— Какой самолет?
— Доктор прилетает сюда, когда кому-то очень плохо. Так вот, у доктора есть развалюха. А вон там, в будке, — телефон, по нему можно вызвать доктора, но только когда дело срочное. У моего двоюродного брата случился аппендицит, и доктор прилетел меньше чем через полчаса.
— По-моему, у меня разболелся живот, причем очень сильно, — заявил Уолтер, когда я перевел ему то, что сказал мальчуган.
— Надеюсь, вы не собираетесь беспокоить доктора и лететь на его самолете в Афины?
— А вдруг у меня начнется перитонит? Я умру по вашей вине, и вас всю жизнь будет мучить совесть. А это тяжкий груз! — простонал Уолтер, падая на колени.
Мальчишки расхохотались. На ужимки Уолтера нельзя было смотреть без смеха.
Старший показал нам телефон-автомат, прикрепленный к стене постройки, заменявшей диспетчерскую. Это было деревянное сооружение, где стояли стул, стол и радиостанция, сохранившаяся, наверное, со времен войны. Мальчишка отказался сам звонить доктору: если наш обман раскроется, он получит нагоняй и отец, конечно, задаст ему хорошую трепку. Уолтер поднялся и протянул ему деньги, дабы убедить нашего нового друга, что оплеуха — это не так уж страшно.
— А теперь вы еще и детей развращаете! Чем дальше, тем лучше!
— Я как раз хотел попросить вас войти со мной в долю, однако, если вы признаете, что это тоже забавляет, я, так и быть, возьму еда себя все расходы.
Я не пожелал врать, а потому достал бумажник и отсчитал половину суммы за ложь. Мальчик снял трубку, покрутил ручку и сказал доктору, что здесь немедленно требуется его помощь. Один турист корчился от боли, его довезли до аэродрома, и теперь он ждет доктора.
Не прошло и получаса, как мы услышали приближающийся рев мотора. Уолтер растянулся на животе, уже вовсе не притворяясь: маленький «Пайпер-Кэб» промчался у нас над головой на бреющем полете, едва нас не задев. Самолетик развернулся и стал заходить на посадку точно посередине полосы, коснулся земли, трижды подпрыгнул на ухабах и остановился.
— Теперь мне понятен термин «развалюха»! — вздохнул Уолтер.
Самолетик снова развернулся и подъехал к нам. Оказавшись рядом с нами, пилот выключил зажигание, лопасти винта еще с минуту покрутились, мотор пару раз чихнул, и воцарилась тишина. Мальчишки притихли и, затаив дыхание, ждали, что будет дальше.
Пилот сошел на землю, снял кожаную фуражку и очки и поздоровался. Доктору Софии Шварц было за семьдесят, элегантными манерами и осанкой она напоминала Амелию Эрхарт[13]. Она спросила на превосходном английском с чуть заметным немецким акцентом, кто из нас двоих болен.
— Он! — воскликнул Уолтер, указав на меня пальцем.
— Вы не похожи на больного. Так что с вами приключилось, молодой человек?
Меня застали врасплох, впрочем, я все равно не сумел бы сыграть, как Уолтер, а потому стал описывать докторше наше положение. Она прервала меня, закурив сигарету.
— Если я правильно поняла, вы вызвали сюда врача, потому что вам понадобился частный самолет, который доставил бы вас в Афины. Изрядная наглость!
— Это была моя идея, — вмешался Уолтер.
— Это мало что меняет, ваше поведение безответственно, молодой человек! — произнесла она, раздавив окурок об асфальт.
— Приношу вам мои самые глубокие извинения! — с виноватым видом проговорил Уолтер.
Детишки, наблюдавшие за этой сценой, не снимая ни слова, тем не менее явно наслаждались происходящим.
— Вас разыскивает полиция?
— Нет, что вы! — поклялся Уолтер. — Мы ученые из Британской Королевской академии наук, живем в Лондоне, приехали сюда и попали в очень деликатную ситуацию. Мы больны, но очень нуждаемся в вашей помощи, — закончил он умоляюще.
Докторша вдруг подобрела:
— Англия… Господи, как я люблю эту страну. Я от души восхищалась леди Ди. Какая трагедия!
Я заметил, что Уолтер перекрестился, и подумал, что его актерские способности поистине неисчерпаемы.
— Проблема в том, что мой самолет двухместный, — продолжала докторша, — и одно из двух мест — мое.
— А как же раненые? Как вы их перевозите? — осведомился Уолтер.
— Я воздушный доктор, а не скорая помощь. Если вы не против потесниться, то я попробую хотя бы взлететь.
— Что значит — хотя бы? — спросил Уолтер, встревожившись.
