— Этот склон для него крутоват. Я приходила одна. Точнее, пыталась.
— Это как понимать?
— Мне хотелось убедиться, что я буду чувствовать здесь то же, что и раньше, но сюда я так и не дошла. Нет, ничего особенного со мной по пути не случилось. Но я вдруг подумала, что мне в лесу может встретиться кто угодно, и мое воображение… разыгралось. Короче, одинокой женщине в случае чего надеяться не на кого. Я развернулась и ушла и больше подобных попыток не делала.
— До настоящего момента.
— Но теперь я не одна. — Аманда тщетно всматривалась в маленькие водовороты на поверхности воды, надеясь заметить выпрыгнувшую рыбину. — Не верится, что прошло столько лет, — пробормотала она. — Как мы были молоды.
— Да я бы не сказал, что уж очень молоды. — Голос Доусона прозвучал тихо, но уверенно.
— Мы были детьми, Доусон. Конечно, тогда мы себя таковыми не считали, но когда у тебя появляются собственные дети, все видится совсем по-другому. Моей Линн сейчас семнадцать, но я представить себе не могу, что она может чувствовать то же, что я тогда.
Ведь у нее даже парня нет. И если бы она по ночам бегала на свидания через окно, я бы, наверное, тоже действовала, как мои родители.
— Это если бы ее парень тебе не нравился?
— Даже если бы я считала, что он для нее идеальная пара. — Аманда повернулась к Доусону лицом. — О чем мы только думали?
— Мы не думали, — сказал Доусон. — Мы были влюблены друг в друга. В глазах Аманды, устремленных на Доусона, отражался свет луны.
— Прости, что я ни разу не приехала к тебе и даже не писала. Я имею в виду твое пребывание в Каледонии.
— Не имеет значения.
— Конечно же, имеет. Но я думала… о нас. Все время. — Аманда дотронулась до дуба. — Просто каждый раз, как я садилась за письмо, — продолжила она, — меня словно сковывал паралич. Я не знала, с чего начать. Рассказывать тебе об учебе или соседках по комнате? Или спрашивать, как ты проводишь дни? Я перечитывала написанное, и мне казалось, что все там какая-то ерунда. Я рвала письмо и обещала себе на следующий день начать новое. Но каждый день плавно перетекал в следующий. А потом время ушло и…
— Я не в претензии, — в очередной раз заверил Доусон. — Не в претензии был и тогда.
— Потому что ты к тому времени уже забыл меня?
— Нет, — возразил Доусон. — Потому что тогда меня едва хватало на решение своих проблем. И то, что твоя жизнь идет своим чередом, имело для меня первостепенное значение. Я хотел, чтобы ты получила в этой жизни все, чего ты достойна и чего я не смог бы тебе обеспечить.
— Я думаю, ты хотел сказать что-то другое.
— Нет, именно то, что сказал, — подтвердил Доусон.
— Тогда ты не прав. У всех в прошлом есть нечто, что хотелось бы изменить, Доусон. И у меня тоже. Моя жизнь, знаешь ли, не была идеальной.
— Хочешь поговорить об этом?
Когда-то много лет назад Аманда могла бы полностью довериться Доусону, но сейчас еще не была к этому готова, однако чувствовала, что это обязательно случится, что это лишь вопрос времени. Подобные обстоятельства пугали Аманду, она была вынуждена признать, что Доусон пробудил в ней какие-то давно спавшие чувства.
— Ты рассердишься, если я скажу, что еще не готова к разговору?
— Вовсе нет.
Аманда попробовала улыбнуться.
— Тогда давай просто постоим тут еще немного, как раньше. Здесь так тихо.
Луна продолжала свое медленное восхождение, придавая окружающему пейзажу сходство с каким-то неземным ландшафтом. Не вошедшие в сияющую лунную ауру, мерцали звезды, словно крошечные призмы. Интересно, думал Доусон, как часто Аманда вспоминала о нем в эти годы. Но, наверное, все же реже, чем он о ней. Однако как они оба одиноки, пусть каждый по-своему. Он — одинокая фигура в бескрайнем поле, а она — одна из тысяч в безымянной толпе. Но разве когда-нибудь, в том числе и в юности, было по-другому? Ведь именно это свело их вместе, именно поэтому они были счастливы вместе. В темноте Доусон расслышал, как Аманда вздохнула.
