусики не могу найти черные, знаешь, кружевные… Не видел?
Кис хотел было съязвить в ответ: «У любовника забыла», – но мысль эта ему так не понравилась, даже на уровне шутки, что он промолчал…
Они были вместе вот уже три года, ведя при этом образ жизни, независимый друг от друга. Каждый по-прежнему обитал в своей квартире, и в свободные вечера они сбегались на одной из территорий, наслаждаясь совместным ужином и легким, радостным сном после бурной любви. В таком союзе было множество плюсов, и их обоих это устраивало, но…
Затянувшийся инфантилизм этого союза, искусственно поддерживаемая стадия «женихания», уместная на первых порах, стали его как-то смутно беспокоить. Он не сумел бы толком объяснить, что именно ему не нравится – вроде бы нравилось все, а вот поди ж ты, какая-то неудовлетворенность тихо начала прогрызать тайный ход в его мозгу. Он иногда вглядывался в глаза Александры: не мелькнет ли в них схожего беспокойства?
Но оно не мелькало.
И сейчас ее шутка ему не понравилась. Словно Саша давала ему право в любой момент завести отношения с другой женщиной. Словно она оставляла место для вопроса, для зыбкой атмосферы неопределенности, для топкой почвы сомнений. Еще недавно его это восхищало… А теперь – теперь уже нет. Хотелось нового этапа в отношениях. Может, дело в возрасте – потребность в стабильности? Кажется, именно она ему вдруг понадобилась… Но она даже не намечалась, вот в чем фокус.
– Ты их положила в стирку, – откликнулся он на ее вопрос о трусиках будничным голосом. – А галстук, я вспомнил, он в кабинете висит, на спинке стула…
Ночью он был особенно нежен. Собственно, он всегда был нежен, но в этот раз как-то особенно, немножко горько… Что ему безумно нравилось в Александре – она была очень чувственна, она откликалась на малейшую ласку и умела ласкать сама… Александра называла это «сексом на клеточном уровне», имея в виду необыкновенный контакт тел, где каждая, самая банальная клеточка была восприимчива, как эрогенная зона.
Он был уверен, что восприимчивая Александра почувствовала привкус горечи в его ласках, и ему даже почудился немой вопрос в ее глазах… Но она ничего не спросила, не сказала.
Может, Александра просто ждала инициативы от него? Он, признаться, ни разу не пытался предложить ей семейную жизнь в ее классическом варианте, начиная от печати о браке в паспорте. Не то чтобы эта мысль никогда не мелькала в его голове – пожалуй, где-то на обочине сознания он иногда задавал себе вопрос: не предложить ли пожениться? Но там же, на обочине, всплывал сам по себе ответ: не надо. Проблема, однако, в том, что он никогда недодумывал до конца ответ: не надо – кому?
Ему?
Или ей?
Он недодумал и на этот раз, уплыв вместе с ней на волнах ласки в легкий сон.
Париж
В аэропорту Шарля де Голля их встречал Реми. Загорелый, голубоглазый, он выделялся из толпы, и они его приметили сразу же, еще за стеклянной стеной зала выдачи багажа. Однако, как ни вытягивала Александра шею, она так и не увидела Ксюшу.
Приветственный поцелуй был смазан ее встревоженным вопросом о сестре. В ответ Реми буркнул что-то неразборчивое.
– Вы поссорились? – ахнула Александра.
Ахнула не потому, что поссорились – в какой семье не бывает! – а потому, что Ксюшино непоявление в аэропорту обозначало степень серьезности ссоры.
– Ксюши нет в Париже, – мрачно пояснил Реми. – Она просила вас встретить и поцеловать от нее… Она приедет завтра днем.
Последовавшие объяснения были маловразумительны, но все же Александре удалось кое-что выудить…
…Журналистка по образованию, как и Александра, Ксюша едва ли не со студенческой скамьи вышла – точнее, «выехала» – замуж за Реми во Францию. Разумеется, без работы сидеть она не собиралась, почетная должность домашней хозяйки ее не прельщала, – но встроиться в тесно сплоченные ряды аборигенов не представлялось возможным. По крайней мере, без «пистона» – или блата, по-нашему. И потому Ксюша, чтобы с чего-то начать поиск «пистона», стала посещать различные ассоциации, не брезгуя даже самыми маленькими и локальными.
Она нравилась. C ее очаровательной наивной мордашкой, с ее роскошными волосами до попы, с ее вдумчивым умом, приправленным налетом простодушной непосредственности – конечно же, она нравилась, разве могло быть иначе? В основном – мужчинам, что понятно; реже – женщинам, что тоже понятно; но главное, что нравилась.
