Юноша порадовался своей слабости: вряд ли хозяин немедленно заберет замотанного в повязки раба, который едва может пошевелиться, и у него еще будет время добраться до желаемого. Айсен умиротворенно прикрыл веки, но в горле застрял противный ком, мешая дыханию.
Рядом с изголовьем на низком столике стояла пиала. Потянувшись к ней левой рукой, на которой тугая повязка, фиксирующая вывихнутое запястье оставляла свободными пальцы, юноша сделал попытку приподняться, так же, как и лежал… Боль, словно только и ждавшая этого момента молнией прошила крестец, ударила в живот десятком ножей - Айсен мог только бессильно хватать ртом воздух. Когда черная пелена перед глазами рассеялась, он все же потянулся к питью трясущейся как у старого паралитика рукой, но едва дотронулся до сосуда, раздался строгий оклик:
- Это что ты делаешь!
Пальцы дрогнули, и пиала разлетелась на осколки. Слезы опять хлынули по щекам.
- Тебе нельзя так резко двигаться, - уже мягче объяснял мужчина, укладывая юношу как следует. - Потерпи, сейчас Хамид принесет тебе попить и покормит, а потом я дам тебе лекарство, оно утишит боль.
Фейран отнес плач мальчика на самую очевидную причину.
- Осмотр, так и быть, перенесем… - он убрал принесенные средства. - Ты поспишь и быстрее поправишься.
Поправишься… Слезы сменил смех. Разве не смешно: его лечат, чтобы хозяин снова мог ломать?!
Фейран посмотрел в лихорадочно блестевшие, опухшие от плача глаза и - пошел за опиумной настойкой сразу.
Впрочем, этот срыв оказался единственным и мальчик вел себя тихо, что было кстати: не держать же его на опиуме постоянно. Такое лекарство может быть поопаснее болезни.
Айсен вполне спокойно и где-то даже с любопытством вытерпел осмотр: повязку с левой руки сняли совсем, - все равно ему незачем было ее напрягать пока, - а пальцы на правой, хоть и выглядели устрашающе, но сгибались и обещали, что он еще сможет перебирать струны. Бальзам согрел и успокоил раздраженное горло, от мазей слегка покалывало спину в местах, где плеть и хлыст серьезно рассекли кожу…
Однако потом прохладные руки легли ниже, раздвигая ягодицы, и юноша едва удержался от судорожного рывка в сторону, ощутив проникающие в него пальцы.
- Шшш… Знаю, что больно. Терпи, - Фейран придерживал его за поясницу, исследуя бархатную пульсирующую глубину, после чего заменил руку на очередной тампон, пропитанный целебным составом. Попка мальчика чуть-чуть приподнялась навстречу, а бедра раздвинулись шире.
Это еще что такое!! Мужчина поспешно убрал руки и даже встал, негодующе меряя взглядом хрупкое тельце. Только пришел в себя, и опять за свое?!
Бессознательная реакция тела, чтобы облегчить вторжение, была расценена им самым негативным образом, а между тем Айсен даже дышал через раз. По лицу шли причудливые пятна самой насыщенной пунцовой расцветки, а к глазам подступили горькие слезы. Лекарь просто не мог этого видеть, потому что мальчик лежал отвернувшись к стене.
Оценив оттенок пылающего ушка, Фейран усмирил гнев и сухо заметил:
- Скоро заживет и там.
- Господин, - почти беззвучный шепот остановил его уже у порога. - Когда хозяин заберет меня обратно?
В ровном тоне не прозвучало недовольства или опасения, и помимо воли брови мужчины взлетели вверх: он что, хочет вернуться к тому маньяку, который его почти убил? Причем «почти» - не потому, что плохо старался!
Закравшееся подозрение было вполне логичным: раны мальчишки не походили на наказание раба, а вот на буйство обезумевшего ревнивца - в самый раз. Люди еще и не на такое способны в приступе ярости и страсти! Уж не вызвано ли все это зверство тем, что пацаненок вертел своим хорошеньким задиком не только перед любовником? Конечно, рановато - пареньку было лет тринадцать на вид, но на юге вызревают раньше… Например, у него в практике была уже не одна роженица в таком возрасте.
- Учитывая, что я заплатил за тебя целый золотой, то твой хозяин теперь я… - еще более холодно заметил Фейран.
Мужчина давно ушел, а Айсен еще долго не мог осознать услышанное. У него новый хозяин? Это хорошо или плохо? Хотя хуже рыцаря быть просто не может… Прижимая ладонь к животу чуть выше мягких завитков в паху, недозволявшихся ранее, юноша осторожно повернулся и выдохнул, пережидая приступ боли. А потом внезапно на него накатила обжигающая волна безумного облегчения, оттесняя в сторону мысль о надежном шнуре: франк больше не его господин!! Он не в его доме и рыцарь Магнус никогда не войдет в эту дверь, чтобы выволочь его за шкирку, швырнуть на кровать или диванчик и насадить на свое орудие для самой страшной пытки… Этого больше не будет!!!
