— Ну, может быть. — Орфей откашлялся, похоже, смутившись, что так откровенно выказал свои чувства. — Как бы то ни было, досадно, что я не могу пойти с тобой.
Своей странно неуклюжей походкой он двинулся к каменной придорожной ограде.
— Тот, кто читает, остается здесь — это железное правило. Чего только я ни делал, чтобы самому проскользнуть в какую-нибудь книжку, — нет, это невозможно.
Он со вздохом остановился, сунул руку под плохо сидящую куртку и достал лист бумаги.
— Вот то, что ты заказывал, — сказал он Сажеруку. — Замечательные слова, специально для тебя, тропа из слов, которая прямо отведет тебя на место. На, читай!
Поколебавшись, Сажерук взял листок, испещренный изящными наклонными буквами, переплетающимися, как нити вышивки. Сажерук водил пальцем по строчкам, как будто указывая своим глазам на каждую букву, а Орфей смотрел на него, словно ученик, ожидающий оценки.
Когда Сажерук наконец снова поднял голову, голос его звучал удивленно:
— А ты отлично пишешь! Чудесные слова…
Сырная Голова покраснел так, словно ему в лицо плеснули клюквенным соком.
— Я рад, что тебе нравится!
— Да, мне очень нравится. Все точно так, как я тебе описал, только звучит немного лучше.
Со смущенной улыбкой Орфей забрал листок у Сажерука.
— Не могу обещать, что время суток будет то же, — сказал он тихо. — Законы моего искусства постичь трудно, но поверь, больше меня о них никто не знает. Например, чтобы изменить или продолжить книгу, нужно использовать только те слова, которые в ней уже встречаются. При слишком большой примеси чужих слов ничего не получается или получается совсем не то, чего хотели! Вероятно, если бы сам автор…
— Ради всех фей на свете! Слов в тебе, конечно, больше, чем в целой библиотеке, — нетерпеливо перебил Сажерук. — Может быть, ты просто начнешь читать?
Орфей резко замолчал, проглотив остаток фразы.
— Конечно. — Теперь в его голосе звучала легкая обида. — Вот увидишь. С моей помощью книга примет тебя с распростертыми объятиями, как блудного сына. Она впитает тебя, как бумага — чернила.
Сажерук молча кивнул и посмотрел вверх на пустую дорогу. Фарид чувствовал, как хочется ему верить Сырной Голове — и как боится он нового разочарования.
— А как же я? — Фарид встал рядом с ним. — Обо мне он тоже написал? Ты проверил?
Орфей бросил на мальчика не слишком доброжелательный взгляд.
— Ах ты боже мой! — насмешливо сказал он Сажеруку. — Мальчишка, похоже, действительно к тебе привязан. Где ты его подцепил? На краю дороги?
— Фарида вытащил из его истории тот же человек, который и мне этим удружил, — ответил Сажерук.
— Этот… Волшебный Язык? — Орфей произнес это прозвище с такой иронией, будто не верил, что кто-то может его заслуживать.
— Да. Так его зовут. А ты откуда знаешь? — Сажерук не мог скрыть удивления.
Адский пес обнюхивал босые ноги Фарида. Орфей пожал плечами:
— Рано или поздно узнаешь о каждом, кто способен вдохнуть жизнь в буквы.
— В самом деле?
В голосе Сажерука слышалось недоверие, но от дальнейших вопросов он воздержался. Он неотрывно смотрел на листок, исписанный изящным почерком Орфея.
Сырная Голова не спускал глаз с Фарида.
— Из какой книги ты родом? — спросил он. — И почему ты хочешь вернуться не в свою собственную историю, а в его, где тебе совершенно нечего делать?
— Тебе-то что? — буркнул Фарид.
Сырная Голова нравился ему все меньше. Больно уж он любопытен и, безусловно, чересчур сообразителен.
Но Сажерук лишь тихо рассмеялся:
— Его собственная история? Нет, вот уж туда Фарид совсем не стремится. Мальчишка меняет истории, как змея — кожу.
Фариду показалось, что он сказал это чуть ли не с восхищением.
— Ах вот как?
Орфей снова смерил Фарида таким высокомерным взглядом, что мальчику больше всего хотелось пнуть его под толстые колени — но рядом с ним таращился голодными глазами адский пес.
— Ну ладно, — сказал Орфей, присаживаясь на каменную ограду. — Но я все же должен тебя предупредить. Вчитать тебя обратно мне ничего не стоит, но мальчишке совершенно нечего делать в этой истории. Я даже не могу назвать его по имени. Ты сам видел — речь там идет просто о мальчике, и я не могу гарантировать, что все получится. Но даже если получится, от него там, вероятно, будут одни неприятности. Он даже может навлечь на тебя несчастье!