— Пожалуй, мне пора, — проговорила она.
— Да, конечно.
Его ответ принес ей облегчение и в то же время слегка разочаровал. Они молча побрели назад к дому, и каждый думал о своем. Оказавшись в доме, Доусон выключил свет, а Аманда заперла дом, затем они пошли к своим машинам. Доусон открыл перед Амандой дверь.
— Увидимся завтра у адвоката, — сказал он.
— Да, в одиннадцать.
Луна серебрила ее волосы, каскадом ниспадавшие по плечам, и Доусон еле справился с искушением скользнуть по ним рукой.
— Сегодня был прекрасный вечер. Спасибо за ужин.
Аманда вдруг испугалась, что он попытается ее поцеловать, и впервые с тех пор, как она окончила колледж, она почувствовала смущение под посторонним взглядом. Она отвернулась, прежде чем он смог предпринять попытку.
— Я рада была повидать тебя, Доусон.
Аманда села за руль, и лишь когда Доусон захлопнул дверь, с облегчением вздохнула. Затем включила двигатель и стала выезжать назад.
Она посмотрела, как Доусон помахал ей рукой, развернулась и покатила по гравийной дороге.
А он смотрел вслед удалявшемуся автомобилю, красные габаритные огоньки которого подпрыгивали над ухабистой дорогой. Наконец машина завернула за угол и исчезла из виду.
Доусон медленно пошел в гараж. Там щелкнул выключателем и, когда единственная висевшая на потолке лампочка вспыхнула, присел на сваленные в кучу покрышки. Все стихло, замерло, лишь одинокий мотылек прилетел на свет. Он бился о стекло лампы, а Доусон в это время думал о том, как жила Аманда, о том, как много всего случилось с ней.
Какие бы тяготы ни выпали ей на долю — а без них не обошлось, — она тем не менее выстроила себе ту жизнь, которую хотела. У нее были и муж, и дети, и дом в большом городе, и теперь они жили в ее сердце, как и должно быть.
Сидя в одиночестве в гараже Така, Доусон понял, что лгал себе, считая, что тоже двигался вперед. На самом деле ничего подобного. Конечно же, он предполагал, что Аманда могла его забыть, сейчас на этот счет у него не осталось сомнений. И от этого у Доусона внутри что-то сдвинулось и вырвалось наружу. Он уже давно простился с Амандой и считал, что поступил правильно. Однако здесь и сейчас, в тихом желтом свете опустевшего гаража, его уверенность дала трещину. Когда-то он полюбил Аманду и, как оказалось, любит по сей день, и сегодняшний вечер, который они провели вместе, это обстоятельство никак не изменил.
Вытаскивая ключи, Доусон неожиданно для себя понял еще одну вещь.
Он поднялся, затем выключил свет и направился к машине, ощущая какое-то странное опустошение. Одно дело знать, что его чувства к Аманде не изменились, и совсем другое смотреть в будущее, сознавая, что ему до конца жизни придется с этим жить.
6
Тонкие шторы в гостинице не спасали от яркого света, и Доусон проснулся с первыми лучами солнца. Он перевернулся на другой бок в надежде снова уснуть, но напрасно. Тогда он встал и следующие несколько минут посвятил упражнениям на растяжку. Уже с утра у него начинало ныть все тело, особенно спина и плечи. Интересно, гадал он, сколько еще лет он сможет проработать на нефтяной вышке. Организм его порядком износился, и болячки с каждым годом, похоже, беспокоят все больше и больше.
Вытащив из сумки спортивный костюм, Доусон оделся и тихо спустился по лестнице.
