А вообще, сначала экономика, а потом – политика. Поэтому можно сменить премьера – хоть какое-то движение.
Промежуточный реактор на жидкометаллическом теплоносителе и на быстрых нейтронах мы, похоже, уже проворонили – шли впереди планеты всей, а теперь это сделают или французы, или японцы.
И управляемый термоядерный синтез от нас тоже уйдет.
А кому нужны будут нефть и газ, если электричество ничего не будет стоить?
Так что – двадцать лет.
А затем – тайга.
А старость они будут встречать в Англии, на травке, с бокалом кефира. И дети все проедят.
И имена их потом отряхнет со своих штанов великий пешеход – история.
Так что можно, конечно, менять премьера.
* * *О вечном.
Каждый год – паводок, затопило, а потом жара и леса горят.
И школы не готовы к началу учебного года. А на север – уголь не вовремя завезут.
* * *24 октября 2007 года – пять лет тому назад случился «Норд-Ост».
Помню то ощущение беспомощности.
Позвонили мне с телевидения и сказали: «Дали газ!»
Тогда я спросил о том, какой это газ, чисто машинально – я ж химик.
Мне ответили, что не знают.
Потом погибнет 130 человек.
Я видел в телевизоре эти тела. Они лежали, как ветошь, как надутые матрасы. Тогда еще подумал, что газ-то удушающий.
* * *А потом Министерство здравоохранения России отказалось отвечать на запрос думского комитета по охране здоровья о том газе.
«Министерство здравоохранения не вправе сообщать какие-либо сведения о свойствах газа, примененного во время проведения контртеррористической операции в Москве по освобождению заложников 26 октября, поскольку эти сведения относятся к государственной тайне», – это ответ министра здравоохранения Юрия Шевченко на запрос из Госдумы.
Государственная тайна.
Все боевые отравляющие вещества хорошо известны. Применение их оговорено в международном праве. По этому самому праву они и запрещены.
А тут – нашли то, что разрешено?
Потом немецкие врачи, занимающиеся лечением двоих своих соотечественников, оказавшихся заложниками в Театральном центре в Москве, заявят, что им удалось идентифицировать тот таинственный газ. После обследования 18-летней студентки и 43-летнего бизнесмена, пострадавших от действия газа, эксперты мюнхенской клиники пришли к выводу, что причиной смерти террористов и заложников стало наркотическое вещество фентанил.
Немцам верю. Это хорошие химики и медики, и им нет резона прятаться за «государственную тайну».
А нашим есть.
Справка: фентанил является синтетическим наркотиком, созданным в Бельгии в конце 1950-х годов. Он относится к группе опиоидов, веществ, подобных морфию и героину. Обычно его применяют во время хирургических операций для обеспечения обезболивания. Помимо прямого действия (обезболивания) фентанил угнетает дыхание, вплоть до остановки, он вызывает спазм дыхательных путей. А еще он замедляет работу сердца, вызывает тошноту и рвоту. Возможно еще и развитие печеночной колики, задержки мочи и кала, косоглазия.
По своим свойствам фентанил сходен с морфием, однако в чистом виде он обладает значительно более сильным действием.
Вот вам и разгадка волнений медиков по поводу газа. Газ-то применяется в медицине.
Это означает, что применить его предложил медик.
И не просто медик, а врач, облеченный властью, потому что в кратчайшие сроки надо найти огромное количество этого вещества.
И где ж такое количество этого добра можно было взять и привезти в центр Москвы в самые короткие сроки? Ответ: на медицинских складах.
Вот поэтому ведомство господина Шевченко так рьяно настаивало на том, что по международным делам у нас все в полном порядке. Применили в полном соответствии с буквой международного права.
Да. Но одно дело усыпить человека на операционном столе, другое – целый зал.
Это ж в каких объемах все это должно было быть?
В больших. В гигантских. Баллонами. О концентрации, видимо, никто не думал.
Дали с запасом. И этот запас– гора трупов.
Потом помощник министра здравоохранения России Александр Жаров сообщит, что «причиной гибели многих заложников после штурма явилось ослабленное состояние их здоровья и хронические болезни. Заложники находились в закрытом помещении, у них ощущался недостаток кислорода. Организм был обезвожен и не получал необходимой медикаментозной поддержки. Кроме того, стрессовая ситуация крайне отрицательно повлияла на иммунитет людей».
Но ведь это было ясно еще до начала операции. Было известно, что среди заложников немало людей, страдавших бронхиальной астмой, нарушением ритма сердца, ишемической болезнью сердца, сахарным диабетом. Почему им не оказали элементарную помощь на месте?