О чем толкует этот чертов тип? Фарид посмотрел на Сажерука. «Пожалуйста! — думал он. — Ну пожалуйста! Не слушай его! Возьми меня с собой!»
Сажерук поймал его взгляд и улыбнулся.
— Несчастье? — По его тону слышно было, что это слово ему разъяснять не надо. — Чушь! Мальчик приносит мне счастье. Кроме того, он неплохо выучился глотать огонь. Я возьму его с собой. И еще вот это.
Прежде чем Орфей успел понять, о чем речь, Сажерук схватил книгу, которую Сырная Голова положил рядом с собой на ограду.
— Тебе ведь она больше не нужна, а я буду спать куда спокойнее, если книга будет у меня.
— Но… — Орфей подавленно посмотрел на него. — Я ведь тебе говорил, это моя любимая книга. Мне очень хочется оставить ее у себя.
— Мне тоже, — коротко возразил Сажерук и протянул книгу Фариду. — На! И держи крепче.
Фарид прижал книгу к груди и кивнул.
— Гвин, — сказал он. — Надо позвать Гвина.
Но когда он полез в карман за хлебной коркой, собираясь позвать куницу, Сажерук зажал ему рот рукой:
— Гвин останется здесь!
Скажи он, что хочет оставить здесь свою правую руку, Фарид удивился бы меньше.
— Ну что ты так вытаращился? Мы поймаем себе там другую куницу, не такую кусачую.
— Ну хоть в этом ты ведешь себя благоразумно, — сказал Орфей.
О чем он говорит?
Но Сажерук не ответил на вопросительный взгляд Фарида.
— А теперь начинай наконец читать, — резко бросил он Орфею. — Или мы собираемся торчать тут до рассвета?
Орфей с минуту смотрел на него, словно хотел сказать еще что-то. Потом откашлялся:
— Да. Да, ты прав. Десять лет в чужой истории — это много. Будем читать.
Слова наполнили ночь, как запах невидимых цветов.
Слова, скроенные точно по мерке, слова, взятые из книги, которую крепко держал Фарид, скрепленные бледными руками Орфея в новые фразы. Они рассказывали о другом мире, полном чудес и ужасов. И Фарид, заслушавшись, забыл о времени. Он не ощущал больше его течения. На свете был только голос Орфея, звучавший из совсем не подходящего к нему рта. И от звуков этого голоса все исчезло — разбитая дорога и бедные домишки вдоль нее, фонарь, ограда, на которой сидел Орфей, и даже луна между черных деревьев. И воздух вдруг наполнился незнакомым сладким ароматом.
«Он умеет, он правда умеет», — думал Фарид, а голос Орфея делал его слепым и глухим ко всему на свете, что не состоит из букв. Когда Сырная Голова вдруг замолчал, мальчик растерянно оглянулся, не сразу стряхивая с себя чары слов. Но почему дома и ржавый от дождя и ветра фонарь по-прежнему здесь? И Орфей был здесь со своим адским псом.
Не хватало только одного. Сажерука.
А Фарид по-прежнему стоял на той же пустынной дороге. Не в том мире.
2 ЦЫГАНСКОЕ ЗОЛОТО
— Нет! — Фарид слышал ужас в собственном голосе. — Нет! Что ты наделал? Где он?
Орфей не спеша поднялся с ограды, держа в руке проклятый листок, и улыбнулся:
— Дома. Где же еще?
— А я? Как же я? Читай дальше! Ну читай же!
Все исчезло за пеленой слез.
Он был один, совсем один, как раньше, пока не встретил Сажерука. Фарида стала бить дрожь, до того сильная, что он даже не заметил, как Орфей вытянул у него из рук книгу.
— И вот новое доказательство, — услышал мальчик его бормотание. — Я не зря ношу свое имя. Я — властелин любых слов, и написанных, и произнесенных. Никто не может со мной сравниться.
— Властелин? О чем ты говоришь! — Фарид кричал так, что даже адский пес пригнул голову. — Если ты хоть что-нибудь смыслишь в своем ремесле, почему я еще здесь? Читай все сначала, живо! А книгу мне отдай!
Он потянулся за ней, но Орфей увернулся с неожиданной ловкостью.
— Книгу? С чего бы я стал ее тебе отдавать? Ты ведь небось и читать-то не умеешь! Должен тебе кое в чем признаться. Если бы я хотел отправить тебя с ним, ты был бы уже там, но тебе нечего делать в его истории, поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял? А теперь мотай отсюда, пока я не натравил на тебя своего пса. Мальчишки вроде тебя бросали в него камни, когда он был щенком, и с тех пор он гоняет таких с большой охотой!
— Ах ты сукин сын! Лжец! Обманщик! — Голос Фарида сорвался.
