Айсен был благодарен за то, что женщина, хотя явно его не одобряла, все же никак не стала комментировать его намерение отправиться к Фейрану и отговаривать, и покорился необходимости, тем более что спорить с ней бесполезно, а соблазн был немал.
- Делом надо заниматься серьезно, либо не заниматься вовсе! - постановила Мадлена, и для начала протащила его буквально по всем существующим в городе мастерам и лавкам.
Айсен смеялся над подобным энтузиазмом, но под конец «крестового похода» вымотался даже он. Как всегда, когда она за что-то бралась, мадам Кер была неподражаема и неутомима. Глубокими познаниями в музыке она не обладала, зато превосходно разбиралась в людях, чтобы оценить действительно ли стоит то, что ей предлагают и впечатление, которое производил ее подопечный по одному изгибу губ и движению бровей.
Юноша в ошейнике сочувствующе улыбался и пожимал плечами, покидая очередного несчастного вслед за дотошной и придирчивой покупательницей. Результатом стало то, что Айсен оказался обладателем новой, безусловно великолепной, гитары и всего, что только может к ней прилагаться, а кроме того был заказан новый чехол для саза, подаренного Клеманом, а вот запасной комплект струн, само собой, найти для него оказалось невозможно. Кроме того, мадам Мадлена везде, где только можно осведомлялась, кто мог бы стать учителем для молодого таланта, каждый раз вгоняя этот самый талант в краску.
После такой эпопеи он даже не удивился, однажды услышав имя визитера метра Филиппа. Не удивлялся он уже и энтузиазму с которым взялись за его образование: шитый белыми нитками план буквально лежал на поверхности. Разумеется, упрекать людей, которые старались ради него, желая лишь добра, юноше не пришло бы в голову, а иметь в наставниках подобного выдающегося человека было бы счастьем, за которое кто другой душу продал… Но! Спустись к нему сам Пророк и пообещай обучить райскому пению, ответ был бы один, если это подразумевало отказ от любимого.
Да, он хотел, он мечтал обрести свое место в жизни, которого можно было не стыдиться, но не был готов платить самым дорогим своим сокровищем. Такой цены не стоит ничто!
Айсен решил прояснить все сразу, пока дело не зашло чересчур далеко. В конце концов, речь шла о нем, и вполне логично, если он будет при этом хотя бы присутствовать! Однако уже опустив ладонь на ручку двери, молодой человек замер, как от пощечины, услышав резко брошенные слова, в единое мгновение вернувшие его с небес на землю.
- Я не занимаюсь дрессировкой домашних животных!
Вот так! Не рановато ли ты загордился, слишком ли замечтался! Горько…
- Хм! - Филипп постучал пальцами сложенных домиком рук друг о друга, - Но ведь вы сами в нем заинтересованы, иначе вас бы здесь не было.
- Вот именно! Либо вы продаете мне мальчика сейчас за ту сумму, которую я имею, либо позже, когда я соберу назначенную.
- А если я скажу, что мальчик не продается?
- Бросьте! Люди вашего пошиба способны продать все, было бы выгодно.
- Лестно! - Кер пожал плечами, - И само собой, вы дадите ему свободу?
- Само собой!
- Зачем?
- Вы не поймете.
- Может быть, - без тени раздражения согласился Филипп, где-то даже забавляясь ситуацией, - Но боюсь, что это вы многое не поймете.
- ? - кажется, ему удалось удивить собеседника. Не слишком.
- Похоже, что снять с Айсена этот ошейник способен только один человек. И к сожалению, это не вы и не я.
- И где же этот человек? - Кантор скептически выгнул брови.
- Далеко, - кивнул Филипп. - Единственная цель Айсена - соединиться с ним. И вам ли не знать, чем способны пожертвовать ослепленные чувством люди!
- Ну просто сказочка о зачарованной принцессе, - ядовито заметил трубадур. - Только вместо принцессы почему-то невольник, а вместо чар обычный кусок меди.
Оба обернулись на звук открывшейся двери.
- Отлично, - Кер поднялся, - Полагаю, Айсен сам объяснит то, что сочтет нужным.
Он усмехнулся в ответ на ставший растерянным взгляд молодого человека и вышел, подтолкнув его навстречу музыканту. В замешательстве Айсен, не задумываясь, сделал шаг, удерживаясь, чтобы не поежиться под направленным на него пронизывающим до самого нутра взглядом кристально чистых глаз. Казалось, что они видят даже невидимое, тщательно сокрытое, неявное… И гость определенно не торопился задавать вопросы первым.
- Вам… не стоило так говорить с метром Кером, - тихо произнес юноша, подходя к окну. - Я обязан ему больше чем жизнью…
Кантор молчал, ожидая продолжения: маленький раб с гитарой оказывался занятной шкатулочкой с очень непростым секретом!