Так, начав с малого, Ксюша потихоньку «пошла по рукам». В самом невинном смысле этого слова. То есть, познакомившись с нею на одном мероприятии, ее стали приглашать на другое, а там – новые знакомства и новые приглашения на третье, четвертое и так далее. Она пыталась и сама создать какие-то русско-французские ассоциации, но дело не пошло. Точнее, это было не ее дело: организовывать, придумывать мероприятия, вести разные бумажки. Ее дело – писать статьи, она это любила, и у нее весьма неплохо получалось. В результате Ксюше удалось добраться до возможности печататься в некоторых французских журналах, пока еще третьего ранга… Но самое интересное было, конечно же, впереди. И Ксюша продолжала путь на вершину, одновременно работая на три-четыре русских печатных издания, в которые отсылала статьи о Франции. Мир моды люкс, высота и поэзия французской кухни, сплетни высшего света – одним словом, все то, на что так падка русская душа.
– …Последний замысел Ксюши – написать большое эссе о французских замках, и она начала собирать материал… Вы же знаете, что она в них влюблена, – проговорил Реми и вздохнул так горько, словно Ксюша ему изменяла с замками.
Буквально три дня назад на какой-то вечеринке, куда Ксюша ходила без Реми («Как всегда!» – всунулось в рассказ его обиженное примечание), Ксюше неожиданно предложили принять участие в… спектакле! Случилось это так: некий солидный господин завидел издалека ее стройную фигурку, укутанную в волну каштановых с рыжинкой волос. После чего солидный господин произвел чувствительное смущение в рядах праздного народа, потребляющего коктейли и лениво обсуждающего никому не интересные темы. Смущение же было вызвано тем, что солидный господин весьма бесцеремонно растолкал праздный народ, прокладывая себе столь несолидным образом дорогу к длинным волосам с рыжинкой. Растолканный народ в конечном итоге нашел в этом некоторое развлечение и с любопытством принялся следить за траекторией солидного господина, который – для пущего развлечения народа – повел себя еще более забавно: домчавшись до цели, он сначала сделал странное па вбок и уставился на профиль девушки. Присутствующие тоже уставились как могли: всем стало интересно. После чего, удовлетворенный, он сунулся в поле зрения заинтересовавшей его особы и принялся довольно невежливо разглядывать ее анфас. И не успела Ксюша подивиться столь странному поведению солидного господина, как тот торжественно провозгласил: «Вы мне подходите!»
– И знаете, почему его так интересовала Ксюша в профиль? – удрученно спросил Реми. – Потому что он предложил ей участвовать в теневом эротическом спектакле Пьера Кардена в замке маркиза де Сада! Понятно, что на тени анфас не разглядеть, зато профиль важен…
Профиль не разочаровал. Впрочем, анфас тоже, и господин принялся окучивать Ксюшу. Вернее, «неотразимую русскую».
Ксюша же почему-то нашла господина «приятным во всех отношениях» и весьма «забавным», – несколько кривясь, прокомментировал Реми, – и слушала его со вниманием.
…Пьер Карден купил развалины замка маркиза де Сада в деревне Ла Кост, вещал Ксюше приятный солидный господин, где отныне собирается устраивать спектакли и концерты. Вырученные деньги пойдут на восстановление замка – иными словами, акция благотворительная и благородная! Первым из них станет эротическое теневое шоу – дань уважения беспокойной тени великого и скандального маркиза. «Все в рамках приличия, театр теней, сами понимаете, одни намеки! Общество самое высокое, люди моды и искусства, имена самые известные – считайте, что вам несказанно повезло, потому что попасть в столь элитарный круг просто невозможно со стороны: вам выпал редкий шанс, моя очаровательная русская!»
Ксюша, слушая эти речи, поняла, что приятный господин ничем ей не опасен, поскольку его утонченная благообразность со всей очевидностью выдавала гомосексуальную ориентацию, – однако ей так и не удалось понять, куда он ее приглашал и почему? Ему нужна «дама для видимости» на этот прием? Он хочет соблюсти уже ставшие архаикой приличия – да в мире моды? Да в наши раскрепощенные времена? Сомнительно, ей-ей!
– Простите, я все поняла о Кардене и о спектакле, но только одного не поняла: вы меня приглашаете на спектакль?
– В спектакль, моя дорогая, в спектакль! Не смотреть – а участвовать! Я вам предлагаю лучшую в мире женскую роль – роль Евы!
