На следующем видео перед камерой зелено-бледное лицо Ильяса. Снято в палате интенсивной терапии, все белое вокруг, стерильное. Даже то, что белым не должно быть. Когда Заур видел Ильяса в последний раз, волосы у него были чернее сажи, а сейчас – сплошь седые, точно его неудачно покрасили в блондина.
Из его невнятного бормотания следовало, что мальчишка, переданный Зауром, от рабовладельцев сбежал, причем в процессе покрошил кучу народу. Катком – тоже он. И это, хоть и с натяжкой, еще как-то можно было представить. Но потом Ильяс понес полную чушь о том, что в пацана стреляли и попали не раз, даже в голову попали, но тот не умер, и вообще не мальчик это вовсе, но настоящее чудовище, и так далее, и тому подобное, и прочий совсем уж маловразумительный бред. Не надо быть спецом, чтобы понять – Ильяс рехнулся.
Но что же произошло, черт побери?!
– Вы не могли бы выключить свой девайс? – Улыбаясь от уха до уха, над Зауром нависла стюардесса: слишком короткая юбка, слишком глубокий вырез декольте и чрезмерное количественно косметики на лице.
Палач непроизвольно отодвинулся и – пальцы его дрожали – вырубил планшет.
Воздушное путешествие стало для Заура испытанием на стойкость. Только самолет оторвался от бетонки, как стюардесса, это ходячее прелюбодеяние, принялась строить ему глазки и всячески искушать. Она предлагала ему напитки и еду и – что за намеки?! – спрашивала, удобно ли в кресле, нужен ли плед. И при этом вовсю улыбалась и чуть ли не подмигивала. Пока не осенил блудницу крестным знамением, не отстала.
Хорошо хоть и часа не прошло, как самолет начал снижаться. Заур помолился, чтобы местная ПВО не открыла огонь по собранному в Бразилии «Embraer 145», принадлежащему «УкрАвиа». Прецеденты бывали.
При посадке чуток тряхнуло. «Счастливого пути, спасибо, что воспользовались услугами нашей компании», – сказала стюардесса на прощание, и Заур вновь перекрестил ее.
Все, он в Вавилоне, государстве в государстве, поделенном на множество мелких, но очень воинственных анклавов.
Двадцать лет назад из-за глобального экономического кризиса мир охватили бунты и революции, которые следовало без промедления подавить. На тот момент Украина должна была уже чуть ли не всем и каждому. А кредиты с процентами все-таки надо возвращать. И потому ООН обязало страну поставлять своих бойцов на всеобщую арену войны.
Едва заметно прихрамывая, Заур неспешно шел через здание аэропорта, глядя по сторонам.
Вам нужен образ мирового полицейского в любой точке земного шара? Взгляните на парня лет двадцати, что покупает порножурнал в киоске слева. У него выбрит череп, он до сих пор носит песчаный камуфляж и после заграничной командировки обзавелся инвалидной коляской. Свыше половины населения Вавилона – ветераны, по стране процент ниже примерно вдвое.
Каждый гражданин мужского пола, достигший призывного возраста, обязан явиться в военкомат и отправиться воевать туда, куда пошлют. Взамен на регулярные поставки пушечного мяса Украине каждый год прощают часть долга. И все бы хорошо, вот только по остатку опять растут проценты, и они в разы больше того, что скостили…
– Пшел прочь с дороги! – Толкнув в плечо, Заура обогнали двое обнявшихся парней. Оба в полуобморочном состоянии, оба в камуфляже и мотоциклетных кожаных куртках – прямо-таки близнецы-братья. Вот только у одного в длинные волосы, выкрашенные в черный цвет, вплетены орлиные перья – то есть он «американец», а у второго повязка-хатимаки на бритом черепе, значит – «азиат». Судя по яростному алкогольному духу, исходящему от парочки, неподалеку есть бар с дешевым пойлом.
Вернувшиеся на Родину бойцы поначалу сбивались в солдатские товарищества, организовывали общества защиты прав ветеранов, пытались законным путем добиться справедливости… Увы, государству было не до них. Так появились первые преступные группировки, состоящие исключительно из бывалых парней, прошедших огонь, воду и вооруженные конфликты за границей.
Вскоре Украина была разбита на сектора, контролируемые различными кланами, боевики которых научились убивать и грабить в Азии и Африке, в Южной и Северной Америке, в Австралии и чуть ли не во всей Европе. С тех пор отправка юношей на войну перестала быть позорным ярмом, возложенным ООН и Всемирным Банком, но превратилась в ритуал, пройдя который, юноша – мужчина! – получал право стать членом клана.