- Вы хотели выкупить меня? - Айсен не выдержал первым.
Мужчина повел плечом не отрицая очевидного.
- Почему?
- У тебя хорошие задатки, - спокойно и просто сообщил Кантор, - Я бы сказал талант, но в подобных словах слишком много пафоса. Тем не менее, оставить прозябать твои способности и загубить их тем самым - преступление против Создателя, который их дал. Надо быть, не без причины!
Айсен нервно улыбнулся.
- Да, это милость! - согласился он. - Но тоже самое я могу сказать и о другом…
- Другом? - многозначительный тон и вопрос в нем вернул его к реальности.
- Вам противно? - улыбка стала понимающей.
- Мне? - немного удивился мужчина, наблюдая за переливами эмоций на тонком одухотворенном лице, и в дышащих своей, потаенной глубокой жизнью густо-синих глазищах, которые только сказочным эльфам впору… - Мне все равно. Я вот думаю, что за человек, ради которого, тебе приходится носить ЭТО!
Последнее слово прозвучало с непередаваемой брезгливостью.
Айсен очнулся от грез.
- Ради него я сниму это! Но… я хочу, сделать это ради него!!
Кантор молчал долго, массируя пальцы и щелкая костяшками.
- Мальчик, человек, который умеет только требовать, не оценит твоего подвига и твоей жертвы, даже если ты отдашь за него жизнь!
- Но я не хочу отдавать жизнь! Я хочу жить: с ним, ради него, вместе…
Трубадур смотрел на него уже с жалостью.
- Мальчик, умирать куда проще! Поверь, я пробовал и то и другое в твое время.
- Вас это остановило? - задал Айсен самый верный вопрос.
- Нет, конечно!! - Кантор раскатисто рассмеялся.
- Тогда зачем вы спрашиваете?
- Что ж! - подвел итог трубадур, поднимаясь, - Пока я в городе, жду тебя каждый день. Не с утра!!! Лучше к обеду, рано я вставать не люблю… Я за тебя возьмусь!!!
- Почему… - почти беззвучно окликнул его смущенный и взволнованный донельзя Айсен.
- Не скажу! - фыркнул мужчина, удаляясь.
Не так- то часто встретишь легенду, оборачивающуюся былью! Он, конечно, желал этому невинному мальчику счастья, но… не хотел видеть то, чем мечта оборачивается наяву!
***
Кантор ле Флев словно принял от семейства Керов эстафету, точнее они удачно дополняли друг друга, каждый по-своему оберегая и пестуя те задатки, которые жизнь еще не успела загубить в юноше, и награждая каждый по-своему.
Музыкант с энтузиазмом взялся за свалившийся на него самородок, неожиданно для себя получая безмерное удовольствие от процесса обучения. Не в последний момент от того, что его уроки идут впрок: искренняя увлеченность предметом, бывшим когда-то способом ускользнуть от печальной реальности, свободой души, если не тела, - не могла не придтись по нраву фанатику своего дела. Хоть он и не признавался себе в том, но Айсен прочно обосновался в его сердце. Правда, выражалось это несколько странным способом.
- Ну что за элементарные ошибки?! У тебя пальцы были сломаны или голова! Неужели трудно записать правильно простейший аккорд! Ты же воспроизводишь его идеально, но по этой хрени ничего невозможно понять! - лист с нотами отправлялся в камин.
- Боже! Кто тебя учил до этого?! А… Ну тогда все понятно! Что еще можно ожидать от язычников!
У Айсена только глаза темнели, как штормовое море, и то, что наставник отвергал он представлял ему позже, когда не оставлял никакой лазейки для ошибок. На следующий день мужчина пренебрежительно фыркал и обрушивался на ученика с новой критикой, сопровождая ее ядовитым:
- Привыкай, полезно от излишней гордости!
Кого люблю - того и бью! Не надо думать, будто Кантор шпынял юношу исключительно ради садистского удовольствия. Айсену требовалось препятствие, преодоление - в том числе и себя, требовалось научиться отстаивать не только право на ошейник и не только тогда, когда его совсем припирали к стенке.
Кстати об ошейнике, - трубадур не упускал случая пройтись по этой своеобразной детали облика молодого человека.
- У, опять эту дрянь в мой дом притащил! - подобное гадливое восклицание было еще самым скромным и вполне обычным приветствием, - Убери с глаз моих! У меня желудок слабый, может и стошнить ненароком!
- Ага, слабый, - скорбно соглашался Айсен, измеряя взглядом батарею из бутылок.
- Как тебе известно, водица у нас отнюдь не с Альпийских ледников. Ты же не хочешь, чтобы я отравился и умер во цвете лет, так и не открыв тебе всех секретов нашего искусства, которые еще не успел забыть?
