После непродолжительного обмена вежливостями он все-таки согласился, но с одной лишь оговоркой, которую мы должны были принять к сведению:
— Бернадетта будет ревновать. Бог знает, о чем она может подумать, если я не стану появляться в отеле вечером. В идеале надо бы познакомить вас с моей прелестной женушкой, чтобы она собственными глазами убедилась в невинности нашей дружбы.
Зная, в каком состоянии пребывает его жена, я подумала, что в скором времени он захватит ее с собой на послеобеденный кофе. Аннелиза поймала Эвальда на слове и предложила организовать встречу послезавтра, поскольку это удобный день.
Моя подруга взволнована, и я догадываюсь, что у нее творится внутри. В каком образе ей лучше предстать — в образе порядочной и благочестивой домохозяйки, которая хотя и печет вкусные пироги, но при этом определенно не femme fatale? В этом случае Бернадетта точно не будет возражать, чтобы муж временно пожил у нас. Или пустить в дело все свое остроумие и темперамент? Но если супруга что-нибудь заподозрит, то задаст мужу такого перцу, что веселость Аннелизы выйдет ему боком. Лично мне безразлично. И все-таки я буду чувствовать себя не очень хорошо, если Эвальд чего доброго переберется в нашу комнату для гостей.
Наконец мы можем удовлетворить любопытство. Из автомобиля вылезает маленькая и тоненькая персона, а мы оценивающе рассматриваем ее из окна прихожей. Бернадетта полная противоположность Аннелизе. Может, Эвальд потому и клюнул на мелкий кусочек.
На первый раз довольствуемся короткими фразами. Бернадетта, отвечая на наш вопрос, довольна ли она частной клиникой, отвечает, что довольна и хотела бы полежать в ней подольше.
— К сожалению, приходится платить самой, больничная касса мне отказала. Но на что только не пойдешь ради здоровья!
— Все, воробушек, все! — восклицает Эвальд.
Сегодня у нас изысканный торт из сырного крема, но Бернадетту кулинарные изыски оставляют равнодушной. От кофе она тоже отказалась под предлогом, что любит чай.
— Только не черный, а мятный или ромашковый.
Аннелиза послушно ставит на стол чайник и заводит беседу о нашей юности. Выясняем, что Бернадетта моложе нас. Но из-за болезни выглядит не на свои шестьдесят лет, — что было бы еще неплохо при хорошем уходе за собой, — а так, что краше в гроб кладут. Я смотрю на ее костлявые пальцы, на тяжелый перстень с печаткой, который переворачивается при каждом движении, и она его возвращает на место, на старческие пигментные пятна на тыльной стороне кистей, на усталую скучающую физиономию. На Бернадетте мальвовая двойка и широченные бежевые брюки. Это свидетельствует о том, что в последнее время она намного похудела. Голос у нее сиплый, словно пьет запоем. Может, у нее действительно проблемы с алкоголем?
Эвальд познакомился со своей женой после того, как мы посещали уроки танцев. Вспоминая дни молодости, он замечтался и со сладострастием признался, как они, юноши, балдели от нежных касаний щека к щеке, когда скользили по залу под сентиментальные мелодии. Я сидела прямо перед ним в своей соблазнительно-размашистой юбке, и он мог видеть меня во всей красе. Бернадетта почти не слушала, ее мысли витали где-то далеко. Она всегда такая скучная или на нее действуют лекарства? С большим трудом я привлекаю ее к нашей беседе.
Бернадетта училась танцевать намного позже нас, но все же за десятилетие до наступления эры мини-юбок; она еще помнит Катерину Валенте и ее шлягер «Весь Париж мечтает о любви».
— Эти непередаваемо сердцещипательные песни мне не нравились с детства, — признается она. — Всегда хотелось стать пианисткой. Но своей мечтой я пожертвовала ради мужа.
— А я, к сожалению, в музыке жуткий невежда, — жалуется Эвальд, — и как раз чувственные, слезливые песенки доставляют мне море удовольствия! Бернадетта заслуживает более музыкального мужа, тут она действительно прогадала.
— Что же вам тогда нравится из музыки? — интересуюсь я. В ответ слышу, что в последние месяцы она в состоянии слушать только одну кантату Баха, и у нее, мол, целых семь ее различных записей.
Аннелиза приутихла. Интуиция мне подсказывает, что сегодня до песни о свиньях и свином шпике не дойдет.
— О какой кантате вы говорите? — спрашивает моя подруга, будто это ее действительно интересует.
Бернадетта просыпается от летаргического сна:
— Для того, кому знакомы мои страдания, подходит только одна-единственная тема. «С меня довольно».
