Он смотрит на меня невинными глазами честного человека, которому абсолютно нечего скрывать. Сердце у меня неприятно ёкает, ибо мне уже доводилось видеть этот широко распахнутый, прозрачный до донышка взгляд. Гас опять задумал что-нибудь этакое, неудобопредсказумое, никаких сомнений.
Но как только мы залезаем в воду, настроение у меня сразу поднимается. Вода изумительно прохладная, воздух в павильоне свеж, бутылконосые дельфины резво нарезают круги в дальнем конце бассейна. Мы с Гасом экипированы новенькими ластами, масками и шноркелями. Здешний тренер с выражением терпеливого пофигизма на лице приманивает дельфинов на нашу сторону какой-то рыбой. Я опускаю лицо в воду и вижу, как они плывут к нам, и дрожь восторга охватывает меня.
— Ну как, готовы прокатиться? — спрашивает тренер.
Нет, это гораздо лучше, чем я ожидала! Я собираю всю свою храбрость, поскольку хочу покататься первой, крепко хватаюсь за спинной плавник… И дельфин лихо транспортирует меня до тех пор, пока я не разжимаю пальцы с чувством, что с меня вот-вот сползет купальник. Гас тоже получает свое удовольствие сполна, а потом мы долго стоим на мелком месте, переводя дух. На моем лице улыбка от уха до уха, а Гас наблюдает за мной.
— Это было совсем недурно, — говорит он наконец, и мне кажется, что он забыл про Соммерса.
— Недурно? Это было замечательно! — негодую я. — Думаю, мы обязаны сказать дельфинам спасибо.
— Откуда ты, фея, и что ты сделала с моей женой?
— Да ничего особенного, — со смехом отвечаю я. — А ты знаешь, что было бы еще лучше? Такой ручной, совсем домашний дельфин!
— Нам понадобится дом гораздо больше нынешнего, — задумчиво изрекает на это Гас.
Я еще тогда должна была насторожиться, но, увы…
Наш дельфин дружелюбно вьется вокруг нас, проскальзывая на расстоянии не больше дюйма, и Гас внезапно восклицает: «Эй, что это было?», глядя в воду. Я ничего не вижу и спрашиваю по-дурацки:
— Что было что?
— От него что-то отвалилось! Вроде бы кусок шкуры?
— Ага, — флегматично говорит тренер. — Так оно и есть. Эпидермис у дельфинов отслаивается через каждые несколько часов. Это для сохранения наилучшей обтекаемости.
Гас заглядывает мне в глаза с таким видом, словно хочет сделать предложение во второй раз. Но вместо этого он делает глубокий вдох и ныряет под воду. Дельфинов сейчас поблизости нет, и Гас неторопливо кружит над самым дном бассейна. Вдруг я припоминаю, что после того инцидента с формальдегидом он ни разу не плавал до сегодняшнего дня, и начинаю беспокоиться. Наконец Гас всплывает и шумно продувает шноркель. Вид у него какой-то неважный, на мой обеспокоенный взгляд.
— Ты в порядке? — поспешно спрашиваю я.
— Угу, — бубнит Гас и снимает маску. — Но я думаю, мне лучше выйти из воды.
— Сейчас мы быстренько отыщем ингалятор, — обещаю я, выкарабкиваясь из бассейна, но краешком глаза замечаю, как он что-то сует в кармашек плавок. Господь всемогущий, только не это! Только не говорите мне, что мой муж неисправимый лгун и обманщик, я и так знаю. Неужто он припрятал тот шматок дельфинячьей шкурки?…
— Гас?! — решительно начинаю я, но тут на него нападает неудержимый приступ душераздирающего чиха, и я кидаюсь помочь ему выбраться из воды.
Приходит сентябрь, и наш грандиозный междусобойчик с сюрпризами и дельфинами нашел свое место в разряде довольно приятных воспоминаний. Гас читает свою лекцию в университете и совершает обстоятельный тур по лабораториям Темпла. На том программа должна быть завершена, но как бы не так!