Частная гостиница оказалась почти такой, как он и ожидал: четыре комнаты наверху и кухня, столовая, гостиная внизу. Владельцы, что было весьма предсказуемо, любили морскую тематику, и столики украшали миниатюрные деревянные яхты, а стены — изображения парусников. Над камином красовался старинный штурвал, а к двери была приколота карта реки с отмеченными на ней каналами.
Хозяева еще спали. Когда вчера вечером Доусон приехал, ему сообщили, что заказанные им цветы уже доставлены и находятся у него в номере, а завтрак в восемь. Таким образом, до встречи с адвокатом у него оставалось достаточно времени, чтобы сделать намеченное.
На улице уже вовсю светило солнце. Над рекой низким облаком висел тонкий слой дымки, но голубое небо было абсолютно чистым. Воздух уже прогрелся, предвещая полуденную жару.
Размяв круговыми движениями плечи, Доусон решил немного пробежаться и в результате оказался на дороге. Вскоре тело обрело гибкость и свободу.
Тихая дорога довела его до маленького делового района Ориентала. Два антикварных магазина, магазин скобяных товаров и несколько контор по торговле недвижимостью остались позади. Закусочная «Ирвинз-дайнер» на противоположной стороне улицы уже открылась, и перед ней образовалась группка машин. Туман над рекой начал рассеиваться, и Доусон, дышавший полной грудью, ощутил живительный аромат сосен и морской соли. Он пробежал мимо приютившегося у пристани кафе, в котором бурлила жизнь, и через несколько минут, окончательно размявшись, смог увеличить скорость. Над головой с криком кружили чайки, люди тащили к своим яхтам кулеры. Доусон миновал магазин народных промыслов, здание Первой баптистской церкви, восхищаясь ее витражами и пытаясь припомнить, замечал ли когда-нибудь их в детстве, и, наконец, стал глазами искать контору Моргана Тэннера, адрес которой был ему известен. Вскоре на маленьком кирпичном здании, втиснутом между аптекой и конторой нумизмата, ему на глаза попалась вывеска, где рядом с Морганом Тэннером значился и другой адвокат, хотя клиентура у них, по-видимому, была разная. Интересно, подумал Доусон, каким образом Так нашел Тэннера. До звонка адвоката Доусон никогда о нем не слышал.
Достигнув границы делового центра Ориентала, Доусон свернул с главной дороги на одну из боковых улиц и побежал куда глаза глядят.
Он плохо спал ночью, его мысли, как и во время его пребывания в тюрьме, постоянно метались между Амандой и Мэрилин Боннер. Последняя, выступая в суде, сказала, что Доусон не просто лишил ее любимого человека и отца ее детей, но и разрушил всю ее жизнь.
Срывающимся голосом женщина призналась, что понятия не имеет, как будет содержать семью и что вообще с ними станется. Как выяснилось, доктор Боннер даже не был застрахован.
В итоге Мэрилин Боннер лишилась дома. Она переехала к родителям, у которых был фруктовый сад, однако вся ее жизнь превратилась в постоянную борьбу за существование. Ее отец, страдавший эмфиземой на ранней стадии, к тому времени уже отошел от дел, а мать Мэрилин болела диабетом. Выплаты по залогу съедали почти все до последнего доллара доходы, приносимые фруктовым садом. Поскольку родители Мэрилин требовали практически постоянного внимания, она могла работать лишь неполный день. Даже со всеми субсидиями, причитавшимися родителям, ее скромной зарплаты едва хватало на самое необходимое, хотя, случалось, и не хватало. Старый деревенский дом, в котором они обитали, начал разрушаться, и долги по залогу фруктового сада в конце концов стали расти.
Что семья Боннер переживает тяжелые времена, Доусон узнал месяцев через шесть после освобождения, когда пришел к ним просить прощения. Он едва узнал открывшую ему дверь поседевшую Мэрилин. Желтоватая кожа придавала ей болезненный вид. Сразу узнав его, она не дала ему и рта раскрыть, лишь закричала, чтобы он убирался прочь, что он убийца ее мужа, разрушивший ее жизнь, оставивший ее нищей в старой развалюхе. Он услышал, что банк грозит отказать ей в праве выкупа сада из-за просроченного платежа. В конце Мэрилин пригрозила вызвать полицию, если он еще раз приблизится к порогу их дома. Доусон ушел, но поздно вечером снова подошел к их старому дому и внимательно оглядел его, прошелся вдоль рядов персиковых деревьев и яблонь. Получив на следующей неделе от Така чек за выполненную работу, а также все, что ему удалось скопить после освобождения, он без какой-либо пояснительной записки отправил все это на счет Мэрилин Боннер.