Я чуть не прониклась симпатией к этой придавленной жизнью Бернадетте. В противоположность Аннелизе меня тоже порой посещают мысли, что хорошо бы умереть, и в часы уныния я часто слушала подобные арии. И я процитировала строчки, в которых всегда находила для себя утешение: «Сомкнитесь, усталые очи, усните блаженно и кротко!»
Бернадетта с уважением кивает.
— А мне больше всего нравится пятая ария, — произносит она, обращаясь ко мне, и подхватывает своим ломким голосом, почти шепотом: «Радостно я встречу смерть свою, ах, скорее бы пришла она!»
Когда Бернадетта заговорила своим мертвецки-зловещим голосом, я поймала косой взгляд Аннелизы, такой коварный, что мне стало страшно. Аннелиза прекратила эту мрачную тему, переключив беседу на жизнь и — будь она неладна — на внуков и внучек. Я говорю с отчаянием, потому что не выношу, как она похваляется «сладкими малютками». Сама я не то что с чужими, но и с избалованными детками Кристиана, которые уже выдвигают мне требования, совершенно теряюсь. Однако повлиять на ситуацию не в силах. Аннелиза бежит в дом за фотографиями. Неудивительно, что с ее четырьмя детьми у нее больше всех внуков, даже при том, что старшая дочь и один из сыновей не создали семьи и живут без детей.
Даже Бернадетта полезла за очками и достала какую-то фотографию. На ней ее единственная внучка лет пяти — строгая, выглядит как настоящая принцесса. Между бабушками началась игра, кто кого перещеголяет.
Эвальд обратил свой взор на меня:
— Ну а у тебя?
— Двое парнишек, — отчиталась я, — но мне сейчас неохота искать снимки.
Он улыбается мне в ответ:
— Хорошо тебя понимаю. Пойдем, покажешь мне свое любимое местечко.
Мы встаем, пересекаем лужайку и присаживаемся под вишневым деревом.
— Бернадетте скоро пора ехать, к ужину нужно быть в больнице, — говорит он. — Надеюсь, ты не станешь возражать, если я завтра заявлюсь со своим чемоданом?
Мы опять смотрим друг на друга, я качаю головой и тихо отвечаю:
— У нас достаточно места.
Едва гости скрылись из виду, мы с Аннелизой в один голос выпалили:
— Как она тебе?
Мы невольно захихикали, — все было понятно без слов.
— У него хотя бы дорогой автомобиль, Лора? — интересуется Аннелиза, хотя совершенно не разбирается в машинах.
— Успокойся, он не спесивый индюк, это солидный средний класс.
— Я ничего не имею против спеси. Гляди-ка, она забыла свою сумку!
Аннелиза подлетает к сумке и вываливает содержимое на садовую скамейку. Очки для чтения и фотографию мы уже видели. Она копается дальше: кредитные карты, записная книжка, чернильная авторучка, коробочка с таблетками, губная помада, вышитый носовой платок, набитый наличными портмоне, связка ключей и мобильный телефон — обычный набор любой женщины, который она таскает с собой.
— Там есть водительские права?
Аннелиза качает головой, пролистывая блокнот. Мне это решительно не нравится. Кто знает, может, она так же бесстыдно роется в моих ящиках, когда меня нет дома? Собственно, мы не таим друг от друга секретов, но дело в принципе.
Аннелиза находит фотографию Эвальда, внимательно разглядывает ее и сует мне под нос.
— Как тебе это нравится? — спрашивает она и запихивает вещи Бернадетты обратно в сумку. — Сравнение с Джоном Уэйном, пожалуй, было поверхностным, я только что отыскала в его облике нечто фаустовское.
— У него больная жена, — напоминаю я, — хотя бы из женской солидарности я нахожу непорядочным твои попытки обвести эту женщину и повиснуть на шее Эвальда!
— Да я ни о чем таком и не думала! Впрочем, он симпатизирует тебе, а не мне, — заверяет Аннелиза.
От частой работы в саду ее лицо приобрело смуглый оттенок, голубые глаза соперничали в блеске с украшенными изумрудами сережками. Сегодня по случаю праздника подруга надела баварское национальное платье с вышитым узором из розовых цветов по черной ткани. Смелый вырез на груди демонстрировал покрытый веснушками, чуть помятый фрагмент груди. Должна признать, что в национальном наряде Аннелиза была хороша. Она — дитя природы, поэтому и в юные годы у нее практически не было комплексов, не то что у меня. Эвальд наверняка знает об этом. Он появился в кожаной жилетке поверх белой в синюю клетку рубашке и по виду лучше сочетался с Аннелизой, чем со своей бесцветной супругой. Настоящая мелодрама, подумала я: Луис Тренкер и «Гайервалли».
