Но помощь пришла снова и из того же неожиданного источника.
- Я могу поговорить с ним, попробовать объясниться, - предложил Филипп.
У Айсена даже слов не осталось. Этот человек будто снова дал ему жизнь всего лишь несколькими простыми словами.
Нет! Не заново, а новую жизнь! Жизнь, в которой есть смысл, есть любимый!
- Если ты хочешь, конечно! - Филипп не мог не заметить резкую перемену в юноше, и она ему не очень нравилась, кажется, заведя совсем не туда, куда он надеялся. - Смотри, я повторяю - в моем доме тебя никто не будет домогаться. Пожил бы спокойно, попривык, освоился бы, а там - глядишь, я бы тебе и вольную дал…
Если раньше смотревшие на него синие глазищи были полны беспредельного изумления, то то, что в них отражалось сейчас - вообще не имело названия!
- В-вольную… - как-то задушено, запинаясь, выдавил мальчик.
- Вольную-вольную, - невозмутимо подтвердил мужчина, - Станешь свободным человеком. Избавишься от этого сомнительного украшения…
Он опять ткнул пальцем в ошейник.
- Так что подумай хорошенько! - завершил он долгий разговор, поднимаясь. - И скажи мне, что решишь. А пока советую поесть!
Часть третья
***Говорят, клин клином вышибают. В определенном смысле это так и есть! Череда новых потрясений - одно за одним - пробилась сквозь шок и охватившую юношу апатию, в которых единственной реальностью оставались два коротких слова, перечеркнувших все, что он собой представлял и гудящих в ушах корабельным колоколом в тумане.
Айсен колыхался в этом промозглом мареве безвольной щепкой, застряв где-то между пропастью и бездной на тонкой пленочке бескрайних равнодушных волн существующей действительности, не имея вокруг малейшего ориентира. Шанса за что-нибудь уцепиться.
Какая- то незначительная, еще неуверенно тлеющая часть его сознавала, что это «плавание» не может продолжаться долго, и жалкий, оставшийся от забавной игрушки обломок -вот-вот затянет в глубину, откуда уже не возвращаются.
Где- то в то же время пришло отстраненное созерцательное понимание, что боль на самом деле это и есть жизнь. Боль -это счастье… а не то, во что играет глупый котенок. Котенок глупый, - он не понимал такой очевидной вещи, пока не стало ни того, ни другого, ни третьего.
Айсену уже действительно было все равно - не осмысленно все равно, когда человек что-то прикидывает, рассчитывает, делает какие-то выводы… Нет, не задумываясь, до самого нутра все равно что с ним будет теперь.
Что будет делать с ним новый хозяин? Юноше было это безразлично. Совсем. Абсолютно. Вряд ли что-то новое… Изобьет, поимеет, продаст, - да хоть всей команде разом кинет!
Тем лучше… Может быть игрушка окончательно доломается, и обломки все-таки можно будет выбросить… Ничего не имело значения больше.
Кроме одного. Одного, которому он больше не нужен. Тоже совсем…
Очередной хозяин своими расспросами лишь еще больше разбередил упрямую память о времени, когда котенок еще не знал, что он глупый, а игрушка с увлечением играла в господские игры. Но внезапно, - точно холодной отточенной сталью пронзило пустоту на месте сердца и оно снова зашлось: одновременно от ужаса и радости… Речи нового господина с трудом, но пробились сквозь беззвездную тьму сознания и огнем обожгли душу: господин… ссей’дин - любил его?
Если бы не любил - разве стал бы его испытывать? От рабов не требуют доказательств - к чему что-то требовать от вещи, у которой нет своей воли?
Опомнись, дурная забава, - рабов не любят!
Впрочем, рабы тоже. Вот так - чтобы без него мир замирал, и даже уже на спасительный шнурок не поднималась рука!
Но ведь и господин Филипп говорил с ним не как с рабом и вещью. Он спрашивал о согласии, утешал, объяснял, а под конец и вовсе предложил такое, о чем Айсен и не мог помыслить!
Стать свободным…
Значит - стать равным светилу на твоем небосклоне… Ведомо ли подобное! - Айсен был сокрушен. - Да и не надо ему ничего такого, одной улыбки ссей’дин хватит, чтобы умереть у его ног, когда сердце разорвется от восторга…
И все же! Быть свободным это значит, что его больше не станут продавать и покупать, передавать из рук в руки. Что никто и впрямь не посмеет посягнуть на него. Айсен чувствовал себя заново родившимся или вернее, очнувшимся от летаргического сна, - иногда сладкого, иногда оборачивающегося беспробудным кошмаром… Теперь, все вокруг казалось немного иным, не таким как прежде: вроде бы все тоже самое, но как-то иначе видится - словно луна в трубу на крыше у господина.