Заур догнал парочку и незаметно сделал подножку. Бойцы дружно растянулись на мраморном полу.
Но были еще в этой стране те, кто не мог служить в армии и не хотел воевать на чужбине на ненужной и часто несправедливой войне. Именно эти люди стали основой законной власти, стремительно теряющей свое влияние. Они стали костяком правоохранительных органов новой формации. Там, где Закон не действовал, где все подчинялось неписаным традициям кланов, эти люди стали одновременно полицейскими и прокурорами, следователями и судьями.
И палачами.
Ведь именно они приводили приговоры в исполнение.
Тюрем не стало, и чуть ли не любая провинность могла караться смертной казнью – исключительно по воле и желанию палача, трактующего Закон по собственному разумению.
В Штатах смертный приговор осуществляют пятью способами на выбор клиента: вас могут расстрелять, повесить, отправить в газовую камеру – мечта токсикомана, уступить место на электрическом стуле или вколоть в вену смертельную дрянь. Здесь все проще: палач убивает вас как умеет и как может с помощью чего только угодно и где ему заблагорассудится. И никакого последнего желания и прочей фигни.
Палачами пугают непослушных детей. Их боятся и ненавидят.
Их убивают, обрекая целые районы на ответные карательные операции, когда с воздуха наносится удар, когда жилые коробки заливают напалмом и обстреливают пушками, – на оружие для палачей государство не скупится.
На полу, матерясь, безуспешно пытались встать в дым пьяные ветераны. Как ни в чем не бывало Заур продолжил свой путь к выходу из здания аэропорта.
Палачом мог стать только тот, кто не служил в армии и потому не мог стать членом солдатского братства. Часто это были закомплексованные, не пользовавшиеся популярностью у сверстников молодые люди, или же те, чье состояние здоровья не позволяло им отработать долг Родины за границей – инвалиды детства, калеки.
Как Заур, к примеру. Давно отринув все суетное, он сконцентрировался на главном – на борьбе с грешниками, то есть с преступностью. Отборочные комиссии охотно рекомендуют в палачи людей набожных, – вне зависимости от религии или конфессии. Считается, что такие граждане менее склонны к коррупции…
У раздвижных стеклянных дверей стояло десятка два представителей местных кланов. Все вооружены. Все внимательно разглядывают прибывших. Если кто-то не понравится, его отводят в сторону и устраивают допрос – мужчину в костюме и с дорогим кейсом только что выдернули из толкучки у двери. Слишком представительно выглядит, с него потребуют дополнительную плату за посещение местных достопримечательностей – и вообще, делиться надо.
Между Вавилоном и палачами пять лет назад вспыхнула настоящая война, после которой город негласно получил статус территории, не подконтрольной правительству и Закону. И потому, отправляясь сюда, палач Заур весьма рисковал. Впрочем, вся его жизнь – сплошной риск.
Шаг.
Еще шаг.
Он все ближе к мужчинам, на лицах которых застыла хмурая сосредоточенность. В руках у них автоматы. Пристальные взгляды ощупывают лицо Заура, он это ощущает чуть ли не физически. Справа от него кто-то громко чихает, слева разрыдался маленький ребенок. Душно. В здании отвратительная вентиляция.
– Можно вас, – это не вопрос, это требование подойти, подкрепленное наведенным в живот стволом. – Да, вы. В плаще который, с короткой очень прической.
Приторно вежливо. Опасно вежливо. Вежливо на грани издевки и за гранью. Заур остановился. Сзади в него кто-то уперся и, недовольно бормоча, обошел преграду.
– Пшли все прочь с дороги! – В собрание представителей кланов ворвалась давешняя пьяная парочка. Началась потасовка с воплями «Да я за тебя, сопляк, воевал, а ты!..» Тычок кулаком в рожу тому, кто заинтересовался Зауром, ответный удар прикладом – и понеслось.
Пока суть да дело, Заур выбрался из здания.
Город встретил его ночной прохладой, ревом такси, криками торговцев, не спящих, кажется, никогда, и запахом шашлыка из ближайшего кафе. Это кавказский сектор, населенный ветеранами множества войн и беженцами-горцами.
Палач двинул мимо кафе: по одну сторону дастарханы, по другую столики из белого пластика. Он уже заметил среди немногочисленных посетителей старика, глаза которого прикрыты черными солнцезащитными очками. Одна дужка отломана и прикручена скотчем. Черкеска на старике сплошь в дырах, на голове, поросшей седым пушком, тюбетейка. К столу, за которым он сидел, прислонена трость, предназначенная не для опоры, но для поиска пути.
В каждом городе есть такой вот человечек, сидящий всегда на одном и том же месте. Просто надо знать, где этого очень, кстати, полезного гражданина найти.
