– Любимая, а как это надевать? – ласково поинтересовался я, потому как внятных комментариев по сему поводу от часов так и не добился. Картинку они выдавали одну и ту же: человек уже в скафандре. А как в него вырядиться – ничего, пусто.
Она фыркнула:
– Ты же у нас умный, вот и покажи пример!
– Милена! Ты понимаешь, что тянешь время?! – Нервы ни к черту. Я ударил скафандр кулаком, чтобы хоть на чем-то и как-то выместить злость. И кулак – способ уже проверенный, отработанный – провалился внутрь, во что-то вязкое и холодное.
Я выдернул руку и снял с себя оружие, резонно решив, что лучше его оставить снаружи – из-под скафандра стрелять не годится. Набрав в легкие побольше воздуха и закрыв глаза, я навалился на чудо технологий путников, обнял и сдавил его, точно борец своего противника перед броском. Кожаный пластик-хитин поддался, расступился под моим напором. Я забарахтался в студне, пытаясь развернуться внутри скафандра так, чтобы лицо мое оказалось напротив прозрачного забрала. Открывать глаза и пробовать дышать отчаянно не хотелось. То есть наоборот, но уж очень сильны были опасения… Я выдохнул и вдохнул, почувствовав, как в рот мне хлынуло то самое вязкое, что наполняло скафандр и уже было не прохладным, но вполне комнатной температуры. Попытка выплюнуть лишнее не увенчалась успехом, наоборот – я наглотался сметанистого желе – цвет его определился, стоило только открыть глаза.
Чем бы ни было это желе, надеюсь, от радиации оно – посветлевшее, а потом и вовсе ставшее прозрачным – меня защитит. В нем – или благодаря ему – я мог дышать. Я поднял руку, посмотрел на нее – забавно, конечность вместе с одеждой выглядела так, будто скафандра нет вообще, хотя я четко ощущал себя в чем-то упругом и неоднородном.
– Край, ну сколько можно тебя ждать?! – Милена скрестила руки на груди. Ее скафандр удивительно хорошо передавал звуки, а мой – улавливал.
Оказалось, честная компания уже готова двигаться дальше, один только я подтормаживаю.
Вновь вооружившись, я поднес руку с часами к перегородке, которая тотчас будто растаяла, лужицей стекла на пол, а потом, пропустив нас, восстановилась.
– А что будет, если этот… скахв… ска… – Хельга то ли так заигрывала с палачом, строя из себя дурочку (в таком случае у нее актерский талант), то ли таковой была на самом деле. – Что если порвется?
– Ничего не будет, – успокоил ее Заур. – Тому грешнику, с кем это случится, не надо будет ни о чем беспокоиться. Поэтому предлагаю заранее подумать о душе, о вечности. Нарушала ли ты седьмую заповедь?..
Дальше я не слушал, я внимательно разглядывал то, мимо чего никак нельзя было пройти.
Это существо занимало половину зала, в который мы попали, и было размером с небольшой садовый домик. На коже – внешних покровах? – этого существа-машины выступали бородавки примерно с кулак, шевелившиеся невпопад, будто каждая была самостоятельным организмом или узлом. И саму кожу, и наросты покрывал толстый слой влажно блестящей слизи, куда ж без нее. Со смещением вправо тварь разделял на две неравные части вертикальный, чуть изгибающийся книзу разрез, окаймленный толстенными бурыми губами, тут и там пронизанными шлангами вен.
– Что это за?.. – Такая форма запроса оказалась вполне понятной часам. Перед глазами нарисовался образ человеческой фигурки, смело входящей в разверстую пасть «домика», помимо вместительной полости состоящую из мускулистого языка и множества мелких зубов. Затем пасть захлопнулась – фигурка осталась внутри, – и вместе они опустились по желобу еще глубже, чем мы нынче располагались. Интуиция подсказывала, что туда-то нам и надо, да и худая девчонка лопотала про спуск… Картинка в глазах поблекла. Создатели часов решили, что этого достаточно, чтобы убедить меня сунуться прямо в рот к чудищу, вообразившему себя лифтом.
