Дэш взглянул на Коннелли. Его не удивляло, что Фрей предпочитает сам стрелять из ружья и наблюдать, как гарпун впивается в добычу, а не ждать, пока рыба то ли клюнет, то ли не клюнет на наживку.
– И у него был свой катер, – продолжал Коэн. – Для традиционной рыбалки, которой он все время занимался. Катер стоял где-то в Балтиморе.
– Какого размера он был? – спросил Дэш.
– Не слишком большой, но высшего качества. Я как-то слышал, что судно обошлось ему почти в сто тысяч долларов. Предположительно, очень скоростная посудина.
– Вам известно, как часто Фрей пользовался катером? – поинтересовался Дэш.
И тут в его кармане зажужжал мобильник. Два раза, потом короткая пауза, затем еще два. Код, запрограммированный в центральном компьютере: член «Икара» попал в беду. Коннелли, с озабоченным выражением лица, как раз доставал из кармана свой телефон.
– Точно не знаю, – продолжал Коэн, – но, я бы сказал…
– Придержите мысль, – прервал его Дэвид. – Могу я воспользоваться вашим туалетом?
– Конечно, – ответил тот, взглянув на Дэша с ноткой неодобрения, будто интересуясь, насколько серьезна причина такой поспешности. – Он за углом справа.
Войдя в ванную, Дэвид достал телефон и прокрутил нужный экран. Тревога с монитора показателей жизнедеятельности. Кира потеряла сознание. Если судить по показателям, в нее выстрелили из шокового пистолета. Другим вариантом был удар молнии, но Дэш тут же отбросил такую возможность. А ее «жучок» ничего не передавал.
Дэш прокрутил другой экран. Обнаружив тайную деятельность Киры, он установил для наблюдения за ней видеокамеры. Текущие записи с камер хранились на защищенном интернет-сайте, к которому у Дэвида был доступ. Но сейчас его интересовала только прямая трансляция. Он подключился и вывел на экране изображение с трех разных камер.
От увиденного у него перехватило дыхание.
Кира лежала без сознания, и кто-то заворачивал ее в смирительную рубашку.
Это был Антон ван Хаттен.
Дэш не стал смотреть дальше, а пулей вылетел из ванной.
Неужели физик сошел с ума?
Дэвид многозначительно посмотрел на Коннелли и быстро обернулся к хозяину.
– Спасибо за уделенное нам время, доктор Коэн, – сказал он. – Но у нас возникло срочное дело, которым необходимо заняться. – Он быстро подошел к входной двери и распахнул ее. – Я позвоню вам, как только смогу.
И они с Коннелли бросились к машине.
* * *Джейк совещался в своем кабинете с заместителем, когда на офисном телефоне замерцала лампочка. Четвертая линия. Эту линию полковник резервировал для личности Стива Генри, одной из фальшивых личин Джейка. Он редко пользовался ею для исходящих звонков и даже не мог припомнить последний входящий.
– Мне нужно ответить, – предупредил он Колка и нажал кнопку, включая громкую связь. – Это Стив Генри.
– Стив, это Гилл Фишер, начальник пожарной охраны Денвера. Мы разговаривали с вами пару недель назад.
Джейк вопросительно посмотрел на Колка. Тот развел руками и пожал плечами. Он тоже не представлял, о чем речь.
– Чем могу помочь, шеф Фишер?
– Тут кое-что случилось, и я подумал, вы захотите знать. Паршивое дело. Мы сейчас тушим пожар на объекте, который в точности похож на те развалины две недели назад. Когда вы просили меня работать с максимальной осмотрительностью. Можно подумать, что это то же самое здание. И очень тяжелый случай. Вроде возгорания жира, только хуже. Почти как самодельный греческий огонь.
– Так вы говорите, это поджог?
– Без вопросов. А в восьмидесяти ярдах оттуда стоит склад, и он тоже горит. Они никак не связаны, так что это еще одно доказательство поджога.
Колк с Джейком встревоженно переглянулись. «Икар» построил комплексы-двойники. Два практически идентичных здания могут оказаться совпадением – маловероятно, но возможно. Однако склад, стоящий на том же расстоянии, исключал такую возможность. Мало того что Миллер и Дэш не попали под бомбежку, Джейк и его люди разбомбили ложный комплекс. Они действовали исходя из предположения, что эти двое смылись, но остались без штаб-квартиры и пустились в бега. А теперь выясняется, что «Икар» вновь их одурачил…
– Поджог такого рода требует специальных навыков? – спросил Джейк. – Есть какой-то шанс прочувствовать, кто может за этим стоять?