Именно он-то сейчас Зауру и нужен.
* * *– Твою мать! – с чувством выругался я, не обнаружив свой полноприводный Танк. – Кто?! Башку отверну!
И тут же двухметровое тело шагнуло ко мне из дальнего угла гаража, где на прошлой неделе перегорела лампочка и до сих пор было темно.
Весьма опрометчиво делать резкие движения в моем присутствии. С пистолетом я не расстаюсь даже в ванной. Иногда мне кажется, что я родился уже со стволом в руке и мишенью перед глазами, а пеленки у меня были цвета хаки.
Рукоятка привычно легла в ладонь, предохранитель звонко щелкнул, намекая, что кое-кому пора на тот свет.
– Босс, не стреляйте. Это я…
Выслушав сбивчивый доклад моего геометрического сотрудника, я схватился за голову:
– Ну вот как?! Как можно было разбить Танк?!
У поставщика сломался грузовичок, вот секьюрити и проявил инициативу, решив на моем Танке сгонять быстро туда-обратно за парой-тройкой ящиков текилы, самбуки и прочего вкусного. Вот только туда у него быстро получилось, а обратно – нет. Все беды из-за алкоголя!
Короче говоря, моя гламурная машинка 4×4 с прожекторами на крыше, тонированными стеклами и полным фаршем нынче отдыхает на СТО, где ей кое-что меняют, кое-что добавляют, и броня погнулась, и… Я жестом велел охраннику заткнуться.
Вызвать такси? Я печально вздохнул. Бизнес в последнее время не радует барышами. Молодежь предпочитает клубы, где вовсю толкают наркоту, амфетаминчики всякие в глазури, барбитуратики в коксовой стружке, а я…
– Босс, но ведь можно на троллейбусе… – брякнув это, гора мышц попятилась, выставив перед собой руки, каждая толщиной с мою ногу.
– Да чтоб я – и на троллейбусе?! – От возмущения меня чуть удар не хватил.
Бронированный джип для Макса Края не роскошь, но средство передвижения.
И вообще, только в Вавилоне я могу чувствовать себя в безопасности. Ну, более-менее. Здесь многие знают, кто я такой и сколько стоит моя голова там, за противотанковыми рвами с колючей проволокой, за минными полями Периметра, окружающего город. Я в международном розыске уже много лет, и срока давности по моему делу нет. Вот только выдать меня палачам сильные Вавилона сего не решаются, это противоречит негласным солдатским законам. Тот главарь клана, кто осмелится на сотрудничество с властями, проживет немного – против него ополчится собственная группировка, да и соседи с удовольствием выпустят ему кишки, предварительно повесив его на ближайшем столбе. Но все же находятся отчаянные ребятки, – пара-тройка в полгода – желающие на мне подзаработать. И потому я всегда на чеку, и в местном крематории у меня давно уже абонемент на внеочередную утилизацию трупов.
Этот город, этот асфальт под ногами и земля под ним принадлежат ветеранам, а значит – и мне!..
Примерно такие мыслишки роились в моем черепе, пока я топал к остановке. Пару раз по пути мне пытались продать семечки-орешки и столько же патроны и ножи, но не пистолеты с автоматами – такой товар просто так на улице не купишь… Вдоль дороги стояли здоровенные железные бочки, в которых горел всякий хлам – и освещение, и мусора поменьше.
Только я подошел к остановке, как подъехал троллейбус, от колес до «рогов» разрисованный граффити. Двери открылись, но вход в салон перегородил здоровенный негр с «калашом» в мускулистых руках – он принимал плату за проезд.
Я протянул этому вымогателю деньги.
В кармане защебетали летающие валькирии.
– Уже еду, – буркнул я в трубку и сразу отключился. Телефон прятать не стал, ведь позвонит сейчас опять.