И эти сволочи правы.
Я шагнул к толстенным губам. А вот мои товарищи по несчастью не спешили ринуться следом – выжидали, что дальше будет, слопает меня лифт или подавится. На месте палача я бы побеспокоился о моей безопасности, потому как у Ронина в заложницах его сестра и потому меня надо всячески оберегать. Хельга, души не чающая в Зауре, тоже должна пыль сдувать с Максимки Краевого. А уж Милена…
– Что за черт? – Я приложил часы к губам лифта, но ничего не произошло, пасть не раскрылась.
Как же так, ведь липовые куранты затем и нужны, чтобы сообщать мне информацию и открывать все двери подземелья?! А ведь это уже второй сбой – сначала подделка под «Bregguett» не рассказала о скафандрах, теперь с губошлепом совладать не может!.. Я выругался так грязно и витиевато, что Милена поморщилась, Хельга восхищенно захлопала в ладоши, окончательно уверив меня в своей умственной отсталости, а палач глубокомысленно сообщил, что в аду для меня приготовлен персональный котел, смола уже кипит.
Привалившись спиной к губам, которые оказались неожиданно податливыми, я принялся молотить по «домику» пяткой:
– Эй, есть кто?! Открывай!
Никакой реакции. Лифт не желал иметь со мной дел. Может, надо отломить от него грибок, и тогда?.. Жаль, ничего, кроме бородавок, на нем не росло.
– Максим, мы найдем другой путь. Наверняка ведь можно… – Милена подошла ко мне и успокаивающе положила на плечо ладонь.
Словно испугавшись, что мы сейчас уйдем, пасть неожиданно открылась, и я, взмахнув руками, провалился в нее. Только мелькнули здоровенные острые клыки, произрастающие по всему периметру рта, – и я уже валяюсь на чем-то упругом, подрагивающем и слизком.
Перевернувшись на бок, я выяснил, что разлегся на самом большом языке, который когда-либо видел! Надеюсь, рецепторам, расположенным на его поверхности, бывший ветеран, бывший зэк и так далее показался невкусным.
– Давайте быстрее, чего стоите?! – Я вскочил.
Осторожно переступив через нижний ряд зубов, в пасть шагнул Заур. Хельга последовала за ним, хотя на лице ее четко пропечаталось выражение крайнего отвращения к происходящему. Последней в лифт вошла Милена. С громким чвяканьем мясистые губы сомкнулись, и громадная хищная тварь, по сути сожравшая нас, ринулась куда-то вниз, а мой желудок метнулся к затылку, но застрял в горле, грозя выплеснуть свое содержимое через рот.
Остановка. Моя емкость для попкорна, чипсов и хот-догов вернулась к месту постоянной прописки. Пасть биомеханического лифта раскрылась.
Первой наружу выбралась Милена и с автоматом у плеча – молодец, я испытал нечто вроде гордости за бывшую жену! – отбежала в сторону, чтобы не загораживать собой сектор огня, надумай мы пострелять из лифта. Затем к выходу шагнула Хельга…
И пасть, лязгнув зубами, захлопнулась прямо у нее перед носом!
А могла бы и оттяпать девчонке ногу, если бы не палач, отреагировавший молниеносно, – он схватил Хельгу за плечо и дернул обратно.
– Эй, ты чего?! – Я отбил чечетку на языке. – А ну откройся!
Лучше бы я этого не делал. Потому как мои танцевальные па вызвали обильные выделения из языка аккурат в тех местах, где я потоптался. То, как эти выделения пузырились, соприкасаясь с пятками наших скафандров, не понравилось ни мне, ни палачу с Хельгой. И хоть часы молчали, у меня создалось впечатление, что лифт выделяет нечто сродни желудочному соку, чтобы живьем растворить свою добычу, то есть нас, и тем самым плотно откушать. Если это так, то я разочарую подлое транспортное средство – только лишь скаф разгерметизируется, вместо моей трепещущей свежины ему достанется бифштекс, основательно прожаренный радиацией.
