— Не нравится мне все это, — заметил инспектор Роулс. — Может, вам стоит посмотреть наши альбомы, вдруг найдете этих двоих. Но больше я ничего не могу для вас сделать.
— Вы же понимаете: их не может быть среди ваших громил.
— Вероятно, нет. Кстати, она была вашей клиенткой. Что она там делала?
— Сняла комнату. Кажется, продала свой дом.
— Держитесь подальше от Саммерса. Мы за ним следим. Ваша клиентка мертва, так что вы не обязаны выполнять эту работу.
За Саммерсом неотступно ходил библиотекарь. Я вполне мог и на милю к нему не приближаться, о чем сказал Роулсу, прибавив:
— Как по-вашему, он убил ее?
— Вы бледны, — вместо ответа заметил он. — Бледнее обычного, хотя вижу, что ваш аппетит не пострадал. Полагаете, этот тип, некромант, опасен?
— Только если он еще более невежествен, чем я думаю. Отнюдь не мысли о нем выбили меня из колеи. Все дело в близости рынка.
— Призраки коров? — улыбнулся Роулс.
Я воспользовался остатками кровяного пудинга — здесь подавали два вида, белый и черный, — чтобы подобрать остатки желтка.
— Животные не оставляют призраков. Просто на этом месте когда-то проводились публичные казни. Мэри Тюдор сожгла двести мучеников, а до того здесь сгорели или были сварены заживо еретики и ведьмы. Даже после стольких лет следы остаются. Эманации толпы еще хуже, чем духи бедных замученных жертв, хотя самое ужасное — это общественный транспорт.
— Ты слишком чувствителен для этого города, парень, — заметил Роулс, снова взглянув на полароидный снимок. — Стиль нашего фигуранта. Но тот, кто сделал это, не слишком силен в искусстве свежевания. Саммерс использовал специальные ножи, каждый раз новый, и имел большую практику в этом деле. К сожалению, именно поэтому нельзя было доказать связь между всеми убийствами. А вот это проделано не охотничьим ножом, а скорее, солдатским, тем, который преступник использовал, чтобы перерезать женщине горло. Мы не обнаружили ни оружия, ни отпечатков, и нож мог быть куплен в любом магазине. Мы прочесываем местность, но сомневаюсь, что добьемся успеха. Подобное — дело рук профессионала.
— Это было сделано в назидание мне. Саммерс — нечто большее, чем кажется.
— Остановитесь, старина. Мы сами управимся.
— На нем ни одного призрака. Он замучил не меньше пятнадцати девушек, и ни одного призрака!
— Что тут странного? Он долго сидел в тюрьме.
Роулс был человеком практичным, но инстинктивно схватывал множество оттенков всего, что касалось мертвых.
Он допил кружку.
— Может, тот малый, что пытался давить на вас, забрал призраков Саммерса.
— Но зачем ему Саммерс? Кстати, вы слишком много пьете, Роулс.
— А вы — едите. Через два часа у меня встреча с шефом. Холодный доктор философии, вся практика которого составила шесть часов, прежде чем его посадили перебирать бумажки. На пятнадцать лет моложе меня. Выражается как, типичный администратор, с подобающими случаю цитатами, и каждое слово у него на вес золота. В будущем году ухожу на покой, и, вполне вероятно, меня заменит компьютер последней модели. Да, Карлайл, старые времена позади.
— К сожалению, мне это ясно, как никому.
Прощаясь со мной, он добавил:
— Надеюсь, теперь это всего лишь трость. Если какой-нибудь ретивый молодой бобби вздумает к ней приглядеться, вы попадете в кутузку за ношение холодного оружия.
Предупреждение оказалось на сегодня не последним.
Как я уже упоминал, мой дом защищен. Здесь, в сердце старого Спитлфилдза, между убогостью рынка и блеском Брик Лейн не так-то много улиц, но для того, кто ищет мой дом с недобрыми намерениями, эти кварталы превращаются в непроходимый лабиринт.
Однако следующее предупреждение не постучалось в мою дверь, а с ревом и бульканьем вырвалось из раковины на кухне, устроенной в том подвале, где когда-то работал сапожник. Шум был такой, что весь дом сотрясался, но я уже сбегал вниз со свечой в руке.
Из сточной дыры била вода, подрагивая и кружась небольшим водоворотом. От нее исходило слабое зеленоватое свечение. Смрад стоял невыносимый. И вдруг на колеблющейся поверхности показалось лицо, то самое, которое ожидаешь увидеть в кроне дерева, на месте, где была отломана ветка. То самое, которое выплывает из темноты, если прижать к сомкнутым векам кончики пальцев. Подобие лица. И хотя глаз у него не было, я понимал, что оно меня видит.