Потом Александр Жаров скажет, что «освобожденных из Театрального центра на улице Мельникова заложников реанимировали с помощью препарата налоксон.
Этот препарат является универсальным средством, применяемым для выведения людей из-под действия наркоза, а также для снятия состояния глубокого алкогольного или наркотического опьянения. По словам Жарова, «недостатка в препарате не было».
Вот видите, и недостатка в препарате не было.
Был один недостаток– в организации.
Всего-то надо было вынести всех из зала, положить на бок, чтоб язык не запал, и вколоть всем антидот налоксон, «недостатка в котором не было». И все. И не пришлось бы потом рассуждать об их «ослабленном здоровье».
* * *На телеэкране опять дискуссия – армия должна быть профессиональной или по призыву.
Мне иногда задают тот же вопрос. Звонит какая-нибудь девушка и спрашивает.
И всякий раз я ей говорю:
– Вы понимаете, вы спросили меня сейчас: можно ли построить Вавилонскую башню? На что я отвечаю: можно, но только надо, чтоб все люди говорили на одном языке. Но будет ли она в этом случае Вавилонской? И еще: строительство башни предполагает наличие некого алгоритма, программы действий. Все должно быть подготовлено. Это не готовится на ходу. А у нас пока еще даже место не расчищено, но бетон готовы подвезти хоть завтра. Вы понимаете, о чем я?
– Кажется, да, – говорит девушка, и потом долгое время никто ни о чем не спрашивает.
Но через какое-то время звонят снова.
Ребята, армия – это очень много. Я даже не буду говорить о вершинах айсберга, об экономике, политике, развитии общества.
Армия всегда с чего-то начинается. Например, армия Македонского начиналась с фаланги. И здесь я не говорю о строе или размере копья. Я говорю о братстве. Армия – это братство. И над созданием этого братства надо работать. Каждый день.
Да, это Вавилонская башня, но строят ее даже не по кирпичику. Ее строят по песчинке.
Значит ли это, что России не видать своей армии еще тысячу лет?
Если все идет, как идет, то, может, и тысячи лет мало.
А то, что есть, – это не армия. Начнись что – и одна половина прежде всего перестреляет другую.
Какая ж это армия?
Армия – это Суворов. «Сдача в плен или смерть на скалах?» – спросил он как-то у своих ветеранов, и они выбрали смерть. Вот вам и переход через Альпы.
Солдаты не просто верили Суворову, они знали, что он готов грудью защитить новобранца.
Вот это армия. Офицер защищает солдата. И солдат знает, что офицер именно так и поступит.
А если офицер бьет своего солдата палкой, то назавтра он уже не офицер – ему офицеры руки не подадут.
В 1991 году в апреле месяце я ушел в запас. Подал рапорт и ушел. Начались сокращения. Нас вызвал к себе начальник и сказал:
– Подумайте. Никого не принуждаю, но, чтоб не резать по живым людям, те, кто уже выслужил пенсию, могут подавать рапорт!
Я вышел из его кабинета вместе с другими офицерами отдела, постоял в коридоре и снова к нему зашел. Я написал рапорт. В тридцать восемь лет у меня было тридцать лет выслуги. Подводные лодки. Год за два. А потом мне говорили:
– Саня, ты же боевой офицер, зачем уходишь?
На что я отвечал:
– Не хочу стрелять в своих!
К этому времени уже произошли события в Карабахе, Прибалтике, Грузии, уже был Сумгаит.
А своими я считал всех – прибалтов, узбеков, таджиков, грузин, армян, азербайджанцев, чеченцев, татар – всех. Потому что я присягу давал в Советском Союзе.
В 1970 году я поступил в Каспийское высшее военно-морское училище имени С. М. Кирова в городе Баку.
У нас там был устав. Через несколько лет в училище я понял, что устав – это не только правильно, это единственное, что может быть в армии, и что если поступает команда «Газы!» – то противогазы надевают все – и командиры прежде всего.
А капитаны первого ранга по тревоге бежали бегом.
Мы в четыре часа утра делали марш-бросок – пять километров туда и пять назад, приходили в ротное помещение в шесть часов двадцать минут, падали в койки (форму перед этим заправляли, как будто укладываемся на ночь), и спали до семи утра. В семь утра: «Рота, подъем!» – и на физзарядку.
И старший обращался к младшему только на «вы» и «товарищ курсант».
Я на третьем курсе был командиром отделения на первом курсе. И каждый курсант из моего отделения знал, что я всегда приду ему на помощь. Я мог его наказать, но только по уставу:
– Равняйсь! Смирно! Курсант Смирнов!