– Любимая, как ты там?! Помоги нам выбраться!
Если бывшая супруга что-то и ответила, ее слова заглушил грохот выстрелов.
Не сговариваясь, Заур и я принялись молотить прикладами и ногами по зубам лифта. Хельга хотела выстрелить разок-другой, авось пасть откроется, но мы не позволили, а то еще срикошетит – тут замкнутое пространство, кого-то точно зацепит.
Меж тем желудочный сок прибывал. И чем агрессивнее мы себя вели, тем активнее он выделялся. Мы уже были залиты им по щиколотки, мутная дрянь вокруг нас пузырилась. А снаружи все стреляли. Два стрелка боролись за право стать единственным в своем роде в подземелье путников. Милена – это номер раз. А кто второй?
Долбя прикладом АК в один и то же зуб лифта, – он, вроде, чуть надломился – я прислушивался к тому, что происходило вне стен, занятых пищеварением. «Калаш» Милены затих – ага, кончились патроны. Но вот рявкнул дробовик – значит, порядок, еще воюет блондинка. Рявкнул – и молчок. Мы хорошо постреляли из помповых стволов по «блинам», так что понятно, почему моя благоверная достала свой последний аргумент – АПС.
А вот у ее противника не было проблем с патронами. Он вел плотный огонь, совсем не экономя боеприпасы.
Я ударил в зуб еще раз. И вновь. Ну же! Ломайся, сволочь! О том, что таких зубов тут сотни, и не факт, что пасть раскроется, если даже выбить их все, я старался не думать.
Выстрелы снаружи стихли. Хотелось верить, что причина вовсе не в том, что пистолет Милены выплюнул последнюю пулю, а просто она завалила того, кто посмел в нее целиться.
– Максим! – услышал я голос своей бывшей.
– Чего, любимая?! – Я старался говорить бодро, будто мой скафандр не разъедает желудочный сок лифта. – Соскучилась уже?
– Край, ну хоть сейчас не доставай меня!
Я не видел ее, но мог представить, как она выглядит после боя: волосы растрепались, по раскрасневшемуся лицу катятся капли пота… Такой она обычно бывала после особого постельного фитнеса с моим участием. Господи, я скоро тут сдохну, а мысли…
– Спаси нашего сына, Край.
А вот эта просьба мне не понравилась. Такое впечатление, что Милена со мной прощается. Она что, помирать собралась? Так вроде моя очередь, не ее.
– А ты тут зачем, любимая? – Я с чувством саданул прикладом по треклятому зубу.
– Просто спаси. А обо мне не думай, как обычно не думал.
– Да я всегда…
– Сделай, как я сказала! И не спорь со мной, неудачник!
После этого выкрика Милена замолчала.
Глава 11 Лоно
Лоно пело Асахаре древнюю песню без слов, без мелодии, вообще без чего-либо.
Песня Прародителей убаюкивала его, заставляла открыться, позволить каждому тайному уголку нынешнего сознания вывернуться наизнанку, вытрусить весь мысленный и образный мусор, что скопился там. Песня вычищала из мозга лишние воспоминания. Остатками своей растворяющейся в Лоне сущности Асахара понимал, что снаружи происходит что-то не то, что в Парадиз проник враг, но его это уже ничуть не волновало, потому что Вторжение началось, и ни один сапиенс не сможет остановить процесс.
Что такое Лоно?
О, это самое уютное, самое прекрасное место во всех мирах, какие только есть. Уж он-то знает, ему есть с чем сравнить.
