— Точного ответа нет ни у кого, лишь предположения. Во-первых, Латакия — второй по значению сирийский город. Во-вторых, в десятке километров от порта проживал приснопамятный Мохаммед-Эфенди и там же был убит. Там же взяли исполнителей, там же — близ места совершения преступления — велись все следственные дела. В-третьих, Латакия больше загружена с точки зрения преступлений. Город-порт, граница, таможня — это все объясняет. Преступлений на порядок больше, чем в столице. Потому, наверное, в Латакии работают более квалифицированные следователи и оперативники «Мухабарата». Плюс распределение функций между двумя крупными городами.
— Ясно, — сказал Сергей, выслушав полковника.
— Не знаю, какими данными располагают в управе Боровича, но у меня данные ГРУ, — начал Артемов. — Будем считать, что нулевое чтение плана мы прошли, приступаем к первому. Сделаем так: сначала я рассказываю в общих чертах, может, непоследовательно, потом еще раз и еще, постепенно все будет вставать на свои места. Объекты я буду показывать на плане, на фотографиях, сделанных с разных точек, и на общем снимке со спутника.
Артемов взял небольшую паузу.
— Итак, название тюрьмы — «Магриб». Многообещающее, не находишь? — перешел он на «ты».
Марковцев покивал. Потом неожиданно широко улыбнулся, открывая свои крупные зубы. Словно вспомнил что-то смешное.
«Ты чего?» — глазами спросил полковник.
— Да так, ничего, настраиваюсь просто.
— Хороший настрой, — похвалил Артемов и вернулся к теме, взяв первый цветной снимок, сделанный при помощи длиннофокусного объектива. — Сама тюрьма, как видно на фотографии, построена из красного кирпича, причем пережженного — видишь, сколько черноты?
Здание абсолютно новое, но создается эффект старины, собственно, под караульные башни. В щадящем режиме работали строители, старые постройки не тронули.
Рейхстаг, сравнил Марк. Может, остались даже надписи: тут был старший военный советник генерал-лейтенант Иванов, советник дивизионного генерала Петров…
Издали «Магриб» походил на огромную низкую печку с облетевшей известкой или на Баязет в миниатюре, Все окна на первом этаже широкие и «глухие», вместо оконных рам — кирпичная кладка. На втором этаже окна высокие и парные, по форме — арочные, через каждую пару окон — водосточная труба. Кровля двускатная, из оцинкованного железа.
Артемов перешел к плану тюрьмы, положив фото с краю стола и время от времени возвращаясь к нему.
— Контрольный коридор — нам проще называть его предзонником — по всему периметру. Центральный вход расположен с юга. Параллельно ему въезд, шириной в одну полосу, с двумя шлагбаумами: одним КПП на въезде, другим непосредственно у ворот тюрьмы. Ворота сдвижные — усиленная проволочная сетка на металлическом каркасе.
Слева от арки высилась круглая каменная башня, граничащая южной частью с внутренней стороной контрольного коридора. Башня едва ли не копировала пожарную каланчу.
Артемов взял второй снимок. На нем была видна точно такая же башня. Только она в отличие от южной соседки соприкасалась с центральным зданием тюрьмы, точнее, с ее восточным крылом, имела вход в здание. И еще четыре вышки — северо-восточная, юго-восточная, юго-западная и северо-западная, имеющие крутые металлические лестницы.
— Западное крыло тюрьмы соприкасается со следственным изолятором, имеет один охраняемый вход.
Хозяйственное помещение, — его Артемов указал на плане, — находится в семи метрах от северного крыла центрального здания. Асфальтированная дорога начинается от восточной башни, проходит вдоль южной стены хозблока, соединенного с гаражом. Далее она проходит между западной стеной хозблока и восточной — караульного помещения, выходит на широкую площадку, где стоят автомобили и бронетехника. Там же расположена спортплощадка, — полковник подсмотрел в комментариях к плану, — с английской 40-миллиметровой зенитной пушкой-мемориалом посередине. От спортплощадки дорога идет вдоль следственного изолятора, огибает южную башню и выходит к центральным воротам. Собственно, если бы не восточная башня, граничащая с основным зданием, то эта дорога была бы кольцевой. Не запутался? — спросил он.
— Пойдем по второму кругу, все станет ясно. Да и так вроде бы понятно. Давай дальше.
