Стихарь прыснул в кулак.
— Не понял, — честно признался Руммениге.
— Да это они так девок в мужской монастырь провозили, дубина! — не выдержал Валерка. — Под грибами прятали!
Шнайдер захохотал.
— А что же этот… как его… Сергий? — серьезно спросил Оскар.
— А Сергий Радонежский только и смог сказать: «В Рязани грибы с глазами! Их едят, а они глядят». И отпустил подводу с богом, — улыбаясь, ответил Веш-няк.
— Молодец святой! — восхитился рыжий Курт. — Не заложил!
Так за разговорами да шутками проходило время этого в общем-то не слишком трудного похода.
Постепенно люди стали замечать, что все чаще и лучше понимают друг друга и без «переводчика», хотя каждый продолжал говорить на своем языке.
Сей факт радовал и удивлял одновременно. Удовлетворительного объяснения этому не находилось, разве что какие-то неизвестные свойства самого прибора, который все называли «переводчиком» и только Валерка Стихарь «толмачом», способствовали скорейшему пониманию чужого языка.
Утром четвертого дня, после завтрака, Митта достал из-за пазухи какую-то бумагу, развернул и расстелил ее на полу и подозвал командиров.
— На этой карте-схеме, — неторопливо начал он, — показано примерное местонахождение Милосердия Бога, подходы к нему, возможная охрана, ну и все прочее, что вам полезно будет знать. Я вам сейчас все подробно разъясню, потом доведу до места, и дальше вы будете действовать сами. Здесь уже совсем близко.
Дитц и Велга склонились над схемой, остальные придвинулись ближе.
— С поверхности земли, — рассказывал Митта, — в Хранилище силой не проникнуть. Там большое селение, крепость и много воинов — вас просто перебьют на подходе. Хитростью? Мы не смогли придумать такую хитрость. Но зато отсюда, из-под земли… Смотрите, вот здесь вы сядете в надувные лодки и по подземной реке доплывете до этого вот места…
— Стоп, стоп! — прервал его Велга. — Какие еще, к черту, лодки, да еще и надувные? Откуда лодки?
— Лодки у нас с собой, — терпеливо объяснил сварог. — Они нужны, потому что иначе до главного коридора не добраться. Я с вами поплыть не смогу — течение очень сильное, и обратно не выгребешь, то есть и для вас обратной дороги не будет, когда доберетесь до места.
— Хороша перспективка! — присвистнул Валерка Стихарь.
— Ну-ну! — коротко глянул на него Велга. — Мы знали, на что шли. Давайте дальше.
— Вот здесь река делает плавный поворот, течение замедляется, и лодки вынесет прямо к естественному причалу — небольшой каменной площадке, на которую легко высадиться. С нее уже не очень трудно взобраться по стене до вот этого лаза. Он довольно узкий, но потом расширяется и выводит вас в коридор… В главный ко-ридор. Тут уже охрана. Не знаю, сколько их, но не думаю, что очень много — основные силы снаружи, потому что никто не ждет нападения отсюда. Вообще-то нападения и снаружи не ждут, а охрана скорее просто дань древней традиции. Но они вооружены настоящими винтовками и могут начать стрельбу. Так что вам придется действовать по обстоятельствам и уповать на внезапность и удачу.
— Так, — сказал Дитц, внимательно изучая карту. — А потом?
— А потом, когда захватите Милосердие Бога, дело ваше. Сможете диктовать свои условия кому захотите. Для нас главное, чтобы свароги снова обрели Милосердие и воспользовались им, для вас — вернуться домой. Какие тут могут быть вопросы? Одним концом главный коридор упирается в Хранилище, другим выходит на поверхность.
— Что ж, — подытожил Велга, складывая карту и пряча ее в планшетку, — до реки, надеюсь, вы нас доведете?
— Обязательно. И до реки доведем, и лодки сами надуем. Я только вот одного боюсь…
— Пленница вам будет мешать в бою. Оставили бы вы ее здесь — обуза ведь. А мы вам ее потом вернем. Слово даю.
— Что это вам всем наша прекрасная пленница покоя не дает? — подозрительно осведомился Хельмут. — Сначала Арум, теперь ты… Нет уж, с нами пойдет. А захочет жить, мешать не станет, потому как если станет — пристрелю, сучку, самолично и без предупреждения. Все поняла, сержант?
Стана с молчаливой ненавистью кивнула головой.
— Э-э… — подал голос Майер. — А можно вопрос?
— Сколько угодно, Руди, — кивнул Дитц. — Очень бы хотелось знать, куда выводит эта подземная река потом, за нужным нам поворотом? Это я на тот случай спрашиваю, если нам придется удирать.
