Да, мы совсем забыли про два огромных камня - черный и красный огромнейшие яйца на макушке острова.
- Смотрите, какая между ними узкая щель, - продолжал капитан. - Не дай Бог их сдвинуть, представляете себе, что тут начнется?! Догадываетесь? Так что, лоцман, кидайте этот небольшой булыжник и - хорош.
Лоцман схватил булыжник и шмякнул им в какой-то камень неподалеку от нас.
Слишком уж близко ударил лоцман, и сам ошпарился, и нам пришлось отбежать на несколько шагов.
С шипеньем и клекотом явились перед нами новые фигуры: мужчина и женщина. Они кинулись друг к другу, но тут же отпрянули в стороны.
Мужчина снова кинулся к ней, но женщина оттолкнула.
- Нет-нет, - повторяла огненная женщина, - я с тобой обниматься и сгорать на пару не собираюсь.
- В чем дело? - сокрушался огненный человек.
- Ты мне совсем не нравишься. В тебе больше дыму, чем огня.
И действительно, новоявленный воспламенившийся пылал не так активно, он скорее тлел, и если до колен ноги его были раскалены как угли, то выше он совсем терялся в дыму и в копоти.
- Коптишь, брат, слишком коптишь небо, - объясняла женщина. - Я лучше сольюсь в игре с кем-нибудь из этих джентльменов, ну хотя бы с тем, кто бросил в меня камень. Вполне приличный человек и, кажется, лоцман. Сейчас возьму, сожму и сожгу его в своих любовных, объятьях.
И она, играя призрачным алым бедром, направилась к лоцману.
- О нет! Только не это! - вскричал потрясенный лоцман. - Я не люблю огненных ристалищ, терпеть такой любви не могу! У меня уже была одна, которая сожгла вор душу, хватит! Целуйте капитана или старпома! Да и чин-то у меня маленький. Всего-навсего лоцман!
- О нет! - твердила женщина, протягивая к лоцману жаркие длани. - Ты бросил в меня камень! Ты разбудил! Ты!
- Эй, девушка! - крикнул старпом. - Извините, вы не подскажете нам, где тут у вас драгоценности? А?
- Вот они, драгоценности, - говорила девушка, оглаживая свои бедра, чресла, перси, ланиты, флегмы, гланды и шоры. - Вот перлы!
- А другие? - крикнул старпом.
- А другие у него, - указала она на лоцмана огненным пальцем и буквально ринулась к нему. Шлейф раскаленной пыли взметнулся над нами, а лоцман, как сидел, так неожиданно и подпрыгнул и бросился в воды океана.
Он вынырнул довольно далеко от берега, как следует отфыркался и закричал:
- Иди сюда, кобылка моя! Иди сюда, о полная перлов! О, какие объятья я тебе приготовил! Волна! О волна - соленая перина моей любви, сотканной из крови, пота, соли и огня! Прими мою огненную подругу!
- Фу, подонок, - плюнула огненная любовница. - Какой у вас, оказывается, хитроумный и противный лоцман. Такой действительно проведет караван верблюдов в игольное ушко. Спрятался от жара сердца в соленый холодок. В рассол! В рассол!
Огорченная, металась она, заламывая руки, и наконец всосалась обратно в камень.
- Ну, а мне-то что ж теперь делать? - ныл дымный мужчина. - Куда мне деваться? Никто меня не любит, никому я не нужен. Поджарьте хоть на мне шашлык или вскипятите чайник.
Ну, мы добродушно повесили чайник на нос дымному мужчине, дождались, пока он закипит, заварили краснодарского и долго сидели вокруг обиженного судьбой любовника, как будто возле костра.
Попили чайку, спели несколько песен.
- Подвесьте еще чего-нибудь, подвесьте, сварите, накалите, просушите. Я хочу быть полезным.
- Нечего, брат, нам больше вешать, - сказал старпом. - Извини. Была бы уха, мы бы тебе уху на ухо повесили.