— Что касается караульного помещения, — продолжал Артемов. — Оно рукавом-коридором — она же одноуровневая лестница с небольшой площадкой посередине — соединяется с центральным зданием. И если бы не этот рукав, то дорога не петляла бы, а проходила вдоль северной стены тюрьмы и следственного изолятора. — Он снова показал на плане. — Второй выезд расположен на севере, фактически им не пользуются, и он наглухо закрыт двойными стальными воротами с «егозой» по гребню, усилен БТРом, который постоянно торчит между караульным помещением и гаражом. Центр северного крыла тюрьмы украшен имитацией под ворота — оно высокое и тоже арочного типа. Это видно, да?
— Снаружи. А что внутри?
Артемова неожиданно свернуло на «лирику», как доктора Ватсона.
— Редкие неухоженные газоны в стандартном обрамлении из бордюрных беленых камней. Потрескавшийся асфальт с буйными побегами травы, растущей из трещин.
Марковцев покосился на полковника: «Что это с ним?»
Подумал, что вот так же красиво тот может подискутировать и об устройстве унитаза.
А Михаил Васильевич уже взял обычный деловой тон.
— Теперь о том, что внутри. Два этажа плюс полуподвальный этаж. Следственный изолятор полуподвала не имеет. Собственно, типовое расположение камер для допросов и содержания, помещений и коридоров.
Камеры в основном по периметру и в два этажа. В подвале они расположены лишь в северном рукаве. Часть коридоров «глухая», часть открытая — типа вольер и с обязательными контрольными дверями-решетками. Санчасть находится на первом этаже в западном крыле. Там же расположены служебные туалеты.
Неплохо, подумал Марк, совсем неплохо поработала военная разведка. Конечно, работала не на конкретный случай, а «на всякий пожарный», на то она и разведка, чтобы знать каждый уголок на объекте, представляющем мало-мальский интерес.
— Коменданта тюрьмы зовут Джемиль Эхмед по прозвищу Полковник, — заканчивал Артемов. — Капитан караульных смен — Кенан Озал. Лейтенанта первой караульной смены зовут Рашшадом Али, второй смены — Мохаммедом Сужем. Всего сто восемьдесят служащих, включая водителей и медперсонал. По сути, рота охраны и обеспечения. Если поделить их на три смены, то на каждую смену получится шестьдесят человек. Плюс в следственном изоляторе постоянно находятся несколько дежурных следователей, оперативников. Днем адвокаты и прочая братия. И последнее, наверное. Есть возможность встретиться с одним человеком, который провел в «Магрибе» три месяца. Попал туда больше по недоразумению — его обвинили в воровстве и уже хотели ампутировать руку. Но его оправдали. Хочешь поговорить с ним? Он азербайджанец, живет в Москве. Бывший военный, был ранен в 92-м во время штурма Шуши — в десятке километров от Степанакерта.
Артемов уже дал стандартное название своей команде — «рабочая группа», а позывной — Красный лис (почему — непонятно) — пошел от Ленца. Ее статус пребывания в Сирии, как и аналогичных рабочих групп, — нелегальный. Что не позволило побеседовать хотя бы с бывшими военными разведчиками в Сирии. Приходилось довольствоваться крошками со стола.
— Обязательно поговорю, — категорично ответил Марк. — А пока пойдем по «кольцевой».
— Буквально еще два слова. В двух кварталах от тюрьмы находится полицейский участок. Еще сто метров на запад — автозаправочная станция. В полутора километрах дислоцирован отдельный мотострелковый батальон. Вроде бы все — в общих чертах.
— Да, бля, — ругнулся Марк, — работы на всю ночь.
С картой под головой вместо подушки. Может, возьмем бутылку коньячка?
Полковник кивнул: «Можно». Иначе свихнешься. Прикинул расстояние до ближайшего комплекса, расположенного на шоссе (коммерческий киоск — шашлычная): на машине можно обернуться за четверть часа.
И вот они, как в сказке, пошли по второму кругу, потом по третьему…
С одной стороны, просветление, с Другой — муть.
Но это временно, Первый этаж с широкими «глухими» и зарешеченными окнами, второй — со спаренными и высокими и также забранными толстыми решетками. Контрольный коридор, южная башня, восточная. Хозблок, соединенный с гаражом, спортплощадка с зениткой-мемориалом. Редкие неухоженные газоны в стандартном обрамлении из бордюрных беленых камней.
И новые детали. Они загружают память, но в то же время как бы освежают ее, как прохладным порывом ветра.
Автомобили и бронетехника. Французский пикап «Пежо-боксер» — легкий бронеавтомобиль для перевозки нескольких заключенных. Средний тактический грузовик «Рено», бронетранспортер «Аль Фад» <Выпускается компанией «Абдалла Аль Фарис», находящейся в Саудовской Аравии в городе Даман. БТР предназначен для транспортировки личного состава в боевых условиях или для поддержки войск и ведения разведки.>, «чисто» аравийский восьмиколесный бронетранспортер, с двигателем в задней части машины.