Может быть потому, что сейчас он сам должен был сделать выбор, решить чего хочет он и что ему нужно?
Не что, а кто!
Ему нужен один. Его единственный, его ссей’дин…
Ему нужно исправить свою ошибку.
Когда Айсен озвучил господину Филиппу свое решение, голос его звучал как никогда твердо.
- Я хочу вернуться, - ясно и четко повторил стоявший в дверях юноша.
Не то чтобы это было неожиданно, но признаться, Филипп был разочарован.
- Уверен?
Айсен заметил неодобрительно сошедшиеся брови и поспешил объяснить:
- Да! Ведь… господин Фейран сам может освободить меня.
Этот вывод тоже не был неожиданным, но заставил удивленного мужчину взглянуть на юного раба как-то по-новому. Айсен был прав, а мысль, что его брату в свою очередь предстоит в некотором роде испытание, пришлась по душе. В самом деле, чего уж проще: если не нравится, что мальчик ведет себя как раб и сомневаешься в его искренности - отпусти его. Сделай свободным и убедись, какой выбор он сделает.
Айсен был прав и в другом: он стремился теперь доказать свою любовь, а какое доказательство было бы более весомым, чем отказ принять свободу из других рук.
Однако ситуация все равно не нравилась. Вопрос был в том, оправдает ли Фейран подобное доверие или предпочтет опять не заметить, истолковав превратно и усмотрев в желании быть рядом с любимым нечто порочное и испорченное.
А возможно просто не захочет рисковать разлукой снова, не оставляя мальчишке шанса куда-нибудь деться от него, - все могло быть. Конечно, в последнем случае Айсен будет счастлив рядом с дорогим человеком, но зато безнадежно упустит возможность когда-нибудь подняться выше статуса пусть любимого, но раба. Рано или поздно ни к чему хорошему это не приведет, и сумеет ли мальчик справиться с новым разочарованием!
Хотя уже не мальчик. Кер совсем недолго знал Айсена, однако и взгляд и улыбка, с которой тот упомянул о возможности освобождения, сказали ему о серьезной внутренней перемене. Перед ним больше не было сломленное забитое существо, но дело заключалось даже не в том, что юноша воспрянул духом и собрался. Ушла невинная открытость сердца, которую каким-то чудом ему удавалось сохранить, несмотря на страшные, а порой омерзительные условия его совсем еще короткой жизни. Нет, каким бы ни было его детство, оно закончилось - в тот момент, когда любовник… любимый швырнул его другому мужчине и ушел, не поинтересовавшись, что с ним сталось.
Айсен еще способен любить и верить, и держится этой надеждой, однако что будет с ним, если она окажется растоптанной? Тогда уже не останется ничего, что могло бы помочь ему оправиться после очередного удара.
Тем не менее, сейчас никак нельзя умалять значение его первого, по-настоящему самостоятельного выбора и пускаться в рассуждения и отговорки, которые парень скорее всего пока просто не поймет. Поэтому Филипп лишь спокойно и веско сказал:
- Что ж, это твое решение! - он одобрительно сжал плечо юноши.
И тут же почувствовал, как парнишка слегка расслабился. Мужчина сделал вид, что не заметил, насколько он был напряжен в ожидании ответа: мало у кого может быть больше причин для недоверия к людям. Скорее стоит удивляться, что это Тристана приходится убеждать и уговаривать!
- Я навещу его завтра, и лучше мне сначала пойти одному, - говорил Кер, не отпуская плечо, пока не ощутил, что оно расслабилось совершенно.
Одновременно он провожал Айсена по палубе, чтобы продемонстрировать всем окружающим свое особое внимание к юному рабу, - во избежание всяческих возможных недоразумений.
- Чем бы тебя занять, чтобы не скучалось… Сходите с Луи на рынок, по лавкам, купите тебе чего-нибудь…
Ясно, что нечто подобное мальчику тоже в новинку, но приходилось быть чрезвычайно осторожным. Филипп нашелся, как не свести великодушное предложение к отмашке либо сюсюканию:
- Струны новые тебе наверняка понадобятся… Или лучше сразу целый саз?
Айсен застенчиво улыбнулся, польщенный, что мужчина помнит о такой мелочи.
Наблюдавший за ними Луи Клеман, не первый год знавший торговца и сработавшийся с патроном на бессознательном инстинктивном уровне, как всегда подскочил раньше, чем Кер успел дать ему незаметный знак, и сразу же вступая в игру. Филипп тоже уже улыбался и отпустил парня с ним с легким сердцем.