К вечеру отправились мы на "Лавра" и долго смотрели с борта, как дотлевает на берегу неудачный любовник.
Глава XLIX. Ненависть
*****
- Я что-то ненавижу, а что именно - позабыл, - обмолвился однажды лоцман Кацман.
.......................................................................
Глава L. Ведра и альбомы (Остров Гербарий)
Ведра и альбомы (Остров Гербарий)
.......................................................................
- Эх, Старпомыч, - рассмеялся капитан, - зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдет. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я - ничего не ищу, я только нахожу!
.......................................................................
- Эй, на острове! - крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.
- Чего изволите? - высунулся все тот же борджовый лик.
- Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?
- Не всегда, - послышалось в ответ, - только если уж очень мокрые.
- А потом чего делаете?
- В ведра складываем.
- В какие еще ведра?
- В эмалированные. С крышкой.
- А не в альбомы?
- В какие альбомы?
- Вот хрен морской, - плюнул Пахомыч. - Ты ведь сам орал: "Гербарий! Гербарий!" Какого же черта гербарий в ведра? А? В альбомы надо!
- Да? - удивился борджовый. - А у нас все больше в ведра.
- Ну вот, нэп, - вздохнул старпом, вытирая плот собла *. - Изволите видеть... добороздились... гербарий хренов...
.......................................................................
........Демонкратии..........
.......................................................................
Солить мы их не стали, а просто нанизали на суровые нитки и развесили между мачтами сушить.
Они долго болтались под соленым морским солнцем, хорошо провялились, и мы любили, бывало, выпить портеру и закусить вяленым гербом *** ***.
Глава LI. Порыв гнева
Остров, на котором ничего не было, мы заметили издалека и не хотели его попусту открывать.
- А чего его зря открывать? - ворчал Пахо-мыч. - На нем ни черта нету. Только пустые хлопоты: спускай шлюпку, суши весла, кидай якорь, рисуй остров, потом все обратно поднимай на борт. Ей-богу, кэп, открытие этого острова - чистая формальность. Просто так, для числа, для количества, для галочки.
- Для какой еще галочки? - спросил Суер.
- Ну это, чтоб галочку в ведомости поставить, мол, открыли еще один остров.
- В какой еще ведомости? - спросил капитан.
- Извините, кэп, ну это в той, по какой деньги получают.
- Какие еще деньги? - свирепея, спрашивал сэр Суер-Выер.
- Рубли, сэр, - ответил, оробев, старпом. Он как-то не ожидал, что его невинные размышления насчет галочки могут вызвать такой гнев капитана.
Я-то давно уж предчувствовал, как медленно и неотвратимо где-то зреет гнев.
Как змееныш
в яйце раскаленного песка, как зародыш грозы
в далекой туче, как клубень картошки,
как свекл,
как жень-шень,
как образ
в бредовом мозгу поэта, совсем неподалеку от нас созревал гнев.
В ком-то, в одном из нас, но в ком именно, я не мог понять, хотя и сам чувствовал некие струны гнева, готовые вот-вот во мне лопнуть.
- Рубли, сэр, рубли...
- Какие еще рубли? - ревел Суер.
Старпом совершенно растерялся, он мыкался и что-то мычал, но никак не мог разъяснить, какие по ведомости получаются рубли.
Уважаемый же наш и любимый всеми сэр расходился все сильнее и сильнее, по лицу его шли багровые пятна и великие круги гнева.
- Рубли! - хрипел он и не мог расслабить сведенные гневом мыщцы.
Очередной приступ гнева потряс его, спазм гнева охватил его, конвульсии гнева довели до судорог гнева, до пароксизма и даже оргазма гнева.
- Рубли! Для галочки! Старпому! Немедленно! Прямо сюда! На палубу!
Мы выволокли из трюма сундук с рублями, сунули старпому ведомость.