Его сразу призывают назад, кому-то из лабораторных трудяг Сом-мерса ну просто позарез необходимы консультации Гаса, это прямо-таки вопрос жизни или смерти. Затем сам непревзойденный Соммерс, великий мудрец, ненароком натыкается на какой-то чудесатый участок ДНК и желает, чтобы Гас «слегка над ним поразмыслил», по изящному выражению мэтра. Гас принимается размышлять и доходит до того, что злостно пренебрегает своими обязанностями в любимом зоомагазинчике, не говоря уж о такой мелочи, как собственная жена. Он обдумывает, и консультирует, и изо всех сил «помогает людям» (опять эвфемизм Соммерса), и я совсем не видела Гаса уже несколько дней.
Я плачу в подушку, пока не засыпаю от изнеможения, но знакомое посвистывание на улице пробуждает меня. Потом свист замолкает, входная дверь отворяется, и я слышу, как Гас на цыпочках проскальзывает в дом — точь-в-точь наш полосатый кот Чешир после загула с дебошем и убийством мелких животных. Потом я слышу, как Гас открывает холодильник, и спускаюсь на кухню, моргая и щурясь на яркий свет.
— Э-э… привет, — говорит он. — Извини, что разбудил и… почему бы тебе не вернуться в постель? Спи дальше, а я скоро приду.
— Черта с два, — изрекаю я мрачно, протирая глаза. — Ты обещал мне, что больше никаких исследований. Помнишь?
— Да, — говорит он, — но…
— Но — что?! Еще год назад, — напоминаю я, — ты был мешком с костями и клочками легких, выжженных формальдегидом. И ты рыдал у меня на плече, клялся собственной бессмертной душой, что навсегда завязал с этим делом!
— Да, но я был изрядно одурманен анальгетиками.
Я патетически возвожу глаза горе.
— Правильно ли я поняла, что ты сделал мне предложение под влиянием обезболивающих и противовоспалительных средств?
Ха! Никакого ответа.
— Что с тобой?! — ору я на него. — Ты обещаешь, и снова обещаешь, и опять обещаешь, но всегда делаешь то же самое! Почему?!
— Наверное… ну, это чем-то похоже на наркотики. Сперва привыкаешь, а потом затягивает. — Гас пробует дотронуться до меня, но я ловко уворачиваюсь. — Мне очень жаль, — говорит он, — правда-правда. Не стоит волноваться, ничего плохого со мной не случится. Я не экспериментирую, это сугубо теоретическая работа для Соммерса.
— К чертям Соммерса!!!
— Гм. Ладно. Я завтра ему скажу. — Угрызения совести крупным шрифтом написаны на физиономии Гаса. — Я позвоню ему, а потом мы будем вместе целую неделю, киска, но мне придется еще пару раз съездить в лабораторию, просто чтобы подчистить кое-какие концы, идет?
Если честно, мне жалко Гаса. Он любит исследовательскую работу и очень хорош в своем деле… чересчур хорош, если вы спросите меня! Вот почему мне приходится брать на себя роль монстра, подрезающего пресловутые лебединые крылья. С другой стороны, будь люди созданы для полета… но это не так.
— Идет, — соглашаюсь я. — Но если ты снова зарвешься и сотворишь какую-то жизнь, клянусь, я спущу ее в унитаз, ты меня понял?!
Назавтра Гас открывает зоомагазин на целых два с лишним часа, и жаждущие покупатели выстраиваются в очередь. Вся живность в его ассортименте выращена в домашних условиях, лишена паразитов и неотразимо мила. Некоторые люди приезжают сюда аж из Коннектикута, чтобы попытаться уговорить Гаса хоть кого-нибудь им продать. Я убедила его немного повысить цены. Теперь магазинчик действительно стал приносить доход. Если он открыт, разумеется.