Ведь он знал! Ведь он говорил Сажеруку! Сырная Голова был фальшивый насквозь, как цыганское золото. Что-то пушистое, круглоносое, с рожками между ушей протиснулось между его ногами. Куница. «Гвин, он ушел! — подумал Фарид. — Сажерук ушел. Мы его больше никогда не увидим!»
Адский пес пригнул неуклюжую голову и неуверенно шагнул к кунице, но Гвин оскалил острые, как иглы, зубы, и огромный пес удивленно убрал нос.
Его страх придал Фариду храбрости.
— Давай сюда, живо! — Он уперся Орфею в грудь тощим кулаком. — И книгу, и листок! Или я тебя сейчас на куски разрежу, честное слово!
Невольное рыдание сделало угрозу менее убедительной, чем хотелось мальчику.
Орфей погладил по голове своего пса и сунул книгу за пояс.
— Как мы испугались, а, Цербер?
Гвин прижался к ногам Фарида, тревожно поводя хвостом. Фарид думал, что это он из-за собаки, он продолжал так думать, когда куница метнулась на дорогу и исчезла среди деревьев на другой стороне. «Слепая, глухая тетеря! — часто повторял он себе потом. — У тебя ни глаз, ни ушей, Фарид».
Орфей улыбался как человек, знающий больше, чем его собеседник.
— Видишь ли, мой юный друг, — сказал он, — я и вправду до смерти испугался, когда Сажерук потребовал книгу обратно. К счастью, он отдал ее тебе, а то бы я ничего не смог для него сделать. Я и так с трудом уговорил своих заказчиков не убивать его, однако они вынуждены были пообещать мне его жизнь. Только при этом условии я согласился послужить приманкой… Приманкой для книги, потому что в ней все дело, если ты этого до сих пор не понял. Дело только в книге и больше ни в чем. Да, они пообещали мне, что волос не упадет с головы Сажерука, но вот о тебе, к сожалению, мы не договаривались.
Прежде чем до Фарида дошло, о чем толкует Сырная Голова, он почувствовал у горла нож — острый, как осока, и холодный, как туман в лесу.
— Какая встреча! — зарокотал ему в ухо незабываемый голос. — Последний раз я тебя, кажется, видел у Волшебного Языка? И все же ты, говорят, помог Сажеруку украсть у него книгу? До чего милый мальчик!
Нож врезался Фариду в кожу, и в лицо ему пахнуло мятным дыханием. Нож и листики мяты — ни с тем, ни с другим Баста не расставался. Он жевал листья, а потом выплевывал остатки тебе под ноги. Он был опасен, как бешеная собака, и не слишком умен. Но как он сюда попал? Как он их нашел?
— Ну, как тебе мой новый ножик? — прошипел он в ухо Фариду. — Я бы с удовольствием продемонстрировал его и нашему Огнеглоту, но Орфей питает к нему слабость. Ну и пусть, до Сажерука я еще доберусь. До него, до Волшебного Языка и его ведьмы-дочки. Они мне за все заплатят…
— За что? — выдохнул Фарид. — За то, что спасли тебя от Призрака?
Но Баста только плотнее прижал нож к его горлу.
— Спасли? Они принесли мне несчастье — одно несчастье!
— Убери ты свой нож, бога ради. — В голосе Орфея звучало отвращение. — Это просто мальчишка. Отпусти его. Книга у меня, как договорились, так что…
— Отпустить? — Баста рассмеялся, но смех застрял у него в горле.
Позади них в лесу раздалось фырканье, от которого адский пес прижал уши. Баста вздрогнул.
— Что за черт? Идиот проклятый! Что ты там еще выпустил из книги?
Фарида это не интересовало. Он только почувствовал, что Баста на мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно. Он с такой силой впился ему в руку зубами, что почувствовал на языке вкус крови.
Баста вскрикнул и выронил нож.
Фарид вырвался, толкнул его в грудь и бросился бежать. Он совсем забыл о придорожной ограде. Налетев на нее, мальчик упал так, что у него перехватило дух. С трудом поднимаясь, он заметил на асфальте бумагу, тот самый листок, что отправил Сажерука домой. Его, видимо, отнесло на дорогу ветром. Фарид проворно схватил листок. «Поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял?» — прозвучал в его мозгу насмешливый голос Орфея. Фарид прижал листок к груди и помчался дальше, через дорогу, к деревьям, темневшим по ту сторону. Где-то позади рычал и лаял адский пес, потом раздался вой. Орфей вскрикнул, от страха его голос звучал пронзительно и совсем некрасиво. Баста громко выругался, а потом снова послышалось фырканье — так фыркали большие кошки, водившиеся в старом мире Фарида.