- Ставьте галочку, старпом! Ставьте! Мы с вами в расчете! Вы у нас больше не работаете! Уволены! Вот вам ваши рубли! Ставьте галочку!
- Ой, да что вы, сэр! - совсем потерялся Пахо-мыч. Он никогда не видел капитана в таком гневе, и мы наблюдали впервые. - Поверьте, сэр, я ничего такого... я же не против... а насчет галочки, так это я...
- Галочки! ревел капитан. - К чертовой матери эту галочку! Вы уволены и списаны на берег.
- На какой же берег, сэр? - уныло толковал старпом. - Придем в Сингапур, тогда...
- Вот на этот самый, - приказывал Суер, - на этот, на котором ничего нет. Пускай теперь на нем будет списанный старпом! Давайте-давайте, не тяните! Считайте свои рубли, ставьте галочку и - долой...
Задыхаясь от гнева, Суер спустился в кают-компанию. С палубы слышно было, как он сильно булькнул горлом в недрах фрегата.
- Вермут! - догадался матрос Петров-Лодкин.
- Что еще? - гневно переспросил старпом.
- Ах, извините, старп! Херес!
- То-то же, дубина! - в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.
- Слез он на берег или нет? - послышалось из недр.
- Слезает, сэр, слезает, - крикнул я. - Сейчас досчитает до двух миллиардов.
- Галочку поставил?
- Еще нет, сэр! Вот-вот поставит!
В недрах фрегата послышался орлиный клекот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.
Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью... Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, терлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.
Они летели
к небу
длинной струей,
завивались в смерчи, всасываясь в бездонные дыры
Они летели
к небу
длинной струей,
завивались в смерчи, всасываясь в бездонные дыры
между облаками.
- Ставьте же скорее галку, старп! Скорее галку! - орал Петров-Лодкин.
Старпом, задыхаясь, дергал гусиным пером и никак не мог попасть своей галочкой в нужную графу.
- Помоги же! - умолял он меня.
Я содрал с него двенадцать процентов и сунул какую-то галку в графу.
- Все в порядке, сэр! - крикнул я. - Галочку поставили!
- Вон! - проревел Суер, и порыв капитанского гнева вынес нашего Пахомыча на остров, на котором до этого совершенно ничего не было.
Глава LII. Остров, на котором совершенно ничего не было
Жесткие судороги капитанского гнева по-прежнему сотрясали корабль, хотя Пахомыча уже не было на борту.
Понимая, что порыв угасает, мы все-таки опасались новых приступов и все, кроме вахтенных, расползлись по своим каютам.
Я спрятался за хром-срам-штевень, наблюдая за Пахомычем.
Старпом прохаживался по острову, на котором совершенно ничего не было. Растерянно как-то и близоруко бродил он с матросским сундучком в руке. В сундучке лежало его жалованье и полный расчет.
- Эгей! - крикнул я.
- Эй! - отозвался старпом.
- Ну что там, на острове-то?
- А ничего, - отвечал старпом. - Ничего нету.
- Неужели совсем ничего?
- Да вроде ничего... Как-то непонятно, не по-людски...
- Ну может, хоть что-нибудь там есть?
- Да пока ничего не видно, - отвечал Пахомыч.
- Ну а то, на чем вы стоите, что это такое? Не земля ли?
- Черт его знает, - отвечал старпом. - Вроде не земля... такое какое-то... ничто.
- Может, песок или торф?
- Да что ты говоришь, - обиделся Пахомыч, - какой песок? Ни черта тут нету.
- Ну а воздух-то там есть? - спросил я.
- Какой еще воздух?
- Ну, которым ты дышишь, старый хрен!
- Дышу?.. Не знаю, не чувствую... кажется, и не дышу даже, во всяком случае, воздуха-то не видать.
- Эва, удивил, - вмешался неожиданно мичман Хренов, который, оказывается, сидя в бочке, прислушивался к разговору. - Воздуха нигде не видать. Он же прозрачный. Отвечайте толком, есть там .воздух или нет?