Я знаю, Гасу морально тяжело торчать в магазине, когда он думает, что я сейчас вовсю развлекаюсь в раковой лаборатории, поэтому и решаю забежать к нему в перерыве на ланч, прихватив несколько сэндвичей с тунцом. Когда я вхожу, Гас как раз приступает к своей фирменной репризе.
— Сэр, — произносит он необычайно вежливо. — Мне ужасно не хочется продавать вам этого василиска, ну разве что вы сумеете обеспечить для него наилучшие условия. Шесть футов на восемь было бы идеально, и разумеется, следует устроить еще небольшой бассейн, примерно три на четыре фута, это вполне приемлемо. Да, я знаю, что написано в книге. Нет, извините меня, но я не могу с чистой совестью продать вам василиска. Не хотите ли приобрести водяного дракончика? Он будет счастлив тем, что вы можете ему предложить.
Я думаю, что упорное нежелание Гаса бойко распродавать своих питомцев направо и налево только добавляет популярности его магазину. Купить у Гаса что-нибудь живое, пусть это просто золотая рыбка, равносильно публичному награждению боевой медалью или, на крайний случай, знаком почета. Я решила не отрывать его от дела и спешу к задней комнате посмотреть, не вылупились ли уже толстохвосты.
— Нет! — панически вскрикивает Гас, отворачиваясь от своего лучшего покупателя, страстного энтузиаста, который прилетает из Японии специально, чтобы посетить его магазин.
У меня сразу вспыхивают подозрения.
— Что ты спрятал в этой комнате, Гас?
— Ничего, — поспешно лжет он и отводит глаза в сторону. Я тоже смотрю туда и вижу незнакомый мне аквариум с какой-то мелюзгой. Эти рыбки подозрительно смахивают на обыкновенных гуппи… Гуппи? Совсем не похоже на Гаса.
Я делаю демонстративный шаг к задней комнате.
— Джесси, не надо, — жалобно просит он. — Ну пожалуйста! Ты не понимаешь… Ладно, ладно я все скажу. Это мой подарок тебе к нашей годовщине.
Я делаю демонстративный шаг к задней комнате.
— Джесси, не надо, — жалобно просит он. — Ну пожалуйста! Ты не понимаешь… Ладно, ладно я все скажу. Это мой подарок тебе к нашей годовщине.
— Поздновато, пожалуй?
— Да, я знаю.
Японец бросает озабоченный взгляд на свой навороченный хронометр и вежливо цокает языком.
— Хорошо, — говорю я с милой улыбкой и тяжелым сердцем. — Не стану мешать. Оставляю тебя в приятном обществе мистера Сулу.
— Мацумото, прошу прощения, — вежливо поправляет меня азиатский джентльмен.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти. То есть делаю вид. И когда Гас уже не смотрит на меня, проскальзываю к задней комнате на цыпочках и распахиваю дверь с триумфальным «Ага!».
А потом я теряю дар речи.
В первый момент мне кажется, что я вижу два серых банана, плавающих в огромном прозрачном резервуаре, какого я прежде никогда у Гаса не видела, но затем… О Господи, да это же бутылконосы! Только длиной не больше восьми дюймов. Я моргаю и протираю глаза, но они по-прежнему тут: миниатюрные взрослые дельфины, такие дивные улыбающиеся очаровашки, что я не в силах пролепетать ни единого слова.
— Закрой! — рычит на меня Гас. Он отталкивает меня и сам захлопывает дверь. — Дьявольщина, — бормочет он, — надеюсь, Мацумото ничего не увидел.
— О Гас… — выдыхаю я замирающим голоском.
— Послушай, Джесси, — говорит он совершенно спокойно. — Мне очень жаль, действительно жаль… но я не мог. Не мог не сделать для тебя что-то особенное, понимаешь? Ведь ты же сама хотела домашнего дельфина? Скажи, они тебе понравились?
Ну конечно. Гас не видит ничего особенного ни в чем, если это не связано с регуляцией генов in vitro или процессом электрофореза в геле.