Последней его мыслью было: «Сапиенса Асахары больше нет, зато есть…»
* * *– Святые моторы, это еще что за?.. – Задрав голову, Рыбачка выругался.
Пока он стрелял, сосредоточен был на убийцах детей, а сейчас мог себе позволить взглянуть на небо. И увиденное ничуть не обрадовало. Стадион куполом накрывало сверкающее, переливающееся всеми цветами радуги нечто – будто плеснул кто воды, и все до единой капли застыли в воздухе, но не замерзли, а просто зависли, и потом по всей этой водной конструкции пустили электричество, вот и искрит. Вверх смотреть можно было лишь прищурившись, да и то почти сразу начинало резать глаза.
Вот и правильно, надо делом заниматься, а не пялиться в небо, открыв рот!
– Машенька, ты сюда. Вот тут, бери его за руку, – Рыбачка запыхался, выстраивая человеческое стадо в колонну по двое. Одурманенные подростки были легко управляемы – они шли, куда велел им байкер, и делали то, что он приказывал. Безграничная власть над юными организмами не возбуждала его никоим образом. Наоборот – пугала до отвращения к себе и тем, на кого он покрикивал. – Давайте! Вперед! Топайте!
Рыбачка раз за разом прикладывался к фляге. Самый худший день его жизни не то что не заканчивался – только солнце взошло, утро еще! Мотобанда «Ангелы Зоны» полным составом отправилась на небеса – закоптить райские кущи выхлопом, набить херувимам морды, а то и чего покруче, уж Рыбачка знал, на что способны его парни. Их больше нет, а он тут… «А вдруг кто-то выжил?!» – думалось. В такие моменты, пересекая двойную сплошную его и так паршивого настроения, особо сильно накатывала тоска.
…На общем сборе банды было решено подрядиться на работку, предложенную Ронином. Тем более деньги главарь «азиатов» посулил немалые, и разобраться с кучкой религиозных фанатиков – божьих одуванчиков – казалось куда как просто… Так что насильно никого Рыбачка за руль байка не сажал, каждый «ангел» сам заправил свой бак и зарядил свой ствол. Все честно. Но от осознания этого на душе веселее не становилось.
И перцовка из фляги лишь нагнетала печаль.
Рыбачка смотрел на послушно марширующую колонну подростков, и в груди у него закипала злоба. Он понятия не имел, кто так надругался над детьми, никогда не видел вражину, но заочно искренне его ненавидел. Кем надо быть, – не человеком точно! – чтобы превратить этих мальчиков и девочек в ручных зомби?!
– Я выведу вас всех… – прошептал Рыбачка. – За парней своих. Выведу, чего бы мне это ни стоило. И никто – ни одна тварь! – мне не помешает.
Он привычно поднес флягу ко рту, но в последний момент передумал пить.
Резкое движение рукой – и емкость из нержавейки отправилась в полет.
– Все за мной!
Рыбачка очень сомневался, что «блины» с гарпиями разбежались кто куда, только он вместе с Краем и компанией спрятался под землей. Так что просто выгнать толпу наружу – все равно что тут всех расстрелять. Лучше бы вообще не давать плоским и крылатым тварям возможности подзакусить молодым мяском, точнее – бледными суповыми наборами из кожи и мослов. Но оставаться в Парадизе тоже нельзя – и сбежавший парень в бандане где-то бродит, может напасть, и Край предупредил, что скоро шарахнет так, что мало не покажется.
А значит, надо рискнуть.
За турникетами сверкающий купол упирался прямо в асфальт.
– Стойте здесь! – рявкнул Рыбачка, и колонна остановилась. – Машенька, ты за главную!
Зеленоглазая малышка кивнула.
Рыбачка подошел к радужной стене и, чуть отвернувшись, ткнул в нее дробовиком.
Ничего.
Его не ударило током, не поразил гром небесный, не облило кислотой.
– За мной давайте, и не бойтесь!