- Нету, - твердо решил старпом, - и воздуха нету.
- Ну уж это тогда вообще, - сказал лоцман Кац-ман. - Заслали нашего старпома... Эй, Пахомыч, да может, там где-нибудь пивной бар или бренди продают?
- Да нету ничего, - уныло отвечал старпом. - Главное - денег до хрена, а тратить не на что. Я уж хотел было где-нибудь сушек купить или сухарей, а ничего нигде нету.
- Пустота, значит, - сказал Хренов.
- И пустоты вроде нету, - отвечал Пахомыч.
- Натура абхоррет вакуум, - сказал Кацман. - Природа не терпит пустоты.
- Оказывается, терпит, - сказал Пахомыч. - Натура терпит даже и отсутствие пустоты. Вот я сейчас и нахожусь там, где ничего нету, даже пустоты. Только я тут и сундук с деньгами.
- Этого вполне достаточно, - сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер, неожиданно появляясь на палубе. - Пахомыч с деньгами - это уже Бог знает сколько! Несчастный остров, на котором совершенно ничего не было, вдруг так многообразно разбогател. В сундуке - полно денег, а в Па-хомыче - бездна разума. Даже на острове Цейлон нет подобного богатства... Впрочем, не думайте, что я так уж быстро остыл. Да, да, не думайте! Поостыл немного это верно, да и то скажите спасибо хересу.
- Сэр, - сказал Пахомыч, - дозвольте вернуться на корабль и поблагодарить херес лично, с глазу на глаз.
- Ничего, не беспокойтесь, я ему передам ваши приветы... а вам, старпом, я вот что посоветую... поищите как следует, вдруг да и найдете на этом острове что-нибудь.
- Что именно искать, сэр?
- А вот этого я не знаю. Не может же быть, что на нем совершенно ничего нет. Должно быть хоть что-нибудь в каких-нибудь кустах.
- Да нету же и кустов, сэр! - воскликнул старп со слезами в горле.
- Ищите! - настоятельно порекомендовал капитан. - А если ничего не найдете, так и останетесь на этом острове, как единственный признак наличия чего-то в пространстве.
- Сэр! Сэр! Я лучше здесь оставлю рубль! Этого вполне достаточно! Пространство будет заполнено!
- Одним рублем? - усмехнулся Суер. - Нет, старпом... ищите!
- Сэр! - негромко сказал я. - Это ведь невыполнимая задача. Ведь нету совершенно ничего. Посмотрите на него, сэр.
Пахомыч действительно бродил по острову, шарил, как слепец, рукою в пространстве, придерживая левой сундучок.
- Ты думаешь, что он ничего не найдет? - спросил капитан, скептически оглядывая меня.
- Да ведь невозможно, сэр! На острове совершенно ничего нет: ни земли, ни травинки, ни воздуха... ни даже пустоты... только ничто.
- Да? Ну тогда ответь мне на один вопрос. На острове ничего нет, а как же мы его видим?
- Я и сам в недоумении, сэр. Вроде ничего нету, а мы что-то видим.
- В том-то и дело. Мы видим НЕЧТО. Подчеркиваю: видим НЕЧТО. Только не знаем, как это называется, но оно ЕСТЬ!
Я вперился в пространство, пытаясь разобраться, что же я, собственно, вижу.
И видел какой-то вроде бы остров, зигзаги и точечки, звездочки в крапинку или мокрые капельки,
туманные полосы, оранжевую суету сует,
шелуху шепота,
чешую неясных движений,
какое-то вливание...
действительно, НЕЧТО, а вот что именно - неясно.
- Ну и что ты скажешь? - спрашивал капитан. - Как все это объяснить? Как назвать?
- Затрудняюсь, сэр. НЕЧТО - самое точное слово.