– Боюсь, что нет. Сейчас в Интернете можно найти любые рецепты. Но если ты действительно хочешь что-то сжечь, нужно потратить какое-то время на эксперименты, определить нужную пропорцию компонентов. Бóльшая часть самодельного напалма – пенополистирол, пропитанный бензином. Даже с тем составом чертовски сложно иметь дело, а этот еще хуже. При таком типе пожара вода только осложняет ситуацию. Мы делаем, что можем, но оба здания безнадежны. Просто подумал, может, вы захотите знать…
– Шеф, вы были правы. Спасибо. Я у вас в долгу, – сказал Джейк.
Записав адрес пожара, он повесил трубку и повернулся к своему заместителю.
– Майор, выясни, можем ли мы получить записи с каких-нибудь камер видеонаблюдения, нацеленных на это здание, или картинку со спутников. Срочно, – добавил он, как будто от майора могла ускользнуть важность ситуации.
Колк выбежал из кабинета. Через десять минут он вернулся с кадрами, которых ждал Джейк, и вывел их на экран компьютера.
– Спутники не помогли, – сказал майор, – но мы получили четкое изображение этого мужчины, который несколько раз входил и выходил из комплекса. Он тащил красную детскую тележку с емкостями с какой-то жидкостью. И у нас есть видео, на котором прямо перед началом пожара от комплекса быстро уезжает микроавтобус.
– Удалось рассмотреть номер?
Колк покачал головой.
– Боюсь, что нет.
Джейк поставил запись на паузу и принялся разглядывать мужчину с тележкой. Его круглое лицо разрумянилось, и он выглядел усталым, будто бежал марафон, хотя всего лишь быстро тащил за собой тележку. «Явно не спецназ», – подумал Джейк.
Полковник обернулся к Колку.
– Случайно не знаешь этого парня?
Колк покачал головой.
– Угу. Я тоже.
Джейк совершенно не представлял, что происходит. Но, возможно, это та самая брешь, которая позволит покончить с «Икаром» раз и навсегда. Если, конечно, мужчина на видео еще не достиг этой цели.
– Отправь его изображение парням у суперкомпьютера, – распорядился Джейк. – И скажи, пусть запустят поиск с распознаванием лиц по всем криминальным и общедоступным базам данных.
Он наклонился к экрану, изучая лицо мужчины, и тихо произнес:
– Давай выясним, кто этот таинственный поджигатель. А потом узнаем, куда он едет.
34
Машина шла плавно, но сейчас начала подпрыгивать, будто они съехали на проселочную дорогу. Через пять минут тряски микроавтобус остановился, и дверь скользнула вбок. В проеме виднелся густой лес и большой двухэтажный коттедж, рядом с которым тек ручей.
Пока ван Хаттен под прицелом шокового пистолета заводил Киру внутрь, она постаралась как можно лучше рассмотреть окрестности. Судя по всему, коттедж был абсолютно изолирован.
Физик привязал Киру, все еще замотанную в смирительную рубашку, к тяжелому деревянному стулу, стоящему у стены, и сорвал ленту с ее рта. Потом отступил и уселся лицом к ней на небольшую кушетку у кирпичного камина.
– Антон, что все это значит? – напряженным голосом спросила Кира; у нее самой не было ни единой догадки.
– Не могу передать, как мне жаль, – сказал ван Хаттен. – Но я чувствовал, что это просто необходимо сделать. Если уж на то пошло, я считаю вас удивительным человеком, влекомым только и исключительно благими намерениями.
– Тогда зачем вы все это сделали? Я не понимаю. Вы с первого дня стремились присоединиться к нашей работе. Вы были в эйфории. Такое невозможно подделать.
– Это правда, – ответил ван Хаттен, опустив взгляд. – Но все изменилось. Я почувствовал вкус социопатии, о которой вы упоминали. Во время первого усиления ничего подобного не было. Но в третий раз мои мысли стали эгоистичными и жестокими. Злые – вот подходящее слово.
– Мы вас предупреждали.
– Знаю, но есть еще несколько факторов, которые перевесили чашу. Одно привело к другому. Когда я приезжал во второй раз, вы описали то видение, которое пережили на втором уровне разогнанного интеллекта. И это меня сильно встревожило.
– В какой части?
– Во всех, – просто ответил он.
Он умолк и уставился в дальнее окно, за которым виднелся безмятежный ручеек. Потом вновь обернулся к своей пленнице.
– Вы знаете, что я верующий?
Кира кивнула.
– Да. Мы досконально изучили вашу биографию. Верующий и воистину хороший человек. Вот почему мы так обрадовались, когда вы к нам присоединились.