— Понравились?… Да я их просто обожаю!
Мой голос вибрирует от избытка эмоций. Мой муж испускает огромный вздох облегчения.
— Значит, ты не утопишь их в унитазе?
— Нет, никогда! Что они едят?
— Гуппи.
— Ага, понятно.
— Что это были за рыбы в том баке? — спрашивает мистер Мацумото у меня за спиной. Черт. Надеюсь, он не успел их как следует разглядеть?
— Речные акулы. — Гас лжет, даже не задумываясь. — Это специальный заказ.
— Могу я посмотреть, пожалуйста? — вежливо осведомляется Мацумото.
— Не думаю, — неторопливо произносит Гас, — что мой заказчик согласится на это.
Японец смотрит Гасу в лицо, и я вижу, как его внезапно пугает кошмарная мысль, что Гас больше никогда ничего ему не продаст. Отступив на шаг, он с типичной самурайской улыбкой изображает легкий поклон.
— Ничего, это не страшно, — говорит он глубоким звучным голосом, и мне кажется, что мистер Мацумото все прекрасно разглядел.
Гас, должно быть, думает то же самое, поскольку вечером приносит миниатюрных дельфинчиков домой. «Не стоит рисковать», — говорит он. У нас в доме нет аквариума нужного размера, поэтому мы набираем полную ванну воды, плотно заткнув сток, и запускаем нашу прелесть туда. Гас полагает, что с ними все будет в порядке.
— Эти малыши весьма выносливы, — объясняет он. — По большому счету, им наплевать, соленая вода или нет.
Мы еще какое-то время глазеем на дельфинчиков, рука об руку. Я замечаю на их гладкой коже редкие красноватые волоски, но на рыльцах они пуще, и поэтому мои малыши смахивают на рассерженных битников.
— Что это, Гас?… — выдыхаю я, тыча пальцем.
— Гм, да, — говорит он. — Я надеялся, что волос все-таки не будет. Видишь ли, их ядерная ДНК целиком дельфинья, но вот цитоплазму мне пришлось позаимствовать, гм… у золотистого хомячка. Во внеядерной ДНК есть специальные гены, регулирующие размер организма, так что я немного повозился с хомячьими. Волосы — всего лишь побочный эффект, и я мог бы избавиться от них, если…
— Нет, не надо! Они замечательные. Есть еще какие-нибудь побочные эффекты, о которых мне следует знать?
— Ну… — задумчиво произносит Гас и, в свою очередь, указывает пальцем.
Сперва я думаю, что они просто так играют, но потом, приглядевшись, начинаю хихикать.
— Я всегда считала, что только кролики славятся этим!
— Хомячки еще хуже, киска, — с ухмылкой заверяет меня Гас. — Надеюсь, эти дельфины не фертильны.
— Что?… — Мне уже совсем не смешно. — Ты даже не знаешь точно? Означает ли это, что в итоге мы с тобой окажемся с мегатоннами дельфинов на руках?!
— Надеюсь, что такого не произойдет, — серьезно говорит он, — иначе мне не избежать неприятностей. Во всяком случае, кое-какие меры предосторожности я принял. И к тому же эти маленькие дьяволята — инверсированные гетерозиготы.
— Опаньки… — бормочу я, лихорадочно припоминая курс лекций по генетике, — Означает ли твое последнее утверждение, что дьяволята лишь частично стерильны?
— Гм, да, — вынужден признать Гас. — Но учти, я полагал, что они получатся абсолютно стерильными и без этого, а инверсию решил применить исключительно в качестве перестраховки.
Я испускаю тяжелый печальный вздох. В том-то и проблема, что у Гаса всегда самые наилучшие намерения! Он чуть ли не разбился в лепешку, чтобы порадовать меня, и я глубоко тронута этим. Много ли наберется в мире мужчин, которые способны сконструировать новый биологический вид только ради того, чтобы доставить удовольствие своим женам?…
Наши дельфинчики настолько любвеобильны, что мы начинаем именовать их Ромео и Джульеттой. И они достаточно фертильны, как оказалось, поскольку уже через неделю Джульетта заметно округляется. Наверное, она представляет себя китом.
