Русская Швейцария - Михаил Шишкин 24 стр.

Молодежь, стоящая вне политики, представляет в эти годы скорее исключение. Молодые люди, не читающие социал-демократические или народнические издания, вызывают тревогу даже у родных. «В Цюрихе мы много занимались Рихардом Вагнером. В аудиториях Высшего технического училища я слушала лекции профессора Зайчика о “Кольце Нибелунгов”», – вспоминает художница Маргарита Сабашникова-Волошина в книге мемуаров «Зеленая змея» и пишет дальше о своем брате Алексее, студенте политехникума: «Как и многие молодые люди тех лет, он одно время увлекался Оскаром Уайльдом. Прочитав “De Profundis”, написанную в тюрьме, он повторил путь поэта – начал читать Евангелие. Очень характерно для той эпохи то, что моя мать всё это считала ненормальным. Она требовала, чтобы он обратился к психиатру Монакову, который в то время жил в Цюрихе. Психиатр предостерег его от Евангелия как от “нездорового чтения”. Очень типично для русских, что тот же самый доктор Монаков, тогда выступавший столь рьяным последователем атеизма, позднее написал книгу, содержащую чудесные мысли о существе Христа».

За спасение брата любимой берется поэт Максимилиан Волошин. Молодые люди решают, что надо «выйти из себя», чтобы ощутить «духовность мира», и отправляются пешком из Цюриха на Сен-Готард. «Вернулись они в жалком виде – усталые и оборванные, – пишет Маргарита Сабашникова. – Удалось ли им “выйти из себя” – не знаю; но духовность мира они, во всяком случае, не нашли».

В Цюрихе Маргарита пишет автопортрет, ставший пророческим предзнаменованием в ее жизни. Через несколько десятилетий она заметит в воспоминаниях: «Теперь меня больше всего удивляет, что архитектурная форма на заднем плане и трактовка плоскостей совершенно походит на пластику Гетеанума, возникшего лишь двадцать лет спустя».

Узнав о том, что в Цюрих приехал доктор Штейнер, Сабашникова идет на его лекцию. Так происходит встреча, определившая ее судьбу. Со Швейцарией ее свяжет строительство Гетеанума. Она будет приезжать в Цюрих из Дорнаха, как и Андрей Белый, который приедет сюда с Асей Тургеневой осенью 1915 года.

Кстати, упомянутый врач Константин Монаков – известный цюрихский профессор. Отец его покидает Россию в 1866 году, когда мальчику исполняется тринадцать лет, и семья поселяется в Швейцарии. Константин оканчивает медицинский факультет Цюрихского университета. Монаков занимается исследованиями в области мозга и становится первым швейцарским неврологом, основателем и руководителем Цюрихского института анатомии мозга.

В августе 1904 года в Цюрихе живет Николай Бердяев.

Тридцатилетний философ находится в поисках своего пути. После ареста за пропаганду марксизма и ссылки, которую он провел вместе с Луначарским, Савинковым и другими известными революционерами, происходит переоценка ценностей, особенно во время заграничного путешествия. Приведем показательный кусок из цюрихского письма будущей жене: «Мы с тобой стоим на великом повороте, на пути к новому Богу. Нужно только сбросить с себя эту кошмарную власть обыденности, какими бы добродетелями она ни прикрывалась. Я иногда не без горького чувства сознаю, до какой страшной степени я аристократ не только во внутреннем, но и во внешнем смысле этого слова. Я люблю контрасты жизни, люблю яркие краски, люблю красоту во всем строе жизни, ненавижу плебейство, страдаю от грязных ногтей, от скверного запаха, от грубых манер. Во мне часто играет моя кавалергардская аристократическая кровь и влечет меня к шампанскому, к хорошим Hotel’ям, к первому классу. Иногда я ловлю себя на том, что жизнь для меня обесцветилась бы, если бы в ней всё было уравнено, исчезли бы контрасты, водворилось бы организованное насильственное добро. Даже ты, может быть, осудишь меня за это. Спасает меня только ненависть к духовному плебейству сословной аристократии и безмерная любовь к свободе. Только к свободе у меня и есть вкус, она непосредственно связывает меня с жизнью, и ей я никогда не изменю. В жизни своей я любил только три вещи, любил неумело и беспредельно философию, свободу и красоту. <…> Сейчас в Цюрихе смотрю из окон первоклассного Hotel’я на нашу суетливую демократическую молодежь и думаю горькую думу о ней и о себе. Что меня связывало с ней всю мою сознательную жизнь, почему я любил эту интеллигенцию русскую, нелепую и часто раздражавшую меня почти физически, почему чувствовал какой-то долг перед ней?»