Минута, две… Не позвонила. Хм…
Троллейбус плавно катил по улице, его то и дело обгоняли скутеры, на которых восседали подростки с подругами. В верхнем углу салона, у самой кабинки водителя, включился телевизор, в пути должный услаждать взоры и слух редких ночных пассажиров рекламой. Сначала на экране пухлощекий казак в вышиванке и с оселедцем на бритом черепе скорчил свирепую рожу: «Приди к нам – и ты забудешь, что такое страх!» Посыл как бы ясен – мол, мы даем тебе надежную защиту, мы любим тебя, брат. Правда, за покровительство клану надобно отдавать половину своего заработка, и это куда круче подоходного налога вместе с пенсионными отчислениями. Так что далеко не все ветераны рвутся делиться честно – или почти честно – заработанным. Умные вожди военизированных группировок руководят исключительно тупыми, но жестокими ублюдками…
А вот и следующий ролик. Глава нового клана «Парадиз», наряженный в белые просторные одежды, вроде кимоно или сари, ослепительно улыбаясь, рассказал мне, что цель его сообщества свободных граждан – привнесение в наш жестокий мир добра и любви, любви чистой, а добра честного. И внизу экрана бегущая строка: «Святой отец Асахара». Однако каким надо быть ослом, чтобы взять себе имя того психа, что основал Аум Сенрикё?.. Ясно, очередной клоун создал секту, чтобы трахать молодых доверчивых послушниц. И я бы тотчас забыл о нем, если б он эдак величественно не повел рукой, продемонстрировав всем и каждому свои примечательные часики – «Bregguett», точно такие были у давешнего торговца наркотиками. Видать, неслабо зарабатывают основатели сект. Самому, что ли, податься в отцы-просветители? Наговорю банальностей о боге и любви, а мне за это принесут в жертву десяток девственниц и чемодан купюр крупного номинала…
Троллейбус притормозил у блокпоста. К нему тут же подбежала девочка в поясе шахида поверх паранджи. Дальше – сектор, подконтрольный афганскому землячеству. За традиционными мешками с песком в обнимку с пулеметами и РПГ сидели парни в пуштунках. Негр-контролер вышел к шахидке, протянул ей мзду за проезд по территории. Сжимая в кулачке купюры, девочка вприпрыжку, будто на ней не висело килограмма три взрывчатки, умчалась в темноту. Местных любящих родителей я отказываюсь понимать. Мне вообще не нравятся религиозные фанатики.
Но даже эти ребятки еще ничего в сравнении с той мразью, что контролирует район, где поселилась Милена. Вот уж нашла местечко. Но о вкусах не спорят…
Через три остановки я вышел.
Мимо промчался черный джип с примечательной оранжевой молнией от бампера до запасного колеса сзади. Тонированные стекла надежно укрывали пассажиров от чужого любопытства, которое бывает иногда оснащено скелетным прикладом и оптическим прицелом. Из салона доносился грохот музыки: басы, ударник, голос певца, безуспешно подражающего Бобу Марли.
Троллейбус пополз прочь, а ко мне тут же подрулила троица, раскрашенная белым с ног до головы. Одеждой эти парни себя не особо обременяли – им хватало лишь набедренных повязок. «Африканец» в деревянной маске воина с металлическими вставками направил мне в живот гладкоствольный помповик MAG-7, произведено в ЮАР. Остальные в любой момент готовы были убить меня давно потерявшими национальность «калашами». Кстати, все трое не брезговали и холодным оружием. Масайский меч с длинным клинком, сужающимся к основанию, нечто серповидное из Заира, еще какая-то стальная хрень… Ах если б только эти игрушки парни привозили из вечно бунтующей Африки. Так ведь еще СПИД тянут и кучу экзотических болезней типа шистосомоза и лихорадки Эбола, а вещмешках с трофеями провозят нелегалов – мохнатых пауков и многоножек, одно лишь прикосновение к которым чревато химическими ожогами и пожизненными рубцами на коже.
– Салют, девочки. Отлично выглядите. Штанишки, я смотрю, у вас модные, и макияж…
Язык мой – враг мой.
В ответ мне пригрозили врага отрезать и скормить собакам. Я примирительно задрал лапки кверху – мол, ничего такого, уже и пошутить нельзя. Парни-то совсем зеленые, в Вавилоне, по всему, недавно, только из командировок заграничных вернулись. Меня ж в этом районе хорошо знают и потому не рискуют обижаться на мой юмор.
– Оружие сдай. – Такие на территориях кланов обычаи: свои вооружены, пришлые – нет. Потом, отваливая, забираешь свой ствол.
Что ж, правила есть правила, не я их устанавливал, не мне и нарушать. Я медленно сунул руку под куртку и вынул «Форт 14 ТП» с прикрепленными уже тактическим фонарем и глушителем. Люблю, знаете ли, когда светло и тихо. Затем, смирившись с утратой, – надеюсь, временной, – я выковырял из пачки зубочистку и сунул ее в рот. Острый кончик с ментоловым напылением – это то, что мне сейчас нужно.
Границы территорий кланов обычно обозначены заборами из колючей проволоки, часто – под током. Но бывают еще заборы из бетона, с пулеметными вышками и танками, раскатывающими вдоль… Тут все зависит от фантазии руководства клана. Город поделен на секторы, и самовольно нарушать государственную границу – занятие смертельно опасное.
– Не обижайте моего мальчика, я его очень люблю. – Помимо пистолета я протянул «африканцу» в маске запасные магазины.