— Хороший вопрос. Но, увы, мы этого не знаем, — виновато сказал Митга. — Никто не проплывал по реке до конца. Точнее, попытки были, но те, кто пытался, обратно не вернулись.
Отряд, проверяя оружие, встретил это сообщение молчанием.
Прощание не затянулось. Люди разместились в двух больших надувных лодках и отчалили в неизвестность.
Больше всего это напоминало чудный полет во сне. Подземная река быстро и почти бесшумно несла лодки сквозь толщу гор. Свет факелов не мог пробиться дальше чем на десяток метров, и этот полет во мрак вызывал чувство какого-то жутковатого восторга, от которого холодело в груди и слегка дрожали руки.
Так прошел час, а потом река стала все больше забирать влево (первыми это заметили Карл Хейниц и Петр Онищенко, сидевшие на руле каждый в своей лодке), русло ее заметно расширилось, а течение замедлилось.
— Держи прямо, Карл! — приказал Дитц, сидевший в головной лодке. — Где-то здесь мы должны причалить. Сведения проводника оказались точными.
Не прошло и двух минут, как их вынесло к низкой каменной площадке, за которой буквально в пяти метрах начиналась вертикальная стена.
Лодки были вытащены из воды и оставлены здесь же в полной готовности, а люди, подняв повыше факелы, внимательно изучали стену.
Вход в лаз, о котором говорил Митта, действительно виднелся под самым сводом на высоте примерно семи-восьми метров, и шероховатая, вся в трещинах и выступах стена давала возможность ловкому человеку взобраться по ней без особых усилий.
— Я думаю, не стоит лезть всем сразу, — решил Велга, закончив осмотр. — Мы не знаем, что и кто нас там ожидает. Сначала нужно послать двух разведчиков — пусть поглядят, что и как. Только тихо, очень тихо… Валера, ты у нас самый шустрый, так что давай.
— Курт, — кивнул Шнайдеру Дитц, — пойдешь с Валерой. Не мне вас учить, как действовать в паре. Судя по карте, лаз не очень длинный, так что мы ждем вас ровно час тридцать минут. После этого будем выдвигаться сами. Все ясно?
— Так точно! одновременно ответили Стихарь и Шнайдер и шагнули вперед.
Попрыгав на месте и убедившись, что ничего на них не звенит и не гремит, они забросили автоматы за спину и подступили к стене.
Более легкий Валерка, обвязавшись веревкой, быстро находя удобные для зацепки трещины и выступы, пошел первым и уже через пару минут исчез в черном провале лаза. Веревка натянулась и дернулась на поясе Курта, и он тут же последовал за своим товарищем.
Отряд остался внизу ждать.
Они не взяли с собой ни факелов, ни последнего оставшегося фонарика, чтобы не возникло искушения им воспользоваться, и этот путь в полнейшей темноте, который на самом деле занял от силы тридцать минут, показался им бесконечным.
Вначале пришлось ползти по-пластунски, так как лаз оказался действительно узким, и даже на четвереньках продвигаться здесь не было никакой возможности. Затем потолок ушел вверх, и они уже скользили вдоль стен, пригибая голову, ощупывая руками потолок и пространство перед собой, выверяя каждый осторожный шаг.
И вот впереди забрезжил свет. Этот свет выглядел явно не дневным. Чуть красноватый, колеблющийся, он постепенно, по мере приближения, становился ярче, и уже было понятно по его оттенку и знакомому смоляному запаху, что это свет факелов. Примерно таких же, какими пользовался отряд на протяжении последних трех суток.
Вжимаясь в камень (один слева, другой справа), бойцы подобрались вплотную к границе между светом и скрывающей их темнотой.
Впереди был обрыв. И впереди был выход. И выход этот был забран толстыми вертикальными металлическими стержнями.
Валерка жестом показал Шнайдеру, что неплохо бы лечь, сам опустился на живот, двумя скользящими, каким-то ящеричными движениями подобрался к самому краю и осторожно глянул сквозь решетку вниз.
Лаз выходил в главный коридор под самым сводом, опять же если это был главный коридор… Хотя, судя по всему, это он и был.
Вправо и влево тянулся чуть наклонный, с гладко отшлифованными стенами и полом прямоугольный тоннель с арочным сводом. Метров шести шириной и примерно такой же высоты.
По стенам, воткнутые под углом в специальные отверстия, ярко пылали факелы. Лаз выходил в главный коридор на высоте около трех метров, может, чуть больше, и там, внизу, у противоположной стены коридора, как раз между двумя чуть чадящими факелами, стоял часовой.