Наблюдавший за ними Луи Клеман, не первый год знавший торговца и сработавшийся с патроном на бессознательном инстинктивном уровне, как всегда подскочил раньше, чем Кер успел дать ему незаметный знак, и сразу же вступая в игру. Филипп тоже уже улыбался и отпустил парня с ним с легким сердцем.
Если бы он знал, чем обернется эта вольность, - запер бы Айсена в каюте на амбарный засов, сдав только на руки Фейрану! И то после клятвы на Коране и Евангелии сразу, что с головы юноши не упадет и волоса…
Наверное, часа еще не прошло, как помощник возник перед ним, - всклоченный, взъерошенный, утирая кровь с лица и сплевывая сквозь свежие дыры на месте зубов.
- Где? - короткий вопрос.
- Забрали, - так же кратко отозвался Клеман, снова подвигал челюстью, словно проверяя на месте ли она, и объяснил уже подробнее, - Какая-то храмовная сволочь уволокла. Заявил, что он тут главный, а пацан его беглый…
Филиппа точно подбросило:
- Я в управу, - уже почти на бегу и сзывая людей. - Гони рысью на Разбойничью. Приведи лекаря Фейрана любым способом! Хоть в ковре притащи!!
***
Если судьба вдруг стала к вам необыкновенно щедра - берегитесь! Еще не значит, что одарив одной рукой, она потом не отберет уже обоими. Судьба - капризна и переменчива, как и всякая женщина, а главное, - уверена, что уж она-то всегда права! Айсен очень сомневался в данном постулате, но, увы: возразить при всем желании - было нечем.
Судьбе вообще не возражают - себе дороже! Самое малое мгновение назад его охватывало предчувствие чего-то необыкновенного впереди: чего-то безумно неожиданного и восхитительно желанного! Образ ссейдин застилал все остальное…
Мечты оборвал внезапный рывок за ошейник и чересчур узнаваемый, основательно забытый голос:
- Ах ты, бл***!! Сюрприз на Рождество!
Еще один рывок: растерянный оцепеневший Айсен едва успевает выставить руки, чтобы ему не сломало нос об оштукатуренную стену лавки, куда его просто впечатало жестоким броском. Железная хватка знакомо сомкнулась на горле, следом раздался треск рвущейся на спине рубахи:
- Что б тебя вместо райских гурий перли, причем все сразу! - жесткая ладонь, словно пересчитывая, отмечает каждый, самый незначительный след прежних истязаний на хрупком распластанном в захвате теле.
Удовлетворенный возглас:
- Надо же! Точно, бля**! Срань господня, до чего живучий тваренок! - ткань штанов тоже трескается под нажимом…
Айсен с коротким всхлипом выгнулся, невольно приподнимаясь на цыпочки, когда в его судорожно сжимаемый анус попробовали всунуться сразу три пальца унизанных перстнями.
- Ха! Я смотрю, ты соскучился по хорошему траху…
Ноги юноши уже были небрежно раздвинуты, жадная лапища, просунувшись меж ними, стиснула гениталии до звездчатых искр из глаз, одновременно приподнимая его так, что ступни почти оторвались от земли.
- Эй сударь! Вам бы не мешало быть поаккуратнее с чужим имуществом! - негодующий возглас заставил слегка разжаться цепкую хватку, и Айсен бездумно рванулся в сторону своего заступника.
- Какого…?!! - развернулся мгновенно вскипевший Магнус, не торопясь выпускать свою трепещущую всем телом жертву.
- Сударь, уберите руки! - твердо потребовал возникший рядом Клеман. Конечно, перед ним был рыцарь и явно не простой, но Луи был не в силах оторваться от распахнутых от ужаса, отчаянных глаз юноши. - Парень собственность моего господина!
Меткий удар. Отработанный, не менее меткий, пинок под ребра упавшего.
- Передай хозяину, что тоже самое получит и он, если будет укрывать беглых! За эту хорошенькую скотинку я заплатил золотом - круглым и полновесным! Так что намерен и дальше пользоваться им по назначению! - мужчина с ухмылкой оскалился. - Само собой после того, как он понесет достойное наказание… Или я не Магнус Фонтейн!
На сим дискуссия и закончилась. Храмовник волок за собой едва прикрытого обрывками одежды мальчишку за ошейник, - как нашкодившую шавку. Айсен не просто не поспевал за ним - бился, из последних сил пытаясь высвободиться. Изловчившись, ухватил зубами жилистое запястье так, что прокусил до крови, за что его немедленно приложили головой о ближайшую подходящую поверхность, стряхивая с себя и выключая сознание напрочь.