— Это значит, что наш вес несколько превысит предельно допустимый, однако взлетная полоса не такая короткая, как кажется. Разогнав мотор до максимальных оборотов и удерживая самолет на тормозах, мы, вероятно, сумеем набрать нужную скорость и взлететь.
— А если не сумеем? — спросил я.
— Тогда — плюх, и все дела, — спокойно ответила докторша.
Она заговорила по-гречески без малейшего акцента — попросила детей отойти подальше. Потом пригласила нас следовать за ней. Обходя вокруг самолета и внимательно осматривая его перед взлетом, она рассказала нам о себе.
Ее отец был немецкий еврей, мать — итальянка. Во время войны они поселились на маленьком греческом острове. Жители деревни прятали их, а когда настал мир, они не захотели оттуда уезжать.
— Мы всегда здесь жили. Что до меня, мне и в голову не приходило куда-нибудь переехать. Видели вы на свете такое же райское место, как греческие острова? Папа летал, мама работала медсестрой, вот и угадайте, почему я стала «воздушным доктором»? Теперь о вас. Не хотите объяснить, от чего вы бежите? Хотя меня это совершенно не касается, да и вид у вас незлой. У меня все равно скоро отнимут лицензию, так что надо использовать любую возможность полетать. Так что доплатите мне расходы на топливо, и все.
— А почему они отнимут у вас лицензию? — обеспокоился Уолтер. Докторша продолжала осмотр самолета. — Каждый год пилот должен проходить медицинский осмотр и проверять остроту зрения. До сих пор я ходила к моему старому другу офтальмологу, очень милому человеку, который делал вид, будто не замечает, что я выучила наизусть всю таблицу, включая последнюю строчку, где буковки давно уже кажутся мне слишком мелкими. Но теперь он ушел на пенсию, и долго обманывать людей я уже не сумею. Не делайте такое испуганное лицо, я и с закрытыми глазами могу управлять моим стариком «Пайпером»! — сказала докторша и залилась смехом.
Ей не хотелось садиться в Афинах. Чтобы приземлиться в международном аэропорту, надо запросить разрешение по радио и пройти полицейский контроль в зоне прилета; к тому же ей пришлось бы заполнить кучу бумаг. Но она знала заброшенный аэродром в одном тихом местечке, где была еще вполне сносная взлетно-посадочная полоса. А там мы сможем нанять катер, и нас доставят прямиком на Гидру.
Уолтер занял место на сиденье, я кое-как угнездился у него на коленях. Ремень оказался недостаточно длинным, и мы вдвоем не могли пристегнуться, так что пришлось обойтись без мер безопасности. Мотор чихнул, винт повернулся, потом стал крутиться все быстрее и быстрее, а вокруг заклубилось облако серого дыма. София Шварц похлопала по стеклу, показывая, что скоро мы взлетим. По-другому общаться было невозможно: шум стоял невообразимый. Самолет медленно подкатил к началу полосы, повернул, став носом к ветру, двигатель постепенно набирал обороты. Самолет весь трясся и дребезжал, и я решил, что он развалится еще до взлета. Наш пилот отпустил тормоза, и асфальт побежал из-под колес все быстрее и быстрее. Мы уже достигли конца полосы, когда нос самолета приподнялся и мы оторвались от земли. Мальчишки стояли на полосе и махали нам на прощанье. Я крикнул Уолтеру, чтобы он тоже им помахал в знак благодарности, но он проревел мне в ответ, что ему по прибытии и так понадобится раздвижной ключ, чтобы отцепить пальцы от железки, за которую он держится.
Никогда я еще не видел остров Милос таким, как в то утро, когда мы летели в нескольких сотнях метров над морем, ветер свистел между стойками, а я чувствовал себя свободным, как никогда.
Амстердам
Вакерсу понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к сумраку подвала; в прежние годы глаза приспосабливались к темноте сразу, но теперь он постарел. Перед его взором постепенно возник лабиринт из столбов, подпиравших здание; когда он решил, что видит достаточно хорошо, он осторожно ступил на деревянные мостки, построенные над водой. Вакерс продвигался вперед, не чувствуя ни холода, ни сырости подземного канала. Все здесь было ему хорошо знакомо, сейчас он находился прямо под большим залом; он добрался до того места, над которым располагались мраморные карты, нажал на привод потайного устройства, спрятанный в балке, и подождал, пока сработает механизм. Две доски повернулись, открыв путь к стене в глубине помещения. Дверь, поначалу неразличимая в темноте, теперь четко выделялась на фоне ровной кирпичной кладки. Вакерс заперся на ключ и зажег свет.