«Его можно вывести из строя бронебойной пулей, — механически заметил Сергей. — Он постоянно торчит между караульным помещением и хозблоком». Марк уже довольно точно представлял картину, отдельные объекты и их расположение.
— Почему в «Магрибе» нет нашей техники? — спросил Сергей. — Сплошь иностранщина.
— Зато вооружены нашими безотказными автоматами. Не страшно?
— Мороз по коже.
Поехали по новой?
Поехали.
Пригодится ли все это?
Во всяком случае, лишним не будет.
Марк смотрит на объект, изучает его, запоминает и пока не думает, как можно незаметно проникнуть туда.
Подтекст. Он всегда появляется потом, когда произведение готово, а во время работы над ним искать смысл глупо и бесполезно. Это все равно что загнать себя в пустую клетку, закрыться изнутри и выбросить ключ наружу.
Сергей не мог сказать, нравится ему это или нет, интересно ли, надо ли вообще рисковать, лезть под пули, снова дергать смерть за усы. Это невозможно объяснить. Но он знал одно — он точно проникнет на объект.
Он и еще минимум четыре человека. Он решит эту задачу. Может, не сейчас, не сегодня и не завтра, а когда окажется на месте и сам, Своими глазами, взглянет на «Магриб». Может, когда обойдет вокруг пешком, объедет на машине. Но поймает тот миг, который можно будет назвать мигом удачи или моментом истины. Озарение? Можно и так сказать.
Западное крыло, восточная башня, следственный изолятор, пять рубежей защиты, Джемиль Эхмед по прозвищу Полковник, Кенан Озал…
Отвлечемся?
Отвлечемся.
Они выпили по рюмке, закурили по сигарете.
— Расскажи, чем ты занимался в ГРУ? — спросил Марк. И улыбнулся:
— В общих чертах. Не для интереса.
Как-то я сказал Спруту: «Я знаю так много, что мне одной пули мало».
«Я понял», — кивком ответил Артемов, которому, наверное, полагался автоматный рожок. Но как сказать, чем он занимался? Обычная работа старшего оперативного офицера. Разве что конкретный случай рассказать.
Артемов рассказывал и попутно замечал, что собеседник слушает невнимательно — Марк словно ушел в свои мысли. Такое состояние было хорошо знакомо Артемову. Порой бывает, слушаешь человека и не слышишь его, думаешь о чем-то своем, а иногда и мыслей своих не замечаешь. Расслабляешься, словом.
Словно проверяя собеседника, Артемов, не меняя темы, резко переключился на другого конкретного человека, который работал на ГРУ. Он занимался изготовлением (модифицированием) боеприпасов. Стоял за изготовлением препарата (на основе ЛСД) под кодовым названием «ВЗ». "Препарат проникает в организм через дыхательные пути, — припомнил Артемов. И еще то ли из воспоминаний, то ли из чьего-то рассказа:
— Подопытные сидели как истуканы и были не в состоянии управлять своим телом. Если им отдавали какое-нибудь приказание, то подопытные буквально зверели и пытались убить того, кто приказывал. Действие этого вещества длится несколько часов".
Также этот человек занимался изготовлением миниатюрных детонаторов. Смастерил что-то вроде миниатюрной бомбы с металлической дробью, покрытой высушенным ядом гремучей или тигровой змеи. По его словам, он мог смазать руль машины ядом, так, чтобы любой, кто взялся за баранку, умер мгновенно и наверняка.
Марковцев потянулся, заводя руки за спину, и неожиданно сказал:
— Я бы сейчас кино посмотрел.
— «Миссия невыполнима»? — попробовал угадать полковник.
Сергей рассмеялся:
— «Девчат» бы посмотрел…
Интересно, призадумался Артемов, как бы Марк заполнил анкету, на вопросы которой отвечал Михаил Васильевич в конторе Боровича. Решил ограничиться одним вопросом:
— С каким животным ты себя ассоциируешь?
Сергей ответил не задумываясь (Артемов же подумал, что Марк однажды отвечал на схожий вопрос):
— С котом. С женщинами я напористо нежен, друзей у меня нет, с врагами жесток. Что касается хозяина — являюсь, как видишь, по первому призыву. — Сергей вернулся к теме основного разговора:
— Шпионские примочки, говоришь? С одной стороны, все эти отравленные пули, газы в различной модификации нужны, порой только на них и можно сделать ставку. Но знаешь, с ними теряется дух диверсионного акта. Я привык работать по старинке — руками, и меня ни к чему переучивать, только изуродуешь. И вообще, противника нужно переигрывать до начала операции, вот сейчас, за этим столом.