Русская колония эмигрантов по-прежнему мало интересуется политической жизнью приютившей их страны. Это отметил еще Кропоткин: «Все они далеко держались в стороне от местного швейцарского рабочего движения. Слушая их споры, казалось, что они готовы жизнь отдать за свою партию в Цюрихе, а между тем к рабочему движению в самом Цюрихе они не приставали, они “кипели в своем соку”, страстно споря в своих кружках и ссорясь из-за заграничных течений вместо того, чтобы на работе, среди заграничных рабочих, на практике учиться будущей работе среди русских рабочих и крестьян и знать, по крайней мере не из журналов, а из действительной жизни, те направления, из-за которых они ссорились. Русские ходили только на большие собрания, где агитаторы-социалисты гремели речами. Повседневную бесшумную работу среди рабочих масс они избегали. Так было тогда, так осталось и потом».

Эти слова подтверждает в своих воспоминаниях Николай Лосский, будущий философ, а в это время еще юноша, отдающий свою дань модному поветрию. С местными социал-демократами русские не сотрудничают, но когда речь заходит об организации шумной демонстрации, всегда идут в первых рядах: «Симпатии к социализму у меня сохранились в течение всего этого времени. Летом 1888 г. в Цюрих приехал из Германии один из вождей социализма, Либкнехт (отец убитого в двадцатых годах). В связи с его приездом местные социал-демократы устроили внушительную демонстрацию, в которой приняло участие не менее 10 000 человек. Демонстранты выстроились в ряды и прошли по главным улицам города. В этих рядах было немало членов русской колонии, и в их числе, конечно, и такие юнцы, как Лиознер (знакомый Лосского. – М.Ш. ) и я».

Замкнутость русской колонии объясняется и мерами предосторожности против проникновения в революционные ряды шпионов. Вот отрывок из воспоминаний цюрихской студентки из Германии Кэте Ширмахер (Kathe Schirmacher): «Эта осторожность русских в общении с нерусскими делала почти невозможным знакомство с внутренней жизнью колонии: нужно было или иметь рекомендации от друзей-социалистов, или сперва каким-то образом завоевать доверие».

Однако теория обязывает. Всемирность призываемой революции и провозглашенный интернационализм подталкивают русских эмигрантов к установлению контактов с иноплеменными единомышленниками.

Одним из центров интернационального брожения становится рабочий клуб «Айнтрахт» (“Eintracht”), расположенный на улице Ноймаркт (Neumarkt). Клуб, открытый в 1888 году, со своим залом на четыреста человек, библиотекой, читальным залом, дешевой столовой, является удобным местом встреч эмигрантов, здесь устраиваются доклады, проводятся митинги, дискуссии, выступают с рефератами все видные представители революционных партий: Плеханов, Мартов, Чернов и др.

Так, в 1902 году здесь в первый раз выступает в Цюрихе Ленин. Сергей Меркуров, студент Цюрихского университета, работавший также в мастерской цюрихского скульптора А. Майера, через много лет в верноподданническом стиле напишет в своих воспоминаниях: «Мы пришли рано, но зал уже был переполнен. На диспут собралась вся русская колония… Выступление Ленина отличалось от речей искушенных ораторов. В ней отсутствовало щегольство “изящной фразы”. Он убеждал своей простотой, всем понятной логичной аргументацией, своею искренностью. Простыми, правдивыми словами он раскрывал перед нами новый, невиданный мир…» Юноша еще не знал, что станет придворным ваятелем и будет снимать посмертную маску с докладчика.

В «Айнтрахте» часто выступает во время своей швейцарской эмиграции осенью 1914 года Троцкий. Уже известный нам Фриц Брупбахер, входивший вместе с Троцким в правление ферейна «Айнтрахт», напишет в мемуарах: «С приездом Троцкого в Цюрих рабочее движение снова оживилось. Он принес с собой уверенность, что пролетариат и самое плохое может обратить в хорошее и что из войны должна родиться революция». Троцкий выпускает в Цюрихе брошюру «Война и Интернационал» (“Der Krieg und die Internationale”), в которой, как обычно, призывает к мировой революции. Этот оратор пользуется такой популярностью среди швейцарцев, что те выбирают его своим делегатом на съезд социал-демократической партии.

