Отсутствие собаки произвело на Гусалова самое тягостное впечатление. Он вышагивал за Лелей, скалил редкие зубы и причитал:
— Ну, я же не сумасшедший, Петрович. Когда я подходил к двери — собака там была.
— Ты не сумасшедший, ты дурак, — с легким сердцем сказал следователь. — Стоило морозить задницу целую ночь, чтобы выпустить собаку из закрытой квартиры. Ну не улетела же она на вертолете береговой охраны США, правда?
— Кто ее знает… Во всяком случае, из подъезда еще ни один доберман не вышел. Может, его в другую квартиру увели, а? Почуяли неладное — и увели!
— Будешь прозванивать каждую? Или мне взять ордера на осмотр помещений? Или установить здесь круглосуточный пост? Если собака и сидела, то ее, возможно, вывели. Когда ты ел свою вареную колбасу. Или по малой нужде отходил… Вот что, Саня, раз ты у нас такой собачник, займись-ка телефоном этого Нестора Ивановича.
— Отсылаешь? — Гусалов проницательно сощурил глаза и скосил их в сторону чинно сидевшей на краешке кресла Регины Бадер. — Конкуренции боишься? А по манекенщицам скакать не боишься?
— С ума сошел? — вспыхнул Леля.
— Да ладно тебе. Я же вижу все… До чего у дамочек иногда извращенный вкус бывает — просто диву даюсь! На ментов западают, бедняжки. А может, она слепая?
— Заткнись, — прошипел Леля. — И марш к Нестору Ивановичу.
— Подчиняюсь грубой силе…
Спустя час в коробке из-под сапог на самом дне шкафа были найдены несколько пакетиков героина, а один из ящиков в кухонной стенке оказался забит одноразовыми шприцами. Леля прошелся по комнате и взял со стола фотографию — что-то подобное он ожидал увидеть: Никольская, Регина и покойная Дарья Литвинова, память о девичьей дружбе, заправленная в сентиментальную дубовую рамку. Отличный повод, чтобы подойти к Регине, не вызывая подозрительной зависти окружающих.
— Когда вы фотографировались? — тихо спросил Леля у девушки.
— Осенью девяносто пятого, — так же тихо ответила она и прижала руку к нежной беспомощной шее. — Ксюха тогда подписала свой первый контракт. Счастливые были времена.
— Да. Счастливые.
— Вы нашли что-нибудь? Что-нибудь важное?
— Боюсь, что твоя подруга имеет какое-то отношение к смерти банкира. Самое непосредственное, я бы сказал.
— Нет… Дашка — она, конечно, не образец нравственности, но она и муху не обидит.
— Муху она, может, и не обидит. Но вот человека… Кстати, что ты делаешь сегодня вечером?
— Я разве не сказала тебе? Пью с тобой коньяк.
— Только не коньяк!
— Тогда сок. Грейпфрутовый. — Регина улыбнулась и взъерошила Лелины волосы.
Черт бы побрал эту квартиру, эту работу, этих убитых банкиров и шлюх-наркоманок. И эксперта Курбского заодно. Вместе с типом в жилетке и пустыми собачьими мисками!
Леля заставил себя оторваться от девушки и тотчас же наткнулся глазами на типа. Он, воспользовавшись всеобщей сосредоточенной занятостью, сосредоточенно листал два толстых фотоальбома покойной. Наверняка до отказа заполненных прелестями убитой хозяйки. Извращенец.
Нужно пресечь этот полет души распустившегося донельзя понятого.
— Простите! — сказал Леля и мягко вынул из худых пальцев понятого альбомы. — Думаю, что изучать вещественные доказательства — прерогатива следствия.
— Я тоже так думаю, — с готовностью подтвердил лохматый черт и счел нужным представиться:
— Воронов. Владимир Владимирович.
Знакомая фамилия. Воронов — тайный идол племянницы Симочки, тотемное божество с кинжалом в руках и кровью убитых бумажных героев на подбородке. А бывают и совсем другие Вороновы. Вот этот, например. Наверняка скупает все эротические брошюрки у ближайшей станции метро. И ежегодно подписывается на журнал «СПИД-инфо».
— Леонид Петрович. Я бы попросил вас ничего в этом доме не трогать. — «И рук к фотографическим прелестям не тянуть», — мысленно добавил Леля.
— Я понимаю. Но дело в том, что я писатель… Пишу детективы. Моя фамилия Воронов. Может быть, слышали?
От удивления у Лели отвисла челюсть.
— Ну да! — только и смог выговорить он. — Неужели?
— Правда.