Слова вырывались из тонких губ с ужасающим клекотом. Латинские слова. И я сразу узнал, кто это. Древнейший из всех лондонских призраков. Я тут же почтительно склонился перед ним.
Он никогда не был человеком, и это делало его могущественнее любого обычного привидения. Нечто вроде эманаций, от которых мне становилось дурно рядом со Спитлфилдзским рынком — сконцентрированной жажды крови тысяч мужчин и женщин, сбегавшихся, чтобы ради забавы поглядеть на казни, только куда более сильной и сфокусированной, ибо подпитывалась и поддерживалась она жертвенными церемониями прихожан храма Митраса, основанного Ульпиусом Сильванусом, ветераном легиона Августа, во время римского владычества в Британии. Археологи нашли барельеф с изображением бога, убивающего быка, скульптуру речного божества и другие предметы культа в центре Уолбрука. Очевидно, это и был жертвенник, вокруг которого позже выстроили поселение. Но лишь я знал точное место, где стоял храм, и истинную природу ритуалов. В жертву приносили не только быков, но и людей. Несчастных сажали в брюхо медного быка, а под ним разводили огонь.
Создание, которое объявило о себе, показавшись в стоке моей кухонной раковины, и было тем, что осталось от речного бога, созданного поклонением и жертвоприношениями. Можно сказать, отголоском коллективной мании, настолько сильной, что две тысячи лет люди находились под ее чарами. Призрак говорил только на латинском, но благодаря своему отцу я не только хорошо знаю латынь, но и умею (в отличие от современных знатоков этого мертвого языка) правильно произносить слова. Я даже распознал испанский акцент Митраса: Ульпиус Сильванус, как многие легионеры, захватившие Британию, был родом со средиземноморского побережья Испании.
— Не трогай убийцу, — приказал Митрас. — Оставь его в покое, и все будет хорошо.
— Но почему? В чем твой личный интерес?
— Я говорю от имени всех мертвых.
— В таком случае, ты оказал мне огромную честь своим визитом.
Вынув из морозилки стейк, я бросил его в крутящийся, подрагивающий столб воды. Стейк мигом исчез, разорванный в кровавые лохмотья. Я смотрел, как исчезает мой ужин, но в данном случае куда важнее было умилостивить старого бога. До этого я видел его всего однажды, во время того неудачного похода в лондонские подземелья вместе с молодым инженером и доктором Преториусом. Правда, это было давно, в дни моей молодости.
— Жертва принята, — объявил Митрас. — Можешь спрашивать.
Когда-то в его честь десятки быков были умерщвлены всего за один день. Мужчины, пьяные от густого красного вина, названного «Бычьей кровью», бежали по улицам впереди жертвенных животных, а тех, кто попадал на рога и под копыта, считали такими же жертвами Митрасу, как и бедняг, которых поджаривали в чревах медных идолов. Митрас был могущественным богом, охранявшим римское поселение от древних туземных призраков враждебных земель, простиравшихся за стенами крепости. И выжил только благодаря своему влиянию. Да, он архаизм, давно забытое прошлое, но сумел сохранить кое-какую силу. Интересно, когда ему в последний раз приносили жертвы?
— Один вопрос, — разрешил он. — Говори.
— Робертом Саммерсом завладел живой человек?
— Нет такой личности, как Роберт Саммерс.
— В таком случае, что он собой представляет?
— Ты задал свой вопрос и получил ответ. На этом все. Не спрашивай. Не ищи. У тебя есть покровители, но я мог бы расправиться с ними одним махом. Если бы пожелал, конечно.
— Где библиотекарь? Приведи его сюда, и я поговорю с ним.
Скорость вращения воды все увеличивалась. Жирные брызги каплями оседали на моем лице. Зеленоватый водоворот издавал высокий воющий звук, и откуда-то из глубины этого звука донесся голос Митраса:
— Он более не существует.
— Саммерс уничтожил его? Или тот, кто властвует над ним?
— Не спрашивай. И помни, ты живешь здесь только из милости. Моей милости.
— Хм-м-м… при всем моем уважении к вам, это не совсем верно. Мой дом лежит к востоку от стен вашего города.
— Достаточно и того, что некоторые из моих мертвых лежат поблизости.
Теперь я вспомнил, что четыреста лет назад в полях к востоку от аббатства Святой Марии, покровительницы Спитлфилдза, были найдены римские захоронения. И уже открыл было рот, чтобы продолжить расспросы, но лицо исчезло или расплылось на мерцающей поверхности неустойчивого столба воды. Силы, державшей воду, больше не существовало.
Отступив, я уронил свечу. Тонкая струйка дугой ударила в стену. Я остался наедине с мраком.