Пока Аннелиза прибирается в кухне, я нарезаю в саду букет для своей комнаты. Не хочу сидеть в почетной ложе деревенского театра, где в ближайшие дни сладострастные старички будут разыгрывать свою мелодраму. Я сделаю все, чтобы отстоять свой частный мир. Уже скоро мне дадут почувствовать себя в нижних помещениях нарушителем идиллии. Я просто влюблена в желтые английские розы, источающие нежнейший аромат. Ставлю букет в серебряную барочную вазу, доставшуюся мне из своего магазина. Какое счастье, как я благодарна судьбе за то, что этот вечер проведу в одиночестве перед раскрытым окном, наблюдая, как постепенно темнеет небо. Снизу не доносится музыка.
Перед тем как погрузиться в сон, опять вспоминаю строки из кантаты Баха и шепчу:
На следующий день мой тихий отдых был внезапно прерван. Едва пробило одиннадцать, как в дом ввалился Эвальд Штурм с чемоданом, потому что, как он сказал, ему пришлось освободить гостиничный номер. Но поскольку жене срочно потребовались очки для чтения, он сразу уедет в клинику, чтобы отдать ей сумку с вещами. Однако стоило мне удалиться с книгой под вишню, как Эвальд снова возник. По обыкновению, на очереди следует ожидать обхода сада; Аннелиза называет латинские имена растений, объясняет, на какой грядке что растет — в общем, блистает познаниями в ботанике. Я не вмешиваюсь и сбегаю из своего убежища, как только Эвальд начинает шумно косить газон. Позже он поведал, что Бернадетта категорически возражала против переселения мужа. Причем не по причине ревности, а скорее из-за гордости — им, мол, нет надобности экономить на отеле! И она, мол, не знает, как им выказать признательность за наше гостеприимство.
Ничуть не смутившись, Аннелиза отреагировала в типичном для нее духе:
— Пусть не ломает себе голову о таких вещах! Мне нужен новый телевизор. Причем такой плоский, с огромным экраном.
На обед у нас был картофель в мундире, охлажденное жаркое и знаменитый зеленый соус Аннелизы с пряными травами, выращенными на своем огороде.
Эвальд в восторге, он никогда такого не пробовал.
— Бернадетта не выставляла на стол подобных лакомств, — признается он, — жаль, что она не может попробовать!
— Нет проблем! — отвечает Аннелиза. — У нас еще много осталось. Я мигом наполню для нее стаканчик из-под мармелада!
Мне стало жутко.
11
В доме родителей Аннелизы царила благочестивая атмосфера; ее мать до конца своих дней молилась за пропавшего без вести отца. После того как он вернулся из русского плена, она в своей манере объяснила свое счастье тем, что так угодно Господу, откликнувшемуся на ее мольбы. Мне эта мысль пришлась не по вкусу, поскольку во время войны тысячи женщин так же молились о своих мужьях, но Небо осталось к ним глухо. Впервые оказавшись за обеденным столом в семье Аннелизы, я весело болтала и собиралась уже сунуть в рот картофельное пюре, как вдруг увидела, что все молча смотрят на меня. Подняв голову, я увидела, что семья молитвенно сложила руки и ждет меня. Мне стало неловко, и я, помню, обиделась на Аннелизу, что она не предупредила меня заранее.
Правила родительского дома она приняла близко к сердцу и выросла вполне послушной девушкой, да такой, какую во времена нашей юности днем с огнем было не найти. Ее мать, правда, рассказывала, что первым произнесенным словом Аннелизы было не «папа» или «мама», а «нет», но это, видимо, случайность. Ее природный норов прорвался лишь однажды: в скудное послевоенное время они, бывало, неделями варили повидло из домашней сливы и закатывали в банки, и все благодаря тому, что у бабушки с дедушкой имелся небольшой сад. И он спасал семью от голода. Детей тоже привлекали в помощь. Им поручали перемешивать кипящее месиво в большом котле. Порой брызги кипящего варева попадали на оголенные руки, и дети громко кричали от боли. Из сада поступали все новые партии собранных плодов, и дощатый стеллаж к гордости старательной матери семейства непрерывно заполнялся стеклянными банками вплоть до самого потолка. В конце концов, у Аннелизы закончились последние силы. Ее охватил припадок бешенства, который вошел в анналы семейной истории: с громким воплем она несколько раз топнула по раме стеллажа, тот не выдержал и опрокинулся, и банки разбились вдребезги о каменный пол. Из-за того, что повидло перемешалось с мелкими стеклянными осколками, спасти ничего не удалось. Этот поступок я оценила. У меня самой никогда не хватало отваги, чтобы восстать. Нашим современникам не понять, каким страшным святотатством тогда казалось преднамеренное уничтожение продуктов.