В «Айнтрахте» частым докладчиком выступает Карл Радек, еще один знаменитый будущий большевик, отличавшийся пером, остротами и теоретическими проколами: «Радек читал вскоре после моего отъезда из Цюриха, – читаем у Троцкого, – всё в том же “Eintracht” обширный доклад, в котором пространно доказывал, что капиталистический мир не подготовлен к социалистической революции». Переехавший вскоре из Берна в Цюрих Ленин переубеждает молодого коллегу.

В «Айнтрахте» частым докладчиком выступает Карл Радек, еще один знаменитый будущий большевик, отличавшийся пером, остротами и теоретическими проколами: «Радек читал вскоре после моего отъезда из Цюриха, – читаем у Троцкого, – всё в том же “Eintracht” обширный доклад, в котором пространно доказывал, что капиталистический мир не подготовлен к социалистической революции». Переехавший вскоре из Берна в Цюрих Ленин переубеждает молодого коллегу.

Здесь же, в «Айнтрахте», весной 1917 года происходят знаменательные переговоры между ведущими русскими радикалами эмигрантами и Фрицем Платтеном, лидером швейцарских левых. Он вспоминает: «Ленин, Радек, Мюнценберг и я отправились для конфиденциальной беседы в комнату правления, и там товарищ Ленин обратился ко мне с вопросом, согласился бы я быть их доверенным лицом в деле организации поездки и сопровождать их при проезде через Германию. После короткого размышления я ответил утвердительно… В час дня состоялось наше совещание с Лениным, а в 3 часа мы уже сидели в бернском поезде».

Названный здесь Вильгельм Мюнценберг – один из немногих иностранцев в ближайшем окружении Ленина. В отличие от других русских революционных вождей Ленин не жалеет сил и времени в период своей швейцарской эмиграции на «перевоспитание» западных социал-демократов, в особенности более податливой молодежи. Вокруг русского эмигранта, известного на международной социал-демократической сцене радикальностью своих взглядов, собирается кружок молодых революционеров, называющий себя для невинности кегель-клубом. Собрания происходят в ресторанах и кафе «У белого лебедя» на площади Предигерплац (“Zum weissen Schwan” или “Schwänli” am Predigerplatz, 34) или «У черного орла» на площади Хиршенплац (“Zum schwarzen Adler”, Rosengasse 10/Ecke Niederdorfstrasse), но чаще всего в ресторане «Штюссихоф» в комнате на втором этаже (“Stüssihofstatt”, 15 – теперь ресторан “Räblus”), в угловом доме на Марктгассе (Marktgasse). Отметим, что все эти заведения существуют и по сей день.

«Над каждым столом – фонарь своего цвета. Над кегель-клубом – красный. И аловатый цвет на всех лицах – на крупной открытости Платтена, на черном чубе и крахмальном воротнике фатоватого уверенного Мимиолы, на растрепанной нечесаной курчавости Радека с невынимаемой трубкой и никогда не закрываемыми влажными губами.

– …В каждой стране – возбуждение ненависти к своему правительству! Только такая работа может считаться социалистической…

– …Промышленность, связанная с туристами… Ваша буржуазия торгует прелестями Альп, а ваши оппортунисты ей в этом помогают…

– Республика лакеев! – вот что такое Швейцария!»

Этот отрывок взят из книги «Ленин в Цюрихе» Солженицына, который много страниц посвящает ленинскому кружку политучебы.

Скажем несколько слов о ленинских учениках. Вильгельм Мюнценберг, немецкий социалист, долго живший в Швейцарии, становится в Цюрихе секретарем Социалистического интернационала молодежи и редактором его органа «Югенд Интернационале», в котором сотрудничали Ленин, Троцкий, Бухарин, Радек. За подготовку и участие в боях на улицах Цюриха во время всеобщей стачки в 1918 году выслан из Швейцарии. В Германии Мюнценберг – коммунистический депутат рейхстага, агент московского Интернационала. От пришедших к власти нацистов эмигрирует во Францию. На сталинский приказ приехать в СССР отвечает отказом. Летом 1940 года его находят повешенным в лесу с проволокой на шее.

Мюнценберг оставил воспоминания о своей встрече с Лениным в Цюрихе, состоявшейся в кафе «Астория» на Нюшелерштрассе (Nüschelerstrasse, 17): «Ленин старался убедить меня тогда в неизбежности скорой революции в России, которая повлечет за собой пролетарскую революцию в мировом масштабе…» Молодой социалист слабо верил в возможность такой перспективы: «Мы закончили наш спор словами: “Посмотрим, кто окажется прав”. <…> Когда я в 1920 году, в первый раз после завоевания пролетариатом власти, встретился с В.И. Лениным в Московском Кремле, он после долгой беседы со мной о германских и международных делах и обмена личными воспоминаниями снова спросил меня с улыбкой, но торжествующе: “Кто же тогда был прав в кафе „Астория“?” Мне оставалось только смущенным молчанием признать его правоту».

