Мы почувствовали сильный удар, и нас швырнуло вперед. Наши преследователи решили устроить автородео. Задние колеса внедорожника забуксовали, и дверца со стороны Кейры чиркнула о скалу. Она так сильно вцепилась в ручку, что ее пальцы побелели. Мы с горем пополам восстановили сцепление с дорогой, на каждом вираже машина теряла устойчивость. Новый мощный удар отбросил нас в сторону, и преследовавшая нас машина на секунду исчезла из моего поля зрения, однако, едва я успел выровнять наш автомобиль, как снова увидел ее в зеркале прямо за нами. Мерзавец на седане опять нас догонял. Мой спидометр показывал семьдесят миль в час — скорость, на которой мне было не удержать машину на этой извилистой горной дороге. Я понял: следующий поворот нам не преодолеть.
— Тормози, Эдриен, прошу тебя!
После третьего, еще более мощного удара правое крыло задело за скалу, фара разлетелась вдребезги. Кейру буквально вдавило в кресло. Внедорожник развернуло поперек дороги. Я увидел, как ограждение разлетелось на куски, когда мы пробили его. В какой-то миг мне показалось, что мы оторвались от земли и замерли в воздухе, а потом колеса провалились в пустоту. Перевернувшись первый раз, мы упали на крышу, и машина заскользила по склону к реке. Мы наткнулись на огромный валун и еще раз перевернулись, приземлившись на колеса. Крыша была продавлена, машина неумолимо съезжала в пропасть, и я не мог этому помешать. Мы с бешеной скоростью летели прямо на сосну, но машина непостижимым образом пронеслась мимо нее, и теперь уже никакая сила не сумела бы ее остановить. Мы выскочили на край обрыва, радиатор задрался кверху, машина пролетела в воздухе, я услышал оглушительный всплеск и ощутил сильный толчок: внедорожник рухнул в воды Хуанхэ.
Я повернулся к Кейре и увидел у нее на лбу глубокую, сильно кровоточившую рану. Кейра была в сознании. Машину несло по течению, однако она не могла долго удержаться на плаву: вода уже стала просачиваться под капот.
— Нужно отсюда выбираться! — крикнул я.
— Меня зажало, Эдриен.
От удара пассажирское сиденье вылетело из пазов, добраться до замка ремня безопасности мы уже не могли. Я дергал ремень изо всех сил, но ничего не получалось. Наверное, я сломал ребра, потому что при каждом вздохе мою грудь пронзала невыносимая боль, я с трудом двигал руками, но вода поднималась, и мне нужно было освободить Кейру из этих страшных тисков.
Вода поднималась все быстрее, она уже заливала наши ноги, а бампер автомобиля постепенно исчезал под волнами.
— Уходи, Эдриен, уходи, пока не поздно.
Я повернулся, ища, чем разрезать проклятый ремень. От боли у меня темнело в глазах, я старался почти не дышать, но не сдавался.
Я склонился к коленям Кейры и потянулся к бардачку. Она положила руку мне на затылок и стала нежно гладить по голове.
— Я не чувствую ног, тебе не вытащить меня отсюда, — прошептала она. — Иди же, тебе надо выбираться.
Я обхватил ее голову, и мы поцеловались. Никогда мне не забыть вкус того поцелуя.
Кейра взглянула на свой кулон и улыбнулась.
— Возьми его. Не зря же мы столько мучились, — сказала она.
Я не разрешил ей снять кулон с шеи, потому что не собирался покидать ее, я хотел остаться с ней.
— Мне так хотелось бы в последний раз увидеть Гарри.
Вода продолжала заливать кабину, течение медленно уносило нас все дальше.
— Тогда, в экзаменационной аудитории, я не жульничала, — призналась она. — Я просто хотела привлечь твое внимание, ты мне уже тогда очень нравился. Потом, в Лондоне, я, едва дотащившись до конца улицы, уже собиралась идти назад, и если бы не подъехало такси, я вернулась бы к тебе в постель. Но я испугалась, испугалась своей любви, потому что, ты же знаешь, я уже тогда была в тебя слишком сильно влюблена.
Мы сидели, крепко обнявшись. Машина погружалась в реку. Вскоре волны заслонили от нас дневной свет. Вода доходила нам до плеч. Кейра дрожала, страх пересилил печаль.
— Ты обещал мне список, надо поторопиться, говори.
— Я люблю тебя.
— Замечательный, очень полный список, лучше и быть не может.