Как выяснилось, приятный господин оказался директором по кастингу и к тому же соавтором сценария. Кастинг был закончен, спектакль отрепетирован, но, заметив эти волосы до середины ягодиц, их роскошную волну, он вдруг «увидел» сцену, которая будет открывать спектакль: сцену искушения Евы Змеем. «Откуда, так сказать, все грехи наши и пошли», – приятно улыбнулся директор по кастингу и соавтор сценария. Ксюша, по его словам, идеально подходила на роль Евы. Вернее, Ксюшин профиль и силуэт подходили. А играть там, собственно, нечего – час репетиции, и вуаля… Змей будет настоящий, но совершенно ручной, и дрессировщик будет на боевом посту неподалеку. Деньги, однако, за это ей заплатят – о-го-го! «Да и общество, – снова поднажал директор и прочая, – соберется самое элитарное». К тому же ей выпадет редкая возможность увидеть бренные останки замка маркиза де Сада… «Ну что, вы согласны, прелестная Ксения?»
«Прелестная Ксения» согласилась. Неизвестно, что соблазнило ее больше – денежное «о-го-го!», возможность ли сделать новые ценные знакомства («В этой стране, будь она неладна, – проворчал Реми, – все делается по знакомству!») или возможность облазить руины замка?
– Ева – это как? Голая, что ли? – взялся уточнить Кис.
– А ты когда-нибудь видел Еву одетой? – мрачно поинтересовался Реми.
– Ты ревнуешь, Реми? – с неожиданным вызовом спросила Александра. К Реми она относилась с изрядной симпатией, но тут, видать, взыграли сестринские чувства: в ранге всех возможных чувств это был не подлежащий сомнению приоритет.
– Можно понять, – вступился за друга и коллегу Кис, – мне бы тоже не понравилось, если бы ты ходила голая по сцене! Да еще и перед «элитарной публикой»!
– Ага, перед простыми работягами лучше, – ехидно бросила Александра. – Между прочим, публика будет видеть только ее тень!
– Да дело вообще не в этом! – не выдержал Реми. – Нынче на пляжах девицы и так голые ходят, если не считать ниточку в попе, – и никого это давно не волнует!
– Ну, не то чтобы никого… – пробормотал отстающий от прогресса Кис.
Реми его реплику не расслышал и продолжал с жаром:
– Просто мне не нравится, что Ксюша все время отзывается на приглашения каких-то незнакомых мужчин! Она с каждого мероприятия приносит визитки и новые приглашения – на новые вечера и вечеринки!
– И что? Подозреваешь Ксюшу в неверности? – произнесла Александра насмешливо и высокомерно.
– Нет! – с негодованием отверг Реми подобное предположение.
– Тогда в чем проблема? Из-за чего вы поссорились? – требовательно спросила Александра.
Она себе слишком много позволяла, Ксюшина сестра! Нет, Реми к ней относился очень даже хорошо, просто замечательно – она умная и интересная женщина, и красивая в придачу – совсем не так, как Ксюша, она жестко и надменно красива, а Ксюша мягко и нежно… Да, Реми, несомненно, Александру уважал, к тому же Ксюше она старшая сестра, а Алексею «подружка» – родственники, так сказать… Но, согласитесь, это перебор: лезть в его отношения с Ксюшей! Француженка себе такого никогда бы не позволила и уже давно бы дипломатично сменила тему, будь она не то что сестрой, а трижды матерью Ксюши! Но фокус в том, что Александра русская. И теперь ведь не отстанет, ни за что не отстанет!
– Ксюша сказала мне, – неохотно сдался он, – что замужество плохо совместимо со свободой!
– Так оно и есть, – снисходительно улыбнулась Александра. – Оно плохо совместимо с творческой работой, которая независима по определению… Когда ты, Реми, работаешь для клиента день и ночь, когда вечерами тебя нет дома, когда ты уезжаешь на несколько дней в другой город, в который тебя повели следы, – ты ведь не спрашиваешь разрешения у Ксюши? Нет, ты ее просто информируешь, и это воспринимается как само собой разумеющееся: ты работаешь! Так вот, друг мой, представь себе: она – тоже.
Кис, до сих пор не слишком вникавший в их диалог, с ее последними словами вдруг напрягся: «Замужество плохо совместимо с творческой работой, которая независима по определению…»
И вдруг все то, что было смутным, что не додумывалось до конца, мгновенно легко додумалось: Александра не стала бы ждать предложения «руки и сердца»! Когда-то, три года назад, она сама предложила ему отношения[3], простенько так и со вкусом: «Я хочу тебя». Эта странная женщина считала, что слово «люблю» всегда лжет, зато слово «хочу», напротив, всегда правдиво… Ему два года пришлось ждать, чтобы услышать от нее признание в любви – да и то под страхом смерти, можно сказать![4]
Нет, если бы она хотела жить с ним семьей – нормальной семьей, – она бы заявила прямо.