Значит, Воронов. Писатель. Ну-ну… Господин Шерлок Холмс, подайте мне скрипку! Мисс Марпл, подайте мне вязальные спицы! Агент Малдер, подайте мне пистолет-пулемет «ингрэм»! Сейчас я разберусь с этим охамевшим горе-писателем, который даже не считает нужным отвечать на трепетные письма поклонниц. Приставлю пулемет к подбородку и воткну вязальные спицы в бок. А скрипка пусть играет «Венгерскую рапсодию» Листа. А ты, Воронов, еще покаешься, что так отвратительно отнесся к наивной Симочке…
Но ничего подобного Леля не сделал. Напротив, тактично кашлянув, протянул Воронову ладонь:
— Очень приятно. Моя племянница вас обожает.
— Польщен, — без всякого выражения прогундосил Воронов.
— Стало быть, вы живете в этом доме? Кто бы мог подумать!
— Я не совсем понял. — Писатель ухватился за лицо Лели цепкими глазками и вовсе не собирался его отпускать. — Что здесь все-таки происходит? С чем связан этот обыск?
— Вы знаете хозяйку квартиры? — уклонился от ответа Леля.
— Нет. Она переехала совсем недавно. Кажется, я даже ни разу ее не видел.
— А собака? Вы не знаете, у нее была собака?
— Если я не видел хозяйки, то как мог видеть собаку? — резонно заметил Воронов.
— Да, конечно. И никаких подозрительных звуков сверху? Вы ведь живете этажом ниже, как я понял?
— Никаких. А что, собственно, произошло?
— Что, неожиданный материал для книги?
— Неожиданным материалом может быть все, что угодно. Например, девушка, с которой вы сейчас так мило беседовали. Это ведь она изображена на фотографии с покойной хозяйкой?
Леля внимательно оглядел неказистую фигурку писателя с головы до ног: а ведь он не так прост, каким хочет казаться, орудует глазками, как консервными ножами. Даже фотографию заметил, хотя к столу и не подходил.
— А откуда вы знаете, что на фотографии изображена хозяйка? Вы ведь никогда ее не видели. Бесстыжий писатель даже не смутился.
— Писательское воображение, знаете ли. И потом, предположить, что среди трех милых девушек находится хозяйка, — совершенно естественно. Вам не кажется?
— Совсем не естественно. — Леля вдруг ощутил почти болезненную потребность хоть в чем-то уличить писателя, загнать его в угол и посмотреть, как он будет щерить свои малокровные литературные десны. — Хозяйке шестьдесят, она на пенсии и подрабатывает стрелком ВОХРа на заводе «Красный треугольник». А фотография на столе — это всего лишь снимок ее горячо любимой внучки.
— Ну да, — хихикнул Воронов. — Судя по фешенебельной обстановке, у «Красного треугольника» безразмерный фонд заработной платы. А ваша пенсионерка любит потрясать в ночных клубах соболями. Не держите меня за дурака. Так что произошло с хозяйкой? Она убита?
— С чего вы взяли?
— Мне показалось… Если уж дом наполнен такими серьезными людьми…
— Кстати, у вас есть собака?
— У меня аллергия на собак.
Воронов мигнул обоими глазами и бочком отошел от Лели.
Странный парень. И как легко ориентируется в пространстве квартиры, маячит за спинами сотрудников, исподтишка заглядывает в каждую щель. Да еще пялится на Регину. Если бы такое чмо увидела Симочка, она бы сразу отреклась от него в пользу красавчика Артюра Рембо в исполнении красавчика Леонардо Ди-Каприо.
— Леонид, иди-ка сюда! — позвал Лелю один из оперативников, возившихся с компьютером. — Любопытная вещица… Хозяйка-то была веселушка, не иначе.
То, что увидел Леля на экране монитора, заставило его поморщиться: картина Верещагина «Апофеоз войны», вынесенная на экран монитора, плохо вязалась с окружающей игривой обстановкой, и от нее за версту несло дурновкусием.
— Здесь еще и Интернет… — почти синхронно сказали оперативники.
— Вот только не вздумайте лезть на порносайты! За чужой счет, — прикрикнул Леля и густо покраснел: не хватало еще, чтобы Регина заподозрила его в доскональном знании географии Сети. В порносайт Леля влезал лишь однажды, и это произвело на него тягостное впечатление.
— У нее был почтовый ящик.
— Очень хорошо. Потрясете провайдера, пусть взломает. И скачайте всю информацию с компьютера.
А пока оперативники вызывали из управления специалиста с устрашающей вещицей «росket hard driveе», Леля поимел неприятный разговор с экспертом Курбским.
— Черт знает что, — стенал эксперт, отведя Лелю в дальний угол, к колонкам музыкального центра. — Ни единого приличного отпечатка.
— То есть?
— Как будто здесь взвод уборщиц поработал. Все поверхности стерильны.