Я останусь с тобой, любовь моя, я останусь с тобой до конца, и потом тоже. Я никогда не расставался с тобой и теперь не покину. Я целовал тебя, когда воды Желтой реки поглотили нас, и отдал тебе мой последний вздох. Я в последний раз глотнул воздуха и наполнил им твои легкие. Ты зажмурилась, когда вода залила наши лица. А я так и смотрел на тебя, пока не настал последний миг. И тогда я отправился искать ответы на мои детские вопросы в глубинах Вселенной, у самых дальних звезд, и ты тоже была там, рядом со мной. Ты улыбнулась, любовь моя, и крепко обхватила меня за плечи, и вся моя боль разом ушла. Потом твои объятия ослабели — это были мои последние секунды с тобой, мои последние воспоминания, любовь моя, теряя сознание, я потерял тебя.
Гидра
Я исписал страницы этой тетради здесь, на Гидре, сидя на террасе, откуда я часто смотрел на море.
Я пришел в себя в больнице города Сиань спустя пять суток после автокатастрофы. Мне сообщили, что спасли меня рыбаки: они заметили тонущий в реке внедорожник и вытащили меня полумертвого из машины. Внедорожник извлекли из воды, но тела Кейры так и не обнаружили. С тех пор прошло три месяца. И каждый день я все время думал о ней. Каждую ночь я чувствовал ее рядом с собой. Никогда еще я не испытывал таких страданий. Теперь моя мать ни о чем не тревожится, словно понимая, что уже ничего в нашей жизни не изменится: боль утраты заполнила все пространство нашего дома. По вечерам мы с ней ужинаем на этой самой террасе, где я пишу. Я пишу, потому что это единственный способ вернуть к жизни Кейру. Я пишу, потому что всякий раз, как я говорю о ней, я чувствую, что она рядом, словно моя собственная тень. Я больше не почувствую, как пахнет ее кожа, когда она спит, прижавшись ко мне, не увижу, как она роется в земле, ища свои сокровища, больше не услышу, как она заливисто смеется, когда я совершаю очередную оплошность, как мурлычет от удовольствия, поглощая лакомства так жадно, словно у нее хотят их отнять. Но у меня остались тысячи воспоминаний о ней и тысячи воспоминаний о нас двоих. Стоит мне закрыть глаза, и она снова рядом со мной.
Время от времени к нам в гости заходит тетя Элена. Дом наш кажется заброшенным, соседи ведут себя сдержанно, не навязывая нам свое присутствие. Порой Калибанос появляется на дороге, идущей вдоль нашего сада, и заглядывает к нам; он говорит, что ему надо проведать своего осла, но я знаю, это неправда. Мы вместе садимся на скамейку и смотрим на море. Он тоже когда-то любил, только это было давно. Правда, его любимую женщину унесла болезнь, а не река в Китае. И все же у нас с ним общее горе, и, слушая, как он молчит, сидя рядом со мной, я понимаю: он по-прежнему ее любит.
Завтра ко мне приедет из Лондона Уолтер, он звонит мне каждую неделю с тех пор, как я здесь. Я не смог вернуться в Лондон. Ходить по улице, где все еще слышатся шаги Кейры, открывать дверь дома, а потом дверь комнаты, где мы с ней спали, — это выше моих сил. Кейра была права: самая незначительная деталь вызывает острую боль.
Кейра была ослепительно прекрасной, решительной, порой упрямой женщиной с неутолимой жаждой жизни. Она любила свое дело и уважала тех, кто с ней работал. Она обладала удивительным профессиональным чутьем и великим терпением. Она была мне другом, любовницей, женщиной, которую я любил. Я попытался вспомнить, сколько дней мы провели вместе, — оказалось, что их совсем немного, однако я знаю, мне хватит их, чтобы заполнить остаток жизни, только пусть время бежит быстрее.
Когда наступает ночь, я поднимаю взгляд к небу, но смотрю на него теперь по-другому. Может, в каком-нибудь отдаленном созвездии появилась новая звезда? Однажды я снова уеду на плато Атакама и при помощи огромного телескопа обнаружу ее. Где бы она ни находилась, я найду ее в бездонном пространстве небес и дам ей имя моей любимой.
Я составлю тот самый список, любовь моя, но сделаю это позднее, потому что на это мне понадобится целая жизнь.
Уолтер прибыл на пароме, причалившем в полдень. Я встретил его в порту. Мы обнялись и расплакались, как малые дети. Тетя Элена следила за нами с порога своего магазина, и, когда хозяин соседней кофейни спросил у нее, что это с нами такое, она в резкой форме посоветовала ему заниматься своими клиентами, даже если в кафе нет ни одного человека.
Уолтер еще помнил, как садиться на осла. По дороге он свалился с него всего дважды, причем в первый раз не по своей вине; когда мы приехали к нам, мама встретила его как второго сына, наконец вернувшегося домой. Думая, что я ее не слышу, она шепнула ему на ухо, что ему давно следовало сказать ей все как есть. Уолтер спросил, что именно она имеет в виду. Она пожала плечами и чуть слышно произнесла имя Кейры.