И раз не говорит – значит, не хочет.
А раз не хочет – он ей предлагать не будет. Так-то.
– Я не отвечаю на приглашения незнакомых женщин! – горячился тем временем Реми.
– Отвечаешь. Когда тебе нужно для дела. Правда ведь? – подначивала его Александра.
– Для дела!
– Но для журналистки – все дело! Особенно то, куда она может попасть в виде исключения, редкой удачи… И незнакомый мужчина с его приглашением является всего лишь средством передвижения, пропуском в те двери, на которых написано: «Посторонним вход воспрещен». А Ксюша обожает именно такие двери – разве ты не знаешь?
Она помолчала, а потом вдруг произнесла серьезно и участливо:
– Ты напрасно ее ревнуешь, Реми. Она тебя любит – и, пока любит, будет тебе верна.
Они направились наконец к лифтам и спустя пять минут с комфортом разместились в «Рено Эспас» Реми.
– Ты поэтому не выходишь за меня замуж? – неожиданно для себя самого спросил Кис. – Боишься, что печать в паспорте превратит меня в тирана?
– Как знать, – загадочно улыбнулась Саша. – Эта простая вещь имеет странную власть над людьми. Она многое меняет в сознании и в отношениях, она излишне связывает… И потом, ты ведь не предлагал.
– А если предложу? – лез в бутылку Кис, сам толком не понимая, за каким чертом.
Он ведь и сам не был уверен, что ему нужен другой образ жизни и отношений! Но сейчас, когда удостоверился, что это сознательный выбор Александры, – уело!!!
«Дурацкое, пустое, пупковое самолюбие», – прокомментировал внутренний голос.
И Кис даже с ним согласился, но поздно: он уже влез в бутылку и уже сидел за ее толстым стеклянным боком, подло искажавшим реальность, бессильно трепеща крылышками раздраженного самолюбия.
– Зачем, Алеша? – миролюбиво усмехнулась Александра. – Это не нужно ни тебе, ни мне. Разве нам так плохо?
Ну да, он так и понял: «ни тебе, ни МНЕ». Ей не нужно! Она не хочет быть сутками бок о бок с ним. Она не выносит его в больших дозах!
Он тоже, между прочим. Ему тоже не нужно. Не больше, чем ей! Он тоже…
Черт, он расстроился. Глупо и тупо – но расстроился. Свобода, понимаешь, ей дорога! Принимать любые приглашения! Профессия у них с сестрицей, видите ли, такая!
Кис никогда не ревновал. Никогда не подозревал. Надо сказать, что по большей части Александра выходила в свет с ним, используя его как щит от двусмысленных предложений. Но не всегда. И он в это «не всегда» никогда не совал свой нос: раз ей надо – так пусть идет. Его это не касалось, у нее дела, и он их уважал. А вот теперь, получив в лоб женскую и сестринскую солидарность в вопросах свободы (свободы отвечать на приглашения незнакомых мужиков, черт побери!), ему отчаянно захотелось сунуть нос в те ее дела, которые происходили без него… Нет, он не ревновал – еще чего! – но все-таки…
Они решили поужинать в ресторане. Александра попросила «с музыкой».
– Ты хочешь на дискотеку? – удивился Реми.
– Не на дискотеку – в ресторан с музыкой! – пояснила Александра, словно маленькому.
И где это вам в Париже найти с музыкой? Это вам не Москва, в Париже каждый сантиметр баснословные деньги стоит, и занимать их танцплощадкой и музыкантами, когда туда можно втиснуть еще с десяток столиков? Смеетесь, что ли, – кто это себе такую роскошь позволит!
Однако Реми спорить не стал и позвонил одному приятелю, который что-то когда-то говорил ему о подобных редких заведениях. Приятель назвал итальянский ресторан, бразильский ресторан и остромодный бар-ресторан, для танцев как бы не предназначенный, но в нем, однако, имеется музыка и к ней в придачу три свободных квадратных метра, на которые выползают плясать наиболее отчаянные. Остромодный бар-ресторан был ближе всего к дому Реми, и он решил, что трех метров для Александры хватит, на случай если ей захочется потратить энергию в более мирных целях, чем воспитывать его.