— Думаю, что Литвинова хорошо подготовилась к отъезду в Мурманск. Прежде чем сказать квартире последнее «прости».
Краем глаза Леля заметил Воронова, отиравшегося в подозрительной близости к ним.
— Я же просил вас…
— Думаю, что Литвинова хорошо подготовилась к отъезду в Мурманск. Прежде чем сказать квартире последнее «прости».
Краем глаза Леля заметил Воронова, отиравшегося в подозрительной близости к ним.
— Я же просил вас…
— Владимир Владимирович… — кротко подсказал Воронов.
— Я же просил вас, Владимир Владимирович! Не стоит болтаться по дому и мешать проводить следственные мероприятия!
— Ну что вы, я ведь все понимаю.
Ни черта ты не понимаешь, хватаешься за обрывки фраз, обрывки вещей, обрывки фотографий, роешься, как шакал, в помойке человеческих страстей. Стрелять таких писателей надо!
— Кстати, Владимир Владимирович, раз такой счастливый случай… — Тут Леля осекся ввиду невольной циничности фразы, но, помолчав, продолжил:
— Свел нас на одной территории, может быть, вы оставите автограф для моей племянницы? И черкнете ей пару строк? Она будет счастлива.
— С удовольствием. Только я не знаю, на чем. Бумаги у меня с собой нет…
Леля повертел головой и наткнулся на залежи компакт-дисков. Поколебавшись секунду, он решил, что ни один из них не понадобится Дарье. Детская компьютерная игра «Червяки». Надо же, чего только не придумают!
Воронов застенчиво расписался на самом краешке вкладыша и посмотрел на Лелю.
— Вот только с пожеланиями туговато… Сколько ей лет?
— Шестнадцать.
— А как ее зовут?
— Сима.
— Сима — это Серафима или Симона?
— Серафима, — рявкнул Леля и тут же подумал о том, что Сима так же стесняется своего полного имени, как и он — своей фамилии. А Симона — вполне разумная альтернатива.
Воронов снова зацарапал безвольной рукой по вкладышу компакта. И спустя три минуты протянул Леле написанное.
«Дорогой Серафиме от писателя Воронова с наилучшими пожеланиями в учебе, труде и личной жизни. Воронов В.В.»
И как только удержался от приписки «ЛЮБИ МЕНЯ, КАК Я ТЕБЯ», с неприязнью подумал Леля. Впрочем, не стоит разочаровывать девочку. Придется рассказать, что Воронов — высокий импозантный брюнет с густой растительностью на лице и «кольтом» в штанах.
12 февраля
Наталья
Весь день Тума вела себя странно: она почти не выходила из ванной, куда еще прошлым вечером ее водрузили насильно. Она даже не залаяла, когда раздался звонок в дверь. Воронов, вышедший на переговоры со звонившим, вернулся через пять минут. Еще пять минут он вертел в руках ручку, пыхтел и скреб затылок. И наконец решился:
— Вы правы, Наталья. Что-то произошло. И довольно серьезное.
У Натальи похолодели ноги и пошла гусиная кожа по телу. До этих слов все ее страхи по поводу «дипломата» выглядели картонными, опереточными и немного нереальными; Воронов прав, кровь на рубахе под определенным углом зрения можно было принять за кетчуп, в худшем случае — за клюквенный морс. Но мрачный голос Воронова напрочь лишил ее бездумных кинематографических иллюзий.
— А что произошло?
— Вы же знаете, что произошло. Сами показывали мне газеты. Теперь в ее доме обыск. И поздравьте меня. Я — понятой.
— Поздравляю… Вот видите, я оказалась права. А вы мне не верили.
— Я и сейчас не верю. Кто знает, может быть, вы и есть хозяйка, — неожиданно сказал он. — А вчера вечером поняли, что вас обложили, и быстренько сочинили трогательную историю о потерянной собаке. Чтобы внедриться в дом к постороннему человеку и избежать возмездия.
— Эту историю мы сочинили вместе с вами, — полузадушенным голосом возмутилась Наталья. — И продолжаем развивать на протяжении нескольких дней. Вы же видели фотографии в паспорте и на столе.
— Монтаж!
— И билеты…
— Подделка.
— И три тысячи долларов…
— Вы их сами напечатали, — Воронов осклабился в бледной улыбке.
И тогда Наталья прибегла к самому убийственному аргументу:
— Посмотрите на меня, Воронов: разве я способна вытереть пол от крови той дрянью, которую мы нашли в «дипломате»?
Воронов ничего не ответил, но она как будто увидела себя его глазами: миловидная девушка, не более того. Тысячи таких миловидных девушек предъявляют проездные в трамвае и давятся холодными гамбургерами у метро. А те немногие, кто способен сунуть окровавленную рубаху в чемодан, предпочитают менять такси через каждые двадцать минут. Или вообще обходиться своей собственной затрапезной развалюшкой — джипом «Чероки».