Колонна сдвинулась с места. Выдохнув, Рыбачка закрыл глаза и шагнул навстречу сверкающей преграде.
Через пару секунд, пройдя несколько метров, он оглянулся. Купол остался позади, возвышаясь над стадионом всей своей неощутимой вроде бы мощью. Рыбачка остановился. Вдох-выдох, вдох-выдох. Тревожно стучало в груди сердце. Авангард колонны – худая истощенная девочка с огромными зелеными глазами и ее напарник, совсем пацан – должны были уже выбраться из-под купола, должны!
Но не выбрались.
Он еще немного подождет, и тогда…
Никого.
Не надо было оставлять их одних! Но как он еще мог проверить воздействие купола? Отправить добровольца, с радостью готового подчиниться любому его приказу? А если бы доброволец погиб? Нет уж, хватит смертей! Лучше Рыбачка сам…
Он двинул обратно к куполу… и столкнулся лицом к лицу с Машенькой, которая не догадалась закрыть глаза и теперь на ходу моргала, вытирая слезы. Рыбачка посторонился, пропуская детишек, а сам обернулся – не подкрадывается ли кто с тыла? Дробовик снят с предохранителя. Никого. И отлично… Подростки, держась за руки, неспешно выбирались из Парадиза.
– Не расходиться! Детки, за мной давайте! А кто-нибудь может стрелять?!
Тишина в ответ. Была надежда сформировать маленький боевой отряд, выдав парочке смышленых парнишек АК и пистолет, но… Стрелять-то наверняка все умели, все-таки выросли в Вавилоне, где стволов больше, чем людей, вот только одурманенные мозги не способны были понять вопрос.
Ядовитые кислотные испарения, вызванные гарпиями, развеяло ветерком, приятно обдувающим лицо Рыбачки. Солнце взошло уже высоко. Денек предстоит светлый, жаркий.
И тишина. Ни чириканья воробьев, ни шелеста крыльев пролетающего мимо голубя. Собаки не лают, машины не ездят, не сигналят цистерны, развозящие поутру молоко и питьевую воду из скважин. Слышно лишь шарканье колонны, дружно переставляющей ноги в указанном направлении.
Рыбачка вертел головой и щурился, напряженно изучая окружающую обстановку. Куда подевались гарпии? Где «блины»?..
Хотел – ну так на, получи! Прямо перед колонной на асфальте проступили шипы.
– Глуши мотор! Стой, говорю! – крикнул Рыбачка, но было уже поздно.
Зеленоглазая девочка Машенька, блаженно улыбаясь, наступила на «блин». Ее стопу насквозь пронзил шип, брызнуло алым, окропляя состоящую из мышц поверхность плоского чудовища. Улыбка на лице скомкалась, из глаз брызнули слезы, рот открылся, чтобы исторгнуть крик боли и отчаяния, но ни один звук не сорвался с губ, потому как «блин» уже облепил собой тельце, сжал, ломая его, сминая в кровавый колобок.
Увидев это, очнулся от транса паренек, что только что держал жертву «блина» за руку. Еще немного, и он сам превратился бы в гигантский полуфабрикат – котлету или вроде того. Глаза его расширились. С криком он побежал обратно к стадиону.
– Тормози! – крикнул ему Рыбачка.
Но пацан то ли не услышал, то ли был слишком напуган, чтобы хоть как-то отреагировать на запрет.
Ну и хрен с ним, авось не пропадет на стадионе, спрячется где-нибудь на трибуне.
– Всем стоять! – рявкнул байкер.
По всей улице впереди над асфальтом проступали шипы, очерчивались контуры невидимых до этого момента «блинов».
Самое время развернуть колонну на сто восемьдесят и, бодро маршируя, скрыться под защитой стен Парадиза. Через «блинное» поле мальчикам и девочка не пройти, даже вооружи их с ног до головы и обучи швырять перед собой болты, а потом выдвигаться по разведанному коридору.