Юноша очнулся уже в подвешенном состоянии между столбов. Голова раскалывалась и кружилась, перед глазами плыло, а во рту стоял забытый вкус - собственной крови из разбитых губ. Судорога сводила привязанные руки от кончиков пальцев до самых плеч, никакой одежды, кроме проклятого ошейника ему не оставили. Колодки на щиколотках удерживали ноги широко расставленными, так что любая часть его тела оказывалась полностью открытой и доступной…
Едва осознав это, Айсен снова рванулся - бессознательно, бездумно, и совершенно бесполезно. Сердце бешено колотилось в груди, но когти ужаса впились в него глубоко и держали крепче колодок, заставляя исходить холодными липкими струями страха… Беспомощность и бессилие. Абсолютные.
Как когда-то… но даже хуже скорого повторения однажды пережитого кошмара, было осознание того, что все случилось когда до счастья оставался один шаг. Одного слова, одного взгляда не хватило, чтобы сейчас он не висел распластанной беспомощной тушкой, а нежился в объятиях своего единственного божества!
Ссей’дин… Нет и не будет у него другого господина!
И не было!
Только он, один… Фах’рид!
По грязным щекам пробежали дорожки слез: любимый… Пожалуйста, вспомни! Все вытерплю! Столько сколько потребуется, только найди меня… не оставляй, любимый, не оставляй… Пожалей хотя бы! Плечи содрогались уже в сухих спазмах рыданий, кровь из содранных запястий сползала сытой довольной змеей…
Бесполезно. Нет ничего бесполезнее слез!
Время тянулось долго. Обнаженная кожа успела обгореть под равнодушными жалящими лучами светила почти до волдырей, прежде чем раздались возбужденные голоса и приближающиеся торопливые шаги, вызвав еще один неконтролируемый рывок: потому что сейчас может случиться нечто гораздо более худшее, чем просто пытка!
И невозможно ни отстраниться, ни закрыться, не говоря уж о том, чтобы сопротивляться, - только кричать. Кричать так, что горло тоже начинает кровоточить… Айсен обреченно зажмурился.
Но внезапно сильная рука обхватила его поперек груди, осторожно поддерживая, пока удерживающие его веревки лопались под острым лезвием. Кто-то в тот же момент освободил ноги, и одним бережным движением юношу подняли на руки, закутав во что-то мягкое. У растрескавшихся губ оказалось горлышко фляжки.
- Айсен! Айсен, ответь пожалуйста… Скажи что-нибудь! - настойчиво окликал встревоженный голос.
- Кажется, ничего такого… побили только, и обгорел.
- Держись, мальчик! Все уже хорошо! - его куда-то спешно несли, переложив на носилки.
Юноша не различал ничего, кроме плавающих перед глазами разноцветных пятен, однако чтобы уловить и понять главное - зрение было не нужно: единственного, кого он ждал, среди его спасителей не было.
Глупо, а почему-то казалось, что придет именно он…
Новая мысль обернулась горьким стоном: любимый, но я же не виноват!!
- Ну конечно не виноват! Ты ни в чем не виноват!! - потемнев лицом, Кер отозвался на прерывающийся шепот разбитых в кровь губ даже резче чем хотелось бы: по опасной дорожке направился мальчишка, совсем не ему оправдываться и что-либо доказывать надо!
Что за рыцарь мог вот так, в наглую, утащить Айсена, подправив физиономию Луи - долго гадать не приходилось, и понимание, что абсолютно беззащитный, полностью бесправный юноша оказался в руках ненормального морального урода, который уже однажды едва не уходил его насмерть, подстегивало похлеще любого кнута.
По счастью, деньги - не всегда безусловное зло! И чем больше деньги, - тем лучше, тем основательнее они могут стереть все предрассудки, условности и различия.
Еще одним удачным стечением обстоятельств было то, что Фесс, всегда бывший на стыке политических интересов, сейчас переживал период усиления влияния своих исконных обитателей, а не пришлых грабителей, гордо именовавших себя христовыми воинами. Магнус Фонтейн и иже с ним представляли безусловное меньшинство, как бы не пыжились. Самоубийц среди них тоже не наблюдалось, и идти из-за пустой прихоти одного, даже начальника, на верное самоубийство, выказывая неуважение местной власти и ввязываясь в открыто провоцируемый конфликт - никто желанием не горел. Начальники меняются, и кто знает, возможно, если факты будут поданы вкусно, им станешь именно ты!
Или приятель. Или покровитель…
Третьей, заинтересованной лишь самую малость, стороне по-своему было приятно поучаствовать в склоке неверных, позорящих себя ею, и свара собрала множество зрителей помимо основных участников.
Горячих зрителей! Готовых в любой момент перейти в непосредственно действующих лиц…