Обстановка состояла из металлического стола и простого кресла, из оборудования в комнате были только плоский экран монитора и компьютер. Вакерс сел, придвинув к себе клавиатуру, и посмотрел на часы. Звуковой сигнал предупредил его, что совещание началось. Пальцы Вакерса застучали по клавишам:
Обстановка состояла из металлического стола и простого кресла, из оборудования в комнате были только плоский экран монитора и компьютер. Вакерс сел, придвинув к себе клавиатуру, и посмотрел на часы. Звуковой сигнал предупредил его, что совещание началось. Пальцы Вакерса застучали по клавишам:
— Здравствуйте, господа! Вам известно, зачем мы сегодня собрались.
М а д р и д: Я думал, дело закрыто много лет назад.
А м с т е р д а м: Мы все так думали, но недавние события заставили к нему вернуться. На сей раз хотелось бы, чтобы ни один из нас не противопоставлял себя остальным.
Р и м: Времена уже не те.
А м с т е р д а м: Я рад, что вы это сказали, Лоренцо.
Б е р л и н: И чего же вы от нас хотите?
А м с т е р д а м: Объединения сил и средств. И чтобы каждый выполнял решения, которые мы примем все вместе.
П а р и ж: Судя по вашему отчету, тридцать лет назад Айвори оказался прав, или я ошибаюсь? Не лучше ли будет, если он присоединится к нам?
А м с т е р д а м: Наша находка действительно подтверждает теории Айвори, но, по моему мнению, его лучше к этому делу не подключать. Едва речь заходит о той теме, которую мы сегодня обсуждаем, он становится непредсказуем.
Л о н д о н: Итак, существует второй предмет, идентичный тому, которым мы располагаем?
А ф и н ы: Форма у него другая, но совершенно очевидно, что оба имеют одно и то же происхождение. То, что произошло вчера вечером, конечно, весьма огорчительно, однако нам удалось получить неопровержимое доказательство. Нам стали известны некоторые свойства предмета, о которых мы и не подозревали. Один из наших коллег видел все своими глазами.
Р и м: Тот, кому расквасили физиономию?
А м с т е р д а м: Он самый.
П а р и ж: Как вы думаете, существуют ли другие подобные предметы?
А м с т е р д а м: Айвори в этом глубоко убежден, но правда в том, что нам ничего об этом не известно. Сейчас наша главная забота — получить тот предмет, о котором мы уже знаем, который уже найден, а не думать о том, существуют ли еще и другие.
Б о с т о н: Вы уверены? Как вы помните, мы когда-то не прислушались к предупреждениям Айвори и совершили ошибку. Конечно, хорошо бы выделить необходимые средства и подключить людей к поискам второго предмета, однако я хотел бы знать, во что мы ввязались. Боюсь, что пройдет еще тридцать лет, а мы все так же будем топтаться на месте!
А м с т е р д а м: Нынешняя находка — чистая случайность.
Б е р л и н: Это лишь доказывает, что могут случиться и другие.
М а д р и д: Поразмыслив, я пришел к выводу, что не в наших интересах предпринимать активные действия. Ваша первая попытка, Амстердам, потерпела крах, вторая, окажись она снова неудачной, неминуемо привлечет внимание. И еще: у нас нет доказательств того, что владелец или владелица предмета догадывается, что он собой представляет. Впрочем, касательно этого у нас самих нет полной уверенности. Не станем раздувать огонь, который потом не сумеем потушить!
С т а м б у л: Мадрид и Амстердам придерживаются диаметрально противоположных позиций. Я принимаю сторону Мадрида и предлагаю вам хотя бы в ближайшее время ничего не предпринимать, только наблюдать. Мы снова соберемся вместе, если ситуация начнет меняться.
П а р и ж: Присоединяюсь к мнению Мадрида.
А м с т е р д а м: Вы совершаете ошибку. Если бы у нас в руках оказались оба предмета, мы, возможно, узнали бы о них больше.
Н ь ю-Д е л и: Вот в том-то и дело, Амстердам, что мы не хотим знать о них больше, и если мы в чем-либо были единодушны все эти тридцать лет, так именно в этом.
К а и р: Нью-Дели совершенно прав.
Л о н д о н: Мы должны забрать предмет владельца и немедленно закрыть это дело.
А м с т е р д а м: Лондон прав. Сейчас предмет находится у космолога с мировым именем, который получил его от молодой женщины, Известного археолога. Как вы думаете, много ли им понадобится времени на то, чтобы понять природу попавшего к ним в руки предмета, учитывая, что они профессионалы высочайшего уровня?
Т о к и о: Разумеется, при условии, что они займутся исследованиями вместе. Они общается друг с другом?
А м с т е р д а м: В данный момент нет.
Т е л ь-А в и в: В таком случае я согласен с Каиром.
Б е р л и н: Я того же мнения, что и вы, Тель-Авив.
Т о к и о: Я тоже.
А ф и н ы: Значит, вы хотите предоставить им свободу действий?