– Да. Мы досконально изучили вашу биографию. Верующий и воистину хороший человек. Вот почему мы так обрадовались, когда вы к нам присоединились.
– Вам не кажется странным, что ученый и упертый поклонник научной фантастики в то же время верит в Бога?
– Ничуть. Таких взглядов придерживаются многие ученые. Включая и других космологов.
Он нахмурился и покачал головой.
– Меня встревожило, насколько моя версия с повышенным ай-кью презирает саму идею Бога.
Он помолчал.
– Вы знаете, что наш мир отлично приспособлен для жизни?
Кира кивнула.
– Да. Я понимаю, мы существуем в зоне жизни. Не слишком холодно, не слишком жарко… в самый раз.
– Именно. Измените хоть одну из фундаментальных констант физики, и жизнь окажется невозможной. Будь протон хоть на один процент тяжелее, он превратится в нейтрон и атомы разлетятся. Будь слабое взаимодействие чуть сильнее или чуть слабее, чем есть, ядра звезд никогда не родят элементы высшего порядка, необходимые для жизни. И так далее.
– Я слышала, что вероятность именно таких значений этих констант составляет один к триллионам.
– Верно. И я склонен видеть в этих константах Бога.
Кира задумалась. Пока физик казался разумным. Как же ей сыграть? Следует ли ей любой ценой избегать возражений? Можно ли сердить человека, который кажется уравновешенным, хотя его действия свидетельствуют об обратном? Или ее жизнь как раз и зависит от способности возразить?
Для взвешенного решения ей не хватало информации. Она может только довериться своим инстинктам.
– Вы, разумеется, знакомы с контраргументами? – непринужденно спросила Кира, стараясь не говорить слишком вызывающе.
Похоже, ее вопрос не задел ван Хаттена. Уже хорошо.
– Да, – ответил он. – Если бы наша Вселенная была непригодна для жизни, не было бы и наблюдателей, то есть нас. А если так, какого еще результата можно ожидать? Еще есть теория хаотической инфляции. Наша Вселенная – всего лишь одна из бесконечного множества вселенных, возникающих из квантовой пены и раздувающихся в собственных больших взрывах. Каждая из них может иметь свои фундаментальные константы. Среди бесконечного множества вселенных непременно будет несколько, пригодных для жизни. К теории инфляции даже применима эволюция. Некоторые мои коллеги предполагают, что пригодные для жизни физические константы одновременно являются условием порождения большего числа дочерних вселенных. И потому вселенные, случайно родившиеся с иными значениями констант, не размножаются. В то время как вселенные с более… про-жизненными константами становятся доминирующими.
Он сделал паузу.
– Есть и другие контраргументы, но достаточно сказать, что мне они известны.
– Но вы ни одному из них не верите?
– Это блестящие теории, выдвинутые гениальными физиками. Но посмотрите, как они цепляются за свою веру: жизнь – всего лишь счастливая случайность. Многие из них совершенно не приемлют идею, что такая точная подстройка констант подразумевает существование Бога. Многие ученые поверят во что угодно, только не в это. И не важно, как оно закручено. Бесконечное число вселенных? Пожалуйста. Бесчисленные новые вселенные, которые постоянно формируются, как пузырьки в ванне? Ну конечно, это разумно и рационально. Бог? Не будьте смешным.
Кира кивнула. Пока она не соглашалась только с одним утверждением ван Хаттена. И речь шла не о концепции бесконечных вселенных, непонятных и совершенно избыточных. Или хотя бы одной Вселенной. Разум любого человека взрывала невероятность существования одной-единственной звезды. Солнце, по меркам Вселенной небольшая звезда, было бушующим огненным шаром, в миллионы раз больше Земли. Оно поддерживало температуру своего ядра в двадцать семь миллионов градусов по Фаренгейту и могло пылать миллиарды лет. Какая вера будет столь же нелепой и невероятной, как существование всего одного подобного инферно?
– Хорошо, значит, вы верите в Бога, – сказала Кира. – Не буду пытаться с этим спорить. Лично я пока не определилась, но согласна – гипотеза Бога столь же вероятна, как и любая другая, и вполне пригодна для объяснения необъяснимого. Но вы все еще не сказали, что здесь происходит. Или что вас так встревожило в моем видении со второго уровня усиления.
Физик лукаво улыбнулся.
– А разве это не очевидно? По-вашему, конечная цель человечества, равно как и любой другой разумной жизни во Вселенной, – это стать Богом. Чуточку… Ужасно не люблю слово «кощунственно», слишком уж оно отдает фундаментализмом, поэтому давайте скажем «самонадеянно». Чуточку самонадеянно, вам не кажется?