Более известен в России Фриц Платтен, вождь швейцарских левых, основатель Швейцарской коммунистической партии. Это он сопровождает ленинскую группу через Германию в апреле 1917-го и потом неоднократно приезжает в Россию, причем в январе 1918 года заслоняет собой Ленина от пули, которая пробивает швейцарцу правую руку. Менее известно, что и до своего знакомства с Лениным Платтен был активным участником русской революции. В 1905 году, познакомившись с эмигрантами из России, он отправился нелегально с оружием и боеприпасами через русскую границу, чтобы принять участие в свержении царизма. Он был арестован в Риге и вернулся на родину только в 1908 году. Русский опыт помог ему позже в организации баррикадных боев в Цюрихе. В двадцатые годы Платтен создает швейцарские коммуны в России и сам переселяется в Москву. Сначала будет арестована его супруга в августе 1937-го, а вскоре и он сам.

Совсем по-другому сложится судьба еще одного члена кегельклуба – Эрнста Нобса, в то время председателя цюрихских социал-демократов. В своих воспоминаниях он пишет, как летним полуднем 1916 года они с Лениным прогуливались вдоль озера, потом уселись на скамейку на набережной напротив Тонхалле и долго разговаривали. Редактор социал-демократической газеты «Фольксрехт» так и не согласился с собеседником, что лозунг настоящего момента для Швейцарии – немедленное вооруженное восстание, к великому огорчению Ленина, заклеймившего впоследствии Нобса предателем и другими словами. Так или иначе, поставив себе жизненную цель прийти к власти, оба ее достигнут – каждый в соответствии со своими представлениями о целях и средствах политической борьбы. Ленину до поста премьера оставались считаные месяцы. Нобс станет президентом Швейцарской Конфедерации только в 1948 году.

В комнатах при упомянутом выше трактире «У белого лебедя» (“Zum weissen Schwan”) останавливались многие русские революционеры, в частности, в 1908 году будущий шеф ГПУ Менжинский, причем у русского эмигранта швейцарские злоумышленники украли в этом заведении все деньги и документы, так что ему пришлось провести некоторое время на квартире уже упомянутого выше рабочего врача Брупбахера на Эккехардштрассе (Ekkehardstrasse). «Другие эмигранты привели его ко мне, и он ночевал у меня пару недель, пока не были выправлены его документы, – вспоминает Брупбахер». Всё свое свободное время цюрихский врач проводил в дискуссиях с интересным собеседником – Менжинский изучал право. «Мы никогда не могли найти общий язык. Но поскольку мы хорошо друг к другу относились, нам не нужно было делать общее дело, мы переносили друг друга прекрасно». Следующая встреча швейцарского социалиста с его гостем произойдет в кремлевском кабинете чекиста во время поездки Брупбахера, одного из основателей Швейцарской компартии, в заснеженную Москву 1921 года, когда бывший писатель от вивисекции героев забытого романа перейдет к экспериментам над целой страной.

Еще одно место на карте Цюриха, отмеченное русским следом, – Фольксхаус, Народный дом, на площади Гельвеция-плац (Volkshaus am Helvetia-Platz). Здесь располагается штаб швейцарской социал-демократии, в дела которой активно вмешивается Ленин, полемизируя с теми, кто считает, что в Швейцарии народ на революцию не поднять: «Неверно, что в Швейцарии “невозможны” революционные массовые выступления… Почва для создания левого направления в швейцарской партии есть. Это факт. Работа не легкая, но благодарная». Ленинская энергия не пропадет втуне – через несколько месяцев после его отъезда в Россию Европа удивится Цюрихской стачке, кровавым столкновениям на берегах Лиммата.

Здесь, в Народном доме, в январе 1917 года, выступая перед молодыми швейцарскими социалистами, Ленин бросает в зал: «Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией». 7 апреля 1970 года к 100-летию со дня рождения эмигранта швейцарские почитатели Ленина откроют в «Голубом зале» Фольксхауса мемориальную доску – барельеф с узнаваемыми чертами и надписью: «В.И. Ленин, основатель Советского Союза – первого в мире социалистического государства, выступал в этом зале 9 января 1917 года с докладом о значении русской революции 1905 года». Датировка, впрочем, не совсем точна: Ленин выступал 22 января – по европейскому стилю.