Оставалось разгадать тайну. Не мог я оставить все, как есть. Хотя моя клиентка погибла, и следовательно, контракт потерял силу, одно то, что я взял деньги миссис Стоукс, грозило бедой. О нет, не сейчас, но если спустить с рук содеянное тому дилетанту, который не побоялся экспериментировать с призраками Роберта Саммерса, тот вообразит себя безнаказанным и наделает глупостей. Лучше остановить его сейчас, что бы там ни наговорил Митрас, нежели ждать катастрофы.
Кроме того, я всегда симпатизировал библиотекарю.
Собирая грязную воду со старого линолеума, я вспомнил о призраке, способном мне помочь. Но прежде пришлось посыпать пол и раковину сухой рутой и диким чесноком. Конечно, речного бога это не удержит, зато не даст проникнуть в дом посторонним духам.
Других предосторожностей я не принял. Не стоит привлекать излишнего внимания.
* * *Пообедал я в одном из уютных бангладешских ресторанчиков на Брик Лейн, после чего отправился к северу. Сегодня ноги моей в общественном транспорте не будет: необходимо иметь ясную голову (кстати, такси еще хуже, поскольку хранят слезы ярости и бессмысленной злобы куда лучше, чем автобусы). День стоял сухой, холодный и безветренный. Небо сверкало синевой, только на востоке виднелось несколько пушистых облачных прядей.
До пансиона, где убили миссис Стоукс, я добирался примерно час. Она снимала комнату в одном из домов викторианской эпохи, так называемых террас, то есть имеющих общие боковые стены и располагавшихся за Ридли Роуд Маркет. Убогие унылые жилища, выстроенные наспех, когда понадобилось приютить целые армии фабричных рабочих, прослужили недолго. В жалком садике стояло три мусорных ящика без крышек, валялась сломанная детская коляска. Перед дверью, опечатанной бело-голубой лентой, скучал молодой констебль. Фарс, сопровождающий любое убийство, — я имею в виду полицию, экспертов, «скорую помощь» и толпу любопытных, — уже кончился.
Но что-то все же осталось.
Я купил ватрушку в еврейской круглосуточной пекарне и, отойдя к обочине, стал есть. И, разумеется, наблюдать. Уличные фонари зажглись, небо постепенно темнело. Холод пробирался под одежду, и я пожалел, что не взял еще и кофе.
Откуда-то налетел слабый запах пудры и «Арпедж»; даже не оборачиваясь, я понял, что пришла она.
* * *Дух миссис Стоукс показался на удивление сдержанным, можно сказать, спокойным. Впрочем, судя по нашей короткой встрече еще при ее жизни, ничего другого я не ожидал. Мало того, рассчитывал именно на это. Она знала, что уже мертва, хотя, как большинство призраков, не помнила момента смерти. Восстановив в памяти присланный снимок, я посчитал это актом милосердия.
Когда машин на улице стало меньше, — она считала, что мчащиеся автомобили ужасно ее отвлекают, будто каждому предстояло унести ее в рай, — я зашагал вдоль Боллз Понд Роуд. Она держалась за моей спиной и не переставая говорила об Эмме. Думаю, несчастная слилась или сплавилась с тем существом, которое цеплялось за ее плечо, когда она пришла в мой дом.
— Я увижу свою Эмму. Снова увижу, — повторила она.
— Обязательно. Так и будет.
Я мог бы убрать призрак с плеча миссис Стоукс еще тогда, во время первой встречи. Она лишилась бы своей одержимости и просто ушла бы навсегда. С большинством своих клиентов я так и поступил бы, но уж очень нуждался в деньгах на этот раз. Что же, иногда отсутствие моральных принципов тоже имеет свои преимущества, иначе я никогда не узнал бы, что это за создания — так называемый Роберт Саммерс и человек, им управляющий, — а когда спохватился бы, понял, что безнадежно опоздал. И без того остановить их будет нелегко.
Я пытался объяснить это призраку, но тот счастливо щебетал, что все неважно, главное — увидеть дочь.
— Знаю, что я должна предпринять, и готова пойти на все ради моей Эммы. Я смогу, смогу, вот увидите. И приведу ее в объятья Иисуса, мистер Карлайл. Я найду путь клону Господню.
И внезапно добавила:
— Как странно все выглядит! Что-то яркое, даже блестящее, остальное — совсем темное. Когда-то у меня был такой телевизор. Штука, которая отвечала за цвет, сломалась. Все было либо белым, либо темным. Пришлось отнести его в магазин, а они еще не желали ничего делать, хотя я была в своем праве! Такой скандал разгорелся! А как это выглядит на ваш взгляд, мистер Карлайл? Так же?
— Иногда.
— Неудивительно, что вы так живете. Теперь я знаю, почему у вас нет электричества. По-моему, я его вижу. Каждая машина — это пунктирная путаница электропроводов, как волоски в лампе.