С тех пор Мэрилин жить стало легче. После смерти ее родителей дом с садом перешли к ней.
Постепенно ей удалось выплатить весь долг и отремонтировать все, что требовало ремонта.
Теперь земля всецело принадлежала ей. Через несколько лет после того, как Доусон уехал из города, ей удалось открыть свое дело — продажу по почте домашних консервов. С помощью Интернета ее бизнес расцвел, и разорение ей уже не грозило. Она так и не вышла замуж, хотя на протяжении почти шестнадцати лет встречалась с бухгалтером по имени Лео.
Что касается ее детей, то Эмили закончила университет в Восточной Каролине, после чего переехала в Роли, где устроилась на работу менеджером в универмаг. Скорее всего в один прекрасный день она примет бразды правления бизнесом матери, Алан поселился в саду в двойном мобильном доме, купленном для него матерью. Он не учился в колледже, однако имел постоянную работу, и на фотографиях, присылаемых Доусону, всегда выглядел счастливым.
Раз в год в Луизиану присылали фотографии и краткую сводку новостей о Мэрилин, Эмили и Алане. Нанятые Доусоном частные детективы всегда отличались дотошностью, но глубоко в дела семьи никогда не влезали.
Иногда Доусон чувствовал некоторую неловкость от того, что следил за Боннерами, но он обязательно должен был знать, что еще может для них сделать после того несчастного случая.
Последние два десятка лет он ежемесячно посылал им чеки, почти всегда через анонимные офшорные счета. Ведь он как-никак виновник их невосполнимой утраты. Поэтому сейчас, пробегая по тихим улицам, Доусон знал, что готов на все, лишь бы загладить перед ними свою вину.
Эби Коула лихорадило. Тошнило и трясло, несмотря на жару. Пару дней назад он собрался было приложить своей бейсбольной битой одного нахального малого, но тот неожиданно выхватил канцелярский нож и полоснул этим грязным лезвием Эби по животу, оставив на нем страшную рану. Сегодня утром Эби увидел, что рана нагноилась и омерзительно воняет, несмотря на все лекарства, от которых должно было полегчать. Если температура не спадет, подумал Эби, то своей битой он, пожалуй, от души накостыляет своему кузену Кальвину, который клялся и божился, что стибренные из ветклиники антибиотики обязательно помогут.
Однако сейчас от этих мыслей его отвлекло появление бежавшего по противоположной стороне улицы Доусона, с которым теперь надо думать, как поступить.
За спиной Доусона заскочил в магазин Тед, и Эби гадал, заметил ли он Доусона. Наверное, нет. Иначе выскочил бы на улицу как ошпаренный. С тех пор как они узнали, что Так откинул копыта, Тед все ждал появления Доусона. И наверное, точил ножи, заряжал ружья и готовил гранаты, базуки или что там еще он держал в своей дыре, где жил с этой шлюшкой Эллой.
У Теда с головкой точно не все в порядке. Да он нормальным никогда и не был — настоящий комок злобы. Девять лет в тюрьме ничему его не научили — совсем держать себя в руках не может. А в последние несколько лет Тед совсем озверел, что, как часто думал Эби, не так уж плохо. Благодаря этому из него вышел настоящий отморозок, отличный впередсмотрящий в деле производства дури на их территории. Все его боялись как огня, в том числе и родственники, что Эби вполне устраивало: они не совали нос в дела Эби и делали то, что им велят. Хоть ему, в сущности, и не было дела до младшего брата, он был Эби полезен.