Через месяц у нас с Гасом на руках шестнадцать новорожденных дельфинчиков. «Дьявольщина», — высказывается по этому поводу Гас, однако весь лучится от родительской гордости. Я открываю рот с намерением высказаться по поводу ужасающей безответственности своего мужа. Но тут один из крошечных дельфинят (всего в полдюйма длиной, но уже с залихватскими рыжими усишками на рыльце!) подплывает к маме Джульетте и принимается жадно сосать. «Ах!» — восклицаю я с умилением, и на том мое выступление кончается.
Теперь, когда я превратилась в замужнюю женщину, моя матушка думает, что у нас двоих наконец-то появились общие интересы. Она простила мне и Гасу наш «тайный брак» и звонит, чтобы пригласить нас на семейный обед. Мы с Гасом предпочли бы, разумеется, остаться дома, чтобы глазеть на дельфинчиков, возиться с пятью котами и как-нибудь развлекать недовольного Гигглза (последние два занятия нам обыкновенно приходится совмещать, поскольку коты ненавидят питона, а тот склонен рассматривать их в качестве закуски). Мы только что пересадили дельфинят в самый большой аквариум в гостиной с благой целью спустить воду из ванны и хорошенько почистить ее.
— Боюсь, нам следует пойти на этот обед, — благоразумно говорит Гас. — Ромео и Джульетта не будут возражать, я уверен, против отдыха в ванне без младенцев.
У меня прекрасное настроение, так что я сразу соглашаюсь. Тем более что наш зоомагазин, под заманчивой вывеской ЗМЕИ И ПРОЧИЕ ТВАРИ, как раз по пути. Я говорю «наш», хотя магазин принадлежит Гасу, но ведь это я придумала ему название и иногда присматриваю за его разнообразными обитателями. Сегодня он не работает, поскольку Гас не доверяет своих животных никому, помимо меня, но возле входа торчит какой-то автомобиль с нью-йоркскими, как я отмечаю, номерами. Водитель выходит из него, как только мы остановились рядом.
— Мистер Мацумото! — восклицает Гас. — Что привело вас сюда? Вообще-то мы сегодня не работаем.
Мацумото кланяется и улыбается, как дитя, но вид у него определенно нервозный.
— Это ничего, — сообщает он с приятной улыбкой. — Сегодня я не имею цели покупать. Я здесь на несколько дней по делам бизнеса и вот решил остановиться, чтобы сказать привет.
— Привет, — говорю я и с ходу едва не продолжаю «а также до свиданья», но одергиваю себя.
Японец вежливо кланяется мне.
— Я бы с удовольствием поболтал, — говорит Гас, — но мы с женой приглашены на обед. Мы заехали сюда, только чтобы посмотреть, все ли в порядке в магазине.
— Это ничего, не нужно беспокоиться!
Мы направляемся к двери магазина, но Мацумото тащится за нами буквально по пятам.
— Мистер Гас? — говорит он тревожным голосом.
Гас улыбается ему многострадальной улыбкой святого.
— Послушайте, мистер Мацумото, если бы вы могли заехать завтра…
— Вам не надо беспокоить себя, мистер Гас! Завтра все равно не можно. Слишком много работы. — Он стоит чересчур близко к нам, и его лицо напоминает японскую лакированную маску. — Мистер Гас, — произносит он тихим голосом, — я просто хочу спросить один вопрос.
Мы ждем, но Мацумото молчит, и я тоже начинаю ощущать необъяснимую тревогу.
— Мистер Гас, — говорит он наконец, — мне очень нужно узнать. Вы не видели подозрительных мужчин? Нигде не встречали? Может быть, японцев?