Высокий, наголо бритый, с внушительного вида винтовкой на груди, сварог стоял, отрешенно глядя прямо перед собой практически напротив разведчика. Ему стоило лишь чуть поднять глаза…
Стараясь не дышать, Валерка мгновенно и бесшумно подался назад и показал рукой Курту отползать.
Обратный путь занял гораздо меньше времени, и вскоре разведчики уже докладывали об увиденном.
— Значит, решетка, — задумчиво повторил Велга, выслушав рассказ Шнайдера и Стихаря. — Это плохо. Придется взрывать, а следовательно, заранее себя обнаруживать.
— Зачем же взрывать, товарищ лейтенант? — добродушно усмехнулся Михаил Малышев. — А это на что? — Он похлопал по трофейному излучателю. — Думаю, эта штука сможет разрезать металл. Да и часового из нее бесшумно снять можно.
— Действительно, — потер лоб Александр, — как это я…
— Ну, положим, часового и без этой пукалки бесшумно снять можно, — ревниво заметил Стихарь, подбрасывая на ладони финку.
— Не будем рисковать, — сказал Дитц. — Излучатель надежнее. Но и вы будьте наготове — мало ли что. Значит, действуем так: сначала часовой, потом решетка, потом прыгаем вниз и быстро, но осторожно продвигаемся к цели. Да, не забыть привязать веревки на случай отступления. Вопросы?
— Есть предложение, Хельмут, — кашлянул Велга. — Стана будет нам сильно мешать. В то же время, если кто-то из сварогов заметит веревки и отсутствие решетки… Веревки оборвут, устроят засаду и… сам понимаешь. Я предлагаю нашу пленницу связанной оставить в дыре наверху. А с ней пулеметчика на всякий случай. Сунется кто с другой стороны, ну… с поверхности, пулемет их отрежет и нас прикроет, ежели что.
— Если мы захватим это их чертово Милосердие… — начал Дитц.
— А если не захватим?
Некоторое время обер-лейтенант размышлял.
— Хорошо, — наконец решил он. — Согласен. Руди, ты все слышал? Придется тебе взять на себя эту миссию.
— С большим удовольствием, господин лейте-нант! — щелкнул сбитыми каблуками Майер и плотоядно подмигнул Стане.
Принцесса брезгливо отвернулась.
Вначале сняли часового.
Выстрел Малышева, несмотря на то, что он впервые пользовался незнакомым оружием, был точен — бритую голову сварога просто разнесло в кровавую пыль, и все это произошло совершенно бесшумно, если не считать мягкого стука, с которым обезглавленное тело рухнуло на пол.
Металлические стержни сопротивлялись чуть дольше, но, разумеется, не устояли, и вот уже девять человек — внизу, в тоннеле и с оружием наготове.
«Все в порядке, я вас жду», — показал рукой Майер, устанавливая свой «МГ-42» так, чтобы держать под прицелом дальний правый конец тоннеля.
Связанная пленница тихо лежала рядом.
Отряд уже бесшумно исчез из поля зрения пулеметчика, скрывшись за изгибом тоннеля, и взгляд Майера в очередной раз скользнул по телу Станы.
Черт, роскошная девка все-таки. И комбинезончик на ней, как специально, такой, что прямо все нужные выпуклости наружу… Грудь, правда, маловата, но зато ноги, господа, какие ноги и бедра! А задница! Интересно, как он, зараза, этот комбинезон, снимается?
Руди представил, как он стягивает с пленницы одежду, а под ней…
Он сдвинул на затылок каску и дрожащей рукой вытер пот со лба.
Нет, нельзя, черт возьми! И дело не в запрете Дитца. В конце концов, они на вражеской территории и ведут боевые действия, а церемониться с врагом он, Рудольф Майер, не привык и, может быть, именно поэтому до сих пор жив. Но вот если в тот момент, когда он к ней пристроится, из дальнего конца тоннеля попрут сварога…
Он практически воочию увидел себя, как он с болтающимся своим хозяйством, путаясь в спущенных штанах, бросается к пулемету, но уже, конечно, слишком поздно, и свароги рядом, и все пропало, и товарищи гибнут по его вине… Майер тряхнул головой, неприязненно покосился на Стану и вытащил сигарету. А, дьявол, и курить нельзя — могут заметить или учуять дым. Хотя кто? И как, если тут кругом горят и чадят факелы? И все же на всякий случай не стоит.
Он опять поглядел на пленницу. Несмотря на связанные руки и ноги, ее поза (она лежала на боку, спиной к пулеметчику) была очень соблазнительной.