– Я!
– Выйти из строя!
– Есть!
Но тот же курсант Смирнов знал, что командир отделения прикроет его собой в любую минуту. Не задумываясь. Вот это армия.
И когда нас подняли однажды ночью, для того чтобы отправить в Ливан, мы готовы были отправиться в Ливан – такая система.
А в первый же день службы лейтенантской я сказал матросу:
– Товарищ матрос! Вы давали присягу! Вы служите не мне, а стране! Я тоже служу этой стране. Рядом с вами!
Должен вам сказать, что матрос при этом выпрямился и встал по стойке «смирно». Похоже, кроме меня, ему никто этого не говорил. Шел уже 1975 год, и в это время я уже услышал, как адмиралы при матросах переходят на мат.
До этого не слышал. На флоте все было не так, как в училище.
Но я старался. И мои матросики знали, что если случится какое-нибудь пекло, то я не пошлю в пекло его, пока сам туда не схожу.
Я не потомственный офицер, мне не рассказывали о том, как прапрадедушка пулям не кланялся в Бородинском сражении, но я знал, как должен себя вести офицер.
И я знал, что унижение от старших офицеров младшие не должны сносить.
Да, мне попадало. Да, мне стоило это многих нервных клеток, но иначе я не мог.
Меня так научили. Я считал это не просто правильным, я считал это единственно верным.
Без этого нет армии.
И когда ко мне на лодке пришел мичман, и у него тряслись губы, потому что мы в море, на семидесяти процентах мощности обоими бортами должны были снимать картограмму гамма-нейтронных полей, а прострелы в биологической защите были такие, что при замерах у него шкалы прибора не хватало, то я, видя, что он это сделать не сможет по душевной слабости, взял у него прибор и сказал:
– Хорошо! Я все сделаю сам!
И я пошел в отсек. Я должен был пойти, потому что подчиненный должен видеть, что ты не боишься и не прячешься за его спину.
И тогда твой подчиненный пойдет за тобой хоть на край света.
* * *О боевых походах. Да, я участник боевых походов. У меня их двенадцать.
Что такое боевой поход, или автономное плавание, автономка? Весь Мировой океан поделен на квадраты. Внутри каждого квадрата на глубине почти в 100 метров от поверхности воды ходит лодка. Она ждет сигнала. Каждый день она подвсплывает на глубину семнадцать метров и вытаскивает из-под воды антенну. На нее принимается сигнал.
Это сигнал о начале боевых действий, о начале войны.
Вот так десять лет подряд мы ждали начала войны. Вот это и есть боевая служба.
Мы ее не дождались. И слава богу. А если б дождались, то земной шар ждали бы большие неприятности. У нас ракетная лодка. В ней – шестнадцать ракет. Все с ядерными боеголовками. Все боеголовки разделяющегося типа. В залпе – одна, две, четыре, восемь ракет. Потом – все повторяется. Каждая боеголовка делится на несколько боевых частей. Каждая часть способна стереть с лица земли город.
Вот это называется «холодная война». Я застал двадцать лет такой войны, из них десять – на подводных лодках.
* * *Почему мои книги называют «инструкцией по выживанию»? Потому что на флоте к человеку относятся как к вещи. Офицера могут всячески унизить.
Кто унижает? Начальство. Любое начальство может тебя унизить.
Зачем это нужно начальству? Так оно нами управляет. Оно управляет, унижая твое человеческое достоинство. Оно не может по-другому. Не научено.
Оно унижает наше достоинство, а его достоинство унижает вышестоящее начальство.
Это давно повелось. В Советской армии очень боялись возрождения кастовости.
Офицеры – это же каста. Офицер – этот тот, кто готов к смерти. К смерти готова только каста. Это особые люди. Без них нет армии. Офицер должен в любую минуту показать, как надо умирать. А это предполагает наличие огромного человеческого достоинства.
Готовность к смерти – это достоинство, честь. А имея достоинство, офицер может покуситься на власть.
В советские времена этого боялись больше всего. Поэтому унижали, оскорбляли. Ты должен был сносить оскорбления от начальства. Тут без инструкции по выживанию не обойтись.
Я ужасное превращал в смешное. Меня иногда спрашивают: неужели все это правда, и я говорю: что вы, я все смягчил.
* * *Вы спрашиваете: существует ли такое в других странах, на других флотах? Нет. Не существует. Там офицеры – каста, поэтому наш флот или наша армия всегда проигрывают начало войны.
* * *О трубах.
Все живут в своих трубах.
Жители из одной трубы никогда не сойдутся с жителями из другой.