- Ага, слабый, - скорбно соглашался Айсен, измеряя взглядом батарею из бутылок.
- Как тебе известно, водица у нас отнюдь не с Альпийских ледников. Ты же не хочешь, чтобы я отравился и умер во цвете лет, так и не открыв тебе всех секретов нашего искусства, которые еще не успел забыть?
- Что вы наставник! - Айсен смиренно склонял голову, пряча смешинки в глазах, - Я ежедневно молю Пророка, чтобы своим долголетием вы посрамили самого Мафусаила!
- Чертенок! - довольно усмехался мужчина, отвешивая парню несильный подзатыльник, от которого тот без труда уворачивался.
- И почили в бозе в окружении безутешных внуков и правнуков, унаследовавших нежные зеленые очи госпожи Элизы… - мстительно заканчивал Айсен, поминая надоедливую поклонницу.
Менестрель притворно хмурил грозные брови:
- Ты пришел заниматься или языком чесать, как кумушка у колодца?
А наследующий день Кантор опять вспоминал излюбленную тему:
- Слушай, может тебе еще кандалы нацепить для полного комплекта? Правда, греметь цепями будешь как призрак любимого дедушки… Хотя для кого как, тоже своего рода музыка.
- Когда у тебя День рождения? Я у юродивого Базиля по такому случаю его вериги выкуплю, тебе понравится…
- Вряд ли, - скептически пожимал плечами Айсен, - Вашими стараниями я скоро превращусь в полноценную нечисть!
- Мальчик, любовь, даже самая великая, вовсе не означает, что все свое время ты обязан обливать слезами драгоценный образ! Тем более что уныние есть смертный грех…
Характер у знаменитости действительно был несносный, прямо скажем кошмарный. Непонятно было, когда он говорит серьезно, а когда шутит в своей своеобразной манере, но по отношению к Айсену в его подколках и придирках не было ничего злого, и молодой человек даже начал находить удовольствие в их пикировках. Он точно знал, что этот человек никогда не унизит его и никогда не ударит словом по-настоящему больно, а то, что слова либо их отсутствие бьет куда больнее, чем кулак и плеть, он выучил крепко.
Айсен возвращался от него если не счастливым, то во всяком случае радостным и, как ни странно, умиротворенным. Возможно, что боль его никуда не делась, лишь отступив вглубь, но улыбка стала появляться на лице куда чаще!
Как раз к осени Кантор начал брать его с собой, когда решил, что юноша сможет перенести такое испытание для психики, как высший свет и знать без последствий.
В первый раз Айсен волновался настолько, пытаясь удержать в памяти хоть что-то из обширного свода правил западного этикета, в котором его наставник неожиданно тоже оказался знатоком, что едва не свалился в обморок, с трудом вспоминая, что людям полагается еще дышать. Однако в целом вечер у недавно овдовевшей баронессочки прошел тихо и мирно, хозяйка дома была полностью поглощена своим старым добрым другом, а немногочисленные гости - перемыванием им костей. От Айсена не требовалось почти ничего, и ему даже досталось небрежное замечание: «Какой миленький мальчик!».
И на том спасибо: Айсен испытал лишь облегчение, что не ударил в грязь лицом и справился. Никакого триумфа он не ощутил, только громадную усталость, как только отпустило напряжение.
Естественно, что дело не ограничилось единственной успешной вылазкой, и она повлекла за собой другие. Постепенно Айсен привык, наблюдая из тени громкого имени своего наставника за этой странной, непохожей ни на что жизнью, в которой романтические фантазии, набившие оскомину еще стараниями Фей, превосходно сочетались с изощренной ядовитой циничностью, дополняя друг друга. Интриги и первая дуэль на его глазах в сиянии шелка, и невинный флирт и почти ничем не прикрытые измены… Есть ли во всем этом что-то настоящее?
- Есть, мальчик, - заметил Кантор, глядя, как герой нынешнего турнира недовольно стряхивает с клинка густые тягучие темные капли. - Смерть - она всегда настоящая… Но вопрос ты задал хороший!
Он непривычно тепло улыбнулся ученику. Главным оружием трубадура против тех, кто превосходил его в родовитости, но не в уме, оставались дерзость и насмешки. Оружием, с которым не сравниться иной шпаге, хотя и клинок не выглядел в его руках неуместным. Кантор даже попробовал добиться чего-нибудь от Айсена и на этом поприще, но тут уже потерпел полное фиаско.
- Господи, да что ж ты ее боишься! Она не кусается! Во всяком случае, с той стороны… Обязательно запомни, что ты сейчас сделал! Может быть, тебе повезет, и твой противник умрет от смеха. Как ты собрался мчаться куда-то на край света, если и кухонный ножик в руках едва удерживаешь?!