Погоди… А если поставить ее прямо перед собой на четвереньки? Места должно хватить, а он в этом случае прекрасно сможет видеть дальний конец тоннеля и, если что, успеет лечь к пулемету… А ведь это идея! Девчонка, конечно, будет сопротивляться, но если ей слегка дать по башке или чуть-чуть придушить… А может, и не будет — их, баб этих, никогда не поймешь… Какого черта, он уже четыре месяца без женщины!
Пулеметчик Рудольф Майер непроизвольно облизнулся, вытер потные ладони о штаны… и тут под каменным сводом гулко прогрохотала дальняя автоматная очередь.
Они тихо и быстро крались вдоль стен, и охотник Михаил Малышев еще трижды успевал заметить часового раньше. Ничем хорошим это для последнего не кончалось — излучатель работал безотказно. Им везло в том, что тоннель постоянно изгибался то влево, то вправо, так, что один часовой не мог видеть следующего, и это было большой ошибкой сварогов.
«Хотя, — размышлял на ходу Велга, — ничего странного в этом нет. Если за сотни лет никто не делал ни единой попытки покуситься на Милосердие, то естественно, что они давно разучились нести правильную охрану, утратили рефлексы и потеряли бдительность».
Наконец они достигли выхода из тоннеля. Он оборвался, и за ним открылось какое-то большое, освещенное колеблющимся красноватым светом факелов пространство за низким каменным парапетом.
Это была галерея, и шла она, судя по всему, вокруг пещеры, имевшей метров пятьдесят в диаметре. Парапет был сплошным, снизу (если кто-то и находился внизу) их не могли заметить, и, не желая до поры себя обнаруживать, сильно пригибаясь, Велга двинулся влево вдоль парапета, взяв с собой своих четверых бойцов. Немцы во главе с Хельмутом Дитцем скользнули вправо.
Лестница. Широкая и довольно крутая лестница. Дальше скрываться стало невозможно.
Припав грудью к полу, Александр осторожно выглянул.
Лестница не имела перил, и лейтенант тут же увидел внизу сразу пятерых вооруженных бритоголовых сварогов, застывших у вогнутой стены через равные промежутки. Еще он успел разглядеть, что пол пещеры (или зала?) мозаичный и множество факелов по стенам, прежде чем понял, что один из сварогов его заметил. И тогда лейтенант Александр Велга, не раздумывая более ни секунды, вскочил на ноги и открыл огонь из своего «ППШ».
Длинные деревянные ручки немецких гранат закувыркались в воздухе, а вслед им пространство зала прочертили мячики советских «лимонок». Серия взрывов слилась в один длинный оглушительный грохот, многократно усиленный замкнутым пространством.
Осколки, рикошетируя от стен, еще крестили с визгом воздух, а советские и немецкие солдаты уже скатились вниз по лестнице, поливая все вокруг себя огнем из автоматов.
Дело было кончено в несколько секунд.
Охрана из девяти мертвых сварогов валялась на красивом мозаичном полу, — никто из них, похоже, так и не успел понять, что же произошло.
Только одна — высокая, окованная желтым (золото?) металлом двустворчатая дверь выходила в этот зал. И она оказалась запертой.
— Какого черта? — сказал Малышев и поднял чужое оружие.
Ярко-синий луч неведомой энергии с шипением впился в замок и прорезал его насквозь.
Стоявшие ближе всех Петр Онищенко и Оскар Руммениге навалились плечами на створки, те дрогнули и неожиданно легко подались в стороны; Оскар и Петр, теряя равновесие, одновременно шагнули вперед…
Часть пола ухнула вниз, под сапогами разведчиков разверзлась пропасть, и они исчезли в ней с долгим протяжным криком. Этот двойной крик все длился и длился, пока совсем не сошел на нет.
Онищенко и маленького Руммениге не стало.
— Петька! — Валерка Стихарь кинулся вперед и, забрасывая автомат за спину, рухнул на колени перед бездонной дырой. — Петька!!!
Бездна молчала.
— А, дьявол… — выругался Дитц и непроизвольно обернулся, как бы разыскивая глазами возможного врага. Но враги (да и враги ли?) были мертвы и в разнообразных позах лежали вдоль вогнутой стены в лужах собственной крови, а там, за двустворчатыми золотыми дверями, за полутораметровой щелью-ловушкой, на некоем подобии постамента, в трехметровой высоты стеклянном параллелепипеде, покоилась маленькая, размером с котенка, пирамидка из неизвестного вещества, от которой волнами шел нежный желтовато-оранжевый свет.
— Вот оно, сволочь, — глухо сказал стоящий на коленях возле дыры Валерка Стихарь, — Милосердие хреново, — и, перебросив автомат на грудь, дал короткую очередь.
Девятимиллиметровые полусферические пули со злобным воем отскочили от стекла и ушли в стороны.