«Мудрый полководец лишь тогда ищет битвы, когда победа достигнута», — припомнилось Артемову.
Бывший азербайджанский военный, который провел в «Магрибе» три месяца и чуть было не лишился кисти, оказался маленького роста и в профиль был похож на клоуна Карандаша. Его сразу предупредили, что он не должен задавать никаких вопросов, а только отвечать.
— Поначалу меня содержали в камере предварительного заключения. — Он показал помещение на плане и даже, как показалось Марку, обрадовался:
— Вот она, родная!
Западное крыло тюрьмы, отметил Сергей, справа от прохода, который ведет в следственный изолятор.
— Потом перевели в другую. Вообще крыло, которое граничит со следственным изолятором, можно назвать КПЗ. А тех, кто сидит «наглухо», то есть осужденных, размещают в северном крыле. Приговоренных к смертной казни содержат под особым контролем в камерах восточного крыла на первом этаже. Камеры очень маленькие, расположены по одну сторону отделения для смертников, где их казнят.
— Как проходили допросы?
— Как обычно. Выдергивают из камеры — и вперед.
Там любят допрашивать. Если что вспомнил — стучишь в дверь и просишься к дежурному следователю. Рожи у караульных сразу добреют.
— Ты сидел в одиночке?
— Там все первое время в одиночных отстойниках проводят. Потом распределяют по общим камерам.
— Ты был в восточном крыле?
— Слава богу, нет, — Карандаш разве что не перекрестился. — Бог миловал и в санчасти не побывать.
Осужденным за воровство — там их называют мисри-харами, буквально — «египтянин-вор» — прямо в санчасти под местным наркозом врачи ампутируют руки. Там же подписываются свидетельства. Через неделю, когда швы снимут, — домой.
— Рассказывай, куда тебя перевели из одиночки.
— Сюда, — показал на плане азербайджанец. — Тоже западное крыло, только окна выходят на южную башню, из них немного дорогу видно, часть парковки. А внутренняя дорога буквально под ногами. В основном машины и ездили под окнами моей камеры, потому что из ворот направо дорога ведет в тупик, упирается в восточную башню. Это я только сейчас сообразил, на план глядя.
Тут не написано, но восточная башня называется Хапеб, южная — Димешк. Центральные ворота тюрьмы — Джинкапуси, «Ворота джинов» то есть, а запасные — Чель-капуси, «Степные». — И продолжил:
— Южное крыло — тут, насколько я знаю, сидят политические. Этажом ниже — уголовники.
Бывший узник «Магриба» отвечал на вопросы долго, больше полутора часов. Когда Артемов отпустил «мисрихарами», Марк спросил:
— Ничего не известно о том, повезут ли наших спецназовцев на место преступления? Хорошо было бы, — продолжал он, — если бы они попросились дать дополнительные показания. Однажды я проделал такой фокус и меня вывезли из «Лефортово». Я показал, где спрятано оружие, и из этого же оружия пострелял сопровождающих.
— Неплохо было бы, — подтвердил Артемов. — Но то совсем другая операция.
Да, кивнул Сергей, другая.
20Борович решил продемонстрировать нечто подобное показательному уроку, заодно перестраховаться и усилить давление на немку. Имея широкие связи среди грузинского военного руководства и зная контакт Марты с чеченскими боевиками, он вылетел в Грузию. Там он впервые встретился с человеком, который вел переговоры с главой «Ариадны» о выкупе Яна Баника. Это был образованный малый лет двадцати восьми. У него были русые волосы, прямой взгляд человека, который ничего не боится. Даже встречаться в открытую.
Встреча произошла на площади Руставели. Чеченец приехал на десятой модели «Жигулей». Открыв дверцу, он ждал человека, который в телефонном разговоре сообщил любопытные детали, касающиеся немецкого предпринимателя.
Поздоровавшись с ним за руку, генерал сел на переднее кресло и первым делом поинтересовался, есть ли в машине магнитола. Есть. «Кенвуд». И акустика ничего — с сабфувером.
— Услуга за услугу, — сказал генерал чеченцу. — Немцы не собираются вести с вами честные переговоры. Они готовятся к силовой акции. Намерены тренироваться на схожем объекте в Дагестане. Это достоверная информация.
— От кого она исходит? — спросил чеченец.
— От меня.
— А вы?..
— Я работаю в Минобороны.
Борович вставил в деку магнитолы кассету и нажал на кнопку. В салоне машины раздались голоса, и генерал в очередной раз пришел к выводу, что запись получилась очень качественной.