Нет, она не совсем понимала. И казалась гораздо моложе. Скорее всего, приняла облик дочери, какой ее запомнила, но я не смел оглянуться, чтобы в этом удостовериться.
* * *Большой черный «БМВ» был припаркован на двойных желтых линиях Эссекс Роуд, у лестницы, ведущей на второй этаж многоквартирного дома. Двигатель работал на малых оборотах: белое облако газов вырывалась из-под багажника. Но я не видел, кто сидел внутри, поскольку окна были тонированы.
Миссис Стоукс ощущала, что Эммы в машине нет. Я едва не отстал от нее, когда она взлетела по ступенькам к квартире Саммерса, ловкая и гибкая, словно молоденькая девушка. Я, пыхтя, взбирался следом, но так и не смог задержать ее. Хорошо еще, что бесчисленные граффити отвлекали внимание женщины. На верхней площадке стояли те двое, что угрожали мне на Спитлфилдзском рынке. Что же, ничего удивительного.
— Вам здесь не место, — резко бросил светловолосый. — Катись отсюда, дедушка.
Его наглость была лишь маской. Я обонял его страх. Духи, остроугольные черные тельца, сгрудились вокруг его головы, яростно каркая.
— У меня дело к вашему хозяину, — сообщил я. — Насколько мне известно, он сейчас в квартире Роберта Саммерса. Посторонитесь.
Я, естественно, боялся, но одновременно был исполнен решимости во что бы то ни стало пройти испытание. Похоже, одержимость миссис Стоукс передалась и мне.
Светловолосый поднял руку. На ней была черная кожаная перчатка.
Я нажал на защелку трости. Она распалась, обнажив короткое обоюдоострое лезвие. Светловолосый испустил хриплое подобие смеха, больше походившего на лай, и отступил.
— Да кем ты себя воображаешь? Зорро? Убери это, иначе тебе не поздоровится.
— Прочь с дороги!
— Врежь ему, — велел он напарнику, сунув руку в карман плаща. Я сразу понял, что у коротышки револьвер, но он не хотел пускать его в ход, опасаясь привлечь внимание.
Вперед выступил верзила. Я сунул клинок ему в лицо, и пока он пытался сфокусировать на нем взгляд, молниеносно опустил оружие и прочертил длинную линию на потрескавшемся бетоне. Громила невольно опустил глаза и на миг потерял бдительность. Старый, но действенный трюк. Он будет смотреть на линию, пока я не освобожу его. И не сможет оторваться, пусть даже самые соблазнительные женщины продефилируют мимо во всем блеске своих прелестей. И хотя он безуспешно пытался вырваться на волю (я видел, как на его лбу выступают капли пота, а в немигающих глазах собираются слезы), было понятно, что его усилия бесплодны.
Светловолосый с лихорадочной скоростью вырвал револьвер из кармана, стоило мне направить шпагу на него.
— Стой смирно — или пожалеешь, — прошипел он.
Я устал от угроз коротышки. И поэтому мигом расправился с его свитой стрекочущих духов. Растерянно взмахивая руками, пытаясь ощупать голову, он уставился на меня, словно видел впервые. Губы шевелились, но некому было вложить в них нужные слова.
— Подождите у машины, — предложил я.
— Да, — усердно закивал он. — Именно так я и сделаю. Он хочет видеть вас. Все, что от меня требуется, пойти и подождать…
— В машине.
После его ухода я прошел мимо громилы, по-прежнему напрягавшего силы, чтобы избавиться от морока, и оказался у двери квартиры Роберта Саммерса, когда-то выкрашенной в светло-голубой цвет. Кто-то черной краской из пульверизатора намалевал на ней грубое подобие мужских гениталий. Еще кто-то — возможно, тот же автор граффити — пробовал проломить нижнюю филенку, оставив три выбоины, вокруг которых облупилась краска и потрескалось дерево. Дверь была приоткрыта, и оттуда лился свет. Когда я поднял руку, чтобы распахнуть ее, голос изнутри объявил:
— Добро пожаловать, пожиратель призраков, но знай, что ты делаешь это по собственной воле.
* * *Я очутился в коротком коридоре, с кухней по одну сторону и ванной по другую. Повсюду царила невероятная грязь. Свет исходил из комнаты в самом конце, источником его служила стоваттная лампа без абажура. Ни ковра, ни дорожки, только обшарпанные, в жирных пятнах доски пола. Розовые, в серебряную полоску обои измалеваны непристойностями и идиотскими изречениями. Омерзительный смрад застарелой мочи, плесени и немытого тела. Запах отчаяния. Впервые я оказался в столь пагубном месте. Если бы не дух миссис Стоукс, льнущий к моей спине, я не раздумывая спасся бы бегством, заперся в уединении своей надежной крепости, и ноги моей не было бы с тех пор на улице.