«Не оборачиваться! — думал он. — Бегите, ну бегите же! — велел он своим ногам. — Пусть кошка сожрет адского пса, пусть она сожрет их всех, Басту и Сырную Голову заодно, а вы бегите!»
Опавшие листья между деревьями промокли от дождя и приглушали шаги, зато они были скользкими, и он не удержался на ногах и покатился вниз по крутому склону. Ему удалось зацепиться за дерево. Весь дрожа, Фарид отчаянно вцепился в ствол и стал вслушиваться в темноту. Что, если Баста слышит его тяжелое дыхание?
У него вдруг вырвался всхлип. Он прижал руки ко рту. Книга, книга осталась у Басты! Разве ему не поручено было держать ее крепче! И как же он теперь отыщет Сажерука? Фарид разгладил исписанный листок, который все еще прижимал к груди. Промокший, грязный клочок бумаги — его единственная надежда.
— Эй, ты, ублюдок кусачий! — раздался в ночной тишине голос Басты. — Беги-беги, я до тебя еще доберусь, слышишь? До тебя, до Огнеглота, до Волшебного Языка и его сильно умной дочки и до старика, который написал эту треклятую муть. Я убью вас всех! Одного за другим! Так же, как я сейчас убил зверя, вышедшего из книги!
Фарид затаил дыхание.
«Дальше! — думал он. — Беги дальше! Баста тебя не видит».
Дрожа, он нащупал соседнее дерево и оперся о его ствол, благодаря ветер за то, что тот обрывает листву у него над головой и заглушает своим воем его шаги. «Сколько раз тебе говорить? В этом мире нет духов. Это одно из немногих его преимуществ». Он слышал голос Сажерука, словно жонглер шел рядом. Фарид снова и снова повторял эти слова, а слезы застилали ему лицо и колючки впивались в ноги. «Нет духов, нет духов!»
Ветка так сильно хлестнула его по лицу, что он чуть не вскрикнул. Есть ли за ним погоня? В ушах свистел ветер, заглушая другие звуки. Снова поскользнувшись, Фарид кубарем покатился вниз по склону. Крапива обжигала ему ноги, репейник вцеплялся в волосы. И вдруг что-то теплое и пушистое прыгнуло на него и уткнулось носом ему в лицо.
— Гвин?
Фарид ощупал маленькую головку. Да, вот они, рожки. Он прижался щекой к мягкому куньему меху.
— Баста вернулся, Гвин! — прошептал он. — И книга у него! Что, если Орфей теперь вчитает его туда? Рано или поздно он туда вернется, правда, как ты думаешь? Как нам теперь предостеречь от него Сажерука?
Еще дважды Фарид выбредал на дорогу, серпантином спускавшуюся по склону, но так и не решился идти по ней, предпочитая пробиваться сквозь колючий подлесок. Он так запыхался, что каждый вздох причинял ему боль, и все же шел вперед не останавливаясь. И лишь когда сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, Фарид понял, что ушел от своих преследователей.
«Ну а дальше что? — думал он, лежа в сухой траве и тяжело дыша. — Что дальше?»
И вдруг ему вспомнился другой голос, голос, приведший его в этот мир. Волшебный Язык. Конечно. Только он может теперь ему помочь, он или его дочь, Мегги. Они теперь живут у Книгожорки, Фарид был там однажды с Сажеруком. Путь неблизкий, особенно для израненных ног. Но он должен добраться туда раньше Басты…
3 ВОЗВРАЩЕНИЕ САЖЕРУКА
На мгновение Сажеруку показалось, что он никогда и не покидал эти края, — как будто ему просто приснился дурной сон, оставив неприятный вкус на языке, легкую тень на сердце и больше ничего… Вдруг все вернулось: знакомые звуки и запахи, которых он никогда не забывал, стволы деревьев в пятнах утреннего света, тень листьев на его лице. Листья уже окрасились желтым и красным, как и в том, другом мире, здесь тоже близилась осень, но воздух был еще совсем теплым. Он пах переспелыми ягодами, увядающими цветами — их было тысячи, их аромат кружил голову: бледные, как воск, соцветия, мерцающие в сумраке леса, голубые звездочки на тоненьких стебельках, такие нежные, что Сажерук ступал осторожнее, чтобы не растоптать их. Дубы, платаны, магнолии вокруг — как они устремлялись в небо! Он почти забыл, какими большими могут быть деревья, как толсты и высоки их стволы, как развесисты кроны, в тени которых могла бы укрыться целая кавалькада. Леса в том, другом мире были совсем молодыми. Он всегда чувствовал себя в них старым, ужасно старым, покрытым годами, словно ржавчиной. А здесь он снова был молод, лишь чуточку старше, чем грибы между корнями, лишь чуть выше, чем чертополох и крапива.