Айсен словно парил в какой-то неведомой заоблачной дали. Вошедший Хамид увидел, что больной мальчик счастливо улыбается чему-то, и тоже обрадовался. Старику хотелось погладить его по голове, ласково взъерошить волосы, но он знал, что этот ребенок увидит в невинной ласке смысл, которого там быть не может. Поэтому он только поправил покрывало и тоже улыбаясь, кивал ему, пока кормил постной похлебкой с нежным куриным мясом и белым мягким хлебом. Наевшийся мальчик быстро уснул, и лишь тогда старый раб слегка пожал расслабленную тонкую кисть.
***
Момент стал переломным. В покое и уюте, когда не надо было ежеминутно ожидать возвращения кошмара, от хорошего питания и ухода, Айсен быстро пошел на поправку. Мальчик еще был очень слаб и почти все время спал, но чувствовал себя все лучше и лучше. Совсем скоро он начал вставать, - с помощью Хамида или держась за стены. Ходить и сидеть было еще больно, зато в некоторых своих нуждах он перестал зависеть от других.
Выздоровление обернулось подъемом душевных сил, а знание о том, что он избавлен от неминуемого ужаса в лице франка - казалось, весь мир разукрасило в яркие праздничные краски. Уж, его комнатку точно! Юноше даже удавалось сдерживать себя, когда господин деловито ощупывал его внутри или вводил в проход свои приспособления: хотя сердце все равно подскакивало к горлу, а внутренности сворачивались в тугой узел, по сравнению с тем, чего он боялся - это можно было считать изысканной лаской!
Когда ему принесли одежду, он долго перебирал и рассматривал вещи, - понравившиеся, но совсем не похожие на те, что у него были раньше. Рубашка и штаны были самыми обычными, простыми… Айсен задумался: значит ли это, что новый господин вообще не видит в нем объект для получения удовольствия, и все его действия не для того, чтобы раб быстрее стал пригоден для использования по назначению, а чтобы у него ничего не болело - и только?
Это было так необычно и непривычно! И юноша отбросил эту странную идею, не понимая, откуда она вообще появилась. Вероятнее всего, что хозяин не видит смысла пока тратиться на что-то другое. Тем более что визитами сверх необходимого осмотра господин своего раба не баловал.
Однако разочарование почему-то оказалось невероятно острым и болезненным, и наступило куда быстрее, чем ожидал почти совсем успокоившийся мальчик. Господин Фейран сухо и кратко объяснял юноше, что он с этого момента должен будет сам каждый раз тщательно промывать и обязательно смазывать анус. Айсен сидел, низко опустив голову и не сводя взгляда с принесенных баночек. Горло сдавило так, словно невидимая петля затянулась на нем до упора, а ледяная рука сжимала и сжимала сердце, и казалось, что оно вот-вот остановится вовсе. От осознания, что господин все-таки может взять его в любой момент, - иначе, зачем ему держать свой вход всегда готовым, - его затопила жаркая удушливая волна. Закружилась голова, и немного подташнивало…
- Ты все понял? - строго спросил хозяин.
Айсен смог только кивнуть. Заставить себя выполнить приказ не получилось, хотя и маслянистый настой и крем приятно пахли. Ночь он провел без сна, с замиранием прислушиваясь к каждому шороху. Забившись в угол и зябко обхватив себя руками, несмотря на духоту южной ночи, юноша смотрел на шнур и убеждал себя, что это липкое гадкое чувство страха ничем не оправдано. Хозяин не то что не поднял на него руки, а даже заботился: давал лекарства, чтобы не было плохо, следил, чтобы он хорошо ел… Господин Фейран не такой человек, которому нравится мучить, он не сделает больно нарочно.
К тому же, его анус оставался растянутым из-за постоянного воздействия, и заново привыкать не придется. Его господин не стар и хорош собой, под свободными одеждами угадывается сильное и красивое тело. От него всегда хорошо пахнет… Тогда откуда это забытое чувство отвращения и омерзения?!
Юношу вырвало желчью, потому что съесть что-либо из вкусного ужина он не смог.
Это глупо! У раба не может быть возражений на приказ хозяина, каким бы он не был. У раба не может быть недовольства… Но он не хотел. Айсен отчаянно НЕ хотел.
Совсем ничего.