Б о с т о н: Точнее — свободу под нашим присмотром.
Поскольку этот вопрос был единственным в повестке дня, сеанс связи завершился. Вакерс выключил экран, пребывая в крайне мрачном настроении. Совещание закончилось совсем не так, как он хотел. Однако он первым поставил вопрос о том, что надо объединить усилия всех союзников. Впрочем, ему все равно пришлось подчиниться мнению большинства.
Гидра
Катер доставил нас на Гидру поздним утром, Вероятно, мы с Уолтером имели столь жалкий вид, что у моей тетушки, едва она нас придела, сделалось несчастное выражение лица. Она вскочила со своего складного кресла, стоявшего на террасе ее магазина, бросилась нам навстречу.
— С вами произошел несчастный случай?
— Почему вы так решили? — спросил Уолтер, приглаживая редкую растительность на макушке. — Вы на себя в зеркало смотрели?
— Скажем так: поездка получилась несколько более насыщенной, чем предполагалось, но мы очень неплохо повеселились, — сообщил Уолтер жизнерадостно. — С учетом этого должен вам сказать, что чашечка хорошего кофе нам бы не повредила. А к ней еще две таблетки аспирина, а то ноги так свело, что нет сил терпеть. Вы представить себе не можете, какой тяжелый ваш племянник.
— Какая связь между весом моего племянника и вашими ногами, Уолтер?
— Ее и не было до тех пор, пока он не просидел целый час у меня на коленях.
— А почему Адрианос сидел у вас на коленях?
— Потому что, к сожалению, на время полета нам предоставили только одно место на двоих! Ладно, как насчет чашечки кофе? Вы к нам присоединитесь?
Элена отклонила его приглашение, сославшись на то, что у нее сегодня много покупателей, и поспешно удалилась. Мы с Уолтером очень удивились, ведь магазин ее был совершенно пуст.
— Должен отметить, вид у нас довольно неопрятный, — пробормотал я.
Я поднял руку, подзывая официанта, вынул из кармана кулон и положил его на стол.
— Если бы я только знал, что из-за этой вещицы у нас будет столько проблем…
— Каково, по-вашему, ее предназначение? — спросил меня Уолтер.
Я искренне ему признался, что не имею об этом ни малейшего представления. Что, интересно, обозначали эти точки, которые являлись, когда предмет подносили к мощному источнику света?
— И не просто какие-то точки, а мерцающие!
Да, точки действительно мерцали, однако из этого факта не стоило делать поспешных выводов, ни один серьезный ученый так бы поступил. Явление, свидетелями которому мы стали, вполне могло оказаться случайным.
— Возможно, этот камень обладает настолько мелкой пористостью, что через него проходит только самое мощное световое изучение. Например, как стена плотины теряет непроницаемость под усиленным напорном воды.
— Разве не вы мне говорили, что ваша подружка-археолог ничего не могла сказать о происхождении этого камня, ни о его возрасте? Признайте хотя бы, что это очень странно.
Мне казалось, загадочный камень не слишком интересовал Кейру, по крайней мере не так, как нас. Я не преминул сообщить об этом Уолтеру.
Итак, девушка оставляет у вас предмет, обладающий удивительными свойствами, о которых мы теперь знаем. Случайность? У нас пытаются украсть ее кулон, потом мы, словно герои триллера, вынуждены убегать от злодеев, хотя ни в чем не повинны. И в этом вы тоже видите случайность? А по-моему, серьезные ученые называют это закономерностью. Может, вы все-таки взглянете на фотографии, которые я как человек разумный и предусмотрительный сделал в Ираклионе? Может, скажете мне, что эти картинки вам напоминают, кроме куска сыра, снятого крупным планом?
Уолтер положил свой цифровой фотоаппарат на стол рядом с тарелками и чашками. Я просмотрел снимки один за другим, но они были слишком мелкими, и ни одна светлая мысль меня так и не посетила. Призвав на помощь всю свою волю и сосредоточившись, я так и не смог разглядеть на картинках ничего, кроме точек. Ничего, что дало бы мне повод утверждать, будто я вижу звезды, или созвездия, или скопления небесных тел.
— К сожалению, эти картинки мне ничего не говорят.
— Значит, пропали мои каникулы, мы возвращаемся в Лондон! — воскликнул Уолтер. — Мне хочется все прояснить. Пойдем в Академию, скачаем фотографии и рассмотрим их как следует на большом экране.
Мне ничуточки не хотелось уезжать с Гидры, но Уолтер стремился во что бы то ни стало разгадать тайну кулона, и у меня не хватило духу ему отказать. Он так старался, помогая мне готовиться к конкурсу, что я пробил бы черную неблагодарность, дав ему уехать одному. Оставалось только добраться до дома и сообщить матери о моем досрочном отъезде.