Но вот Доусон вернулся в город, и кто знает, что Теду взбредет в голову. Эби не сомневался, что Доусон приедет на похороны Така, однако надеялся, что Доусону хватит ума сразу же после церемонии убраться восвояси, пока никто не узнал о его приезде. Именно так поступил бы каждый, кто обладал хоть крупицей здравого смысла. Доусон, конечно же, понимает, думал Эби, что Теду всякий раз, как он видит в зеркале свой искривленный нос, хочется убить братца.
А Эби на Доусона по-всякому плевать. Единственное, ему не хотелось, чтобы Тед устраивал ненужную возню. И так уж управляться с делами стало тяжело: и федералы, и штатские власти, да и шериф тоже то и дело суют нос в семейный бизнес. Это вам не былые времена, когда закона нечего было опасаться. А сейчас у копов и вертолеты, и собаки, и приборы с инфракрасным излучением, к тому же осведомители на каждом шагу. Эби должен думать о таких вещах. Эби один должен просчитывать такие вещи.
Все дело в том, что ведь Доусон гораздо умнее, чем одуревшие от наркоты идиоты, с которыми Тед обычно якшается. Своего папашу с Тедом, хотя те были вооружены, Доусон отделал так, что мама не горюй, а это что-то да значит. Доусон не боялся ни Теда, ни Эби, и так просто его не возьмешь. Когда надо, он может быть очень жестоким, и, казалось бы, этого достаточно, чтобы остудить пыл Теда, да только его уверенность ничто не пошатнет, потому что Тед не думает головой.
А последнее, чего бы хотелось Эби, это чтобы Теда снова упекли в тюрягу. Потому что он ему, Эби, нужен позарез — ведь все родственники торчат от наркоты и поступают как придурки. Но если только Эби не удастся сдержать Теда, когда тот увидит Доусона, то Тед запросто может снова отправиться за решетку. При этой мысли в животе у Эби стало разгораться пламя и тошнота подступила к горлу.
Эби нагнулся и сблевал на асфальт. Вытерев губы тыльной стороной руки, он заметил, что Доусон наконец исчез за поворотом. Теда до сих пор не было. Вздохнув про себя с облегчением, Эби решил ничего не говорить Теду о том, кого он видел. Он опять почувствовал озноб, в животе по-прежнему жгло. Чувствовал он себя хуже некуда. Ну кто бы мог подумать, что у парня будет с собой канцелярский нож?
На самом деле Эби не пытался убить его — просто хотел внушить ему, впрочем, как и всем остальным, у кого могли возникнуть мысли насчет Кэнди, свою точку зрения. В следующий раз, однако, Эби не станет полагаться на авось. Раз начав бить, он уже не остановится, он будет умнее. Он всегда был осторожен, когда в дело мог вмешаться закон, но все должны знать, что его девушка для других недоступна. Так что другим на нее лучше не заглядываться, не разговаривать с ней и уж точно нечего и мечтать залезать к ней под юбку.
Ей, может, это и обидно, но она все же должна понимать, что сейчас принадлежит ему одному. Уж очень не хотелось бы расквасить эту хорошенькую мордашку, чтобы и до нее донести эту истину.
Кэнди не знала, что ей делать с Эби Коулом. Они, конечно, встречались несколько раз, и он, как она поняла, видно, решил, будто может ею помыкать. Но он обычный парень, а даже про таких тупоголовых, как Эби, она давным-давно все поняла. Пусть ей всего двадцать четыре, но она уже с семнадцати лет живет самостоятельно и за это время усвоила, что пока носит распущенными свои длинные светлые волосы и смотрит на парней снизу вверх вот такими глазами, она может вертеть ими как хочет. Она умела дать мужчине почувствовать себя обаятельным, не важно, какой он был в жизни. И последние семь лет эта тактика ей очень помогала. У нее, к примеру, был «мустанг» с откидным верхом — подарок одного старикашки из Уилмингтона и маленькая статуя Будды на подоконнике, возможно, золотая, полученная от одного милого китайца в Чарлстоне. Она точно знала, что, пожалуйся она Эби на нехватку денег, и тот скорее всего даст ей сколько надо и почувствует себя королем.