Даже если его не будут пороть, не будут душить, даже если хозяин возьмет его аккуратно, - не хотел. Убедить себя потерпеть как всегда - не выходило. Юношу уже трясло, как в лихорадке, и он боялся, что просто забьется в припадке, когда мужчина дотронется до него. Шнур на шторе по-прежнему выглядел чересчур привлекательным.
Совсем ничего.
Даже если его не будут пороть, не будут душить, даже если хозяин возьмет его аккуратно, - не хотел. Убедить себя потерпеть как всегда - не выходило. Юношу уже трясло, как в лихорадке, и он боялся, что просто забьется в припадке, когда мужчина дотронется до него. Шнур на шторе по-прежнему выглядел чересчур привлекательным.
Может быть… может быть этого все-таки не случится?! Только эта безумная надежда вопреки всему - еще не позволяла слезть с кровати, чтобы свить неумелую неуклюжую петлю и освободиться от своей доли. Ведь господин ни разу не дал понять, что хочет его!!!
Айсен видел, как восходит солнце. А потом, через некоторое время раздались шаги господина. В руках у него ничего не было, - ни склянок со снадобьями, ни бинтов, и, услышав короткий приказ, юноша понял, что опять упустил шанс избежать неизбежного…
Подопечный успешно выздоравливал, и забота о нем начинала уже тяготить Фейрана, тем более что серьезно беспокоили только последствия внутреннего воспаления. Собственно в этом-то и было все дело, заставляя за злостью скрывать неловкость.
А точнее в том, каким способом приходилось осуществлять лечение! Когда дотрагиваешься, проникаешь в бессознательное тело или в момент острой боли, чтобы облегчить ее - это одно. А вот изо дня в день совать руки в задний проход полностью сознающего его действия паренька, видя как перед тобой зазывно приоткрывается розовый анус, плавно расходится, пропуская в себя, и чувствуя при этом, как упругое мускульное колечко плотно обхватывает пальцы, как слегка подрагивают узкие бедра и сжимаются ягодицы, а затем мышцы снова мягко смыкаются, когда чужая твердая плоть покидает горячий тоннель… Это - совсем другое!! Совершенно!
Если бы мальчишка хотя бы вел себя иначе! Так нет, паршивец заливался алым румянцем, вспыхивал как маков цвет, розовел исфаханской розой на закате, стыдливо опуская пушистые ресницы, прикусывая пухлую губку и отводя с тоской и томлением темнеющие, как штормовое море, бездонные синие глаза…
Фейран начинал впадать в до поры скрываемое бешенство: тоже, выискался полевой цветочек! Стеснительный какой попался… Что там пальцы! В обоих его отверстиях наверняка не один десяток членов перебывал, а он еще краснеть не разучился! Уже хотелось самому со всей силы залепить мальчишке пощечину, чтобы вытряхнуть из этой точеной головки все его фантазии…
Вместо этого, Фейран при первой же возможности, едва дождавшись, чтобы парнишка немного оклемался и уже не лежал пластом, четко и кратко объяснил, какие процедуры Айсен должен будет делать теперь сам.
Рано он вздохнул с облегчением! Придя утром пораньше, потому что затем нужно было навестить больного в городе, мужчина с первого же взгляда понял, что что-то не так. Айсен сидел в уголке, скромно потупив глазки, и на жест подойти, никак не отреагировал.
- Ты не слышал меня?
Мальчик вздрогнул и начал теребить край рубашки.
- Тебе плохо? - в воздухе ощущался узнаваемый неприятный запах.
- Да… Н-нет… - пролепетал чертенок, еще ниже опустив голову, и совсем закрывшись волосами.
Фейран начинал раздражаться уже не на шутку.
- Так да или нет? Что ты мнешься!
Жалобный всхлип.
- Го-господин… я не… я не выполнил ваш приказ, - нежный голосок упал до почти неразличимого шепота и дополнился хрипотцой.
- Какой? - не сразу понял мужчина.
- Я не… не… - Айсен все-таки поднял голову, продемонстрировав румянец, на глазах становившийся все гуще, и тут же отвернулся. - Я не промывал себя… там… и…
Голос угас совсем, но и так было ясно, что мазь он тоже не наносил. У Фейрана челюсти свело от гнева: уж не подразумевает ли маленький засранец, что и дальше это следует выполнять ему?! И все же он нашел в себе силы сказать почти спокойно:
- Айсен, когда я говорю что-то сделать, я считаю, что это должно быть выполнено! Я дал это, чтобы тебе же было лучше. Мне сказать Хамиду, чтобы он проверял тебя?
- Нет, господин… - шепот был легче дуновения ветерка в полдень.
- Хорошо! - мужчина утратил терпение окончательно и говорил резко, в повышенном тоне. - Тогда прекрати жаться, разденься и стань здесь!
Он махнул в сторону забранного прихотливой решеткой окна, где было светлее.