Уолтер все-таки очень забавный парень. Тетя Элена пришла с нами поужинать, и он так смешил ее все время, что даже я не выдержал и улыбнулся. И эта улыбка словно вернула к жизни мою мать. Она встала, сказав, что ей надо убрать со стола, и, проходя мимо, ласково погладила меня по щеке.
На следующее утро, впервые после смерти отца, она поведала мне о том, как ей тяжело. Она тоже еще не закончила свой список. А потом она обронила одну фразу, которую я не забуду до самой смерти: потерять того, кого любил, — это страшно, но еще страшнее так никогда его и не встретить.
Ночь укрыла Гидру. Тетя Элена спала в комнате для гостей, мама тоже ушла к себе. Я постелил Уолтеру на диване в гостиной. Мы сидели на террасе, попивая узо.
Он спросил, как мои дела, а я ответил, что мне лучше, чем могло бы быть. Ведь я жив. Уолтер сказал, что очень рад меня видеть. И сообщил, что привез мне посылку, пришедшую на адрес Академии и на мое имя. Отправили ее из Китая.
Это была картонная коробка, присланная из Линбао. В ней лежали вещи, оставленные нами в монастыре. Кейрин пуловер, ее щетка для волос и два конверта фотографий.
— Эдриен, там лежали два одноразовых фотоаппарата, и я взял на себя смелость напечатать снимки. Только не знаю, отдавать ли вам их сейчас, может, пока слишком рано.
Я открыл первый конверт. Кейра предупреждала меня: самая незначительная деталь вызывает сильную боль. Уолтер тактично удалился, оставив меня одного. Он лег спать. Я почти всю ночь провел над фотографиями — мы с Кейрой собирались посмотреть их вдвоем, когда вернемся в Лондон. Среди других снимков были и те, что мы сделали на берегу реки, когда купались в укромном уголке.
На следующее утро мы с Уолтером отправились в порт, и я прихватил с собой фотографии. На террасе кафе я их ему показал, подробно прокомментировав каждую. Теперь он знал всю историю наших с Кейрой странствий, от Пекина до острова Наркондам.
— Таким образом, вам удалось найти второй фрагмент.
— Третий, — поправил я. — Первым владеют убийцы Кейры.
— А может, катастрофу устроили не они, а совсем другие люди?
Я вытащил из кармана третий фрагмент и протянул его Уолтеру.
— Невероятно! — прошептал он. — Когда вы найдете в себе силы вернуться в Лондон, надо будет его изучить.
— Нет, это не имеет никакого смысла, все равно одного будет не хватать: он лежит на дне Желтой реки.
Уолтер взял конверт с фотографиями и принялся их внимательно разглядывать, одну за другой. Потом выложил на стол два снимка и указал мне на некоторые странности.
На обеих фотографиях Кейра купалась. Я узнал это место. На одной, заметил Уолтер, тень от деревьев, растущих на берегу реки, находится справа, а на другой — слева. На первой лицо Кейры невредимо, на второй через лоб идет глубокий рубец. Сердце у меня замерло.
— Вы ведь мне говорили, что машину снесло течением реки и что тело не нашли, так? Я, конечно, не хочу пробуждать у вас несбыточные надежды, это было бы слишком жестоко, но мне почему-то кажется, что вам следовало бы как можно скорее поехать в Китай, — мягко проговорил Уолтер.
Тем же утром я собрал чемодан. Паром на Афины отплывал в полдень, и мы как раз на него успели. Я нашел рейс, вылетающий в Пекин вечером того же дня. Я отправлялся в Пекин, Уолтер возвращался в Лондон, мы покинули Афины в один и тот же час.
В аэропорту он взял с меня обещание позвонить сразу, как только я что-нибудь узнаю.
Когда мы прощались в коридоре, ведущем на посадку, он стал искать посадочный талон. Он порылся в одном кармане, потом в другом и вдруг посмотрел на меня как-то загадочно.
— Ой, чуть не забыл! — воскликнул он. — Вот, курьер доставил это для вас в Академию. Я определенно поменял профессию и теперь работаю почтальоном. Держите, будет что почитать в полете.
Он протянул мне запечатанный конверт, на котором значилось мое имя, и посоветовал мне бежать на посадку, а то я опоздаю на самолет.
ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ
Командир экипажа объявил, что можно отстегнуть ремни. Стюардесса толкала тележку по проходу, угощая пассажиров прохладительными напитками.
Я вытащил из кармана письмо, которое передал мне Уолтер, и распечатал конверт.
Дорогой Эдриен!