– Возможно, – согласилась Кира. – Но вы же знаете, куда бы ни текло время, законы физики работают одинаково хорошо. И уравнения Эйнштейна в теории допускают путешествия во времени. А вдруг мы должны эволюционировать в Бога, чтобы он мог миллиарды лет назад создать Вселенную?
Ван Хаттен покачал головой.
– Я в это не верю. Если эволюция в Бога идет описанным вами путем бессмертия, на котором мы потеряем свою человечность, – то нет. Я как сейчас помню нашу дискуссию. Даже вы должны признать, что идея переместить наши мозги в искусственное тело вызывает отвращение. Я видел выражение вашего лица во время того разговора. Вы защищали концепцию, но лучше других знали те колючие теологические вопросы, которые она вызывает. Что есть человек? Не потеряем ли мы свою душу?
Он помолчал.
– Я и тогда счел эту идею ужасной. А сейчас, когда я сам столкнулся со злой стороной этого невероятного интеллекта, спущенного вами с цепи, я тревожусь еще сильнее. Я не могу поверить, что путь к небесам и просвещению лежит через ад и социопатию. Негативные эффекты вашей терапии должны быть предупреждением, посланным Богом.
Кира ответила не сразу. Она опустила голову и несколько секунд размышляла, а потом вновь встретилась взглядом с ван Хаттеном.
– Послушайте… Антон, у меня нет всех ответов, – тихо призналась она. – И я согласна с большей частью ваших слов. Путь к бессмертию, каким его видит мой слабый разум, тревожит во многих отношениях. Но я убеждена, что это просто следствие нашей нынешней ограниченности. Мы будем продолжать учиться и расти. Мы найдем лучшие ответы, отыщем способ сделать все правильно.
– Я восхищаюсь вашим оптимизмом. Действительно восхищаюсь.
Физик на несколько секунд замолчал.
– Но то, что вы пытаетесь сделать, почти в точности повторяет трагическую историю Адама и Евы. И я думаю, что конец будет тем же.
Кира растерянно наклонила голову.
– Боюсь, я потеряла мысль.
– Смотрите, – начал объяснять ван Хаттен. – Я верю в Бога, но не верю в организованную религию. Тем не менее меня просто восхищает классический рассказ об Адаме и Еве, если задуматься о нем в контексте ваших попыток. Вы – Ева.
– Я Ева? – недоуменно переспросила Кира. – Вот теперь вы меня окончательно потеряли.
– В соответствии с этим рассказом, в раю было два дерева, заслуживающих упоминания. Древо Познания добра и зла и Древо Жизни. Древо Познания олицетворяет всеведение. А Древо Жизни – бессмертие. Многие ученые считают, что в действительности это два аспекта одного Древа. Человечеству было позволено стремиться к прогрессу и добиваться его, но запрещено делать шаг в одно яблоко к всеведению и бессмертию. Вы тянетесь к тому же яблоку, которое съела Ева.
Кира невольно заинтересовалась. Она никогда не рассматривала эту историю под таким углом.
– Я не верю в точность Библии, – признался ван Хаттен. – Но определенно верю, что все попытки достичь бессмертия или божественности, сделанные Адамом с Евой, или «Икаром», ошибочны и обречены на неудачу.
Он поправил очки.
– Собственно, история Адама и Евы никак не связана с моими окончательными рассуждениями. Она просто меня восхищает.
– Это интересно. Однако вы так и не сказали ничего в оправдание своим нынешним действиям, – заметила Кира.
– Согласен. Но я не закончил. Помимо тревог, связанных с вашим видением бессмертия и социопатическими последствиями вашей терапии, у вашего суперусиленного альтер эго было и другое видение, еще тревожнее. Что вся жизнь должна объединиться в разум, охватывающий Вселенную. Аналогично триллионам одноклеточных организмов, которые отдают свою независимость и личность и сливаются в человека. Чтобы образовать существо, намного большее, чем они сами. Я прав?
– По сути – да.
– Вы помните боргов из «Звездного пути»?
Кира нахмурилась. В ее детстве на экраны вышли семь сезонов «Нового поколения», и она смотрела все серии без исключений. Борг, сокращение от киборга, был огромным сообществом полуорганических, полумашинных существ. В своем развитии они значительно опередили человечество этой вымышленной будущей эпохи и посвятили себя безжалостному поглощению любой разумной жизни во Вселенной. Их самой знаменитой фразой было «Сопротивление бесполезно».