- Я не собираюсь ни с кем драться! - протестовал молодой человек.
Кантор был не совсем прав. Гибкое, развитое давнишними занятиями танцем тело легко вспомнило ловкость, забытую из-за всех болезней и лавиной следовавших в его жизни перемен, из-за которых тренировки были заброшены. Так что проблема заключалась несколько в другом.
- Да? А грабителю на дороге ты тоже песенку споешь? - ехидно интересовался мужчина, - Слово, знаешь ли, иногда нуждается в подкреплении более весомыми аргументами. Точно блаженный!
Однако неизбежное все-таки случилось, причем как всегда в максимально неудачный момент. Обычно чертов ошейник оставался тщательно скрытым одеждой, но день был душным и очень жарким, и Айсен немного ослабил ворот, чтобы освежиться, будучи уверенным, что его никто не видит.
Волнение не помешало ему отыграть так, что Ее Светлость, на приглашение которой Кантор рискнул притащить своего ученика, осталась довольна и улыбалась юноше в высшей степени доброжелательно.
- Что ж, вижу, слухи нас не обманули, и ученик достоин учителя! Однако что с вами, мой друг? - все еще придерживая подле себя Айсена, обратилась Элеонора к трубадуру, едва успевшему в тайне вздохнуть с облегчением. - Вы не заболели, что решили вдруг стать рабовладельцем?
Серые, мгновенно сузившиеся, глаза мужчины встретились с потемневшими глазами юноши.
- Упаси меня Боже! - небрежно дернул плечом Кантор. - Я всего лишь взял его в аренду.
- Какое пятно на вашей репутации! - протянула Элеонора.
- Моя репутация настолько блистательна, что ее давно пора было слегка подпортить, - фыркнул Флев. - Неудобно, право, быть совершенством в нашем несовершенном мире.
Кантор привычно отшучивался, а заледеневший, бледный как полотно, Айсен стоял под перекрестьем взглядов, думая даже не о неизбежном ливне презрения на свою голову, а о напутствии наставника, судя по всему тоже изрядно нервничающего перед их общим выходом в столь блестящий круг.
- Опозоришь меня - шею сверну! - ласково пообещал менестрель.
Как он может допустить хотя бы тень подозрения в благородстве своего учителя! Ни чьей вины, кроме его в скандале нет…
- Ваша Светлость, - севшим голосом выдавил Айсен, запнувшись под обратившимся на него холодным взглядом герцогини, - Это… не знак унижения, а знак ожидания! Когда оно закончится, я сниму его.
Элеонору, кажется, позабавило его неловкое вмешательство, а вспыхнувший на щеках лихорадочный румянец умилил, и благоволение высокой особы было получено.
По глазам было видно, что Кантор желал бы высказать много «нежных» слов своему ученичку по возвращении домой, но вместо того произнес только:
- Поздравляю… - мужчина устало потер виски, - Сегодня ты приобрел удачное романтическое амплуа!
- Простите…
- Да мне-то что сделается! А вот как бы ты потом не пожалел о своем упорстве!
Айсен промолчал.
И все же даже Кантор был вынужден сдаться, едва ли не скрипев зубами, когда молодой человек засобирался в дальний путь. Так бездарно загубить все усилия, рисковать сложить голову каждый день ради чьей-то постели! Святому Якову, что ли, помолиться, чтобы излечил мальчишку от безумия!
Правда, основываясь на собственном богатом опыте, он мог сказать, что в подобных запущенных случаях не помогут ни самые горячие молитвы, ни разумные увещевания…
- Придется тебя провожать! - заключил менестрель, прежде чем некуртуазно надраться в одиночестве от внезапной тоски.
По счастью, известия пришли раньше, чем Айсен успел совершить фатальную ошибку. Во-первых, осада Фесса была снята, окончившись ничем, а после боя в районе Уджды и позорного поражения, рыцари - иоаниты и вовсе были вынуждены убраться в Валетту зализывать раны. Христово воинство все больше теряло влияние на Востоке, а о Фейране пришло короткое скупое известие: его видели и видели живым в Уджде.
Теперь Филипп, радовавшийся происходящему благодаря трубадуру перелому в судьбе юноши, оказался непреклонен, и взятый тиски между Керами и Кантором, Айсен был вынужден согласиться дождаться ответа на посланное Фейрану уже в Фесс письмо. Когда же он все-таки пришел, Филиппу оставалось лишь пожать плечами, сказав себе, что он сделал все, что в его силах, чтобы предотвратить трагедию:
- Признаться, я не ожидал, что он согласится! - заметил мужчина, зло отбрасывая от себя ни в чем не повинный лист.