Нам не представилось возможности познакомиться получше, и я сожалею об этом, как и о той трагедии, которую Вы пережили в Китае. Я имел счастье общаться с Кейрой. Это была потрясающая женщина, и я могу себе представить, как велико Ваше горе. Вас спасли не рыбаки, а монахи, совершавшие омовение в водах реки в тот момент, когда Ваша машина рухнула с обрыва вниз. Вы спросите, откуда я это знаю. Вы, конечно, не можете этого помнить, Вы еще лежали без сознания, но я заходил проведать Вас в больнице. Именно я, как только позволило состояние Вашего здоровья, организовал Ваш отъезд из Китая. Почему? Потому что чувствую себя в некоторой степени ответственным за все, что с Вами приключилось. Я старик, который когда-то давным-давно отправился на поиски, как и Вы с Кейрой много лет спустя. Мне случалось по мере сил помогать Кейре, убеждать ее, что не следует отступать, и я подозреваю, что без нее Вы давно бы уже все бросили. Я знаю, она хотела бы, чтобы Вы продолжали искать. Это необходимо, Эдриен. Было бы несправедливо, если бы она напрасно пожертвовала жизнью. То, что Вы откроете, касается далеко не Вас одного, и я уверен, в результате Вы сумеете ответить на вопросы, которые задавали себе еще в детстве.
Я много лет вел исследования и однажды обнаружил еще один текст, возможно имеющий отношение к Вашим поискам. Речь идет о рукописи, доступной лишь немногим.
Если мне не удалось Вас убедить и Вы решите оставить все как есть, прошу Вас, не читайте второй листок моего письма. Ознакомившись с этим текстом, Вы подвергнете опасности свою жизнь. Я рассчитываю на Вашу честность, зная, что она безупречна. Если же Вы примете иное решение, тогда читайте, я однажды Вам откроется смысл этого документа.
Жизнь иногда придумывает такое, на что не способны все люди, вместе взятые, иногда она даже дарит нам чудеса, ведь все возможно, когда в это веришь всем сердцем.
В добрый путь, Эдриен.
Искренне Ваш
Айвори.Я открыл конверт с фотографиями и нашел ту, которая внушала мне безумную надежду, что Кейра еще жива.
И развернул второй листок письма Айвори.
Есть легенда о том, что младенец в утробе матери знает тайну сотворения Вселенной, происхождения мира и конца времен. Когда он появляется на свет, некий посланец, проходя мимо его колыбели, касается пальцем его уст, чтобы никогда он не мог выдать доверенную ему тайну — тайну жизни. Этот палец, приложенный к устам, навсегда лишает младенца памяти и оставляет отметину. Все, кроме меня, имеют посреди верхней губы эту отметину.
В тот день, когда я родился, посланец забыл прийти ко мне, а потому я помню все.
Сложив письмо Айвори, я припомнил тот разговор, что мы вели с Кейрой под звездным небом, когда однажды собрались в Корнуолл, но так туда и не поехали.
— Эдриен, ты никогда не задавал себе вопрос, откуда мы взялись? Ты никогда не мечтал узнать, появилась ли жизнь случайно или ее сотворил Бог? И в чем смысл нашей эволюции? А может, мы сами — лишь ступень развития иной цивилизации?
— А ты, Кейра, никогда не мечтала узнать, где начинается рассвет?
Рейс Афины — Лондон опаздывал больше чем на час. Наконец подали трап. Зазвонил чей-то телефон. Стюардесса сделала замечание ответившему на вызов человеку, сидевшему в салоне первого класса, он пообещал говорить недолго.
— Как он повел себя, увидев фотографии?
— А как вы вели бы себя на его месте?
— Вы отдали ему письмо?
— Да, когда пришло время. Наверное, он его как раз сейчас читает.
— Я так и понял, поскольку он уехал. Я очень признателен вам, Уолтер, вы проделали блестящую работу.
— Всегда к вашим услугам, Айвори, для меня счастье работать с вами.
Эгейское море исчезло из виду, оставшись позади, и спустя десять часов я приземлился в Китае…
Скоро…
Первая ночь
Примечания
1
Т у м а й — самка Sahelanthropus tchadensis, сахелантропа, или прачеловека из Чада. Ardipithecus kadabba — ардипитек. Сахелантропы и ардипитеки, древнейшие гоминиды, жили примерно 5–7 млн лет назад. Их останки найдены на Африканском континенте (Здесь и далее, кроме отмеченных случаев, — прим. перев.)
2
Л ю с и была найдена 30 ноября 1974 года в Хадаре, на берегах реки Аваш. В проекте участвовало около тридцати эфиопских, американских и французских исследователей под руководством Дональда Джохансона, Мориса Тайеба и Ива Коппенса. Найденные останки получили имя «Люси», поскольку ученые целыми днями напевали тогда песенку «Битлз» «Lucy in the Sky with Diamonds». (Прим. автора.)