Разумеется, данный эпизод заставил меня задуматься о том, какой все-таки сильный потенциал ярости и отваги был заключен в Аннелизе, и мне бы не хотелось, чтобы однажды он выплеснулся на меня. Сегодня впервые между нами возникла напряженность.
— Что у нас сегодня на обед? — поинтересовалась я без всякой задней мысли, а в ответ пришлось выслушать от подруги, что она сожалеет, но ей сейчас не до варки.
Но она сама виновата: с тех пор как Эвальд поселился у нас, Аннелиза полностью взяла на себя кухонные дела. Очевидно, она полагает, что я не знаю, чем побаловать зрелого мужчину.
Ее агрессивный тон мне не понравился; и при следующем случае она не преминула перечислить и другие виды деятельности, к которым я не годилась якобы по причине изнеженности.
Я дала ей понять, что, в конце концов, на мои средства мы приобретаем продукты питания, оплачиваем уборщицу и все четыре недели — садовника. Кроме того, я напомнила, что наше общежитие ей более выгодно, чем мне, поскольку на ее нищенскую пенсию такой дом содержать не получится. Понимаю, что не дипломатично именно сейчас затрагивать тему неравенства наших финансовых положений.
Аннелиза возмутилась:
— Тебе хорошо известно, что я работаю по дому в три раза больше, чем уборщица и садовник вместе взятые, и все ради того, чтобы ты могла кататься как сыр в масле! Думаешь, мне бы самой не хотелось сидеть под вишней в шелковых платьях и почитывать книжечки? Я справлюсь и без твоего бабла, засунь его себе знаешь куда! — И хлопнув дверью, она скрылась в своей спальне.
К счастью, Эвальда в тот момент в доме не было, и он не стал свидетелем отвратительной сцены. Возможно, он сам косвенно причастен к возникновению между нами трений. С тех пор как Эвальд живет с нами, Аннелиза перестала довольствоваться ролью домашней мамочки и стала косо смотреть на наши с ним ежедневные короткие прогулки. Разумеется, она могла бы к нам присоединиться, но, если верить ее словам, она по уши загружена работой по саду, и меньше всего ей нужны дополнительные физические нагрузки. На самом деле из-за своей полноты Аннелиза стала тяжела на подъем и от быстрой ходьбы быстро выдыхается. Но обычно мы отсутствуем недолго, и после кофе она получает Эвальда целиком в свое распоряжение.
Тем временем совместная жизнь с Эвальдом вошла в свое русло. После завтрака он отправлялся навестить жену и обычно возвращался к обеду. Как и мы с Аннелизой, после обеда устраивал небольшую сиесту; далее следовала прогулка и послеобеденный кофе, после чего Эвальд регулярно помогал в саду, болтал с Аннелизой или читал газету. Иногда он что-нибудь чинил, например мою ночную лампу или тостер.
Поужинав, Эвальд обычно опять уезжал. Мы точно не знаем, сидел ли он возле кровати жены или мотался по каким-то другим делам. А недавно пошел один в кино. Мог бы все-таки поинтересоваться, не хотим ли мы составить ему компанию? Бывало, мы не видели его всю вторую половину дня, Эвальд появлялся лишь поздно вечером и тихонько пробирался в кухню, чтобы сделать себе бутерброд с ливерной колбасой.
— Твоей жене понравился зеленый соус? — попробовала я напомнить ему прежний разговор. Мне показалось, что между ними после пробы соуса произошла ссора.
— Спасибо, очень понравился, — ответил Эвальд.
Оставшись наедине с Аннелизой, я не могла удержаться и не обронить замечания по поводу ее пряного соуса:
— Собственно, я ожидала, что ты специально приправишь порцию для Бернадетты…
Аннелиза приняла реплику за юмор.
— Ты считаешь, что я буду за других таскать каштаны из огня? Тем более в ситуации, когда эта бабенка лежит в больнице? Думаешь, я такая тупая?
С тех пор как Эвальд поселился в нашем доме, я стала плохо спать. Часто я часами не сплю и прислушиваюсь к шагам в мансарде. Не Эвальд ли это крадучись спускается по лестнице в спальню к Аннелизе? Вот и сейчас он включил радиоприемник, правда негромко, но все-таки среди ночи. Что я, собственно, знаю об этом человеке? Я не могу даже определить, то ли он верный муж и хороший отец, то ли Казанова, что уж говорить о его частной жизни. О жене он говорит только в общих словах. Правда, для прогулок по замковому саду лучшего спутника не найти. Эвальда интересуют как архитектурные детали отдельных зданий, так и всевозможные экзотические и местные растения.