— Пожалуй, нет. Но это дела не меняет. Сидите тихо, а я пошел выяснять.
— Линия следствия…
— Не понял?
— Та самая линия следствия, которая может поддержать сюжет, — поощрила его Наталья. — Вы же сами стенали, что она необходима. Получайте. Только не нужно меня выдавать.
— По обстоятельствам, — уклонился от прямого ответа Воронов. — Если меня начнут пытать паяльной лампой, то я вас сдам… Учтите.
Воронов надел кожаную жилетку, которая служила ему, видимо, для представительских целей, и двинулся к выходу.
— Подождите! А собака?
— Она еще не умерла? Что-то ее давно не было слышно…
— Нет. Более того, она хочет есть.
— Пусть поголодает. У меня нет ничего, что бы могло ей понравиться.
Воронов скрылся за дверью, а Наталья отправилась на кухню. И открыла холодильник. Там действительно не было ничего, даже отдаленно напоминающего простую и безыскусную человеческую пищу. Большую часть холодильника занимали лекарства. От обилия всех этих адонисбромов, этацизинов, буфеноксов и брикетов с травой горца почечуйного у Натальи закружилась голова. Разве что на нижней полке присутствовало некое разнообразие: там ютилось молоко, горсть фиников в банке из-под джема, несколько капустных кочерыжек и крошечная кастрюля с рисовой кашей. Только теперь Наталья вспомнила, что Воронов — вегетарианец.
А есть рисовую кашу с капустными кочерыжками не представляется никакой возможности.
После бесплодного осмотра холодильника пришла очередь кухонных шкафчиков. Тут Наталье повезло больше: она нашла годовые запасы геркулеса, два пакета с манкой и один — с пшеном. И несколько кусков окаменевшего дерьма, снабженных застенчивой и плохо пропечатанной табличкой «Соевый бифштекс».
Уже кое-что. При известной доле воображения это может заменить мясо.
Через полчаса геркулесовая каша с соевым мясом была готова. Присмиревшая Тума осилила ее только с третьей попытки. Наталья к пойлу даже не прикоснулась: в конце концов, один день можно и поголодать.
Она отправилась в гостиную, увенчанную царственной головой «Ундервуда», позвала к себе Туму (чтобы ее случайный лай не выдал их месторасположение) и плотно прикрыла двери.
Некоторое время она кругами ходила вокруг внушительной пачки уже отпечатанных листов, а потом не выдержала, схватила их и погрузилась в чтение.
Воронов действительно назвал роман «СМЕРТЬ НА КОНЧИКЕ ХВОСТА», очередная «смерть» в стройной колонне его произведений — с полной боевой выкладкой, каской, скаткой и саперной лопаткой у пояса.
Но во всем остальном…
Во всем остальном это была ее собственная история! И героиня подозрительно смахивала на нее: та же неуверенность в себе, те же ни на чем не основанные мечты о дорогом белье, те же сапоги за шестьсот рублей, которые обязательно развалятся после одной сезонной носки… Но откуда он мог узнать, черт возьми? Откуда он мог знать, что она любит бастурму, которую не ела уже лет пять, и ненавидит кодовые замки, потому что все время забывает комбинацию цифр? И память на числа у нее отвратительная.
Воронов напечатал сорок страниц.
На второй героиня приводила в коммуналку облезлую доберманиху и кормила ее остатками пельменей.
На четвертой — попадала в хорошо упакованную квартиру, рылась в ящиках и находила документы покойного банкира. На седьмой появлялся молодой человек исчезнувшей хозяйки, а подробности его соития с главной героиней были целомудренно опущены на одиннадцатой. Все остальные страницы были посвящены слежке, подслушиванию, сбору информации и ее сортировке. Героиня, несмотря на недосягаемость приличного белья, проявляла чудеса дедукции, строила самые невероятные предположения, сопоставляла имена и даты. И… ни к чему не приходила.
«Слишком мало информации», — жаловалась она приятелю по имени Зиновий, мрачному сукину сыну, похожему на литагента Марголиса.
Слишком мало информации, это точно. Но, возможно, ее станет больше, когда вернется Воронов.
…Воронов вернулся только в семь.
Тума, пригревшаяся возле знаменитой китайской ширмы, была немедленно водворена в ванную на матрасик, а Наталья получила втык за не слишком экономное расходование соевого мяса. После этого Воронов уселся в кресло против Натальи и злобно посмотрел на нее.
— Зачем вы утащили фотографию со стола? — спросил он.
— Какую фотографию?
— Ее любовника, черт возьми. Ее любовника и собаки, гори она огнем! Что, дорога как память?..
— Нет, но…