- И даже очень хорошее слово, - сказал капитан. - Хорошее, потому что точное! Понял? Нам кажется, что НЕЧТО - расплывчатое слово, не может быть точным, а оно - точное! А теперь я выскажу тебе одну свою великую догадку: во всяком НЕЧТО имеется ЧТО-ТО.
Капитан закончил свое могучее рассуждение, и не успел я еще осмыслить его, как на острове, на котором ничего не было, послышался какой-то шум, всхлипыванья, плач и сдавленный крик Пахомыча:
- Нашел!
Глава LIII. Е мое
О Боже, Боже, Боже мой!
Спаси и сохрани нас, ищущих, не знающих что, и видящих НЕЧТО, не понимая, что это такое!
Не во тьме,
не во мгле,
не в свете,
не в пустоте,
не в наполненности,
не в тумане и не в пелене, а только в том, что можно было бы назвать НЕЧТО, стоял наш старпом и кричал полушепотом:
- Нашел! Нашел!
Сундучок с деньгами, полный свой расчет и жалованье, он грубовато пнул пяткой и прижимал к груди найденное, какой-то белый сверток или даже большой кулек.
- Сахар, что ли? - сказал было Хренов, но тут же фрикусил безык.
Сэр Суер-Выер определенно растерялся.
Я лично видел, как пальцы его сжимались и разжимались, как будто искали что-то возле карманов брюк.
Находка старпома, очевидно, потрясла его, а, может, еще сильней потрясла собственная догадка: там, где ничего нет, все-таки что-то имеется или может вдруг зародиться, возникнуть и явиться перед нашим взором.
- Лафет! Лафет! - шептал капитан, нервничая пальцами у брюк.
Никто из нас никак не мог догадаться, о чем это бессознательно бормочет сэр, мы растерянно переглядывались, наконец меня осенило, и я пододвинул капитану пушечный лафет, на который он и присел в изнеможении.
Да, я понимал эту внезапную опустошенность и бессилие капитана. Порыв гнева измотал его до основания, великая догадка и находка старпома вовне осязаемого потрясли разум. Он знал,
он догадывался,
он предвидел,
он ожидал и жаждал этого
и все-таки был потрясен!
И все мы были потрясены, но, конечно, не с такой силой, ибо разум наш был форматом поменьше, пожиже, похилей. Жидкий разумом Хренов даже вынул фляжку из нательного пиджака и глотнул бормотухи.
- Шлюпку! - скомандовал я. - Шлюпку за старпомом!
Матросы во главе с Веслоуховым бросились выполнять команду, скинули шлюпку, заплюхали веслами. Сэр Суер-Выер благодарно сжал мое запястье. Рука у него была влажная, горячая и сухая.
Шлюпка повернулась, развернулась и вот уже двинулась обратно к "Лавру". На носу стоял старпом, полный смысла и одухотворенности. Белый сверток он прижимал к груди.
Сундучок свой с деньгами он совершенно забросил, и остров, на котором ничего не было, запросто мог оказаться островом рублей, да матрос Вампиров в последний момент подхватил сундучок с собою в шлюпку, и остров остался в своем первозданном виде, если, конечно, не считать свертка, везомого на "Лавра".
Торжественно взошел на борт наш тертый старпом и протянул находку капитану.
Суер принял ее с поклоном, быстро развернул белые материи, и мы увидели младенца. Завернутый в одеяло, он спал, доверчиво прижимаясь к жесткому кителю нашего сэркапита-на.
- О! - восклицали мы. - О!
- У! - сказал Чугайло, тыча в младенца своим дубовым пальцем.
- А? - спрашивал лоцман Кацман.
- Э, - тянул мичман Хренов.
- Ы! - выпятился Вампиров.
- И, - хихикнул Петров-Лодкин.
- Е, - предложил стюард Мак-Кингсли, вынося поднос фужеров сахры.
- Е, - добавил я, почесав в затылке. - Е мое.
- Ю! - воскликнул капитан, догадываясь, кого мы заимели на борту.