…Как он поднялся, Айсен не помнил. Руки высвободили его из одежды независимо от сознания, которое цеплялось за какие-то мелочи - трещинка в полу, шорох оседающей смятой ткани, солнечный зайчик на стене от кувшина с водой - с упорством утопающего, хватающегося за любую щепку, чтобы не затянуло в глубину.
На что он надеялся, чего добился своим промедлением… лишь того, что господин зол теперь. Что сейчас его все равно возьмут, только уже быстро, грубо и на сухую… Совместив воспитание раба и удовлетворение потребности хозяина.
Господин милостив. Потом он залечит разрывы, прикажет убедиться, что к следующему разу раб готов должным образом, и будет брать снова и снова… пока вещь не надоест и не захочется новую.
Юноша уже стоял у окна и слышал радостный плеск фонтанчика во дворике. Руки с такой силой вцепились в решетку, что изгибы узора пропороли ладони, но приученное к послушанию тело подалось назад, прогибаясь в пояснице, ноги раздвинулись на удобную ширину… И только в груди что-то остро кололо, заставляя стучать в висках сотню звонких колокольчиков.
…А может быть и не будет. Может быть, он просто умрет сейчас… вот так, сам! Может эта тоненькая, дергающаяся все время, жилка наконец порвется, и ни один, даже самый искусный врач ее уже не сошьет…
А если нет, - почему-то он был уверен, что нет, что и эта его надежда не сбудется, - он потерпит всего один раз… Один. В конце концов, вот он шнур - прямо перед глазами… качается… манит!
Время словно остановилось, растягивая секунды в часы. Но вдруг Айсен ощутил на запястье жестокий захват и резкий рывок. Он очутился лицом к лицу с господином и различил только брызжущие зелеными искрами от неуправляемого бешенства глаза.
- Ты слишком высокого мнения о своей потасканной заднице!! - захват разжался, и господин почти отшвырнул его от себя, - Сученок!!!
Фейран удалился настолько быстро, что полы одеяния запутались у него за спиной. Айсен не мог бы сказать, сколько он пролежал так же, как и упал - ответ один: вечность. Мыслей не было, лишь какие-то обрывочные клочки.
Не тронул…
И не собирался.
Значит, он ошибся…
Ошибся!!! Просто ошибся…
Зато не ошибся раньше: господин его совсем не хотел. Как и прежде, он давал лишь лекарство. И во флакончиках тоже было лекарство, как бы оно не выглядело…
Пожалел…
Почему? Разве рабов - жалеют?
Нет, не жалеют. А господин все записывает… Наверное, просто лекарства новые и их надо попробовать на ком-то…
Вот теперь верно.
Правда, одно другому не мешает, но… -
Взгляд скользнул по искривленным пальцам на правой руке. Юноша приподнялся, проехался ободранной ладонью по волосам и - улыбнулся: головоломка сошлась!
Он практически на четвереньках добрался до небольшого тазика для умывания, плеснул воды и долго пытался разглядеть свое отражение. После чего опять сполз на пол, заходясь истерическим смехом.
Болезнь высушила черты, так что на когда-то симпатичной мордашке остались одни глаза… Что губы искусаны, запеклись, потрескались местами - и без зеркала известно. Так же как и то, что исхудал он почти вдвое, хотя пухленьким никогда не был.
Обломанные ногти, волосы острижены не клоками, но от прежней роскоши остались воспоминания! Зато в другом месте пробилась буйная поросль… и ноги уже не такие гладкие, неопрятные волоски в подмышках… И изобилие шрамов по всему костлявому телу, которые уже не убрать.
Само собой, что он тяжко оскорбил господина Фейрана, предположив, что тот может пожелать такое чучело!
Потасканная…
Брезгует!!!
Значит, не тронет.
Но… если не господин, то что же с ним будет?!
Зайдя к мальчику с завтраком, Хамид застал его по-прежнему голого и на полу. Айсен осип от плача и не был способен выговорить ни слова, только судорожно икал, глаза почти не открывались, а он все не мог остановиться, похоже выпуская из себя все слезы, накопившиеся за не такую уж долгую жизнь, и изредка переходя на совершенно дикий безумный хохот.
Даже сил шестидесятилетнего старика, хватило, чтобы переложить мальчика на постель. И уж конечно хватило понимания на то, чтобы плотно закутать его в покрывало и тихо укачивать до тех пор, пока тот не затих.
Старый и мудрый раб не мог сказать, не мог объяснить всего того, что хотел, но все же мог кое-что сделать. Когда Айсен достаточно успокоился и хотя бы выпил свежее, еще парное молоко, Хамид заставил его подняться и увел за собой.
Лучший рецепт, который он знал, чтобы голова не страдала, - это занять руки.