Вот только на время выборов в междутрубье появляются ходы от одной трубы к другой для проведения предвыборной агитации.
* * *Главная составляющая чиновников – невинность. У министров честные глаза кондукторов.
Где-то я такое слышал. Жаль, что не я это придумал.
И еще одна отличительная черта чиновника – кипение, причем бурное. Чиновник всегда чем-то занят, куда-то спешит и что-то делает.
Это как водопроводчики в нашем ЖЭКе. Они все время работают с нашей канализацией. Все время.
Как к ним ни зайдешь, они заняты только ею.
А она течет в подвал нашего дома уже лет десять.
Не верите? Сами посмотрите. Я и адрес скажу: Культурная столица (Петроградская ее сторона), улица Рыбацкая, дом 10, правый подвал, если стоять лицом во двор.
Не перепутайте с левым, потому что в левый подвал у нас поступает совершенно чистая вода совершенно неизвестно откуда. Все время качают. И все заняты так, что и крышу нам починить абсолютно некому.
Так что я знаю, где через миллион лет откроют новое, нетронутое месторождение высококачественной нефти.
Его откроют под нашим домом.
Вот и получается, что наш дом уже сейчас должен охраняться государством – как будущее всей страны.
Я бы на него даже памятную табличку повесил, мол, дерьмо течет в подвал совершенно правильно и является по сути своей не дерьмом, а нашим с вами грядущим.
И явится оно к нам обязательно.
Всенепременнейше.
Предстанет перед очами.
Встречать его всегда лучше со свежими лицами, вот потому и меняют правительство.
Я и лозунг придумал: «В грядущее со свежими лицами!».
* * *Если вам в чем-то удалось достичь совершенства, остановитесь в тот самый момент и заорите во всю свою глотку, иначе это обстоятельство рискует остаться незамеченным.
* * *О нарождении новых партий.
У муравьев тоже бывает роение.
В этот период организаторы обзаводятся крыльями и показывают всем свой полет.
* * *Как только все уляжется, они сбросят свои крылышки и заживут, как все.
Как только попадаешь в отдел социального обеспечения Петроградской стороны, так сейчас же и охватывает тебя чувство стыда.
– Вы последний на девятый участок?
Я последний. Такое впечатление, что тут все последние.
Узкий коридор, тесно, вдоль стен – люди, люди.
И прием граждан пенсионных не каждый день. Комнатки маленькие, загроможденные, в каждой по три тетеньки.
И проверяют те тетеньки каждую буковку в каждой бумажке. А бумажек много.
И в том, что вывешено на двери, как правило, не хватает той парочки, что должен предоставить именно ты.
А люди после пятидесяти не отличаются гибким умом и свежей памятью, так что забывают принести какую-то очень важную документину, и должны они отправляться в обратный путь с криком: «О господи!»
И еще…
И еще нужны сведения с последнего места работы.
– Но вам же все посылалось. У вас оно должно же быть!
– Оно у нас есть, но и вы должны нам принести.
Человек принесет, а они сравнят – не врет ли. И еще долго он будет тут ходить по кабинетам. Все доносить будет и доносить. Бумажки.
– А зачем? Для чего? У них же есть все! Вот если чего-то не хватает, тогда пусть и ищут! Но зачем же сравнивать, сличать, уличать?
Действительно, зачем?
Зачем гонять стариков-то? Они же свое отработали и явились сюда за своим стыдом. Это ж не пенсия. Это же что-то другое. Позор, например. И никто меня не убедит, что «предприятия перечисляют мало, потому что серые зарплаты!..».
Перечисляют предприятия. Уверяю вас. Очень даже. С самого первого своего дня.
Отдать государству пенсионные – это святое.
Но вот получить у государства – вот тут начинаются проблемы.
У нас же по статистике жизнь стариков длится до шестидесяти пяти. Так что пенсию в принципе мужчины получают только пять лет, женщины – десять. А стаж у некоторых – сорок лет и более. И эти сорок лет предприятия перечисляют и перечисляют деньги в пенсионный фонд. И этих сорока лет не хватает потом ни на десять, ни на пять?
Нет денег – добавьте. И нечего на советские времена пенять. В советские времена (в самый расцвет) пенсия была 132 рубля, а мясо стоило 2 рубля. То есть на 132 можно было купить 66 килограммов мяса. То есть чтоб сегодня достичь того, советского, уровня пенсии, надо просто 66 умножить на 160 рублей (минимальная цена). И получится – 10 560 рублей. А если ту пенсию пересчитать не на мясо, а на проезд в метро (5 копеек), то получится, что пенсия должна быть 36 960 рублей на каждого.